Интервью В. С. Брачева об академическом деле

– Виктор Степанович, ваша книга, вышедшая несколько лет назад, как оказалось, ни в коей мере не утратила своей злободневности. Расскажите об истории её создания.

– Я занимаюсь историей репрессий против историков уже давно – больше двадцати лет. От­правной точкой исследований явилась работа над биографией замечательного отечественного ис­торика, академика Сергея Фёдоровича Платоно­ва. Как известно, 12 января 1930 года Платонов был арестован и более полутора лет находился в тюремном заключении, а затем его сослали на пять лет в Самару. За что? Почему? Дело это по тем временам было довольно тёмное, поскольку в открытых исторических и литературных источ­никах сведений по нему практически не было. Я обратился в архив КГБ, но там сказали, что инте­ресующие меня материалы в настоящее время не­доступны, и предложили воспользоваться газет­ными публикациями и архивом Академии наук. В архиве я действительно нашёл целый ряд свидетельств, которые помогли пролить свет на интересующие меня события. Прояснились при­чины, по которым были арестованы академик Платонов и другие историки.

– Что же тогда произошло? Дьявол, как извес­тно, прячется в деталях.

– Происшедшее было напрямую связано с той борьбой, которая происходила в 20-е годы между старой дореволюционной исторической наукой и новым марксистским направлением. Когда большевики только пришли к власти, своих марксистских кадров у них не было. По­этому они были вынуждены мириться со старой профессурой, среди которой были и кадеты, и монархисты. Но была поставлена ясная задача: в кратчайшие сроки марксистские кадры подго­товить. С этой целью были созданы специальные учреждения, в том числе Институт красной профес­суры, Коммунистическая академия и Российская ассоциация научно-исследовательских институ­тов (РАНИОН). Выращивать новые кадры было доверено наиболее известному в то время исто­рику-марксисту Михаилу Покровскому.

– Об этой ситуации и фигуре самого Покровско­го «Литературная газета» рассказала в материале «Опрокинутая история» (№ 50,2010). Итак, исто­рики-марксисты были взращены...

– И вызрела уверенность, что можно уже обойтись и без старой, «реакционной» профес­суры, которая не укладывалась в рамки новых, «прогрессивных» представлений о российской истории. Собственно, тут и ключ к делу Пла­тонова! Но надо отметить, руководство страны приняло решение начать реорганизацию Академии наук не с насильственного устранения «реакционных» академиков, а путем их постепенного растворения в массе новыхчленов, лояльных по отношению к советской власти.

Согласно уставу Академии наук 1927 года об­щее число академиков было определено в 70 че­ловек. В результате переговоров с руководством академии в 1928 году число академических мест было увеличено до 80... Причём академия в от­вет на это должна была обеспечить избрание согласованных кандидатур, в том числе и семи учёных-коммунистов: Н. Бухарина, И. Губки­на, Г. Кржижановского, Н. Лукина, Д. Рязанова, М. Покровского, В. Фриче. В начале 1928 года Политбюро учредило Спе­циальную комиссию по проведению выборов в Академию наук. В Ленинграде вопрос о выборах в академию был рассмотрен на заседании секре­тариата обкома ВКП(б), где была одобрена спе­циальная директива «О проведении кампании по выборам в члены АН СССР». Давление, которое оказывалось на академи­ков, наиболее ярко могут охарактеризовать вы­сказывания в газете «Известия». Автор одной из статей, напомнив читателям о «Шахтинском де­ле» 1928 года, которое «показало, что среди ин­теллигенции сохранилось ещё активное контр­революционное крыло, ставящее себе задачей реставрацию капитализма в нашей стране», со­вершенно определённо заявил, что «своими вы­борами новых академиков Академия наук по­кажет, насколько она общественно выросла за истёкшее десятилетие. От того, как выдержит она этот политический экзамен, будет в будущем за­висеть её удельный вес в общей советской сис­теме». Вот такая была обстановка. Кампания по дискредитации беспартийных кандидатов и за­пугиванию членов академии с каждым днём на­бирала и набирала обороты...

– Как вели себя в той атмосфере академики?

– Очевидный политический характер предсто­ящих выборов их очень встревожил. Тот же знаме­нитый биолог Иван Павлов и ещё многие считали выбор академиков-коммунистов несовместимым с достоинством Академии наук. Но были и такие, кто считал, что надо смириться с давлением влас­ти – ведь плетью обуха не перешибёшь. В итоге на общем собрании академии 12 января 1929 года трое из десяти учё­ных-коммунистов не набрали необхо­димого числа голосов и в академию не прошли. Разразился жуткий скандал. Предвидя последствия такого голо­сования и чтобы «спасти академию», «соглашатели» поспешили исправить «ошибку». Президиум АН СССР при­нял беспрецедентное решение: вви­ду «неувязки» голосования в Общем собрании по трём забаллотированным кандидатурам с результатами голосо­вания в отделении 12 декабря 1928 года просить Совнарком в нарушение уста­ва академии 1927 года баллотировать их вновь на Общем собрании нового состава академии.

13 февраля 1929 года «справедли­вость» была восстановлена. Но в ста­тье члена Коммунистической академии публициста Ю. Ларина, опубликован­ной в газете «Правда», инцидент с не­избранием в академики троих учёных-коммунистов уже был квалифицирован как «политическая демонстрация против рабочего класса». Назревала гроза с са­мыми тяжкими последствиями.

– Для любого дела нужен какой-то конкретный повод...

– Повод легко нашёлся. В академию прибыла Комиссия по проверке аппа­рата учреждений АН СССР во главе с членом коллегии Наркомата рабоче-крестьянской инспекции, членом Пре­зидиума Центральной комиссии ЦИК Ю. Фигатнером. По сути, для так назы­ваемой чистки. Проводилась проверка публично на Общем собрании сотрудников учреждения. Глав­ное внимание уделялось анкетным данным проверяемого: социальное происхождение, принадлежность к буржуазным партиям и прочее. «Чистка» академии сопровождалась хорошо скоординированной кампанией в прессе. Погром русской на­циональной исторической науки начался. Появилось дело о «неправильном» хранении в Академии наук документов актуального полити­ческого значения. Начались аресты. Дошло дело и до академика Платонова, которого погромщи­ки считали наиболее опасной фигурой, так как он действительно играл роль лидера академической и – шире – всей так называемой беспартийной исторической науки. Руководил операцией че­кист Л. Мосевич. Так совершенно неожиданно для многих 70-летний учёный, чьё имя было известно каждо­му образованному человеку, в январе 1931 года оказался за решёткой в печально известных ленинградских «Крестах», где уже находились арес­тованные ранее его друзья и ученики: А. Заозерский, А. Андреев, С. Рождественский. Вскоре туда же были доставлены профессор Б. Романов, В. Дружинин, П. Васенко, М. Присёлков, Акаде­мики Е. Тарле, Н. Лихачёв и ряд других учёных, близких к Платонову...

Следователи Ленинградского ОГПУ спешно «разработали» версию о создании под руководст­вом Платонова из сотрудников академических учреждений контрреволюционной организации «Всенародный союз борьбы за возрождение сво­бодной России»... Это уже было очень серьёзно по тем временам. Готовился судебный процесс. По классической русской историографии нанес­ли сокрушительный удар.

– А что идеологические противники академи­ков?

– Покровский и его друзья торжествовали победу. Апофеозом этого торжества стали про­ведённые в конце 30-го года дискуссии, посвя­щённые «разгрому буржуазной исторической науки в СССР». В Москве одним из первых с до­кладом «Великорусская буржуазная историогра­фия последнего десятилетия» выступил С. Пионтковский, сексот и доносчик, погубивший в 30-х годах немало учёных и сам расстрелянный в конце концов. Характернейшей чертой русской дореволю­ционной историографии, утверждал Пионтковский, был национализм. Главным же национа­листом в дореволюционной историографии им был объявлен великий историк Ключевский. «Шовинизм Ключевского, его глубокий вели­корусский национализм, – заявил здесь Пионтковский, – являются характерной чертой, ко­торую сохранила... буржуазная историография. Великодержавность и национал-шовинизм свойственны всем буржуазным историкам России. В своих исторических работах эти историки по своей мето­дологии, по своим концеп­циям, по своей фразеологии стоят на позициях, котррые свойственны зоологическому нацио­нализму московских лабазников».

В Ленинграде с докладами, посвящённые «вредительству» на историческом фронте, выступили директор Института истории Комакадемии Г. Зайдель на тему «Тарле как историк» доцент Ленинградского историко-лингвистического института М. Цвибак. Зайдель громил «Тарле как историка», а Цвибак – «Платонова и его школу». Цвибак «отыскал» в работах Платонова «антисемитский душок» и пришёл к неутешительному выводу, что вся русская дореволюционная официальная университетская историческая наука «была лейб-гвардией Романовых... Поскреби Лаппо-Данилевского – получите Пуришкевича». Целью этих «дискуссий» было идеологичесю обеспечение готовящегося процесса над арест ванными историками.

Удалив из науки при помощи ОГПУ «буржуазных» учёных, победители заняли освободившиеся в результате арестов кафедры и посты. Зайдель получил не только кафедру новой истории, но и стал первым деканом организованного в 1934 году исторического факультета ЛГУ, в Москве же эти должности достались коллеге и единомышленнику Цвибака.

Арест Платонова и его коллег их противни­ки рассматривали как победу «на историческом фронте».

10 февраля 1931 года по приговору «тройки» ОГПУ была решена судьба первой, самой круп­ной партии арестованных – 84 человека, 29 че­ловек были приговорены к расстрелу, остальные 53 подлежали отправке в исправительно-трудо­вые лагеря сроком от трёх до десяти лет, двое – к трёхлетней ссылке. Однако расстреляно было не 29 человек, а шестеро...

– Великодержавность, антисемитизм, черно­сотенство... Эти жупелы, которыми орудовали ОГПУ и твердокаменные марксисты, и сегодня в ходу. Только ими орудуют твердокаменные либералы...

– Увы... Доказательство – то, что произош­ло уже в наше время с деканом исторического факультета Санкт-Петербургского университе­та И. Фрояновым, а чуть позже – с известны­ми российскими историками О. Платоновым и М. Назаровым. Инициаторами травли Фроянова, закон­чившейся уходом учёного сначала с должнос­ти декана истфака (2001 год), а затем и с долж­ности заведующего кафедрой (2003 год), были представители так называемой прогрессивной общественности Москвы и Петербурга, тут же поддержанные рядом петербургских истори­ков либерального толка. Что касается власти, то она в этой ситуации вела себя вяло, равно­душно взирая на травлю замечательного учёно­го-историка. Тщательно спланированная кампания в СМИ, дикие обвинения, выдвинутые против него (ан­тисемитизм, великодержавный шовинизм, ксе­нофобия и национал-большевизм), – всё это по своему размаху не уступало организованным пропагандистским кампаниям против Платоно­ва, Тарле и связанного с ними круга старой про­фессуры. Да и характер обвинений – и это самое характерное – не претерпел с тех пор серьёзных изменений.

Статья 29 Конституции РФ гарантирует каждому гражданину России свободу мысли и слова. И тем более никому не дано права отно­сить русских историков к числу «идеологов не­онацизма». Но «борцы за свободу личности» к оным беззастенчиво относят всех, кто придер­живается взглядов, отличающихся от их собс­твенных. Можно с уверенностью утверждать, что пог­ромы российской исторической науки, которые периодически проводятся определёнными сила­ми в нашей стране, имеют совсем иные цели, чем защита от антисемитизма или «русского нацио­нализма». Вот что сказал об этом сам Фроянов: «Война шла не против меня лично, а против русской ис­тории. И совершенно понятно, чем им всем не угодила наша классическая историческая наука. Она им просто как кость в горле, потому что исто­рическая наука формирует национальное само­сознание. Известно, что знание истории делает человека гражданином. Сторонники глобализации в респектабель­ных научных изданиях, уже не скрываясь, пишут о том, что «идёт процесс исторической десубъективизации России», или, переводя на русский язык, – процесс исчезновения России! Вот на ка­ком рубеже уже идёт процесс противостояния в исторической науке. Так судите сами – можем ли мы отступить?»

– Чем же не устраивает этих людей история России?

– Тем, что она не вписывается ни в марксистскую, ни в нынешние ли­беральные схемы. Русская история формирует патриотическое сознание. Та же дореволюционная историогра­фия была глубоко патриотична. И неслучайно во время тяжких ис­пытаний идеологическая шелуха осы­пается и во главу угла становится пат­риотизм. Так было накануне и во время Ве­ликой Отечественной войны. Тогда и «вспомнили» о Суворове, о Кутузове, об Александре Невском... Даже «золо­тые погоны» вернули.

Кстати, тогда же осуждённых по «ака­демическому делу» историков вернули из мест заключения и ссылки, им разреши­ли вернуться к преподавательской деятель­ности. Русский патриотизм был возвращён, правда, уже в «советской упаковке». А вот школу их гонителя Покровского разгроми­ли. Об этом его нынешним последователям не стоило бы забывать. И в наше время, даже после 25-летней «промывки мозгов», народ не желает считать свою историю только чередой злодейств и бес­смысленных кровопролитий. Наша история – это последнее, за что будет до конца держать­ся народ. Он на генетическом уровне понимает, что без нашего героического прошлого будущее немыслимо.

– Ваше отношение к нынешним учебникам истории?

– Их издано великое множество, причём ис­пользование их не регламентировано. Учебное пособие Вдовина – Барсенкова «История России XXвека» – всего лишь ещё одно из многих учеб­ных пособий. Но те, кто стоит на страже тотали­тарной либеральной идеологии, сразу же учуяли в этом пособии посягательство на своё нынеш­нее всевластие. А методы борьбы с инакомысли­ем нисколько не изменились. При обсуждении учебного пособия в Обще­ственной палате в адрес авторов учебника про­звучали до боли знакомые обвинения. Всё шло по известной схеме: обращение к высшим инстан­циям и выяснение, как же такое допустили... Беспокоит маниакальное желание подчинить историю политике. Последствия могут быть очень и очень тяжёлыми. Молодёжь, которая воспиты­вается в современных школах, от патриотизма да­лека. Можно сказать, что наша школа патриотов не растит. Дети растут и воспитываются в без­духовной атмосфере. Дальнейшее развращение идеологией индивидуализма может привести к тому, что никто не захочет защищать Родину. Модель, которая выбрана для России, по сути своей либеральная. Вряд ли власть задумывается о последствиях. И всё-таки в душе каждого чело­века идёт работа. А работа всегда приносит пло-. ды, по которым можно безошибочно отличить созидателей от разрушителей.

Виктор Брачев, автор книги «Травля русских историков», д.и.н., СпбГУ