Глаза слепого художника

Этот обзор задумывался двух частным. «Серый» кусок – про Союз художников, «пестрый» – про выставку «Кредо». Сначала подкачала вторая половина, потом пробился свет в первую….

В вязаной шапке, в рваном пиджаке сидит старик. Руки трясутся. В квартире не прибрано и неустроенно – некому ухаживать; жена – ровесница.

Говорят, после сорока лет характер, образ жизни, совесть человека пропечатывается на его лице. Передо мной – честное, доброе лицо. Левый глаз на нем ничего не видит. Правый – черная дырка в голове живописца Евгения Комаричева. Первого октября мастеру исполняется восемьдесят. После нескольких инфарктов и инсульта художник еще рассчитывает на операцию – верит, что восстановит зрение на одном глазу и сможет работать.

Он знает, как и что будет на его ненаписанных холстах. Он грезит ими. Голова и память – ясные. Надо закончить триптих про Пушкина. Первая картина – венчание с Гончаровой. (Все приметы сошлись в храме против счастливой пары; обручение – начало пути к дуэли.) Второе полотно – поэт в гробу. Третье – Наталья Николаевна с детьми. У Комаричева складывается пушкиниада. Одну из работ он успел выставить в Доме художника до болезни. Те, кто видели, помнят до сих пор. Почему Пушкин? Он использует самые обычные слова, ни каких изысков – а получается лучше всех.

Евгения Комаричева принимали в Союз в 1975 году по рекомендациям Малютина, Родионова и Фролова. Несмотря на признание, мэтры держали его в своей тени, не давали вырваться.

Большими картинами Евгений Иванович начал заниматься относительно недавно – после инфаркта. Еще год назад писал. Галина Воронова, председатель Союза художников, рассказывает, как собирались отправить на всероссийскую выставку три новые работы Комаричева, посвященные Победе: фоторепродукции оценили в Москве – сказали привозить. Поехали за холстами к художнику, а он поверх отобранной картины написал новую – что-то не понравилось. Про требовательность к себе – еще в рекомендациях 1975 года.

Страшно слышать про цвета от слепого живописца – признанного колориста. Он перебирает их в памяти, компонует новые сюжеты, хочет писать. Комаричев – действительно мощный художник. Сила ивановского отделения Союза художников строилась в советское время на личностях. Сейчас таких, видимо, нет. Потому скучно. И на выставках, и на собраниях. Хотя не без просветов. В обоих союзах есть одаренные живописцы.

А к Комаричеву мы ездили с Галиной Вороновой. Это был непоказательный визит – я оказался рядом случайно. Председатель навещает стариков: больных, забытых и забывших. Возит им гостинцы, в Москве выбивает для них деньги и грамоты.

Я ругал Союз художников. Ругал председателя: хозяйственные вопросы ей важнее творческих. Но эта поездка все перекрыла – за нее можно простить. Это не сентиментальность. В деятельности Союза художников есть какой-то смысл и польза – пусть хотя бы в помощи старикам. А остальные творческие организации, боюсь, лишь удобряют почву (чем – понятно), в надежде, что когда-нибудь в нее попадет зерно.

Николай ГОЛУБЕВ