Философия имени. Понятие «энергейя»

Ближайший оппонент Флоренского, - Кант. Чтобы построить систему, альтернативную кантовской, Флоренский обращается к языку греческой философии. Европейская философия, учившаяся прежде всего у латинян, мыслит, противопоставляя «субстанцию» («сущность») и «акциденцию» («явление»).

Греческая пара понятий «усия» () и «энергейя» () не является полным аналогом латинской пары (римляне, некогда перенявшие философию у греков, не смогли все «перевести» на свой язык, греческая мысль схватывала реальность глубже). Греческая «усия» - сущность, но «энергейя» - не синоним «явлению». Флоренский пишет, что более или менее значение этого греческого понятия сохранено в естественнонаучном термине «энергия».

Вещь не просто равнодушно показывает себя, что предполагается словом «явление» («феномен»), она несет себя вовне. Бытие вещи двунаправлено: 1) вглубь (сущность) и 2) вовне (энергия).

Только у мертвой, неодушевленной вещи нет своей энергии, - пишет Флоренский, - только ничто не несет себя вовне. В этом смысле - все говорит и всякое сущее говорит всем своим существом.

Познание, согласно Флоренскому, не созерцание (так было бы, если бы вещь была бы просто феноменом, а познающий субъект, наблюдателем), а взаимодействие двух энергий (познающего и познаваемого).

Если энергии познающего и познаваемого вступают во взаимодействие, возникает резонанс. Возникает нечто третье, чего раньше не было ни в том, ни в другом – «синергия».

Этот сгусток энергии концентрируется в слове. Слово, таким образом, согласно Флоренскому, это некая физическая реальность, а не просто знак, помечающий вещь.

Слово, пишет Флоренский, это результат познания, который есть акт взаимодействия двух сущностей, их энергий, оно как ребенок не есть ни отец, ни мать, но так же, как и они реален. Когда я характеризую в акте познания словом вещь, это слово для меня несет суть самой вещи (энергия вещи не есть то же самое, что ее сущность, но она несет эту сущность, она не есть безразличный по отношению к сущности феномен). Когда я высказываю себя другому, это слово для него есть я сам.

Словом можно убить, словом можно спасти (это нормально). Флоренский говорит о «магии слова»[1]. Слово имеет силу (слово – носитель энергии). Слово вообще. В особенности имя. В особенности – имя личное.

Имя собственное по языковой субстанции ничем не отличается от имени нарицательного, разве что пишется с большой буквы. Или скажем так: акцентами. Когда мы называем вещь именем нарицательным, мы имеем в виду в ней некий признак, который признаем существенным, потому что собираемся его для чего-то использовать (имя нарицательное выражает функциональное отношение к вещам (это стул, он меня интересует только постольку, поскольку на нем можно сидеть)).

Когда мы называем вещь именем собственным, - объектом нашего внимания является она сама в ее уникальности. И эту ее самость, ее единичность мы, согласно Флоренскому, можем высказать словом (хотя, может быть, то же самое слово, будучи написанным с маленькой буквы, обозначает класс предметов).

Мы можем назвать ее по имени (так, конечно, прежде всего, мы обращаемся к человеку, но и к человеку мы запросто можем относиться как к вещи, как к функции).

Об этом, в частности, Флоренский говорит в своей работе «Имеславие как философская предпосылка». Люди (даже не только философы) делятся на два лагеря, на два различных типа понимания мира («имеславцы» и «имеборцы») в зависимости от отношения к слову.

Если мы полагаем, что вещь несет себя вовне и сущность вещи схватывается словом, значит, мы утверждаем, что люди могут знать что-то общезначимое о вещах[2] (значит, мир познаваем, сущность вещей так или иначе открыта человеку).

В противном случае, если мы (как Кант, например) будем считать, что вещь дает себя только как феномен, а слово – это всего лишь знак, обозначающий феномен. То в таком случае всякая человеческая теория будет признана нами всего лишь частным мнением, это будет, всего лишь одна из возможных теорий.

[1] У Флоренского есть работа «Имена». Флоренский описывает характерные черты носителя каждого имени (предполагая, что имя, данное при рождении, в значительной мере определяет сущность человека). Этакий «православный гороскоп».

[2]За отправную точку своих рассуждений Флоренский берет богословский спор об Имени Божьем, вспыхнувший не Афоне в начале 20-го века (1912-1913г.). Спорили о том, присутствует ли в Имени Божьем сам Бог. Понятно, что, согласно Флоренскому – присутствует (своей энергией). Он защищает точку зрения имеславцев. И понятно так же, что для философа Флоренского это приложимо не только к такой «вещи», как Бог, но и ко всякой иной вещи.

Лекция седьмая.

Эдмунд Гуссерль (1859-1938). Феноменология.

Феноменология Гуссерля повлияла, так или иначе, на все последующие философские концепции 20-го века. У Гуссерля мы найдем много похожего с Кантом. Гуссерлеву феноменологию в некотором смысле можно рассматривать как разновидность позитивизма и в то же время, позитивизм – ее ближайший оппонент.

Гуссерль понимает философию как науку, свою главную задачу видит в прояснении истоков и возрождении подлинной рациональности.

Гуссерль стремится вернуть мышление на почву опыта (чтобы человек мыслил, исходя из того, что дано ему на опыте, ничего к этому не примешивая). В этом смысле Гуссерль, как и позитивисты, борец с метафизикой (со «взятыми с потолка» и произвольно принятыми на веру положениями, знанием, не следующим из опыта).

И в то же время, Гуссерля категорически не устраивает позитивистский идеал научности, поскольку позитивисты выносят за пределы рационального рассмотрения (за пределы научного дискурса) все «последние вопросы», вопросы, связанные со смыслом (мира, вещей, человека). Человеку, как он есть, необходимо жить в осмысленном мире (а не просто в универсуме фактов), вещи, с которыми он имеет дело, должны иметь для него смысл и значение.

Замысел новой науки.

Гуссерль пишет, что необходимо вернуть человеческое мышление на почву опыта, но под «опытом» можно понимать разное.

Ученый, как он фактически существует (реальный исследователь, прежде всего естествоиспытатель, поскольку наука всегда ориентировалась как на свой образец на естествознание) понимает под «опытом» опыт неких внешних вещей (чего-то, что можно пронаблюдать, провести эксперимент, что можно потрогать). А это – не единственная форма опыта. Есть еще внутренний опыт (но его ученый «опытом» не назовет). То есть, говоря об «опыте», ученый уже произвел некую выборку, что будет включено в понятие «опыт», а что заведомо (apriori) опытом считаться не будет.

Позитивизм, грубо говоря, и есть такая философия ученых, исключающая из сферы научного рассмотрения все, связанное с человеческой субъективностью (изначальный пласт опыта).

Гуссерль в статье «Феноменология», написанной им для британской энциклопедии, объясняя смысл своего проекта (то есть, что такое феноменология), пишет, что нужна еще наука, которая занималась бы, собственно сознанием. Не тем или иным видом предметного бытия, а тем, как сознание воспринимает вещи.

«Феномен» дословно – «то, что видно», «феноменология» - «наука о том, что видно», о том, как все дано сознанию. Феноменология – разновидность гносеологии, а не какая-либо онтология. Она говорит не о том, как что-либо есть, а о том, как что-либо воспринимается сознанием[1].

[1] В принципе, сходные вещи говорит Кант, объясняя свой замысел «критики чистого разума». Кант тоже имеет в виду науку, которая занималась бы структурой познания.

_____________________________________________________________________________