2015-09-06
4730
КАК ОСНОВА ЕГО АДЕКВАТНОГО ВОСПРИЯТИЯ
Любая естественная сегментация текстакак речевого явления предполагает его членение на однотипные речевые единицы, свойственные письменной речи.
Безусловно, возможны как речевой, так и языковой аспекты его изучения. В зависимости от подхода в нём могут выделяться разные сегменты и разные единицы.
Языковыми единицами, которые можно обнаружить в тексте, являются буква (как графическое представление звука), слог, морфема, словоформа, слово в структуре многокомпонентной синтагмы, схемы словосочетаний и предложений. Но чтобы обнаружить эти единицы в письменной речи, необязательно иметь текст: их можно обнаружить и в его частях, например высказываниях.
Однако языковые единицы, которые можно найти в речи, вовсе не свидетельствуют о том, что именно из них она непосредственно составлена, что они являются её конструктивными компонентами. Языковой аспект речи помогает обогатить язык новыми средствами.
Исходной речевой единицей обеих форм речи является синтагма: этоединица порождения речи и её восприятия. Остальные речевые структуры выделяются в зависимости от формы речи. Фраза и полное сообщение – единицы устной речи, простое и сложное предложения, высказывание и текст – единицы письменной речи.
|
|
|
У речевых единиц такие признаки: они коммуникативные, синтаксические, грамматически и интонационно оформлены, самостоятельны. Коммуникативность синтагмы как исходной минимальной речевой единицы не всегда очевидна, тем не менее она проявляется в том, что синтагма при необходимости может легко выполнять в тех или иных речевых ситуациях функцию предложения и тогда её коммуникативность не вызывает сомнений.
Если мы не видим молекул какого-то вещества, это не значит, что они не представляют данного вещества и не наделены его существенными признаками. Если мы не в состоянии осознать коммуникативность отдельно взятой синтагмы, это не означает, что она её лишена. Если рассматривать синтагму на фоне той речевой структуры, которой она принадлежит, её коммуникативность станет очевидной. Особенно при ответе на вопрос, касающийся содержательного фрагмента синтагмы. Если основной признак речи – коммуникативность, то он неизбежно присущ любой её структуре, выделяемой в качестве речевой единицы-типа. Коммуникативность присуща всем единицам речи – от минимальной до максимальной. Ср.:
– Часто / сестра навещала больного? – Только сегодня.
Полный ответ был бы таков:
– Только сегодня / сестра навестила больного.
Как видим, синтагма выполнила функцию не просто предложения, а полного сообщения (минимального текста).
|
|
|
Членение речи на звуки можно квалифицировать как искусственное, метаязыковое действие, совершаемое в целях изучения звуковой стороны языка и её особенностей. Звуки при их закреплённом сочетании в словах не отличаются самостоятельностью и независимостью. Их естественное функционирование всегда закреплённое – конкретное сочетание в конкретном слове или морфеме. Поэтому членение речи на звуки нельзя признать естественным речевым анализом. Оно возможно лишь с метаязыковой целью. Никакого естественного сегмента речи с квалификацией звук нет. К тому же звуку не присуще значение, тогда как все речевые единицы содержательны. Такая же ситуация с морфемой и даже со словом как единицей лексической системы языка. Ни одну из них нельзя квалифицировать как речевую единицу. Например, слова, чтобы получить речевой статус, во-первых, должны использоваться комплексно, в конкретных группах, представляющих собой структурно-смысловые лексические блоки, в которых единству структуры соответствует единство содержания. Во-вторых, они должны изменить качество своего значения: обобщённое – на конкретное. Иначе говоря, они совместно должны создать единую минимальную структуру с ситуативным значением - синтагму. Синтагма возникает в сознании субъекта речи спонтанно, как целостная одномерная единица речи. Она является исходной минимальной структурой порождения и восприятия устной речи и письменной и предполагает наличие – эксплицитное или имплицитное – других синтагм.
Однако, несмотря на столь важную роль, понятие синтагмы формировалось в лингвистической науке долго и противоречиво.
Ещё в античные времена синтагмуотносили к области синтаксиса, передавая ею значение “вместе построенное, соединённое”. Её существование вполне осознавал Цицерон. К ней в своей грамматике обращался Мелетий Смотрицкий, объясняя особенности построения речи и соотнося её с вполне определённым речевым действием.
Новый этап в её изучении связан с именами Ф. Соссюра, Ш. Балли, И.А. Бодуэна де Куртенэ, Л.В. Щербы, В.В. Виноградова и других учёных. Однако синтагма выступала у большинства из них в качестве весьма неопределённой лингвистической единицы, в связи с чем многие языковеды от неё дистанцировались, занимаясь более наглядными, вполне определившимися проблемами. Но вопрос синтагмы касается настолько важных сторон теории и практики речевой деятельности и речевого развития, что отгородиться от него было невозможно. Поэтому закономерно, что – психолингвисты и лингвисты – продолжали возвращаться к нему. В последнее время потребность в синтагме для отражения важнейшей речевой реалии стала очевидной. Она не менее важна для изучения, чем предложение. В прагматическом отношении она, пожалуй, даже важнее, потому что, являясь основой порождения и восприятия как устной, так и письменной речи, становится опорным средством в интеллектуальном и речевом развитии человека, в развитии его мышления, речевых умений и навыков. Её роль в речевой деятельности человека первостепенна: слово является языковой единицей с обобщённым значением, а предложение – это уже составная речевая единица с конкретным значением, т.е. оно обычно представлено несколькими минимальными речевыми структурами. К тому же предложение является единицей письменной речи. В устной речи о нём можно говорить лишь условно – при озвучивании текста и его предложений, потому что в этом случае все предложения трансформируются во фразы, на основании которых они были выделены при составлении текста. Для устного непринуждённого общения предложение не актуально.
Так что слово и предложение имеют к речепорождению косвенное отношение: они представлены в нём, но не в качестве непосредственно речеорганизующих единиц. Первое – как компонент синтагмы, второе – как единица текста, выделяемая в нём при выражении возникающих мыслей и эмоций.
|
|
|
Синтагмам присущи два вида связи – внутренняя (между членами синтагмы) и внешняя (с другими синтагмами).
Внутрисинтагматическая связь оформляет синтагму в качестве единого самостоятельного речевого блока, соотносящегося с конкретным фрагментом действительности. Межсинтагматическая связь, объединяя её с другими синтагмами, способствует организации речи и формированию общего содержания. При межсинтагматической связи достаточно, чтобы между двумя конкретными компонентами двух синтагм появилась синтаксическая и смысловая связь, и тогда между остальными компонентами этих синтагм возникнут опосредованные смысловые отношения, способствующие развитию связной речи и её содержания. У каждой синтагмы обязательно существует связь с одной или несколькими синтагмами в речи или эмоционально-смысловые отношения с ними.
Текст без ущерба для содержания может иметь несколько структурных вариантов, различающихся количеством предложений и границами между ними, если при этом остаётся неизменной его синтагматическая структура, т.е. если не нарушается авторская делимитация синтагм.
Актуальное содержание можно передать традиционным образом – в виде текста с его предложениями или в форме синтагматической записи, не выделяя предложений, без знаков препинания, указывая границы между синтагмами и продолжительность пауз между ними. При этом можно выделить фразы, хотя они легко осознаются по мере формирования передаваемых мыслей. Такая запись делает содержание вполне доступным для однозначного восприятия.
Рассмотрим синтагматику некоторых текстов. В целях удобства воспользуемся небольшими текстами. Сначала представим синтагматическую запись звучащего текста, отметив в нём границы между синтагмами и фразами:
Жизнь сли́шком коротка // $ приходится быть энерги́чным / $ приходится усиленно рабо́тать // чтобы хотя бы своих дете́й / убедить в то́м // что только тру́д / избавля́ет человека / от многих социальных бе́д и боле́зней /// $ гла́вное // определить себе тру́д // который был бы тебе в ра́дость $
|
|
|
Синтагматическая запись отражает всё то, что мы реально слышим и воспринимаем: синтагмы, их последовательность и делимитацию, границы между ними, паузы на месте этих границ, продолжительность пауз, а также ударяемые компоненты синтагм. Как видим, не слова разграничиваются паузами, а синтагмы и фразы. Одиннадцать синтагм и четыре фразы. Если оформлять эту речь в виде текста, то в нём может быть одно предложение, два, три или четыре. Так что предложение – структура субъективная, гибкая. Вполне очевидно, что оно не строится, а по традиции выделяется в тексте в процессе его развития. У нас оно не выделено вообще, тем не менее запись легко и однозначно воспринимается. Поэтому опору только на предложение и его схему при выяснении вопроса порождения речи нельзя признать надёжной и достаточной.
Вполне очевидно, что смысловое наращение автором синтагм в тексте и каждом его предложении имеет целью составление и передачу конкретного содержания. Точно разобраться в нём – задача каждого читателя. Он должен определить все авторские синтагмы и их интонацию, без чего не сможет правильно понять текст. Поэтому опорной единицей восприятия текста объективно выступает синтагма, а не отдельное слово.
Теперь рассмотрим следующий графически представленный текст:
Беда не в том, что наш мир плох, а в том, что таким его сознательно делают люди. А значит, лучше он никогда не будет.
Синтагматическая структура данного текста во время его порождения устанавливается субъектом речи (автором), предлагающим читателям единственный вариант содержания (со всеми его нюансами и оттенками), а следовательно, и единственный вариант синтагматической структуры. Читатель, пытаясь декодировать текст, занят поиском наиболее приемлемого синтагматического членения с восстановлением авторской интонации, передающей необходимое содержание. Применительно к данному тексту и его интонации у читателя возможны разные варианты синтагматического членения.
(1) Беда не в том, / что наш мир плох, / а в том, / что таким его сознательно делают люди. / А значит, лучше / он никогда не будет.
В тексте выделены 6 синтагм. Это весьма вероятный вариант синтагматического членения. В данном случае воссоздаётся интонация без каких-либо перепадов и акцентов. Она характерна для выводов, констатации фактов, размышления (Дескать, ‘ Не то плохо, / что жизнь трудна, / а то, / что такой её делают люди – / а значит, лучше / она не будет ’).
Однако возможен иной вариант синтагматического членения.
(2) Беда / не в том, / что наш мир плох, / а в том, / что таким его / сознательно делают люди. / А значит, / лучше / он никогда не будет.
Здесь уже девять синтагм.Естественно, это отразилось на интонации, а значит, и на передаваемом содержании. Теперь для интонации характерны некоторые акценты. Первый из них – беда и не в том – меняет интонационное качество. Во-первых, выделение этих синтагм характерно уже не для констатации и обобщения мысли, при которой значение слова беда самое общее (беда = плохо), а при анализе наглядной, конкретной ситуации (беда =особенностьсложившегося негативногоположения). Во-вторых, при таком синтагматическом членении усиливается соотносительно-сопоставительный характер синтагм(Беда / не в том… / а в том).
При первом варианте членения акцент на сопоставлении незначительный (Беда не в том, / что наш мир плох / (она) в том, / что таким его сознательно делают люди). В данном случае главное – отразить основной смысловой момент (что, дескать, из-за названной причины лучшим мир никогда и не будет). Передаётся общая мысль.
Во втором варианте соотносительно-сопоставительный акцент максимальный (не в том… / а в том…) – вот, дескать, в чём главная причина.Обе эти синтагмы несут на себе логическое ударение и подчеркивают не сам факт, а реальную причину сложившегося положения. Дескать, ещё можно было бы что-то исправить, но… Появившаяся во втором варианте членения синтагма сознательно делают люди называет истинную, с точки зрения субъекта дешифровки (читателя), причину. Не сами по себе люди и их деяния делают мир плохим, не случайные их ошибки, а именно сознательные, целенаправленные ихдействия. Второй вариант синтагматического членения характерен для дискуссии, полемики, аргументации, для процесса обучения с акцентированием внимания на главном и неглавном в содержании текста, на сущностных и акцидентных признаках передаваемой мысли.
Если для отражения смысловых акцентов этих вариантов использовать прописные и строчные буквы, то первый вариант будет выглядеть таким образом:
(1) БЕДА не в том, / ЧТО НАШ МИР ПЛОХ, / а в том, / ЧТО ТАКИМ ЕГО СОЗНАТЕЛЬНО ДЕЛАЮТ ЛЮДИ. / А значит, ЛУЧШЕ / ОН НИКОГДА НЕ БУДЕТ.
Второй вариант будет иметь несколько иной вид:
(2) БЕДА / НЕ В ТОМ, // что наш мир плох, // А В ТОМ, // что таким его / СОЗНАТЕЛЬНО ДЕЛАЮТ ЛЮДИ. // А ЗНАЧИТ, / лучше / ОН НИКОГДА НЕ БУДЕТ.
Беда не в нынешнем состоянии мира, а в том, что это его состояние устанавливают и всячески поддерживают люди, так что беда в людях, как носителях зла и несправедливости.
Варианты синтагматического членения способствуют актуализации тех или иных структурных и смысловых звеньев речи (синтагм), они варьируют как отдельные мысли, так и содержание речи в целом. Такой подход в большей степени характерен для небольших текстов со значительной степенью обобщения. В объёмных текстах очень часто имеются текстуальные средства, способствующие более точной его синтагматике, близкой или даже адекватной авторской. Чем больше читательская синтагматика соответствует авторской, тем точнее восприятие содержания текста.
Рассмотрим синтагматику ещё одного текста.
Надеясь стать мудрее, / а значит, и сильнее / каждый человек учится: / один – на своих ошибках, / другой – на чужих, / а третий – на чужих успехах и достижениях. / В зависимости от того, / кто к чему стремится / и к чему себя готовит.
Границы первой синтагмы (Надеясь стать мудрее) очевидны. Это деепричастный оборот, характеризующийся единством структуры и содержания.
Выделение второй синтагмы (а значит, и сильнее) также не вызывает труда. Она синтаксически однородна первой, а по значению содержит в себе следствие содержания первой синтагмы. Вводное слово относится не ко всему предложению, а к отдельному слову (сильнее), образуя с ними одно структурно-смысловое и интонационное единство.
Третья синтагма (каждый человек учится)тоже без вариантов, потому что она называет действователя, его исчерпывающий признак и конкретное действие, позволяющее добиться упоминаемой цели. Глагол-сказуемое с обозначением действия следует отнести именно к данной синтагме. Его, например, нельзя объединить в одну синтагму с последующим речевым фрагментом. Нельзя отделить действие (учится) от его субъекта, потому что мысли связаны и развиваются следующим образом: чтобы стать мудрее и тем самым сильнее, нужно учиться (человеку нужно учиться = человек учится). Качество (мудрее), требует действия (учится), необходимого для его достижения.
Далее в тексте представлены три параллельные синтагмы (один – на своих ошибках, / другой – на чужих, / а третий – на чужих успехах и достижениях). В них действователи противопоставлены не по характеру действия, – оно у них одно и то же, а по его объекту, в связи с чем вполне осознаётся качество результата, получаемого каждым субъектом действия. Неполнота их структур (пропуск глагола) представляет имплицитный способ выражения мысли.
Благодаря синтагме каждый человек учится возможны необходимые параллели и противопоставления. Появившиеся после неё три синтагмы не только зависят от неё, но и обусловливают в свою очередь её смысловую и структурную самостоятельность как отдельной, ключевой синтагмы. Они помогают осознанию её самостоятельного статуса и дешифровке её подлинного содержания. Учиться можно чему угодно и как угодно, но каков будет результат – вот в чём вопрос. Только благодаря трём последующим синтагмам параллельной структуры читатель понимает, что учиться – это совсем не гарантия получения необходимого образования, умственного развития и соответствующего опыта, не менее важно знать, чему следует учиться и на каком материале.
Следующая синтагма (В зависимости от того), хотя и включает четыре графических слова, представляет собой одну предложно-падежную форму (местоимения), которая, тем не менее, выполняет функцию отдельной предикативной единицы.
В структурном отношении это минимальный объём синтагмы. Выделить данный речевой фрагмент в качестве отдельной синтагмы побуждает оставшаяся часть текста, состоящая их двух придаточных предикативных единиц, по отношению к которым рассматриваемая часть является главной. Это неполная предикативная единица (В зависимости от того = Каждый учится разному и на разном материале в зависимости от того). Две придаточные предикативные единицы представлены в речи отдельными синтагмами (кто к чему стремится / и к чему себя готовит). Они в достаточной степени поясняют мысль о том, почему три типа людей учатся по-своему и на разном учебном материале. С имплицитно выраженной мыслью о том, что надежды оправдаются не у всех из них. Слишком разное у них качество мышления, а следовательно, восприятие и оценка мира.
Однако синтагматика данного текста могла быть иной: пятая, шестая и седьмая синтагмы могли представлять по две самостоятельных структуры: один – / на своих ошибках, / другой – / на чужих, / а третий – / на чужих успехах и достижениях.
Такой вариант синтагматики подчёркивал бы парадоксальные, но вместе с тем естественные особенности людей и их разное интеллектуальное развитие. Узнать подлинный вариант синтагматического членения данного текста можно только на основании интонации говорящего субъекта, его автора.
Как видим, содержание текста как завершённой речевой единицы формируется на основе последовательного соединения значений отдельных синтагм, что указывает на то, что синтагмы – это минимальные коммуникативные речевые структуры. Чтобы создать составную речевую структуру, основным признаком которой стала бы коммуникативность, они сами должны обладать этим признаком. В тексте они формируют общее содержание путём онтологического объединения своих конкретных содержаний, без каких-либо изменений. Не значения отдельных слов формирует содержательную структуру текста, а конкретное содержание синтагм. Хотя содержание многих незначительных по объёму синтагм, их конкретность, осознаётся лишь при сочетании их с другими синтагмами.
Обратимся к приводимому ранее более объёмному тексту и попытаемся прочитать его при опущенных знаках препинания, без указания границ между предложениями – только на основании синтагматического членения, т.е. по его синтагматической записи.
Да // такова была моя участь с самого детства // все читали на моём лице / признаки дурных свойств / которых не было // но их предполагали // и они родились /// я был скромен // меня обвиняли в лукавстве // я стал скрытен /// я глубоко чувствовал добро и зло // никто меня не ласкал / все оскорбляли // я стал злопамятен /// я был угрюм / другие дети веселы и болтливы // я чувствовал себя выше их / меня ставили ниже // я сделался завистлив /// я был готов любить весь мир / меня никто не понял // и я выучился ненавидеть /// моя бесцветная молодость / протекала в борьбе с самим собой и светом // лучшие мои чувства / боясь насмешки / я хоронил в глубине сердца // они там и умерли /// я говорил правду / мне не верили // я начал обманывать /// узнав хорошо свет и пружины общества / я стал искусен в науке жизни / и видел / как другие без искусства счастливы / пользуясь даром теми выгодами / которых я так неутомимо добивался // и тогда в груди моей / родилось отчаяние / не то отчаяние / которое лечат дулом пистолета / но холодное / бессильное отчаяние / прикрытое любезностью и добродушной улыбкой /// я сделался нравственным калекой // одна половина души моей не существовала / она высохла / испарилась / умерла // я её отрезал и бросил // тогда как другая шевелилась / и жила к услугам каждого /// и этого никто не заметил / потому что никто не знал / о существовании погибшей её половины /// но вы теперь / во мне разбудили воспоминание о ней // и я вам прочёл её эпитафию /// многим / все вообще эпитафии / кажутся смешными / но мне нет // особенно когда вспомню о том / что под ними покоится /// впрочем / я не прошу вас / разделять моё мнение // если моя выходка / вам кажется смешна // пожалуйста / смейтесь /// предупреждаю вас / что это меня / не огорчит нимало /
Хотя в тексте нет границ между предложениями и нет знаков препинания, его достаточно легко понять. Отсутствие пунктуации и границ между предложениями, на наш взгляд, не сделало его более трудным для восприятия. Он воспринимается даже легче, чем при обычном оформлении. Потому что выполнено главное требование при передаче содержания: выделены его синтагмы и обозначена продолжительность пауз между ними. Выделены все те единицы, последовательное наращение значений которых создаёт общее содержание текста.
Количество предложений в нём – явление субъективное, но количество синтагм – показатель объективный. Их в нём – 74. Для адекватного понимания текста важно, чтобы у автора и читателя максимально совпало не количество предложений в их авторских границах, а именно количество синтагм и границы между ними. И чем точнее это совпадение, тем точнее восприятие текста. Поменять границы между синтагмами – означает изменить содержание текста (в лучшем случае изменить отдельные нюансы содержания, несущественные детали) или вообще разрушить его, в то время как изменение границ между предложениями и разное их количество будет лишь структурной модификацией текста, которая не повлияет на его общее содержание. Естественно, при условии, что при этом не будут нарушены границы между синтагмами.
Теперь рассмотрим с синтагматической точки зрения научный текст.
Если такая синтаксическая единица, как словосочетание, объективно существует, то каковы её важнейшие признаки? Языковая она или речевая? В чём её грамматическая природа? Какова сфера функционирования? В чём её назначение? Действительно ли она представляет собой особый номинативный языковой материал, который наряду со словом используется в качестве готовых единиц для построения предложений, как это утверждает нынешняя теория словосочетания? Возникают и многие другие вопросы.
В нём выделено семь предложений. Оформлен и представлен он в соответствии с требованиями, предъявляемыми традицией к такому виду текстов. Однако предложенческая структура его могла выглядеть иначе, например, следующим образом:
Если такая синтаксическая единица, как словосочетание, объективно существует, то каковы её важнейшие признаки, языковая она или речевая, в чём её грамматическая природа, какова сфера функционирования, в чём её назначение? Действительно ли она представляет собой особый номинативный языковой материал, который наряду со словом используется в качестве готовых единиц для построения предложений, как это утверждает нынешняя теория словосочетания? Возникают и многие другие вопросы.
Как видим, текст трансформировался в структуру из трёх предложений. Хотя изменилось количество предложений и поменялись границы между ними, тем не менее и этот вариант в психологическом его восприятии читателем вполне приемлем в том отношении, что он представляет то же содержание как единое психологическое целое. Так что очевидно, что данный текст “образован” не из предложений. Их количество и структура могут варьироваться, а значит, они в тексте выполняют отнюдь не речепорождающую функцию. Если мы в этом тексте обратимся к словосочетаниям, т.е. синтаксически и по смыслу связанным словам текста, то столкнёмся с ещё более туманной и запутанной картиной. В нём представлены следующие синтаксически связанные слова (без предикативных сочетаний), которые можно назвать словосочетаниями:
такая единица; синтаксическая единица; её признаки; важнейшие признаки; языковая или речевая; её природа; грамматическая природа; сфера функционирования; её назначение; действительно ли представляет; представляет собой; представляет материал; особый материал; номинативный материал; языковой материал; наряду со словом используется; используется в качестве единиц; готовых единиц; используется для построения; построения предложений; это утверждает; нынешняя теория; теория словосочетания; многие вопросы; другие вопросы; многие другие.
Господствующая синтаксическая концепция утверждает, что именно из словосочетаний построен текст и все его предложения. Однако анализ всех выделенных словосочетаний заставляет усомниться в таком утверждении. Все эти синтаксически и по смыслу связанные слова представляют собой словосочетания, в которых повторяются одни и те же слова. Можно выделить ещё и предикативные центры, в которых они тоже повторяются. Утверждать, что все эти сочетания являются “готовым” “номинативным” материалом для построения предложений и всего текста, нет никаких оснований. Мало того, такое утверждение заставляет его автора (а это наш текст – Е.Ф.) возразить, ибо мы при его формировании не подготавливали никаких словосочетаний и не строили его ни из слов, ни из словосочетаний. Мы вообще его не строили. Данное содержание самостоятельно вылилось в конкретную речевую форму, как непринуждённая речевая реакция на предлагаемое сомнительное утверждение. Так что перечисленные словосочетания не использовались нами в процессе организации данного текста. Мы вообще обратили на них внимание лишь при обдумывании, действительно ли текст организуется на основе словосочетаний, действительно ли именно они становятся строительным материалом для предложений, т.е. только тогда, когда текст был сформирован. Пришлось констатировать парадоксальную ситуацию, оказывается, кто-то другой лучше самого говорящего знает, почему у субъекта речи появилась потребность выразить ту или иную мысль и как он это смог сделать. Однако им уместно было бы обратить внимание не только на чужую речь, но и на свою собственную: действительно ли они строят её из словосочетаний? Их теоретические объяснения нельзя разделить, так как они выглядят, возможно, оригинально, но, по крайней мере, весьма странно.
Обратим внимание на то, что многие слова данного текста входят параллельно в два, три и даже четыре словосочетания, т.е. имеют синтаксические связи сразу с несколькими другими словами (Повторяющиеся слова выделены жирным шрифтом). Очевидно, что интерпретация построения предложений из словосочетаний не только логически наивна и уязвима, но и совершенно неубедительна с научной точки зрения.
Однако вернёмся к тексту. Несмотря на то что его варианты с точки зрения членения на предложения существенно различаются, его синтагматическая структура не изменилась. Она является общей для обоих вариантов.
Если такая синтаксическая единица / как словосочетание / существует // то каковы её важнейшие признаки // языковая она / или речевая // в чём её грамматическая природа // какова сфера функционирования // в чём её назначение /// действительно ли / словосочетание представляет собой особый номинативный языковой материал / который наряду со словом / используется в качестве готовых единиц для построения предложений // как это утверждает нынешняя теория словосочетания /// возникают и многие другие вопросы.
Думается, нет необходимости доказывать адекватность передачи содержания теперь уже тремя вариантами представленного текста. Это очевидно.
Вместе с тем очевидно и то, что именно синтагма является основной единицей его организации; она характеризуется конкретностью и устойчивостью своей структуры и содержания, в то время как предложение в тексте не исключает различных субъективных модификаций, вариантов структуры и содержания.
Обратимся к синтагматике научного текста, воспользовавшись книгой Д.Н. Шмелёва «Синтаксическая членимость высказывания в современном русском языке».
В определении задач синтаксиса / и его основных единиц / никогда не существовало единства, // но не будет преувеличением сказать, // что по мере накопления разнообразных синтаксических фактов / различие мнений и точек зрения / всё время только увеличивалось. /// К настоящему времени / сложилась такая ситуация, // что многие синтаксические исследования / начинаются с утверждения, // что предмет и задачи синтаксиса / пока остаются неопределёнными, // вместе с тем / именно в настоящее время / обнаружен целый ряд синтаксических явлений, / до сих пор вообще не привлекавших к себе внимания / (особенно из области разговорной речи) / и требующих специальной интерпретации. ///
Попытки отойти от многих традиционных категорий и определений синтаксиса – / в связи с явным несовершенством и недостаточностью последних – / в ряде случаев / привели только к увеличению терминологической синонимии и омонимии / в синтаксической науке, // так как тотчас же / со всей очевидностью выявилось, // что основные категории традиционного синтаксиса, / такие, например, / как предложение, / главные члены предложения, / предикативность / и т. д. / в той или иной форме // (иногда в скрытой) // продолжают присутствовать в синтаксическом анализе, // даже таком, / который, / по замыслу авторов, / был как будто призван отрешиться от них. ///
В то же время наметилась / одна характерная особенность многих новейших синтаксических исследований. ///
При всём многообразии, // а часто и несовместимости существующих в настоящее время синтаксических теорий, / выходящих за рамки традиционных синтаксических понятий, / их часто объединяет одна общая черта – // это стремление найти основание наблюдаемых синтаксических фактов / за пределами самих этих фактов – // в «глубинных структурах», / в коммуникативном задании высказывания, / в структуре ситуации / и т.п. // Н.Д. Арутюнова, например, // пишет: // «Предметом сообщения / является предложение. // В трактовке этой единицы синтаксиса / нам хотелось бы отдалиться от формально-реалистического подхода, / исключающего из структуры предложения всё то, // что не дано в материальном обличии словоформ. // Принятый нами подход «от лукавого» / допускает присутствие в строе предложения и некоторых незримых (или неслышимых) единиц, / выявляемых в процессе анализа». /// В цитированной работе / допускается только присутствие незримых или неслышимых единиц / в строе реально наблюдаемых предложений, // во многих же других работах / последние вообще, / по мнению авторов, / должны быть сведены / к подобного рода незримым и неслышимым элементам. ///
Понятно, // что связь между словами / отражает / связь между реальными явлениями внеязыковой действительности, // поэтому разнообразные типы словесных связей / можно свести / к определённым внеязыковым ситуациям, / установив, // какие из конструкций являются основными, / первичными / для изображения данной ситуации, // а какие – // «производными». // Однако это / далеко не всегда даёт возможность / вскрыть соотношение самих данных конструкций, // что является как раз задачей синтаксиса.
Перед нами та же ситуация: количество предложений не является определяющим ни для структуры, ни для содержания текста. В этом отношении он представлен в одном из вариантов – в том, который выбрал для себя автор (у него 12 предложений).
Но возможны и другие варианты для передачи именно этого содержания. Здесь могло быть, например, 16 предложений или 18. Так, в первом абзаце их могло быть четыре, а во втором – три и т.д.
Рассматриваемый текст можно было представить вообще без указания границ между предложениями, т.е. в виде одного предложения, и без каких-либо знаков препинания. Но при обязательном разграничении синтагм. Сравните, намного ли труднее для восприятия стало такое его оформление:
В определении задач синтаксиса / и его основных единиц / никогда не существовало единства // но не будет преувеличением сказать // что по мере накопления разнообразных синтаксических фактов / различие мнений и точек зрения / всё время только увеличивалось /// к настоящему времени / сложилась такая ситуация // что многие синтаксические исследования / начинаются с утверждения // что предмет и задачи синтаксиса / пока остаются неопределёнными // вместе с тем / именно в настоящее время / обнаружен целый ряд синтаксических явлений / до сих пор вообще не привлекавших к себе внимания // особенно из области разговорной речи // и требующих специальной интерпретации /// попытки отойти от многих традиционных категорий и определений синтаксиса // в связи с явным несовершенством и недостаточностью последних // в ряде случаев / привели только к увеличению терминологической синонимии и омонимии / в синтаксической науке // так как тотчас же / со всей очевидностью выявилось // что основные категории традиционного синтаксиса / такие например / как предложение / главные члены предложения / предикативность / и т. д. / в той или иной форме // иногда в скрытой // продолжают присутствовать в синтаксическом анализе // даже таком / который / по замыслу авторов / был как будто призван отрешиться от них... и т.д.
В данном случае, как и во всех предыдущих, синтагматическое членение текста позволяет без затруднений осознать его содержание и ещё раз убедиться в том, что и в научной речи синтагма является основной речевой единицей, структурно и содержательно организующей текст в целом. Однако, приходится отметить, что в научной речи ввиду её специфического характера (например, необходимость аргументации, использование составной терминологии) синтагмы могут быть достаточно объёмны, что, естественно, делает текст более сложным для устного воспроизведения и восприятия.
Так что и научная речь свидетельствует о том, что предложенческая форма организации и существования письменной речи не является единственно возможной. Она может быть представлена с чётким разграничением не предложений, а синтагм.
Остаётся добавить, что в пунктуационной системе русского языка (как, впрочем, и в других языках) явно недостаёт ещё одного знака, указывающего на границы между синтагмами как самостоятельными структурно-смысловыми единствами. Во многих речевых ситуациях проявляется потребность в таком знаке. Он в значительной степени способствовал бы точному и однозначному пониманию текста. Из-за его отсутствия многие авторы прибегают к так называемому интонационному тире, указывая таким способом на самую важную, с их точки зрения, границу между ключевыми в содержательном плане синтагмами.
