Первичный крик 259

носящейся к переживаемому моменту. При всех моих наме-

рениях и целях я реально переживал тот миг. Я был реален в

нем. Правда, потребовался строгий окрик: «Отлично, Гэри»,

чтобы вернуть меня в другую реальность. Я отчетливо ощутил

эту Другую реальность, когда принялся бороться за жизнь, лежа

на кушетке. Причем были признаки, которые говорили мне,

что я лежу на кушетке Янова. Здесь я немного отвлекся, пото-

му что нахожусь в смятении оттого, что мне пришлось сегод-

ня пережить. Если верно, что разум может вспомнить свое су-

ществование до появления сознания, то мы действительно

наткнулись на нечто реальное.

Как бы то ни было, я принялся лихорадочно цепляться за

жизнь. Я помню, что протянул руки к потолку. Я издавал та-

кие же вопли, какие издает новорожденный ребенок: уаааа„.

мааааа... гаааааа-хаааааа... Да, я орал что-то в этом роде, кри-

чал Янову, что задыхаюсь; эти слова я хотел сказать врачам, что-

бы они поняли, что я жив, но эти слова было страшно трудно

артикулировать, так как губы не слушались меня. Но, в конце

концов, я родился! Я начал дышать. О, я даже вспомнил, как

меня держали за ноги вниз головой. На меня снизошел покой,

и я рассмеялся. «Я сделал это... я сделал это... я жив». Я стара-

тельно, изо всех сил дышал, все улеглось, я пришел в спокой-

ное, безмятежное состояние. Потом я попытался соединить все

куски и фрагменты. Я отчетливо увидел, что я и желанное и

нежеланное дитя, что я для моей матери одновременно и сын и

папа. Потом мне стали являться картины — как я рос вместе с

ней. Должен сказать, что эти картины — мои изображения,

как я вспоминаю, печатая эти строки, на самом деле фотогра-

фии — мои и матери, и эти фотографии до сих пор хранятся у

нее. То, как я «рос», представлялось мне уникально. Прежде,

находясь в бодрствующей коме, я рос вертикально; теперь же я

рос горизонтально — сначала я лежал в коконе, потом в колы-

бельке, потом в маленькой кроватке, а потом в огромной кро-

вати поистине голливудских размеров. Поразительно! В одной

из сцен я видел, как мать играла с моим членом, словно с иг-

рушкой. Я закричал, спрашивая ее, не считает ли она меня иг-

рушкой? Но потом я понял, как она относилась ко мне, что она

обо мне думала.