Текста и их отношение к автору и читателю

Вопросы синтагмы, синтагматической структуры речи и синтагматического её членения тесно связаны с порождением речи и её восприятием, т.е. непосредственно связаны с речевой деятельностью носителей языка, каждый из которых может выступать в роли субъекта речи (автора) и её адресата (слушателя или читателя). Именно поэтому они являются весьма важными как в теоретическом их осмыслении и освещении, так и в прагматическом отношении.

Первыми заинтересовались ими психологи, изучающие речевую деятельность как одну из основных психических реакций человека и особенности его речевого поведения. Лингвисты стали изучать их сравнительно недавно, хотя эти вопросы непосредственно касаются формирования, развития и совершенствования всех видов речевой деятельности, а также методики преподавания родного и иностранных языков. Они способствуют выяснению того, что в речи с чем сочетается, позволяя добиться точного и однозначного восприятия её содержания. Но решаются они пока неоднозначно и весьма противоречиво.

Устная речь порождается субъектом из синтагм и одновременно воспринимается адресатом. Для субъекта речи и слушателя её порождение и восприятие сливаются в единый процесс общения. Содержание появляется и воспринимается с каждой очередной синтагмой. Субъекты устного общения разграничены действием, но объединены временем и местом, что позволяет им объединить свои действия в единый процесс.

Письменная речь представлена в виде готового текста. Сначала он порождается автором, структурируется им(т.е. создаются его смыслонесущая синтагматическая структура, а также предложенческая структура как традиционный способ доступного его оформления), и лишь после этого он воспринимается читателем. Здесь имеют место уже не два, а три процесса. И протекают они не одновременно, а последовательно. Дифференциация автор – читатель становится весьма наглядной. Автор и читатель в данном случае разграничиваются действием, временем и местом. У них разные цели и разные речевые действия. Автор, передавая информацию, трансформирует её в конкретную синтагматическую структуру текста. С целью облегчения его восприятия он по традиции выделяет в нём предложения, последовательно отражающие все мысли текста.

Читатель пытается осознать авторскую синтагматическую структуру и заложенную в ней интонацию как способ интерпретации содержания. Задача читателя – извлечь из текста адекватное содержание. Таким образом, автор в своих действиях идёт от содержания к структурам, а читатель – от структур к содержанию.

Некоторые учёные видят цель синтагматического членения текста читателем в поиске выразительных возможностей, различных смыслов, нюансов[105].

Однако при этом они ничего не говорят о том, насколько точно при таком подходе будет понят читателем текст. Ведь цель читателя не в замене авторского содержания своим, а в том, чтобы, осознав авторскую синтагматическую структуру текста, понять содержание так, как понимал и представлял его автор. При работе читателя с учебными, научными, официальными и иными текстами, предполагающими точное их понимание, любые рассуждения о поиске различных смыслов и нюансов выглядят более чем странно. Синтагматическая структура графически одной и той же письменной речи в зависимости от коммуникативной цели автора и интонации может быть разной.

Обратимся, например, к такому речевому фрагменту:

(1) Брат с соседом ходили на рыбалку.

Хотя это довольно простой фрагмент, нельзя сказать, что легко понять его содержание. Данное предложение может иметь разную синтагматическую структуру, разную интонацию, а следовательно, и разное содержание. При передаче отдельного факта (например, при ответе на вопросы: “ Что нового? ” или “ Какие новости? ”) предложение будет состоять из одной синтагмы. Но в ответе на вопрос “ Кто / ходил на рыбалку?” уже будет, как и в самом вопросе, две синтагмы:

(2) Брат с соседом / ходили на рыбалку.

Содержание ответа составлено из двух смысловых фрагментов (Брат с соседом + ходили на рыбалку). Синтагма брат с соседом является непроницаемой. Её компоненты нельзя поменять местами. В неё нельзя вставить какой-либо компонент второй синтагмы. Вторую синтагму к ней можно только добавить путём линейного наращения. На неё падает синтагматическое ударение, так как она несёт новую информацию. В ответе она является функционально обязательной. Вторую же синтагму можно опустить.

В ответе на вопрос “ Что делали / брат с соседом?” синтагматическая структура тоже состоит из двух синтагм:

(3) Брат с соседом / ходили на рыбалку.

На первый взгляд, это те же синтагмы, что и в предыдущем ответе. Действительно, никаких графических различий у них нет. Тем не менее у них есть различия. Сходство у них в графическом оформлении и одинаковых грамматических формах компонентов, а различия – в их интонации, следовательно, в функции и значении. Интонация графически не фиксируется. Она зашифрована в контексте. Читатель восстанавливает её по мере осмысления синтагм контекста. В данном случае синтагматическое ударение на второй синтагме. Уже она должна быть эксплицитной, тогда как первую синтагму можно опустить. Интонационно (а значит, содержательно и функционально) синтагмы второго и третьего ответов – разные речевые единицы, несмотря на их графическую идентичность.

При ответе на вопрос: “Может ли кто-то подтвердить алиби брата?” – возможен ответ:

“(Конечно) Брат / с соседом / ходил на рыбалку (И сосед может это подтвердить)”.

Интересующий нас речевой фрагмент состоит уже из трёх синтагм:

(4) Брат / с соседом / ходил на рыбалку.

Первая синтагма представляет основного фигуранта речи. Две другие содержат новую информацию о нём. В ответе обязательны все синтагмы. Такая синтагматика обусловлена необходимостью передачи содержания о том, что в конкретное время данный субъект совершал не то действие, которое ему приписывают. И это может подтвердить свидетель. Поэтому глагол в предложении представлен уже в форме ед. числа, так как актуальными в содержании становятся субъект и его реальное действие.

Таким образом, речь представляет собой последовательное наращение субъектом синтагм как исходных минимальных содержательных компонентов, создающих синтагматическую её структуру и содержание. Читатель должен осознать именно эту структуру и её интонацию.

Утвердилось мнение о том, что минимальная единица речи – предложение, как коммуникативная структура. Но если предложения – минимальные речевые единицы, следовательно, речь порождается именно из них, с чем трудно согласиться. В устном общении и субъект, и слушатели обходятся без категории предложения, так что оно присуще не обеим формам речи. Никто из участников устного общения не задумывается над тем, где начинается предложение, где оно заканчивается и используется ли оно вообще в устной речи. В письменной речи, где предложение является важнейшей единицей структуры текста и выражения отдельной мысли, вполне очевидно, что оно не является минимальной единицей. По какому параметру осуществляется квалификация “минимальная речевая единица” – по структуре или содержанию? По структуре предложения могут быть однокомпонентные и многокомпонентные, монопредикативные и полипредикативные. Так что такая квалификация не соотносится со структурой. Содержание предложения может отражать один факт, но чаще оно отражает несколько фрагментов. Поэтому и в отношении содержания его нельзя считать минимальной речевой единицей. Ср.:

Зря они туда не ходят (т.е. следовало бы ходить – одна синтагма) и

Зря / они туда не ходят (т.е. имеют какой-то интерес – две синтагмы).

Как видим, перед нами графически одно и то же предложение, в нём одни и те же слова (словоформы), расположенные в одинаковом порядке. Но содержание у этих структур разное, что свидетельствует о том, что составлены они вовсе не из отдельных слов (словоформ) языка, а из минимальных речевых единиц, которые у данных структур разные – и по составу, и по значению. Вполне очевидно, что структуру и содержание предложения в первом случае составляет одна синтагма, а во втором – две синтагмы, в результате чего у графически одной и той же структуры (у одних и тех же слов в одной и той же их последовательности) разное содержание. Объединяя в себе слова, синтагма конкретизирует их значения, порождает их общее ситуативное содержание и тем самым переводит их из системы языка в сферу речи. Речь всегда индивидуальна. Построенная из конкретных одномерных единиц, она при чётком их разграничении и осмыслении становится однозначной, благодаря чему достигается адекватное её понимание. Наблюдаемые предметы и их актуальные акцидентные признаки один человек (субъект речи) соотносит с конкретными лексическими объединениями (синтагмами), а другой (слушатель или читатель) соотносит эти синтагмы с предметами и их качествами, т.е. с конкретными фрагментами окружающего мира. Синтагмы становятся для субъекта речи и для её адресата необходимым речевым звеном при отражении того или иного конкретного минимального фрагмента мира или содержания информации.

Сочетания слов в синтагмах используются в качестве индивидуальных, ситуативных обозначений. Включая в себя несколько слов, синтагма объединяет их в единый структурно-смысловой блок. При необходимости можно сделать уточнения, пояснения, в результате чего появляются другие синтагмы, тесно связанные с первой. Сочетаясь, слова в синтагмах приобретают конкретный характер. Последовательно располагаясь в речи субъекта одна за другой, синтагмы порождают текст, в котором по мере их наращения фиксируются и выделяются в виде отдельных предложений появляющиеся мысли.

При возникновении синтагмы сущностный признак реалии, обозначаемой словом, даёт общее основание для его использования, а различные актуальные акцидентные признаки обозначаемой реалии способствуют конкретизации содержания синтагмы. При сочетании слов в синтагме между ними возникают синтаксические связи, а также особые смысловые отношения, обогащённые различными грамматическими значениями. Адресат речи, воспринимая авторские синтагмы, осознаёт все обозначаемые ими фрагменты содержания.

Так что синтагма – главная речеорганизующая единица устной и письменной речи, она является компонентом любой более объёмной речевой структуры. Иными словами, все речевые единицы представлены конкретной структурой синтагм, в результате их последовательного линейного наращения. Содержание любого предложения и текста в целом определяется последовательным наращением значений входящих в них синтагм.

В связи с конкретностью структуры и значения синтагмы, а главное, в связи с её функциями – быть основным компонентом при организации текста и при его восприятии – её следует признать не только исходной, минимальной, но и основной структурно-смысловой речевой единицей. Иными словами, любая речь имеет синтагматическую основу: она порождается и воспринимается на уровне синтагм.

Наблюдения и эксперименты позволяют утверждать, что читатель воспринимает текст не на уровне отдельных слов или предложений, а на уровне синтагм, которые последовательно формируют мысли, сочетания мыслей, рассуждения, представляя полную структуру текста, оформленного в виде предложений. При его чтении часто просто невозможно охватить взором речевой фрагмент, который бы структурно и содержательно равнялся предложению. Зато синтагма, которая произносится на едином дыхании, в своём письменном виде охватывается обычно полностью. Естественно, что именно на уровне синтагм и происходит восприятие содержания текста и каждого его предложения.

Таким образом, характер речепорождения и речевосприятия обусловлен физиологическими и психическими возможностями людей – и субъекта речи, и субъекта её восприятия. Ими же обусловлено существование минимальной речевой единицы – синтагмы.

В письменной речи к предложению обращаются не потому, что испытывают крайнюю необходимость, а традиционно – как к важному общепринятому средству графического и грамматического оформления текста. Деление текста на предложения – это индивидуальный авторский ключ для читателя к синтагматическому членению текста, способствующему его восприятию. Устная речь, если она создаётся творчески, когда её субъект увлечён передаваемым содержанием, формируется непринуждённо, автоматически. Синтагмы возникают в речи субъекта спонтанно, он осознаёт лишь передаваемое содержание, фиксируя синтагмы как структурно-смысловые его компоненты, на основании которых оно составляется. При устном общении предложения, как избыточные структуры, вообще выпадают из области сознания. Но в письменной речи к ним обращаются как к общепринятому способу оформления структуры и содержания порождаемого текста. Сначала их выделяют как бы попутно, как сопутствующие структуры. Но после завершения работы над содержанием текста автор возвращается к вопросу о предложениях и их границах и уже тщательно обдумывает возможные их варианты. На заключительном этапе работы над текстом устанавливается окончательная предложенческая структура текста, которая, по мнению, автора, является оптимальной в организации текста и восприятии его содержания.

Деление текста на предложения носит исторический характер. Оно существовало не всегда, не изначально с речью и даже не одновременно с возникновением письменности, так что оно не является обязательным атрибутом даже для письма. Основная его цель – облегчить восприятие текста, сделать его структуру и содержание максимально доступными. Вспомним, в подлиннике «Слова о полку Игореве» не было членения текста на предложения. Тем не менее предложение настолько прочно закрепилось в письменной речи и в лингвистической теории, что его как речевую структуру переносят даже в устную речь.

Членение текста на предложения – явление субъективное. Речевая письменная практика показывает, что один и тот же текст обычно расчленяется разными людьми по-разному, хотя содержание текста понимается ими вполне адекватно. У многих писателей можно найти признания в том, что членение текста на предложения представляло для них реальную трудность. Нередко можно слышать сетования, что предложения слишком объёмны или, наоборот, слишком коротки и это мешает восприятию содержания.

Из сказанного можно сделать вывод, что предложенческая структура текста, хотя и обязательна для каждого текста, но допускает варианты, тогда как членение его на синтагмы, соответствующие авторской синтагматической структуре, является обязательным и одновариантным: в противном случае невозможно адекватное восприятие содержания. Структура предложений и границы между ними в тексте обусловлены характером передаваемого содержания, отношением к нему автора, структурой синтагм, смысловыми и синтаксическими отношениями между ними, а также индивидуальными психологическими особенностями автора текста и его эмоциональным состоянием. Иными словами, она обусловлена объективными и субъективными причинами. Предложение как законченную мысль может составлять одна синтагма или – намного чаще – несколько синтагм, в зависимости от объема и цели речи, а также её эмоциональности. Например:

Друзья! / Дорогие друзья! / Сегодня у нас праздник! /

Перед нами три предложения, каждое состоит из одной синтагмы. Первая синтагма однокомпонентная, вторая включает два компонента, а третья состоит из трёх компонентов (графически – четырёх слов). Количество синтагм в предложении обусловливает его структуру и содержание. Адекватность содержания определяют синтагмы, потому что именно из их значений оно непосредственно составлено, а предложения лишь более наглядно оформили порождённые синтагмами мысли. Представим данный речевой фрагмент в несколько ином графическом оформлении:

Друзья, / дорогие друзья, / сегодня у нас праздник!

Перед нами уже одно предложение, но данный фрагмент имеет ту же синтагматическую структуру, что и предыдущий, состоящий из трёх предложений. Содержание передаётся одно и то же. Несколько изменился лишь эмоциональный характер его представления. Но эмоциональный характер высказывания не меняет сущности его содержания. Он отражает лишь психические особенности речевого поведения субъекта речи.

Изменение структуры синтагм и границ между ними (т.е. изменение синтагматической структуры речи) ведёт к деформации её содержания. Изменение структуры предложений в тексте и границ между ними во многих случаях не ведёт к изменению общего содержания текста. Так что содержание текста обусловлено не предложенческой, а синтагматической его структурой.

Это свидетельствует о том, что в речи есть константные и варьирующиеся компоненты. В качестве константных выступают синтагмы, их значения и обусловленное ими содержание текста. Предложения – варьирующиеся единицы, и это не позволяет признать их исходными речепорождающими структурами.

Членение текста на синтагмы при его восприятии осуществляется на основании нескольких принципов:

- смыслового, на него обращал особое внимание Л.В. Щерба, отмечая необходимость членения любого текста на синтагмы при его восприятии;

- синтаксического, учитывающего все синтаксические связи и отношения слов в единых группах и групп слов в речи, наличие различных аналитических форм;

- интонационного [106].

А.М. Пешковский отмечал важную роль знаков препинания при членении текста и воссоздании авторской интонации.

Н.В. Черемисина, исследуя интонацию в поэзии, прозе и разговорной речи, предлагает некоторые дополнительные критерии синтагматического членения исследуемых текстов. “В художественной прозе используется ритмический критерий разграничения синтагм – ритмические фигуры. В стихе своеобразными ритмическими “указателями” синтагматического членения могут служить границы строк, ступенчатое членение строки, ритмические фигуры и схемы. Появление либо отсутствие внутристрочной паузы определяется тенденцией к соизмеримости корреспондирующих (рифмующих) строк по числу синтагм – тенденцией, которая есть одно из проявлений общего закона устойчивой повторяемости конструктивных элементов как средства скрепления стиховых рядов”[107]. Многие современные лингвисты рассматривают синтагму как варьирующуюся единицу интонационного членения текста. Именно этим обусловлены странные разговоры о поиске вариантов и нюансов мысли, в то время как нужно говорить об адекватном понимании текста.

Осмыслить текст – значит осознать его исходные структурно-смысловые составляющие (синтагмы) в отдельности и в их единстве. Адекватное выделение в нём синтагм способствует выяснению степени их смысловой важности и их роли в формировании содержания и его подтекста.

Из каких исходных единиц составляется любая сложная вещь, на эти же единицы она и разлагается при её осмыслении. И речь, как составное явление, не исключение. Организация речи автором и её членение адресатом при чтении – это два диаметрально противоположных процесса, которые обеспечивают письменное общение и взаимопонимание людей, пользующихся общим языком.

Эти процессы объединены тем, что благодаря авторским синтагмам создаётся завершённая по форме, интонации и содержанию синтагматическая структура текста. Чтобы читателю его адекватно понять, недостаточно его прочесть, нужно разобраться в его синтагматической структуре, т.е. в процессе чтения осознать авторские исходные минимальные единицы речи, из которых составлены её структура и содержание. Таким образом, эти два процесса (создание текста и его адекватное восприятие) объединяются требованием единства синтагматической структуры текста – для субъекта речи и для субъекта её восприятия.

Обратимся к древнерусскому тексту «Слова о полку Игореве». Известно, что в своё время оно было написано в одно слово:

НелеполиныбяшетьбратиеначатистарымисловесытрудныхповестейополкуИгореве… и т.д.

Понять такой текст очень сложно, потому что непросто расчленить его не то что на синтагмы и предложения, но даже на слова. Позже его расчленили-таки на отдельные слова и предложения. Но так как у людей, занимавшихся этим, имелись многочисленные расхождения в определении границ не только между предложениями, что вполне естественно, но и между отдельными синтагмами и даже словами, то по этой причине появились различные варианты толкования отдельных фрагментов текста. Так что первые представления письменных произведений не способствовали их быстрому и однозначному восприятию. Необходимы были совершенствования письменной речи. Её стали членить на слова, предложения. Выделились типичные структуры. Появились различные знаки препинания, в том числе интонационное тире, скобки, кавычки. Определились способы оформления текста и отдельных его частей. В этом потоке приёмов, средств и методов менее всего внимания было уделено синтагме, хотя она была, остаётся и всегда будет – осознаём мы это или не осознаём – основной речепорождающей единицей, непосредственно формирующей содержание речи в виде конкретной синтагматической структуры. Мы вспомнили об этом, чтобы обратить внимание на весьма показательный факт: даже армия учёных – литературоведов, лингвистов, поэтов и писателей, то есть профессионалов в высшем смысле этого слова, – не смогла добиться однозначного понимания исторического текста, который был максимально затруднён для восприятия.

Однако и современные тексты с их установившимся и привычным графическим оформлением далеко не всегда понимаются однозначно даже специалистами. Что же касается уровня понимания их рядовыми носителями языка без опоры на синтагму, о нём можно лишь догадываться. При чтении нередко чувствуется отсутствие в письменной речи знака, который бы указывал на характер интонации, в частности на место и продолжительность паузы. Обратимся к следующему предложению из научной речи:

При наращении синтагм на основе их значений порождаются мысли, которые в письменной речи выделяются в виде предложений.

Возможны такие варианты его восприятия:

(1) При наращении синтагм // на основе их значений / порождаются мысли, / которые в письменной речи / выделяются в виде предложений.

(2) При наращении синтагм на основе их значений / порождаются мысли, / которые в письменной речи / выделяются в виде предложений.

То ли на основе наращения синтагм порождаются мысли, то ли наращение синтагм происходит на основе их значений.

Членение текста на слова и на предложения не гарантирует адекватного его понимания. Опора при чтении должна быть на синтагму – на авторскую синтагматику текста. При восприятии текста следует руководствоваться единственно надёжным принципом: из каких структурно-смысловых речевых единиц текст формировался, на эти же единицы необходимо и опираться при его чтении: только в этом случае его можно правильно понять, потому что из значений именно этих единиц составлено его содержание.

Когда тот или иной языковед уверенно говорит о чётких границах между предложениями в тексте, появляется искушение предложить ему написать диктант (например, на основании соответствующей магнитофонной записи, звучащей в темпе, характерном для написания диктанта) и самостоятельно выделить границы между предложениями. Сделать это хотя бы для того, чтобы в будущем человек стал более осторожным в высказываниях. Пусть он в диктанте на слух определит границы между предложениями, если они, по его мнению, чёткие и очевидные. Безусловно, конфуз обеспечен каждому участнику, кто по неосторожности или легкомыслию говорит о чёткости и однозначности границ между предложениями в связном тексте. Возможно, после такого эксперимента его участник наконец-то увидит очевидное и изменит своё мнение относительно чёткости и незыблемости границ между предложениями в тексте.

Чёткие границы у предложения существуют только при изолированном его рассмотрении, когда анализируют какую-то одну предложенческую структуру. В системе языка предложение вообще представлено в виде абстрактной структурной схемы или макета, созданного с метаязыковой целью, наполненного словами, не имеющими, по сути, никакого отношения к реальному содержанию (такие структуры В.А. Звегинцев называл псевдопредложениями). В этом случае перед нами мёртвая структура. В связном тексте предложения живут и тесно контактируют с предыдущими и с последующими аналогичными единицами. И поэтому здесь их структуры гибки, а границы вариативны.

Мы провели эксперимент по определению границ между предложениями в связном тексте на основании диктанта. Были такие тексты диктантов, когда из 500 человек, принявших участие в эксперименте, ни у кого (!) границы между предложениями не совпали с авторскими. Хотя содержание диктанта во всех вариантах воспринималось участниками одинаково. Все они понимали содержание и могли его воспроизвести. Текст диктовался с соблюдением требований методики написания диктантов. Только не указывались границы между предложениями. Всё это делалось для того, чтобы на практике убедиться в истинности или ложности утверждения относительно чёткости границ предложений в тексте.

Рекомендуем всем желающим один из таких текстов для самопроверки, с целью определить границы предложений самостоятельно, чтобы затем сделать соответствующие выводы. Лучшая истина та, которую человек открывает сам. Так пусть каждый и откроет свою истину, которая в данном случае неизбежно совпадёт с нашей. Это и будут подлинно научные результаты, потому что они будут максимально объективными. Мы провели диктант в 30 группах, и его результаты дали богатый материал для размышлений и обобщений. Предлагаем этот текст (фрагмент из романа М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени»). В скобках отмечены авторские предложения.

(1) Да, такова была моя участь с самого детства! (2) Все читали на моём лице признаки дурных свойств, которых не было; но их предполагали – и они родились. (3) Я был скромен – меня обвиняли в лукавстве: я стал скрытен. (4) Я глубоко чувствовал добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен; я был угрюм, - другие дети веселы и болтливы; я чувствовал себя выше их, - меня ставили ниже. (5) Я сделался завистлив. (6) Я был готов любить весь мир, - меня никто не понял: и я выучился ненавидеть. (7) Моя бесцветная молодость протекала в борьбе с самим собой и светом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца: они там и умерли. (8) Я говорил правду – мне не верили: я начал обманывать; узнав хорошо свет и пружины общества, я стал искусен в науке жизни и видел, как другие без искусства счастливы, пользуясь даром теми выгодами, которых я так неутомимо добивался. (9) И тогда в груди моей родилось отчаяние – не то отчаяние, которое лечат дулом пистолета, но холодное, бессильное отчаяние, прикрытое любезностью и добродушной улыбкой. (10) Я сделался нравственным калекой: одна половина души моей не существовала, она высохла, испарилась, умерла, я её отрезал и бросил, - тогда как другая шевелилась и жила к услугам каждого, и этого никто не заметил, потому что никто не знал о существовании погибшей её половины; но вы теперь во мне разбудили воспоминание о ней, и я вам прочёл её эпитафию. (11) Многим все вообще эпитафии кажутся смешными, но мне нет, особенно когда вспомню о том, что под ними покоится. (12) Впрочем, я не прошу вас разделять моё мнение: если моя выходка вам кажется смешна – пожалуйста, смейтесь: предупреждаю вас, что это меня не огорчит нимало.

В эксперименте принимали участие филологи – учителя русского языка, студенты-русисты 3 и 4 курсов, т.е. люди с профессиональным мышлением. Отмечены десятки случаев совпадения границ между предложениями у самих участников эксперимента, но не было ни одного соответствия авторскому варианту. Наиболее часто повторялась следующая структура предложений.

(1) Да, такова была моя участь с самого детства! (2) Все читали на моём лице признаки дурных свойств, которых не было; но их предполагали – и они родились. (3) Я был скромен – меня обвиняли в лукавстве: я стал скрытен. (4) Я глубоко чувствовал добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен. (5) Я был угрюм, - другие дети веселы и болтливы; я чувствовал себя выше их, - меня ставили ниже: я сделался завистлив. (6) Я был готов любить весь мир, - меня никто не понял: и я выучился ненавидеть. (7) Моя бесцветная молодость протекала в борьбе с самим собой и светом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца: они там и умерли. (8) Я говорил правду – мне не верили: я начал обманывать. (9) Узнав хорошо свет и пружины общества, я стал искусен в науке жизни и видел, как другие без искусства счастливы, пользуясь даром теми выгодами, которых я так неутомимо добивался. (10) И тогда в груди моей родилось отчаяние – не то отчаяние, которое лечат дулом пистолета, но холодное, бессильное отчаяние, прикрытое любезностью и добродушной улыбкой. (11) Я сделался нравственным калекой. (12) Одна половина души моей не существовала, она высохла, испарилась, умерла, я её отрезал и бросил, - тогда как другая шевелилась и жила к услугам каждого. (13) И этого никто не заметил. (14) Потому что никто не знал о существовании погибшей её половины. (15) Но вы теперь во мне разбудили воспоминание о ней, и я вам прочёл её эпитафию. (16) Многим все вообще эпитафии кажутся смешными, но мне нет, особенно когда вспомню о том, что под ними покоится. (17) Впрочем, я не прошу вас разделять моё мнение. (18) Если моя выходка вам кажется смешна – пожалуйста, смейтесь. (19) Предупреждаю вас, что это меня не огорчит нимало.

В данном варианте не 12, как у автора, а 19 предложений. Но они передают тот же формат содержания. Были и другие варианты – с большим или меньшим количеством предложений.

Как видим, границы между отдельными предложениями в связном тексте не влияли как-либо заметно на восприятие содержания текста участниками эксперимента. Это свидетельствует о том, что восприятие связного текста происходит не на уровне предложений. Так что указанные у того или иного автора границы между предложениями в его тексте – это всего лишь один из возможных вариантов выделения предложенческой структуры текста.

Для читателя авторская синтагматическая структура текста является заданной, единственной, без каких-либо вариантов, тогда как авторская предложенческая его структура оценивается как возможная, приемлемая. В связи с этим предложение нельзя квалифицировать в качестве порождающего текст компонента. Роль предложений в тексте – сопутствующая, она в том, чтобы способствовать осмыслению синтагматической структуры, сделать её для читателя более прозрачной и доступной. Деление текста на предложения – это первый, традиционно используемый шаг к синтагматическому членению и осмыслению текста. Этот шаг делается самим автором. Любая речь, протекая на уровне синтагм, на письме выливается в соответствии с традицией в предложения, высказывания и текст.

Автор текста идёт от содержания через спонтанно появляющиеся структуры синтагм к графической фиксации предложенческой структуры текста, попутно указывая на основании имеющихся средств и возможностей на структуру синтагм. Читатель через структуры предложений идёт к синтагмам, а на основании их осмысления – к содержанию текста в целом.

Синтагма – исключительно речевое явление. Относить её к языку – значит помещать в ту сферу, где ей нет места, и это неизбежно приведёт к бесчисленным противоречиям, ошибкам и недоразумениям. Попытки описать синтагму в системе языка, т.е. описать конкретную речевую единицу в системе обобщённых кодовых единиц (к чему призывал В.В. Виноградов)[108], неосуществимы. Основной признак синтагмы – конкретность, а основной признак любой языковой единицы – обобщённость или абстрактность. Синтагма неизбежно вступит в противоречия с такими единицами языка, как слово, словосочетание, члены предложения.

Речевая деятельность субъектов общения осуществляется по-разному. У субъекта речи (говорящего) она происходит автоматически: от чётко осознаваемого содержания – к спонтанно появляющейся языковой форме с соответствующей интонацией. У пишущего она протекает по принципу: от содержания – к форме, которая появляется в результате дополнительной шифрации при трансформации устной речи в письменную. Синтагма – это ключевой структурно-содержательный фрагмент шифра, в котором для автора актуализируется содержательный момент.

Деятельность субъекта восприятия (читателя) осуществляется иначе: от строго зафиксированной формы (от шифра) – к соответствующему содержанию через восстановление интонации, синтагм и их значений. Важнейшей частью его работы является деление речи на синтагмы, ибо для него синтагма – ключ к шифру. И чем точнее будет проведена эта работа, тем точнее будет воспринят авторский текст и его содержание. Структурное и смысловое осознание всех сегментов речи – синтагм – является необходимым условием и гарантией точного восприятия содержания. Если этого не учитывать, многие особенности языка и речи так и будут оставаться за пределами внимания и изучения.

Любая речь нуждается в адекватном синтагматическом членении. Когда допускаются просчёты при синтагматическом членении текста, авторская мысль искажается. Предложение не является полностью изолированной структурой в потоке связной письменной речи, оно лишь одно из более или менее самостоятельных и относительно законченных “звеньев в цепи единого высказывания”, обозначенных с целью более успешного изучения грамматических структур, а также синтагматического членения и восприятия речи. Нами уже отмечалось несколько скептическое отношение к предложению академика Л.В. Щербы и проф. М.Н. Петерсона. На наш взгляд, это был не безосновательный скептицизм. Они вовсе не отвергали предложение, но давали ему реальную оценку.

Речевая жизнь народа неизбежно рано или поздно должна была заставить обратить внимание на её синтагматическую основу. Связывать сегментацию текста только с предложением недостаточно: во-первых, оно соотносится только с одной формой речи, во-вторых, предложение не является одномерной структурой. В подавляющем большинстве случаев оно имеет составную структуру и составное содержание. В связном тексте его структуре присуща вариативность. Синтагма же является единой одномерной структурой, отражающей один компонент содержания. Это единственная речевая единица, которая присуща обеим формам речи.

В основе порождения и восприятия любой речи лежит структурная и смысловая делимитация её исходных единиц – синтагм, – характеризующихся грамматическим, смысловым и интонационным единством. Синтагмы, объединяясь друг с другом, образуют речь и её содержание. Когда человек говорит или пишет на родном языке, которым пользуется автоматически, соответствующие синтаксические структуры появляются в его речи как естественная и закономерная реакция на содержание, речевую ситуацию или передаваемую информацию, в результате чего синтагмы появляются в необходимом объёме и качестве и выстраиваются в соответствующую речевую цепочку. При устном общении люди реагируют своими действиями и речевым поведением не на факты языка (отдельные слова) или речевые структуры, а, главным образом, на интонацию, на одномерные фрагменты содержания исходных речевых единиц и информацию в целом. В непринуждённом общении человек реагирует на речевую ситуацию, на услышанное не структурами, не предложениями и не их построением, а мыслями, содержанием, которое автоматически выливается в конкретные структуры.

Когда люди пользуются неродным языком, они вынуждены обращать внимание на структуру своей речи и при недостаточном речевом навыке и знании чужого языка (а это обычное явление) ими осуществляется строительство речевых структур. При этом неизбежна контаминация структур родного языка и чужого. Они переводят с родного языка на чужой, последовательно и целеустремлённо проецируя особенности родной речи на чужую. В этом случае субъект речи ориентируется не на содержание речи в целом, а на последовательную передачу отдельных его мыслей, т.е. на строительство отдельных предложений. Синтагмы в его речи появляются уже не спонтанно, а сознательно составляются с целью конструирования предложения и посильного выражения отдельной мысли. Эти два вида речевой деятельности можно сравнить с естественной ходьбой человека и ходьбой на костылях. В одном случае ходьба – естественная, увлекающая и впечатляющая, а во втором – заторможенная, жалкая и утомительная.

Необходимость обращения к синтагме неизбежно появляется у каждого человека, который пытается разобраться в чужой письменной речи и понять её. Роль синтагм при этом становится основополагающей, независимо от того, осознаётся это читателем или нет. Они, объединяясь при помощи эксплицитной синтаксической, смысловой и имплицитной (закодированной в тексте) интонационной связи, собственно, и образуют тексты. Субъект речи осуществляет свою речевую деятельность на уровне синтагм в устной речи, синтагм и предложений – в письменной. Синтагмы конкретны. Они характеризуются конденсированным, компрессионным признаком, в связи с чем представляют значительные трудности при изучении языка – и родного, и особенно иностранного. Трудность заключается в их поиске и квалификации. Любая деформация структуры синтагм ведёт к деформации содержания.

В устной речи деление на синтагмы легко осознаётся слушателями благодаря интонации субъекта речи. Они сразу и в полном объёме воспринимают тот вариант синтагматического членения, который представлен в интонации говорящего. В письменной речи каждому читающему приходится самостоятельно дешифровать текст, производя для этого его синтагматическое членение. Письменную речь, особенно художественную, трудно понять полностью – так, как понимал её автор. Точность её всегда относительна: она или приближается к авторской или в той или иной степени уходит от неё. Но такие виды речи, как научная, официально-деловая, публицистическая, требуют адекватного восприятия, что возможно только на основании их точного синтагматического членения.

Естественная организация речи как средства общения не предполагает её поэтапного строительства: сначала предложений, а на их основе – текста. О строительстве можно говорить только условно. Речь является закономерной психоречевой реакцией на конкретную информацию или речевую ситуацию при спонтанном использовании соответствующих синтагм, структура которых определяется передаваемым содержанием и речевыми навыками субъекта речи.

По-видимому, каждый человек может вспомнить из своей речевой практики случаи, когда он, увлечённый передаваемой информацией, начинал говорить, совершенно не осознавая того, чем закончатся ближайшие структуры его речи. При этом слова, словосочетания как “готовые номинативные единицы” и даже предложения как “центральные единицы языка” полностью выпадали из сферы его внимания и сознания. В этом отношении весьма интересны результаты опроса респондентов (представителей разных профессий) о том, когда, как и с какой целью они пользуются в своей речевой деятельности предложением.

Особенно ценным, на наш взгляд, представляется мнение геолога, человека, который опубликовал несколько научных статей, книгу, но, тем не менее, в изучении языка ограничен рамками школьного курса. Он, в частности, сообщил, что всегда, когда ему ясно, о чём писать и он чувствует в этом потребность, то просто увлеченно работает над текстом, совершенно забывая о том, что пользуется словами и предложениями. Предложения фиксируются у него в тексте автоматически, попутно, по ходу изложения мыслей, как способ выделения и разграничения передаваемых мыслей, фактов, чувств и оценок.

По его словам, текст у него как-то сам складывался в предложения. Так что не из предложений он в этих случаях строит текст, а наоборот, передаваемая в письменной форме ясная для него информация выливается в цепочку предложений.

Звучащие мысли, передаваемые в устной речи, это, на его взгляд, не предложения, а какие-то иные структуры, которые в письменной речи ещё предстоит оформить в виде предложений.

Но когда ему приходилось писать текст, который его не очень-то занимает (например, отчёт) и к тому же нередко не совсем ясно, о чём писать, он “выжимает” такой текст по предложениям. Так легче составить необходимый объём и выполнить вынужденную работу. Такой текст обычно не хочется читать даже ему самому.

Синтагма как исходная единица речи, во-первых, конкретна структурно и содержательно; во-вторых, одномерна; в-третьих, минимальна. Структурно она едина. Она может соответствовать предложению, не утрачивая при этом своего статуса и функции синтагмы. Несмотря на структурное разнообразие, синтагма всегда выступает в качестве конкретной структурно-смысловой единицы конкретной речи. В соответствии с коммуникативной целью любой структурно-содержательный речевой фрагмент может получить актуализацию. И каждый раз неизбежно будет варьироваться синтагматическое членение. Т.е. речь в зависимости от цели её субъекта может передавать различные варианты содержания и его нюансы. Но этот вариант будет единственным при передаче конкретного содержания.

Конкретный вариант синтагматического членения обусловлен не волей читателя, а волей автора и его коммуникативной целью. Именно он выбирает и с помощью интонации предлагает тот вариант, который станет для всех читателей единственным.Восстановить его – задача читателя. Если учитывать различные сочетания синтаксем в синтагме, можно отметить: теоретически у любого письменного высказывания существует несколько возможных вариантов синтагматического членения. Но у автора всегда какой-то один вариант. Теоретически количество вариантов синтагматического членения стремится к максимуму, а практически – к минимуму, к одному – авторскому. Любой текст имеет предложенческую и синтагматическую структуры. Последняя выступает в качестве его структурной и содержательной основы, его сущностного признака, хотя представлена она не так отчётливо, как предложенческая. Важность синтагматической структуры в том, что именно она реально отражает конкретное содержание. Благодаря ей осуществляется адекватное восприятие и понимание содержания.

Деление текста на предложения способствует его восприятию, но не гарантирует правильного его понимания, так как слова в каждом из предложений в подавляющем большинстве случаев можно соотнести и объединить в синтагмы по-разному, в результате чего будет меняться содержание и предложений, и текста в целом. Предложения, разделённые на синтагмы в соответствии с авторской синтагматической структурой текста, не вызывают ни у кого из читателей затруднений при его восприятии.

Таким образом, конкретную синтагматическую структуру речи и её интонацию определяет автор, а задача читателя – разобраться в них, чтобы адекватно понять содержание текста. Рассматриваемые вопросы весьма важны при развитии речевых умений и навыков. Поэтому необходимо основательное их изучение как в школе, так и вузе.