Сферы языка и речи: их соотносительность и автономность

Вопрос о лингвистических сферах и их последовательном разграничении является весьма важным при освещении синтагмы как исходной речевой единицы. Речевая деятельность тесно связана с обеими сферами – сферой языка как единой кодовой системы обобщённых знаменательных средств, абстрактных схем, моделей и сферой речи, представляющей собой креативное, индивидуальное использование средств языка в процессе мышления, общения, оценок, проявления воли, чувств, их оттенков, различных движений души.

Они соотносятся друг с другом как общие для народа знаменательные средства, сформировавшиеся в результате обобщения многовекового речевого опыта (язык), и ихиндивидуальное использование в процессе мышления и общенияна основе определившихся законов, традиции, правил и положений (речь). С течением времени установившаяся система обобщённого и абстрактного языкового материала стала восприниматься людьми, в том числе и многими лингвистами, как первооснова лингвистической жизни народа, хотя в реальности она представляет собой типичную кодовую систему, которая стала своеобразным кодексом в царстве речи, порождением речевого опыта, которая развивается благодаря накоплению этого опыта.

Языковой материал, с одной стороны, будто бы воспроизводится, ибо он всеобщий, но используется он носителями языка по-своему. Так что это индивидуальное воспроизводство, которое свидетельствует о субъективном порождении речи путёмличного осмысления языкового материала иволевого перенесения его в особый лингвистический формат – в речевую сферу, с её традициями, особенностями и требованиями. При этом меняется его смысловое качество: из обобщённого он становится конкретным, ситуативным. В связи с этим в речевой сфере появляются лингвистические единицы, которые по причине существования двух форм речи подразделяются на единицы устной речи и единицы письменной речи.

Таким образом, истинная жизнь языка протекает в речи, в движении. Речь – орудие, материал и способ выражения мыслей и чувств. Выражая мысли, её субъект побуждает адресата не просто воспринимать их, а активно “речесотворчествовать. Поэтому нельзя не согласиться с мнением английского лингвиста А.Х. Гардинера, который ещё в 30-е годы прошлого века в работе «Теория языка и речи» призывал учитывать действия обоих участников речевой ситуации – и субъекта речи, и субъекта её восприятия.

В момент восприятия чужая речь даёт движение ассоциативному мышлению адресата (особенно читателя, который в любой момент может остановить чтение, чтобы осмыслить содержание и возникшие в процессе чтения ассоциации и аллюзии). Он не просто запоминает чужую мысль, а продумывает её, критически оценивает, уточняет, развивает, соотносит с реальностью. Он может повторно прочитать мысль, проверить её на соответствие своему о ней представлению и на степень её соответствия существующему в науке положению, а также на качество оформления. Может попытаться найти более точное, на его взгляд, её выражение.

Членораздельная связная речь порождается на основе делимитации исходных речевых единиц. В устной речи чёткую делимитацию интонационно осуществляет субъект речи, благодаря чему слушатели легко осознают значение каждой наращиваемой речевой единицы и общее содержание речи. Письменная речь, которую автор тоже составляет из исходных речевых единиц в результате последовательного их наращения, не только предполагает делимитацию, она просто невозможна без расчленения её читателем (с целью её адекватного восприятия) на те исходные речевые структуры, из которых она была составлена. Такой подход в полной мере соответствует логическому принципу: из каких речевых единиц речь порождается, на основе этих же единиц она и воспринимается, ибо последовательное наращение их значений создаёт её содержание. А главная цель чтения и аудирования – максимально точно понять субъекта речи.

Так что делимитация – сущностное свойство речи, цель которого состоит в том, чтобы выделить и представить все исходные единицы речи, на основании которых осуществляется её порождение и восприятие.

О необходимости разграничения языка и речи впервые вполне определённо высказался швейцарский лингвист Ф. де Соссюр, который сам не всегда следовал своему тезису. Смешивая единицы языка и речи, он тем самым смешивал сферу языка и сферу речи. Соссюр безоговорочно относил синтагму к языку, хотя согласно его тезису она могла быть и среди единиц языка, и среди единиц речи. Справедливости ради следует отметить, что идея разграничения языка и речи несколько ранее проявляется у А.А. Потебни, который чётко разграничивал значение слова в языке и в речи. “Значение слова, – писал А.А. Потебня в книге «Мысль и язык», – возможно только в речи. Вырванное из связи слово мертво, не функционирует, не обнаруживает ни своих лексических, ни тем более формальных свойств, потому что их не имеет”.

Язык связан с обобщениями и абстракциями, тогда как речь – практическая необходимость, реальность, первооснова. Общеизвестно, что каждый ребёнок на основе речевой практики окружающих людей овладевает сначала речью. О языке он не имеет никакого представления. И только на определённом этапе своей жизни он сознательно обращается к языку как общенародной системе лингвистических средств, положений и требований. Поэтому естественно, что язык сформировался на основе речи.

Однако Соссюр считал фундаментом лингвистической науки исследование языка, определяя именно его первоосновой и тем самым способствуя появлению многих ошибок и заблуждений в деятельности своих учеников и последователей.

Любой факт языка не просто порождается в речи: прежде чем получить языковой статус, он ею проверяется и утверждается. Отмечая, что исторически факт речи всегда предшествует языку, Соссюр вместе с тем утверждал, что исследователю с самого начала нужно встать на почву языка и считать его нормой для всех проявлений речевой деятельности[53]. Для него язык – это своего рода устав, в соответствии с которым осуществляется построение речи.

Таким образом, Соссюр видел лишь одну сторону лингвистического айсберга – его нынешнее реальное существование, совершенно упуская из виду вопрос о том, откуда и как появился этот айсберг.

Наиболее убедительное возражение Ф. де Соссюру высказал его ученик Альбер Сеше: “Всякий акт выражения, любая коммуникация, как бы она ни производилась, является актом речи… Если язык порождается речью, то речь ни в какой момент не может быть полностью порождена языком: между ними нет отношений взаимообусловленности. Речь организуется более или менее по законам языка, который она сама создала, чтобы быть более ясной и действенной. Состояния речи могут изменяться сразу в большой степени, но при этом не затрагивается её сущность. Речь хранит нечто спонтанное и живое, что очень существенно… она всегда нечто большее”[54].

Язык инвентаризован и организован в систему, он стандартизирован. Речь – явление творческое, индивидуальное, начиная с минимальной её единицы. Любое развитие языка обусловлено обобщениями результатов речи. В языке нет ничего, что сначала не появилось бы в речи и не получило бы в ней апробации. Речь, способность к речевой деятельности, речевые навыки развиваются у человека с младенческого возраста. С языком как учебным предметом, как арсеналом и системой он познакомится позже – когда его речевая деятельность уже вполне самостоятельна.

Так что сферы языка и речи, хотя и взаимосвязаны, и составляют общий объект лингвистики, вместе с тем обособлены и самостоятельны. Существуют разделы лингвистики, для которых вопрос разграничения языка и речи не столь актуален, но есть и такие, для которых он является первостепенным – как в методологическом, так и в научном отношениях. Таким разделом, в частности, предстаёт синтаксис, что не удивительно, так как он сопрягает сферы языка и речи. Поэтому в синтаксисе, как ни в каком другом разделе языкознания, следует чётко представлять себе границы языка и речи, последовательно разграничивать языковые единицы и речевые.

Обратим внимание на цепочку следующих слов: мальчик, книга, читать, интересный. Все они, будучи представлены отдельно, имеют обобщённые значения и относятся к сфере языка, т.е. являются обобщёнными знаменательными (номинативными) единицами словарной системы языка.

Теперь обратимся к следующему ряду: мальчик, книгу, читает, интересную. Перед нами ряд конкретных морфологических словоформ. Это тоже единицы языка, и относятся они к соответствующим морфологическим парадигмам. Однако эти же словоформы, появившиеся в сознании человека как единый интонационно оформленный структурно-смысловой блок (например, при ответе на вопрос: “ Что ты видишь?”), выступают в роли устного сообщения или предложения – в письменной речи: Мальчик читает интересную книгу. В результате психической деятельности субъекта речи эти словоформы связаны у него грамматически, интонационно и содержательно, отражая конкретный факт действительности применительно ко времени и реальности, т.е. они передают конкретное содержание. Перед нами уже речевая единица, и представляет она сферу речи. Это синтагма, выполняющая в устной речи функцию фразы, а в письменной – функцию предложения. В данном случае внутри речевого блока нет и не может быть паузы.

Но если речь будет идти о соответствии данного речевого фрагмента той или иной типичной схеме предложения, в результате чего он примет абстрактную форму выражения (N1–Vf), то мы снова соприкасаемся со сферой языка, с её обобщениями и абстракциями. Перед нами вроде бы предложение, о чём свидетельствуют условные символы, но это вовсе не предложение и даже не его каркас, а лишь основные (типичные, но эксплицитно не всегда обязательные в реальной речи) знаки-символы “скелета” речевой единицы. Они в абстрактной форме представляют лишь её предикативный центр.

Однако наличие предикативного центра (N1–Vf) вовсе не означает, что в любой ситуации общения перед нами действительно предложение как реальная речевая единица. Так, речевая структура Скворцы прилетели, передающая информацию о том, что конкретные действователи совершили конкретное действие,соответствует этой схеме и квалифицируется как самостоятельное предложение.

Но если мы обратимся к предложению А в прошлом году скворцы прилетели ещё в феврале, содержание которого отражает уже не столько тот факт, что конкретные действователи совершили названное действие, сколько временные различия его совершения, то изъятые из структуры предложения его главные члены (скворцы прилетели) вполне соответствуют указанной схеме предложения, но реально не образуют его, являясь лишь частью конкретной целостной структуры, ибо не могут передать содержание того предложения, из которого их вычленили. Они не являются предложением, так как часть не равна целому.

В общетеоретическом плане, в отрыве от реальности, от конкретной речевой ситуации и речевой деятельности вообще – вроде да, это предложение (по крайней мере, очень похоже на него), но в реальной речевой ситуации, применительно к конкретной информации это всего лишь часть предложения. Безусловно, это структурно главная его часть, но вовсе не основная в содержательном отношении.

Чтобы объективно разобраться во многих проблемах лингвистики и в первую очередь в вопросах синтаксиса, необходимо при исследовании структуры, значения и функций лингвистических единиц чётко различать сферы языка и речи, последовательно разграничивать их, не смешивать языковые и речевые единицы. Необходимо учитывать форму речи – устная или письменная, – разграничивать речевые действия субъекта речи и субъекта её восприятия, а также чётко различать единицы устной речи и единицы письменной речи. А значит, необходимо учитывать виды речевой деятельности: говорение и письмо как процессы речепорождения, чтение и аудирование как процессы восприятия.

В.А. Звегинцев, обращая внимание на двойственный характер объекта лингвистики (наличие сфер языка и речи – Е.Ф.), писал: “В каких бы формах мы ни представляли двойственность объекта лингвистики, совершенно очевидно, что мы имеем дело с двумя разными явлениями – как бы они ни были тесно связаны и в каких бы отношениях они ни находились. Всякая лингвистическая теория, претендующая на адекватность описания, не только не может игнорировать факт этой двойственности, но должна класть его в свою основу в качестве исходного момента. Если она этого не делает, она с самого начала обрекает себя на намеренную ущербность”[55]. На наш взгляд, эту мысль следует считать методологической основой исследовательской деятельности.

В языкознании часто используются и другие термины для обозначения этих двух лингвистических сфер. Правда, они не всегда совпадают с противопоставлением “язык – речь”. Это такие термины, как: код и сообщение (Р. Якобсон); схема и узус; языковая система и процесс, текст (Л. Ельмслев); языковая компетенция и употребление (Н. Хомский) и др. Однако наиболее точными и употребительными являются термины язык и речь, которые максимально соответствуют рассматриваемым сферам.

Лингвистический мир включает сферу языка как устойчивой системы установившихся средств, их квалификации, изменений и сферу речи, которая знаменует использование языковых средств в процессе речевой деятельности, в связи с чем некоторые учёные вслед за Н. Хомским говорят о языковой компетенции (знании средств языка) и речевой компетенции, употреблении (т.е. умении ими пользоваться). Все лингвистические единицы в зависимости от сферы их функционирования (не присутствия, а именно функционирования) можно разделить на языковые и речевые. Языковые единицы (фонема, морфема, слово, словоформа, схема словосочетания, схема предложения и др.) носят обобщающий или абстрактный характер значения. Для них главное – отражение сущностного признака единицы-типа или схемы (модели) как типичной структуры. Так, слова – самостоятельные языковые единицы, они предполагают обобщённость и отдельность, соответствуя формуле “реалия – наименование». В речи они обычно используются не самостоятельно, не в отдельности, а в группах. При этом меняется степень актуализации их индивидуального значения и его качество. С изменением значения и их сферы меняется их статус. Это уже не просто группа слов, а минимальная коммуникативная единица речи с ситуативным значением, которая предполагает конкретность и сочетаемость

Минимальные речевые единицы конкретны и содержательно ситуативны. Они порождаются на основе языковых единиц при учёте их сущностных признаков и актуализации акцидентных показателей обозначаемых ими реалий, поэтому носят конкретный, ситуативный характер значения. Они индивидуальны и связаны с какой-то конкретной речевой ситуацией, отражающейся непосредственно в их содержании. Из них составляются все остальные речевые структуры Это фразы, сообщения (в устной речи), а также простые и сложные предложения, высказывания и тексты (в письменной).

Первым лингвистом, пытавшимся реально осуществить разграничение названных сфер и их единиц, был И.А. Бодуэн де Куртенэ. Он видел существенные различия в значении единиц языка и речи. Чтобы отразить это с научной точностью и не смешивать единицы разных сфер, он применительно к словам использовал разные термины лексема и синтагма. Под лексемой он подразумевал слово в системе языка с его обобщённым значением (в качестве носителя сущностной идеи обозначаемой реалии в отличие от всех других реалий), а под синтагмой – слово в речи (в предложении) с его ситуативным значением в результате активизации акцидентных признаков конкретной реалии в кругу аналогичных. Возможно, предложенный им термин синтагма, который существовал в науке с древнейших времён и этимологически не соотносился с одним словом (Синтагма – с греч.: вместе построенное, соединённое), оказался не совсем удачным. Поэтому он не закрепился в том значении, которое дал ему Бодуэн де Куртенэ. Отказавшись от бодуэновского понимания этого термина и не предложив ему подходящей замены, лингвисты тем самым отказались и от научно убедительной мысли о необходимости чёткого и последовательного разграничения сфер языка и речи, а также их единиц.

Язык как орудие и материал мышления – общий для всех его носителей, но само мышление индивидуально, в связи с чем индивидуальна и речь, как форма отражения мышления личности. Причём индивидуальна она уже на уровне синтагм, что подтверждается, так называемыми крылатыми словами и выражениями, которые имеют своих авторов, часто существуют в виде синтагмы, а не только в виде предложения.

Так что коммуникация осуществляется уже на уровне синтагм. Синтагмы – речевые структуры, в которых языковой материал в результате психической деятельности субъекта трансформируется в конкретный речевой. При их формировании возможны удачные, менее удачные или даже неудачные речепорождающие действия личности. Поэтому их изучение преследует в качестве одной из основных практическую цель: способствовать развитию навыков быстрого и умелого построения речевых структур в устной и письменной речи, а также чёткого и быстрого восприятия их при чтении текстов. Синтагмы – не только индивидуальный продукт использования языка в речевой деятельности в соответствии с теорией и культурно-речевой традицией, но и богатый материал для дальнейшего развития и совершенствования языка и речи. То, что сегодня было знанием, завтра становится методом и приёмом изучения лингвистической теории или формирования и развития умений и навыков анализа лингвистического материала, а также развития всех видов речевой деятельности – как продуцирующих, так и рецептивных.

Все новые факты общественного и индивидуального использования языка, став объектом изучения и научного исследования, развивая теорию, одновременно обогащают и речевую практику. Рождающиеся в процессе речи синтагмы дают богатый материал для исследования особенностей реального сочетания слов и развития их выразительных возможностей.

Единицами изучения синтаксиса языка (сфера языка) являются словосочетание и предложение как метаструктуры, как типичные обобщённые синтаксические образцы, абстрактные схемы, или модели, а также синтаксема и член предложения как составные части словосочетания и предложения.Статус синтаксемы автоматически получает любая морфологическая форма слова или неизменяемое знаменательное слово, попадая в область синтаксиса.

Метаязыковая цель и функции словосочетания заключаются в выяснении возможности сочетания тех или иных слов, особенностей синтаксической связи сочетающихся слов, видов связи, её средств, а также в установлении возникающих при этом синтаксических отношений.

Синтагма – это предельно минимальная единица, которая знаменует сферу речи, она является исходным средством конкретной речевой ситуации. Это минимальная единица синтаксиса речи. Язык представляет совокупность всех обобщённых и абстрактных единиц с системой их форм и различных вариантов использования в речи. Язык, как определял А.И. Смирницкий, средство общения и мышления, а речь – отражение бесчисленных способов индивидуально-творческого применения этого средства. Язык формирует речь, в ней он существует, сохраняется и развивается. Язык и речь – это смежные лингвистические автономные сферы. Их нельзя ни смешивать, ни тем более отождествлять.