Эмигрантское творчество И. Бунина

Живя в эмиграции, Бунин жестоко страдал от разлуки с Россией, мрачно убеждал всех и себя самого в ее конце, писал в первые годы раскаленным пером полустатьи, полупамфлеты, полурассказы. Однако почерневшая от горя душа его не переставала украдкой возвращаться в родные места.

Среди тем намечалась одна — главная. Бунин искал человека всеобъемлющего, целого — уже готовилась “Жизнь Арсеньева” — этот монолог о России, о ее неповторимой природе, взращенной в ее недрах культуре, о ее национальной душе. Автобиографическая основа “Жизни Арсеньева” несомненна. Но перед нами, собственно, не воспоминания, а произведение, в котором давние события и факты преобразованы, переосмыслены. Первые детские впечатления и впечатления отрочества, жизнь в усадьбе и учение в гимназии, картины русской природы и быт нищающего дворянства служат лишь канвой для философской и этической концепции Бунина.

В 1933 году “за строгий артистический талант, с которым он воссоздал в литературной прозе типично русский характер” Бунину была присуждена самая престижная премия — Нобелевская премия в области литературы.

За рубежом, в эмиграции, Бунин остается верен себе, своему таланту. Он изображает красоту мира, русской природы, размышляет о тайне жизни. Но в его стихах до самой смерти звучит боль и тоска по родине и невосполнимость этой утраты...

Бунин был превосходным переводчиком. Он переводил Байрона (“Каин”, “Манфред”), Мицкевича (“Крымские сонеты”).

Бунин-эмигрант не принял новое государство, но сегодня мы вернули как национальное достояние все лучшее, что было создано писателем. Певец русской природы, мастер интимной лирики, Бунин продолжает классические традиции, учит любить и ценить родное слово.

29. "Неореализм" 1910-х годов и рання проза Е. Замятина ("Уездное", "На куличках", "Алатырь").

Неореализм как литературное явление возник в сложной атмосфере формирования и развития новых художественных течений начала XX в. В истории русской литературы 1900-10-х годов он представляет собой интересное и сложное явление, отразившее напряженные идейно-философские и художественные поиски этого времени. Неореализм утверждался как художественное явление, способное к постижению и воспроизведению действительности, являюшееся новым этапом в развитии реализма. Эта линия развития реализма особенно выразительно представлена в творчестве писателей, пришедших в литературу в конце 1890-х-начале 1900-х годов - Б. Зайцева, И. Шмелева, Н. Сергеева-Ценского, Е.Н. Замятина, А.Н. Толстого.

Засилье мещанско-анархической стихии, российской “азиатчины”, губительной для живой жизни в стране, и становится одной из главных тем писателя.

Она ярко предстала уже в замятинском первенце, известной повести “Уездное”. Тут и давно знакомое, и новое. Разве не узнаем мы сразу эту русскую глухомань с ее “домовитым,., богомольным, степенным” народом, которому “с полной утробой сладко спится после обеда”, у которого “калитки на засовах железных”, который живет “вроде как во граде Китеже на дне озера... ничегошеньки у нас не слыхать, над головой вода мутная да сонная”? В повести Замятина есть и другое: приходят иные времена и кончается старинное житье. Исторический поток медленно просачивается и сюда. Но совладать ли ему с обитателями темных царств?

Поначалу кажется, что “герой” повести, звероподобный Ба-рыба, тупоумный невежда, угождающий лишь утробным своим инстинктам,— всего-навсего бытовое чудище из российского захолустья, но не слишком страшное. Но когда он пошел в рост, стал служить властям по части судебных лжесвидетельств (в том числе и политических), готовый к новым расправам, надел урядницкий китель, тогда повеяло жутковатым и зловещим от этой дремучей силы. Какую-то пугающую, уродливую монументальность приобрела она: “Будто и не человек шел, а старая воскресшая курганная баба, нелепая русская каменная баба”. Древняя каменная баба, воскресшая в уряднике! Этой многозначительной метафорой завершается “Уездное”. Она намекает на масштабы обобщения, заключенного и в главном образе, и во всем небольшом произведении. Здесь сходятся глубокое прошлое и настоящее. В слепой стихийной жестокости карателя революции, кем, наверное, станет Барыба (“Й-я им... У нас теперь смеяться с-строго не д-дозволяется...”), угадываются и дурные черты национального наследия.

Замятину была дана в избытке беспощадная зоркость художественного глаза по отношению к настоящему. Так написаны и другие его вещи о русской провинции. Среди них маленькая повесть “Алатырь” — превосходное сочинение, привлекающее отточенной цельностью художественной манеры. От начала и до конца оно выдержано в фарсовом ключе. Но по существу это трагифарс.

30. Русский символизм. Старшие символисты: философская основа, художественный метод. Основные имена.

Русский символизм поначалу имел в основном те же предпосылки, что и символизм западный: «кризис позитивного мировоззрения и морали» (в России — в контексте кризиса народнической культурной традиции). Главным принципом ранних русских символистов становится панэстетизм; эстетизация жизни и стремление к различным формам замещения эстетикой логики и морали. «Красота спасёт мир» — получает новое освещение. Русский символизм, активно впитывая модернистскую литературу запада, стремится поглотить и включить в круг своих тем и интересов все явления мировой культуры, которые, по представлению русских символистов, отвечают принципам «чистого», свободного искусства.

Старшие русские символисты (1890-е годы) поначалу встречали у критики и читающей публики в основном неприятие и насмешки. Как наиболее убедительное и оригинальное явление, русский символизм заявил о себе в начале двадцатого века, с приходом нового поколения, с их интересом к народности и русской песне, с их более чутким и органичным обращением к русским литературным традициям.

Мережковский и его супруга, Зинаида Гиппиус, находились у истоков символизма в Петербурге, Валерий Брюсов — в Москве. Но наиболее радикальным и ярким представителем раннего питерского символизма стал Александр Добролюбов, «декадентским образом жизни» в студенческие годы послуживший созданию одной из важнейших биографических легенд Серебряного века.

Самостоятельно от всех модернистских группировок — особняком, но таким, что нельзя не заметить, — создавал свой особый поэтический мир и новаторскую прозу Фёдор Сологуб (Фёдор Кузьмич Тетерников). Роман «Тяжёлые сны» писался Сологубом еще 1880-е годы, первые стихи помечены 1878 годом.

Но, возможно, самыми читаемыми, самыми звучными и музыкальными стихами на раннем этапе русского символизма стали произведения Константина Бальмонта. Уже в конце девятнадцатого века К. Бальмонт наиболее отчетливо заявляет о свойственном символистам «поиске соответствий» между звуком, смыслом и цветом. Для Бальмонта, как например, для Верлена, этот поиск заключается в первую очередь в создании звуко-смысловой ткани текста — музыка, рождающая смысл.