А. Теория познания

[ИСХОДНЫЕ ПРИНЦИПЫ КРИТИКИ ЧИСТОГО РАЗУМА! (НАШ ВЕК — ВЕК КРИТИКИ]

Наш век есть подлинный век критики, которой долж­но подчиняться все. Религия на основе своей святости и законодательство на основе своего величия хотят поста­вить себя вне этой критики. Однако в таком случае они справедливо вызывают подозрение и теряют право на искреннее уважение, оказываемое разумом только тому, что может устоять перед его свободным и открытым испытанием. [...] Такой суд есть не что иное, как критика самого чистого разума.

Я разумею под этим не критику книг и систем, а кри­тику способности разума вообще в отношении всех зна­ний, к которым он может стремиться независимо от вся­кого опыта, стало быть, решение вопроса о возможности или невозможности метафизики вообще и определение источников, а также объема и границ метафизики на ос­новании принципов (III, стр. 75—76).

СООБРАЗОВЫВАТЬ ПРЕДМЕТЫ С ПОЗНАНИЕМ, Л НЕ ПОЗНАНИЕ С ПРЕДМЕТАМИ

До сих пор считали, что всякие наши знания должны сообразоваться с предметами. При этом, однако, конча­лись неудачей все попытки через понятия что-то априор­но установить относительно предметов, что расширяло бы наше знание о них. Поэтому следовало бы попытаться выяснить, не разрешим ли мы задачи метафизики более успешно, если будем исходить из предположения, что предметы должны сообразоваться с нашим познанием, а это лучше согласуется с требованием возможности ап­риорного знания о них, которое должно установить не­что о предметах раньше, чем они нам даны. Здесь повто­ряется то же, что с первоначальной мыслью Коперника: когда оказалось, что гипотеза о вращении всех звезд во­круг наблюдателя недостаточно хорошо объясняет дви­жения небесных тел, то он попытался установить, не до­стигнет ли он большего успеха, если предположить, что движется наблюдатель, а звезды находятся в состоянии покоя. Подобную же попытку можно предпринять в ме­тафизике, когда речь идет о созерцании предметов. Если бы созерцания должны были согласоваться со свойст­вами предметов, то мне непонятно, каким образом можно было бы знать что либо a priori об этих свойствах; наобо­рот, если предметы (как объекты чувств) согласуются с нашей способностью к созерцанию, то я вполне пред­ставляю себе возможность априорного знания (III, стр.87—88).

ОГРАНИЧИТЬ ЗНАНИЕ, ЧТОБЫ ОСВОБОДИТЬ МЕСТО ВEPE

Я не могу, следовательно, даже допустить существо­вание бога, свободы и бессмертия для целей необходи­мого практического применения разума, если не отниму у спекулятивного разума также его притязаний на транс­цендентные знания, так как, добиваясь этих знаний, ра­зум должен пользоваться такими основоположениями, ко­торые, будучи в действительности приложимы только к предметам возможного опыта, все же применяются к тому, что не может быть предметом опыта, и в таком слу­чае в самом деле превращают это в явления, таким обра­зом объявляя невозможным всякое практическое расши­рение чистого разума. Поэтому мне пришлось ограни­чить (aufheben) знание, чтобы освободить место вере, а догматизм метафизики, т. е. предрассудок, будто в ней можно преуспеть без критики чистого разума, есть истинный источник всякого противоречащего мораль­ности неверия, которое всегда в высшей степени догма­тично (III, стр. 95—96).

Только такой критикой можно подрезать корни мате­риализма, фатализма, атеизма, неверия свободомыслия, фанатизма и суеверия, которые могут приносить всеоб­щий вред, и, наконец, идеализма и скептицизма, которые больше опасны для школ и вряд ли могут распростра­няться среди широкой публики (III, стр. 98).

[...] Нельзя не признать скандалом для философии и общечеловеческого разума необходимость принимать лишь на веру существование вещей вне нас (от которых мы ведь получаем весь материал знания даже для нашего внутреннего чувства) и невозможность противопоставить какое бы то ни было удовлетворительное доказательство этого существования, если бы кто-нибудь вздумал под­вергнуть его сомнению (III, стр. 101).