Эпилог. Вечный кладезь мудрости

Но учение Пифагора не погибло в кротонском пожаре. Подобранные горсткой оставшихся в живых учеников зерна этого учения не только были сохранены, но и дали обильные всходы. Благодарная память единомышленников сохранила для человечества имя Пифагора — выдающегося математического гения, творца акустики, основоположника теории музыки, «Коперника древней астрономии», основателя религиозного братства — прообраза средневековых монашеских орденов, богослова и реформатора, человека высокой нравственности, личности богатой, противоречивой и загадочной, стоящей на рубеже пробуждающейся науки и пышно цветущей мифологии.

И чем дальше неумолимое время уносит нас от времени Пифагора, тем острее видится поразительная прозорливость эллинского мудреца, объявившего два с половиной тысячелетия назад, что «Все есть число». Если снять с этого тезиса мистическую патину, то нам откроется гениальное пророчество, определившее весь последующий путь развития науки. Тогда древний пифагорейский тезис примет современное звучание: математика есть ключ к познанию всех тайн природы.

Именно так определяет роль Пифагора в истории естествознания современный американский математик и историк науки М. Клайн: «Но то ли по счастливому стечению обстоятельств, то ли благодаря гениальной интуиции пифагорейцам удалось сформулировать два тезиса, общезначимость которых подтвердило все последующее развитие науки: во-первых, что основополагающие принципы, на которых зиждется мироздание, можно выразить на языке математики; во-вторых, что объединяющим началом всех вещей служат числовые отношения, которые выражают гармонию и порядок природы».

Ну а как же быть с пифагорейской числовой мистикой, которая и породила бесконечные насмешки над пифагорейцами, начатые еще Аристотелем? Здесь мы советуем прислушаться к мнению выдающегося современного знатока античности, «самого крупного русского гуманиста и философа настоящего времени» А. Ф. Лосева, который отмечал, что человек XX в. «настолько далек от древнего пифагорейства, что даже не испытывает потребности его критиковать, а должен рассмотреть его со всеми объективно-историческими причинами, делающими его существование понятным». Мистика чисел была у пифагорейцев следствием эмбрионального состояния науки, философии, да и всего мышления того времени, которое только начинало проклевывать скорлупу мифологии. Но за этой по-детски наивной сказочной формой нельзя не видеть гениально угаданного содержания, значение которого все яснее проступает по мере развития научного знания.

Впрочем, о значении пифагорейского учения уместнее будет поговорить во второй части книги, где будет рассмотрено и само это учение. А сейчас обратимся еще раз к личности Пифагора.

Что говорили о Пифагоре его современники? Увы, сохранилось, пожалуй, лишь два таких свидетельства — Ксенофанта и Гераклита (ок. 540 до н. э. —?). С ироничным стихотворением Ксенофанта мы познакомились на с. 98. Но оказывается, Гераклит был еще более недоброжелателен к своему старшему современнику. В уцелевшем фрагменте Гераклита мы читаем: «Пифагор, сын Мнесарха, предавался исследованию больше всех прочих людей и мудрость свою состряпал из многознайства и обмана». И это отзыв о человеке, которому поклонялись толпы учеников и которого потомки считали за полубога?!

Нам кажется, в отзыве Гераклита нашли отражение не только личные качества самого творца диалектики, который среди своих любвеобильных соотечественников слыл высокомерным нелюдимом и который с одобрением писал лишь об одном человеке — своем друге Гермодоре, зато всем остальным, включая и великого Гомера, отпустил щедрую порцию насмешек. В отзывах Ксенофанта и Гераклита заключена истина более глубокая, чем личные амбиции обоих авторов, истина, которая не раз еще подтверждалась историей человечества: нет пророка в отечестве своем.

Нужно было время, чтобы Пифагор был понят не только своими учениками, но и своими соотечественниками. Но как быстро это время пришло! Фактически сам Гераклит, которого отделяло от Пифагора два моря — Ионийское и Эгейское, свидетельствует нам о том, что слава Пифагора еще при жизни перелетала через моря. Однако понят он был чуть позже.

Уже в V в. до н. э. мы находим восторженные отзывы о Пифагоре у людей, которые, возможно, общались с теми, кто видел Пифагора живым. Это и древнегреческий философ, врач и политический деятель Эмпедокл (ок. 490 — ок. 430 до н. э.) писавший о Пифагоре: «Был среди них муж редких знаний, достигший величайшего богатства ума и весьма искусный во всех видах мудрых дел...» Это и отец истории Геродот, живший в 40-х гг. V в. до н. э. совсем рядом с Кротоном, когда изустная память о Пифагоре здесь еще жила, и назвавший Пифагора «великим эллинским мудрецом». Это и отец атома Демокрит, живший совсем в другом регионе, на самом севере Эгейского моря, в Абдерах, и написавший о Пифагоре восторженное сочинение (см. с. 92).

Рис. 34. Абдерская монета с. изображением Пифагора — первый подписанный портрет на греческих монетах. 430 — 420 гг. до н. э.

Как полагает большинство историков, именно благодаря Демокриту в Абдерах в 430 — 420-х гг. до н. э. (т. е. менее чем через 100 лет после смерти Пифагора) произошло невиданное событие: в Абдерах были выпущены монеты с изображением Пифагора и подписью ΠΥΘΑΓΟΡΗΣ (рис. 34). Абдерские монеты — это не только первый в истории чеканный портрет философа вообще (изображения выдающихся философов на монетах появятся значительно позже, и только в родных городах), но это и первое на греческих монетах подписанное изображение человека. И таким человеком оказался не царь, не тиран, не полководец, а мудрец! Что касается Пифагора-математика, то он, видимо, навсегда останется первым и последним математиком в истории человечества, чей профиль удостоился столь высокой чести!

Рис. 35. Самосская монета с изображением Пифагора. II — III вв. Прорисовка. Конечно, это не портрет Пифагора, а обобщенный образ ученого.

Но для ученого важнее не внешние атрибуты славы, а признание и дальнейшая жизнь его идей (рис. 35). И здесь Пифагору также светила счастливая звезда. Идеями Пифагора пронизано творчество Платона — величайшего философа в истории человечества. Античные неоплатоники III — VI вв.: Плотин, Порфирий, Ямвлих, Прокл, первая женщина философ и математик Гипатия, растерзанная толпой фанатиков-христиан, — все они были страстными приверженцами Пифагора. Неоплатонизм, уходящий корнями в древнее пифагорейство, стал мощным философским течением, идущим из античности в современность. Идеи неоплатоников питали Аврелия Августина (354 — 430) и Иоанна Скота Эриугену (810 — 877), Николая Кузанского (1401 —1464) и Джероламо Кардано (1501 — 1576), Томмазо Кампанеллу (1568 — 1639) и Джордано Бруно (1548 — 1600), Фридриха Шеллинга (1775 — 1854) и Георга Гегеля (1770 — 1831), Владимира Соловьева (1853 — 1900) и Сергея Булгакова (1871 — 1944), Павла Флоренского (1882 — 1937?) и Алексея Лосева (1893 — 1988).

Не менее плодотворными оказались идеи Пифагора и для естествознания. Открытие Пифагором закона целочисленных музыкальных отношений, названного немецким физиком и математиком Арнольдом Зоммерфельдом (1868 — 1951) первым законом математической физики, явилось одновременно и открытием эвристического (от архимедовой «Эврики» ευρίσκω — находить) свойства математики. Это могучее свойство математики, позволяющее делать физические открытия «на кончике пера», со времен Пифагора повергает в священный трепет естествоиспытателей. «Чудесная загадка соответствия математического языка законам физики является удивительным даром, который мы не в состоянии понять и которого мы, возможно, недостойны» — так писал об этом свойстве математики, открытом Пифагором, современный американский физик лауреат Нобелевской премии Юджин Вигнер.

Пифагору принадлежит и бессмертная идея о всеобщей гармонии, лежащей в основе мироздания. Заложенная Пифагором вера в красоту и гармонию природы, в мудрую простоту и целесообразность ее законов, построенных на единых математических принципах, окрыляла творчество титанов современного естествознания от Иоганна Кеплера (1571 — 1630) до Альберта Эйнштейна (1879 — 1955). Это и есть путеводная звезда современного естествознания, тот вечный кладезь мудрости, который открыл человечеству Пифагор.