Литературно-общественное движение в России первой трети XIX века

Основными идеями духовных исканий русской литературы данного периода, по определению Ю.М.Лотмана, были идеи личности и народности (4). В XVIII веке этой проблемы не было: человек был и индивидом, и частью народа, и частью человечества — противоречий в этом не виделось. В конце века, особенно в творчестве Г.Р.Державина, А.Н.Радищева, Н.М.Карамзина появилось осознание разрыва между народом и человеком, но этот разрыв не был трагически непреодолимым. Личность — развившийся элемент народа, движение к народу — это возвращение к естественности, к природным основам личности. Державин, получив отставку, уезжает в село Званка и там, вдали от шумной столицы, в уединении, среди родственников, слуг, бытовых предметов, еды и питья, сна и прогулок наслаждается цельностью идиллической жизни:

Багряна ветчина, зелёны щи с желтком,

Румяно-жёлт пирог, сыр белый, раки красны,

Что смоль, янтарь-икра, и с голубым пером

Там щука пёстрая — прекрасны!

<…>

Тут кофе два глотка; схрапну минут пяток;

Там в шахматы, в шары иль из лука стрелами,

Пернатый к потолку лаптой мечу леток

И тешусь разными играми

(“Евгению. Жизнь Званская”, 1807) (5).

Так видит мир человек цельный, не разрываемый противоречиями. Совсем иначе воспринимает мир лирический герой элегии В.А.Жуковского “Вечер” (1806):

Но что?.. Какой вдали мелькнул волшебный луч?

Восточных облаков хребты воспламенились;

Осыпан искрами во тьме журчащий ключ;

В реке дубравы отразились.

Луны ущербный лик встаёт из-за холмов...

О тихое небес задумчивых светило,

Как зыблется твой блеск на сумраке лесов!

Как бледно брег ты озлатило!

Человек потерял душевный покой, встревожен, обеспокоен:

И где же вы, друзья?.. Иль всяк своей тропою,

Лишённый спутников, влача сомнений груз,

Разочарованный душою,

Тащиться осужден до бездны гробовой?.. (6)

XIX век начался с осознания личности и народа как двух разных и противоположных, непримиримых начал; личные устремления человека и его природная основа противоречат между собой. В XVIII веке уже возникали противопоставления долга и страсти, чувства и разума, но они не захватывали человекацеликом; в начале XIX века человек целиком противостоит миру. Трагическое напряжение между ними, попытки сближения ради обретения “потерянного рая” гармонической цельности человека и мира стали основным содержанием духовной жизни России первых десятилетий XIX века.

Отправной точкой новой исторической эпохи справедливо считается Французская революция 1789-1794 годов. Итоги революции — жестокость, казни, война — были осознаны как закономерные плоды эпохи Просвещения. Идеи разума, разумного построения общества, разумного устройства мира, познавательных возможностей разума были поставлены под сомнение; с этими сомнениями разрушилась вся система философских и эстетических ценностей. Мир вдруг опять оказался хаотичным, тёмным, непонятым и непонятным. Русские дворяне, разочаровавшись в идее разумного порядка, справедливости, оставляют государственную службу и уединяются в своих загородных домах, родовых поместьях (7). Размышления об итогах эпохи Разума приводят их к проблеме трагического противоречия между личностью, её вольными устремлениями, порывами, мечтами и природной основой человека, реалиями земной жизни, неумолимыми законами исторического процесса. Это противоречие было осмыслено как проблема личности и народности.

Новые умонастроения породили глубокие изменения в строе русской литературы. В центре внимания оказался внутренний мир человека и его сложные взаимоотношения с внешним миром: народом, страной, историей, своей судьбой. Повышенный интерес к душевным переживаниям человека привёл к появлению феномена лирического героя, который коренным образом изменил поэтику классицизма, нарушил устойчивые жанры, смешал стили, деформировал границы между стихами и прозой, литературой и реальностью.

У литературы появились новые задачи. Проблема личности и народности, слияние личности и народа мыслилось, в основном, как культурная, а не социальная задача. Перед литературой встала необходимость выработки поэтических форм, “которые были бы традиционными и национальными, с одной стороны, и способными выразить индивидуальное чувство с другой” (8). Эта задача сводилась, главным образом, к проблеме нового литературного языка, вокруг которого разгорелись споры. В процессе споров хаотическое существование русской литературы обретало более или менее определённые черты; писатели, определяясь идеологически и эстетически в этих спорах, создавали литературные кружки, общества, журналы, в которых шёл процесс кристаллизации эстетических идей, стилей, поэтических форм. В результате этих сложных разнонаправленных исканий родилась новая литература, давшая нам Пушкина и Гоголя.

Проблема создания нового литературного языка сразу наметилась в двух версиях. Карамзин предложил реформировать язык так, чтобы это был язык и письменной литературы, и устной речи для интеллектуального общения всех людей; такое качество языка объединит людей и вернёт искомое единство личности и народа; реформирование языка предлагалось вести как преодоление двуязычия (русский и французский), как осторожный синтез их, как разумное сочетание национальной самобытности и европейских заимствований, не отрывая, таким образом, русскую литературу и общество от достижений европейской культуры. Другая версия решения проблемы языка основывалась на категорическом отрицании какой бы то ни было пользы европеизации русского языка и литературы. Сторонники этой версии полагали, что разрыв личности и народа произошёл как раз из-за влияния вредных идей развращённой, погрязшей в жестокости Европы, чему доказательством служила Французская революция. Решением проблемы при таких взглядах мог быть только категорический отказ от любых иностранных влияний и развитие самобытного национального языка. Разница двух версий не сводилась лишь к тому, сказать ли приятное на слух и общепонятное слово “путешествие” вместо французского “voyage” и грубого русского “езда”, или использовать не очень “гладкое” и устаревшее, но хорошее, звучное, выразительное русское слово “хождение” — разные решения проблемы языка касались не одной лишь лексики. Карамзинская теория предполагала использовать европейские жанры, а значит идущие из Европы идеи; противники Карамзина отказывались от этих идей и жанров, устанавливали другие приоритеты.

Однако среди сторонников как той, так и другой версии не было полного единодушия, был широкий диапазон мнений. Крайности смыкались, синтезируя новые идеи. Проследить этот процесс во всей полноте — задача не выполнимая в жанре лекций, поэтому наше внимание привлекут лишь наиболее заметные явления литературной жизни России первой трети XIX века.