славянский культурно-исторический тип

Важнейшее место в теоретических, построениях Данилевского занимает проблема будущего России. К каким же выводам приводит его концепция культурно-исторического процесса?

Прежде всего, Данилевский утверждает, что если Европа есть мир романо-германской цивилизации, которая представляет собою только одну из целого ряда других цивилизаций, то Россия не входит в этот мир. Она не развивается в лоне германо-романской культуры, у нее. своя история и своя культура. Поэтому Россия не является европейской страной. Она является представителем иного мира — мира славянского.

Славянство есть термин одного порядка с эллинизмом или европеизмом. Оно составляет особый культурно-исторический тип, по отношению к которому Россия, Чехия, Сербия, Болгария должны иметь тот же смысл, какой имеют Германия, Франция, Англия, Испания по отношению к Европе или Афины, Спарта, Фивы по отношению к Греции. Это еще один — одиннадцатый —

центры — города Пальмиру и Петру. Многие общества, не выдержав напряжения борьбы со средой, задержались в своем развитии и застыли на примитивном уровне (например, эскимосское, полинезийское). Рост цивилизации в древнегреческой Спарте прервался, так как военное превосходство спартанцев обернулось роковым для них застоем в области культуры.

Тойнби пишет: «Цивилизацию, находящуюся в процессе роста, можно определить как цивилизацию, у которой культурные компоненты¹^ гармонически сочетаются в единое целое. Распадающуюся цивилизацию можно по этому же принципу определить как цивилизацию, элементы культуры которой рассогласованы. Расщепление культуры, таким образом, — это симптом социального недомогания».¹³⁰

История цивилизации на стадии роста складывается из последовательности Вызовов-и-Ответов, в которой каждый новый вызов получает успешный ответ. В отличие от этого, надломленная и разрушающаяся цивилизация постоянно находится перед одним и тем же вызовом — тем самым, от которого она надломилась. Ее история — это цепь поражений в ответах на него. В этих условиях типичными для правящей элиты распадающегося общества являются попытки выйти из трудностей путем создания крупных империй, вооруженной экспансии, завоевания новых земель. Однако такие попытки являются симптомами не роста цивилизации, а ее упадка. Территориальные захваты, связанные с грубым и деспотичным господством военщины в стране, часто сопровождаются подавлением творческого меньшинства. В этом Тойнби усматривает, в частности, причину задержки культурного роста Китая и России.

129 Чуть ниже Тойнби поясняет, что «компонентами культуры общества являются экономический, политический и собственно культурный элементы».

130 Тойнби А. Постижение истории. М., 1996. С. 443.

Раскол общества сопровождается расколом в душах людей. Одним из наиболее болезненных ощущений, ранящих душу, является «чувство неконтролируемого потока жизни». Людям представляется, что они бессильны что-либо изменить в жизни, что они рабы слепого случая или всемогущей необходимости. Получают широкое распространение чувства греха и вины, смешение религий и языков, варваризация нравов, вульгаризация искусства. Жалкий финал наступает для философии: «Философия правящего меньшинства быстро отцветает, подпадая под влияние религии и обретая религиозную косность. В последнем акте исчезновения цивилизации исчезает и философия».¹³¹ В этой связи Тойнби указывает на процессы, идущие в современном западном обществе и в СССР.

Однако Тойнби, в отличие от^воих предшественников, не считает, что закон цикличности с фатальной неизбежностью предопределяет ход истории общества. «Догматически твердить вслед за Шпенглером, что каждому обществу предопределен срок существования, столь же глупо, как и требовать, чтобы каждая пьеса состояла из одинакового числа актов».¹³²

Тойнби рассматривает четыре пути, по которым люди ищут выход из социального тупика загнивающей цивилизации:

архаизм — стремление вернуться в прошлое, вернуть былые формы жизни; футуризм — попытка насильственно провести социально-политические и культурные преобразования; отрешение — уход из общественной

жизни, отшельничество, аскетизм; преображение — «коренная перемена духовного климата», связанная с религиозным прозрением, божественным откровением.

Архаизм и футуризм отрицают жизнеспособность существующего общества

¹³¹ Там же. С. 330.

¹³² Там же. С. 243.

сколько.эмоциональный характер и не свободна от противоречий.

Славянский культурно-исторический тип выступает у него как высший тип цивилизации по сравнению со всеми до сих пор существовавшими в истории человечества, соединяющий в себе все лучшее, что было в них, а историческая миссия России начинает выглядеть похожей на то, что говорят европоцентристы о Европе. Он впадает в апологетику Русского царства подобно тому, как это делает Гегель относительно прусской монархии. Вызывают сомнения и многие его рассуждения о славянском психическом складе и русском национальном характере (действительно ли, например, русскому человеку свойственны, как он пишет, привычка повиноваться, уважение и доверие к власти, «отвращение вмешиваться в то, в чем он считает себя некомпетентным»?) Неудивительно, что основанные на неверной оценке целого ряда исторических реалий-политические проекты и прогнозы Данилевского оказались несостоятельными (например, его идея «Всеславянского союза»). О том, насколько недальновидным был его взгляд на исторические судьбы России, можно судить по неоднократно повторяемой им мысли (которую он доказывал ссылкой на особенности русского характера) о невозможности в России революции или даже простого бунта...

Отрицая европоцентризм и рдноли-нейность исторического прогресса человечества, Данилевский явно «перегибает палку» и доходит до отказа от признания единства человечества. Это не только противоречит фактам, но и заставляет его ставить этнические, национальные интересы выше общечеловеческих. Он подчеркивает, что «для всякого славянина... идея славянства должна быть высшею идеей, выше свободы, выше науки, выше просвещения, выше всякого земного блага».¹¹² Такая пози-

¹¹² Данилевский Н. Я. Россия и Европа. СПб., 1971. С. 132.

ция, очевидно, ведет не к сближению, а к отчуждению народов. Не случайно у Данилевского лейтмотивом звучит мысль о неискоренимой враждебности Европы к России. Это очень напоминает советскую пропаганду времен «холодной войны» и высказывания современных ультрапатриотов. На самом деле — и это стало особенно ясно в XX веке — само выживание человечества на планете требует ставить общечеловеческие интересы выше национальных и государственных. Не идея славянства или «американства», а идея человека, ценности человеческой личности независимо от ее принадлежности к той или иной социальной общности лежит в основе подлинного гуманизма.. ^:",~:..' Данилевский противоречит самому себе,^поскольку он, отвергнув сначала единство человеческой истории, затем по существу признает его, так как вво-; дит представление об общих закономерностях всемирно-исторического прогресса человечества, в силу которых в нем происходит хронологически упорядоченный переход от более примитивных к более совершенным цивилизациям.

Оригинальные историко-культурные взгляды Данилевского родились в обстановке острой идейной борьбы вокруг проблемы взаимоотношения России и Европы. П. Я. Чаадаев, первым поставивший эту проблему, писал, что наша страна, расположившись между Запа-дом и Востоком, «опираясь одним локтем на Китай, другим на Германию», казалось бы, должна была бы играть объединяющую человечество роль, од^: нако до сих пор ей это так и не удалось. Он с горечью отмечал, что Рос₇ сия, отпав от семьи католических народов Европы, осталась на обочине исторического прогресса, по пути кото-' рого пошли европейские государства. Данилевский, по сути дела, дает ответ Чаадаеву: у России -. свой исторический путь, она не дблжна быть составной частью западного мира, ей предстоит создать особый, новый славянский тип цивилизации. Эти суждения, одна-

ко, были подвергнуты жесткой критике со стороны западников. Да и среди ⁴ славянофилов они одобрялись далеко не всеми. К. Н. Леонтьев считал необоснованной веру Данилевского в то, что славяне создадут «четырехосновной» культурно-исторический тип. По его мнению, Россия способна выработать самобытную цивилизацию, но она будет не чисто славянской, а «русско-азиатской» (ибо Россия — не чисто славянская держава, а населена многими народами). А крупнейший русский мыслитель XIX в. Вл. Соловьев полагал, что будущее России — не в том, чтобы формировать свою особую цивилизацию. Он лелеял надежду, что историческая судьба России все же приведет ее к выпол-нению возложенной на нее Богом миссии быть «объединительницей» народов Запада и Востока.

Концепция Данилевского, в целом, является ныне уже пройденным этапом общественно-исторической мысли. Но хотя его решения ряда проблем устарели, тем не менее сами поставленные им проблемы, приобретая новое звучание, остаются предметом споров и сейчас.

Современные «славянофилы» и «западники» в России продолжают идей-

ные битвы вокруг вопросов о том, является ли она европейской или азиатской страной, должна ли она идти по пути западной цивилизации или же искать свой особый («евразийский») путь, надо ли ей сближаться с Западом или обратиться лицом к Востоку. Современные сторонники славянофильских и евразийских взглядов могут почерпнуть немало аргументов из книги «Россия и Европа»

Данилевский вошел в историю русской и мировой культуры как оригинальный мыслитель, острый и непримиримый полемист, защитник имперских амбиций русского царизма, яростный борец против тлетворного влияния «гниющей Европы» на «молодое славянское племя». Конкретное содержание его теории культурно-исторических типов не выдержало испытания временем. Но идея, положенная им в ее основу, — идея полилинейности истории человечества, расщепления ее на множество «историй» возникновения и гибели циклически развивающихся самостоятельных культурных миров, — стала одной из центральных в культурологии XX века. В наиболее развернутой форме она нашла воплощение в трудах Шпенглера и Тойнби.