Активизация правых политических сил. Государственное совещание

Перейти к оглавлению курса

Корниловщина» и ее политические последствия

Возрождение влияния большевиков

Наступление на большевиков после июльского кризиса оказалось не слишком успешным из-за нерешительности правительства[1] и компромиссной позиции Советов. Арестованы были лишь некоторые наиболее известные большевистские лидеры, но петроградская партийная организация в целом, насчитывавшая к тому времени 32 тыс. чел., репрессиям не подверглась. Удалось разоружить некоторые особенно большевизированные части, но ни одна из них не была расформирована. Разоружение рабочих практически провалилось.

ЦИК настойчиво требовал, чтобы преследованию подвергались только те лица, чья персональная вина доказана, а не политические организации в целом. Это позволило многим большевикам избежать репрессий. Даже среди арестованных большевиков никто так и не предстал перед судом, а многие из них вышли из заключения уже в начале августа. Враждебное отношение к большевикам среди рабочих и солдат, на которое жаловались многие партийные активисты в середине июля, постепенно сходило на нет под воздействием таких мер правительства, как попытка разоружить рабочих и восстановление смертной казни. Уже 7 августа рабочая секция Петроградского Совета поддержала большевистскую резолюцию, осуждавшую аресты. 20 августа большевики добились впечатляющего успеха на выборах в Петроградскую городскую думу: они получили 67 мест, уступив только эсерам (75 мест). Кадеты получили 42 места, меньшевики — всего 8. Итоги выборов свидетельствовали о растущей поляризации политических сил. Следует правда, учесть, что многие жители столицы не приняли участия в выборах: продолжающееся падение уровня жизни способствовало распространению политической усталости и апатии. Первыми отказывались от участия в выборах люди, не принадлежавшие к крайним политическим группировкам, озабоченные более добыванием хлеба насущного, нежели вопросом о том, какая партия встанет у власти.

Активизация правых политических сил. Государственное совещание

Политика Временного правительства после июльского кризиса не удовлетворяла не только крайне левых, но и правых, считавших, что необходимо решительно расправиться с революционной анархией. Среди правых политиков и военных постепенно складывалось убеждение в том, что спасти Россию может только установление военной диктатуры. Наибольшей популярностью среди кандидатов в диктаторы пользовался генерал Л.Г. Корнилов. Выходец из семьи казачьего офицера, Корнилов начинал военную службу в Туркестане и Маньчжурии. Во время I Мировой войны он командовал пехотной дивизией. В кампанию 1915 г. дивизия почти полностью погибла, а сам Корнилов попал в плен, откуда бежал летом 1916 г. Побег создал Корнилову широкую известность, а газеты превратили его в национального героя.

Во время апрельского кризиса Корнилов, тогда начальник Петроградского военного округа, собирался применить артиллерию против демонстрантов. Приказ его был отменен Советом и Корнилов отправился командовать 8-й армией Юго-Западного фронта. В июньском наступлении его армия, единственная, добилась успеха, благодаря не столько полководческому таланту командующего[2], сколько установленной им жесткой дисциплине.

9 июля Керенский по совету видного эсеровского лидера Б.В. Савинкова (комиссара Юго-Западного фронта) назначил Корнилова командующим Юго-Западным фронтом. В тот же день Корнилов потребовал восстановления смертной казни на фронте. 12 июля Временное правительство официально согласилось на это.

18 июля Керенский назначил Корнилова Верховным главнокомандующим. Савинков стал управляющим военным министерством (пост военного министра формально сохранялся за премьером). На следующий день Корнилов ультимативно потребовал восстановить смертную казнь и в тыловых частях. Получалось, что Корнилов все время требовал суровых мер, а правительство уступало его давлению. Это способствовало росту популярности Корнилова среди правых и подрывало авторитет Керенского в их глазах.

12–15 августа в Москве, вдали от бурлящего Петрограда, состоялось Государственное совещание, в котором приняли участие представители Временного правительства, Думы, Советов, политических партий, торгово-промышленных кругов, генералитета и др. Из 2,5 тыс. делегатов Совещания лишь 250 представляли Советы. Делегацию ЦИКа возглавляли Чхеидзе и Церетели. Большевики бойкотировали Государственное совещание, считая его заведомо контрреволюционным.

Широкие круги демократии также испытывали немалые опасения в связи с Государственным совещанием. Боязнь правого переворота даже побудила Московский Совет сформировать Временный революционный комитет в составе 6 чел. (2 меньшевика, 2 эсера и 2 большевика). Многие московские предприятия, в том числе городской транспорт и коммунальные службы, встретили открытие совещания забастовкой.

ЦИК выступил на совещании с декларацией, свидетельствующей о готовности к сотрудничеству с буржуазными кругами: «В лице своих Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов революционная демократия не стремилась к власти, не искала монополии для себя. Она была готова поддержать всякую власть, способную охранять интересы страны и революции».

Керенский в патетической речи грозил и левым, и правым: «Пусть… знают все, кто уже раз пытался поднять вооруженную руку на власть народную, пусть знают все, что эти попытки будут прекращены железом и кровью… И пусть еще более остерегаются те последователи неудачной попытки, которые думают, что настало время, опираясь на штыки, ниспровергнуть революционную власть… И какие бы и кто бы мне ультиматумы ни предъявлял, я сумею подчинить его воле верховной власти и мне, верховному главе ее».

Однако эти угрозы говорили скорее о неуверенности главы правительства. Присутствовавший на Государственном совещании П.Н. Милюков так описывал речь премьера: «Выражением глаз, которые он фиксировал на воображаемом противнике, напряженной игрой рук, интонациями голоса, который то и дело целыми периодами повышался до крика и падал до трагического шепота… этот человек как будто хотел кого-то устрашить и произвести впечатление силы и власти… В действительности он возбуждал только жалость».

Зато решительно и угрожающе звучали речи генералов. Донской атаман А.М. Каледин требовал: «Сохранение родины требует прежде всего доведения войны до победного конца… Этому основному условию следует подчинить всю жизнь страны и, следовательно, всю деятельность Временного правительства».

Корнилов заявлял: «В наследие от старого режима свободная Россия получила армию. Эта старая армия была боеспособной, стойкой, готовой к самопожертвованию. Целым рядом законодательных мер… эта армия была превращена в обезумевшую толпу. Необходима поэтому железная дисциплина на фронте и твердая власть в тылу… Разницы между фронтом и тылом относительно суровости необходимого для спасения страны режима не должно быть».

Если совсем недавно офицеры, гимназисты и романтические барышни встречали Керенского слезами восторга, то теперь героем публики стал Корнилов. Во время пышной встречи Корнилова, приехавшего на Государственное совещание, на Александровском вокзале в Москве бывший член правительства кадет Ф.И. Родичев взывал к генералу: «Вы теперь символ нашего единства. На вере в Вас мы сходимся все, вся Москва. Спасите Россию, и благодарный народ увенчает Вас».

Государственное совещание не смогло объединить российское общество. Керенский, все еще пытавшийся лавировать между кадетами и социалистами, говорил: «Мне трудно, потому что я борюсь с большевиками левыми и большевиками правыми, а от меня требуют, чтобы я опирался на тех или других… Я хочу идти посередине, а мне не помогают».

В обществе не нашлось ни готовности к компромиссу, ни достаточной опоры для осуществления последовательно демократического курса.