Глава 9. Партия и государство 8 страница

[18] И.В. Сталин. Соч., т. 4, с. 31-32. Протоколы этого съезда неполные, и сохранилось лишь краткое изложение, а не полный текст протоколов.

[19] Эти взгляды были изложены в двух известных в то время книгах: Н. Бухарин. Программа Коммунистов (большевиков). М., 1918, гл. XIX; Я. Бухарин и Е. Преображенский. Азбука коммунизма. М., 1920, гл. VII, § 59. Разница между тезисом Бухарина "о самоопределении трудящихся" и польским тезисом "никакого самоопределения наций" была незначительной, дело шло к ее исчезновению.

[20] "Девятый съезд РКП(б). Март-апрель 1920 года. Протоколы". М., I960, с. 308.

[21] "КПСС в резолюциях...", т. 2, с. 208-209. Повсюду левые партии особенно настаивали на том, чтобы их делегаты на представительных съездах голосовали в соответствии не с личными убеждениями, а с партийными решениями. В социал-демократической партии в германском рейхстаге сурово насаждалась фракционность. Известное решение 4 августа 1914 г. о поддержке военных кредитов было принято единогласно, хотя на предшествовавшем этому обсуждении внутри фракции 78 человек голосовали за поддержку, а 14 – против. Гаазе, зачитавший в рейхстаге заявление партии, был одним из тех, кто на заседании фракции голосовал против поддержки военных кредитов.

[22] "КПСС в резолюциях...", т. 2, с. 108.

[23] В.И. Ленин. Полн. собр. соч.,..45, с. 114.

[24] “КПСС в резолюциях..." т. 2, с. 481.

[25] Там же, т. 3, с. 55.

[26] В. И Ленин. Полн. собр. соч., т. 43, с. 15.

[27] Там же, т. 45, с. 398-399. Три месяца спустя, при обсуждении вопроса о Грузии на XII съезде партии, Бнукидзе сделал несколько многозначительных замечаний: "Мне, товарищи, хорошо известны взаимоотношения между центральными советскими органами и центральным партийным органом РСФСР, и прямо скажу, что ни одно советское учреждение на территории РСФСР не пользуется такой свободой действий, как грузинский Совнарком или грузинский ЦИК в Грузии. Там целый ряд важнейших вопросов республиканского значения проводится без всякого ведома и ЦК Грузии, и Закрайкома, чего в центре у нас не делается и не должно делаться, пока у нас партия руководит всей политикой" ("Двенадцатый съезд РКП (большевиков)...", с. 587).

[28] В.И. Ленин, Полн. собр. соч,, т. 41, с. 187-188.

[29] "Собрание узаконений... за 1921 г.", № 35, ст. 186. Это, возможно, первый случай возложения обязанности на партию в официальном декрете.

[30] "Собрание узаконений... за 1917-1918 г г.", № 6, ст. 91-92; № 30, ст. 393.

[31] "КПСС в резолюциях...", т. 2, с. 107.

[32] "Восьмой съезд РКП(б)...", с. 291.

[33] Там же, с. 208.

[34] "Собрание узаконений... за 1919 г.", № 12, ст. 122.

[35] "Восьмой съезд РКП(б)...", с. 224.

[36] См. главу 8.

[37] "Собрание узаконений... за 1920 г.", № 16, ст. 95. В основу декрета легло предложение, первоначально выдвинутое московским делегатом на VII Всероссийском съезде Советов в декабре 1919 г. ("Седьмой Всероссийский съезд Советов". М., 1920, с. 211).

[38] "Третий Всероссийский съезд профессиональных союзов". М., 1921, т. I, с. 118.

[39] И.В. Сталин. Соч., т. 4, с. 368.

[40] В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 42, с. 34.

[41] Там же, т. 44, с. 127-132, 548. Письмо Сталина не включено в собрание его сочинений, по-видимому, потому, что 25 лет спустя ему больше не подобало расходиться с Лениным даже по второстепенному вопросу.

[42] См. главу 8; В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 45, с. 122.

[43] Первоначальное предложение Ленина см.: В.И. Ленин. Соч., 2-е изд., т. XXVII, с. 287, 289; письмо Троцкого см.: В.И. Ленин. Соч., 2-е изд., т. XXVII, с. 542—543. Замечание Ленина по поводу критики Троцкого — это один из тех немногих документов в собрании сочинений, из которых опубликованы, без какого-либо объяснения, только отрывки и не в хронологическом порядке (В.И. Ленин. Соч., 2-е изд., т. XXVII, с. 157). Ленин упоминает число служащих тогдашнего Рабкрина – 12 тыс. человек.

[44] "Собрание узаконений... за 1923 г.", № 109-110, ст. 1042.

[45] См. главу 8.

[46] И.В. Сталин. Соч., т. 5, с. 210-213.

[47] Первый отчет Учраспреда см. в: "Известия Центрального Комитета...", № 22, 18 сентября 1920 г., с. 12-15. Краткий перечень его функций см.: Там же, Н» 23,23 сентября 1920 г., с. 1.

[48] Там же, № 28,5 марта 1921 г., с. 13.

[49] В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 42, с. 203-204. Неуклюжесть стиля, редко встречающаяся в сочинениях Ленина, выдает запутанность самой ситуации: глагол "осуществлять" трижды встречается в четырех строчках.

[50] Там же, т. 39, с. 134.

[51] Там же, с. 157-158.

[52] Там же, т. 41, с. 24-25.

[53] "Двенадцатый съезд РКП(б)...", с. 47,227-228.

[54] "КПСС в резолюциях...", т. 3, с. 53.

[55] Троцкий писал (Л. Троцкий Сталин, с. 367), что сразу после XII съезда Зиновьев начал придумывать, как уменьшить значение Секретариата в партийном аппарате.

[56] И.В. Сталин. Соч., т. 5, с. 198-205. Почти три года спустя Сталин развил эту идею в несколько иной форме: теперь было пять 'приводов", или 'рычагов", через которые действует диктатура пролетариата – профсоюзы, Советы, кооперативы, союз молодежи и партия (там же, т. 8, с. 32-35). 66. Там же, т. 6, с. 258.

Глава 11. САМООПРЕДЕЛЕНИЕ НА ПРАКТИКЕ
а) Западные окраины

После Февральской революции из территорий, что входили в царскую империю, только Польша и Финляндия потребовали полной национальной независимости. В каждой из этих стран был развитый и многочисленный национальный господствующий класс (в Польше – землевладельческий и феодальный, в Финляндии – торговый и буржуазный), который возглавлял национальное движение и был способен управлять делами нации. До 1917 г. обе страны требовали скорее национальную автономию, чем национальную независимость, и это ограничение отчасти объяснялось неверием в реальность более далеко идущей альтернативы, а отчасти, быть может, вызывалось страхом перед социальной революцией, которую могла развязать полная независимость. Несколькими годами ранее Ленин выявил вторую из этих причин:

"В России есть две нации, наиболее культурные и наиболее обособленные в силу целого ряда исторических и бытовых условий, которые легче всего и "естественнее" всего могли бы осуществить свое право на отделение. Это – Финляндия и Польша. Опыт революции 1905 года показал, что даже в этих двух нациях господствующие классы, помещики и буржуазия, отрекаются от революционной борьбы за свободу и ищут сближения с господствующими классами в России и с царской монархией из боязни перед революционным пролетариатом Финляндии и Польши" [1].

Однако поскольку революция вспыхнула в самой России, этот сдерживающий момент исчез, и стремительно стали расти требования национальной независимости.

Реакция Временного правительства не была в обоих случаях одинаковой. К этому времени Польша была полностью оккупирована Германией, и державы Центральной Европы уже предлагали независимость марионеточному польскому государству. Меньше российское Временное правительство вряд ли могло сделать, и в его положении оно могло обещать, не будучи обязанным немедленно исполнять. Оно выпустило воззвание,

заявляя о своей готовности признать независимость Польши, однако воззвание было выражено, как потом признавал осторожный Милюков, тогдашний министр иностранных дел, "неточным юридическим языком" и оставляло за будущим Учредительным собранием право "дать свое согласие на те изменения государственной территории России, которые необходимы для образования свободной Польши" [2]. В вопросе о Финляндии, которая находилась за пределами зоны военных действий, Временное правительство медлило, и большевики не раз осуждали его за нежелание решить вопрос [3].

После Октябрьской революции Советское правительство безоговорочно признало независимость Польши, и считалось, что для урегулирования этого вопроса не требуется никаких формальностей. Всё же спустя 10 месяцев в декрете, отменившем длинный список прежних соглашений с Германией и Австро-Венгрией, в том числе по таким вопросам, как авторское право, выдача преступников, взаимное признание консульских удостоверений и санитарная инспекция, содержалась следующая статья:

"Все договоры и акты, заключенные правительством бывшей Российской империи с правительствами королевства Прусского и Австро-Венгерской империи, касающиеся разделов Польши, ввиду их противоречия принципу самоопределения наций и революционному правосознанию русского народа, признавшего за польским народом неотъемлемое право на самостоятельность и единство, – отменяются настоящим бесповоротно" [4].

Финляндия вызвала более серьезные затруднения. В то время как финское буржуазное правительство, казалось, прочно сидело в седле, финские социал-демократы были сильной организованной партией. В Финляндии еще находились русские войска, которые могли помочь своим финским товарищам. Вполне могло возникнуть впечатление, что настал момент для пролетарской революции. Очевидно, что такой уверенностью обусловлено было появление Сталина 14 (27) ноября 1917 г. на съезде в Гельсингфорсе, где он впервые выступил публично с речью в качестве народного комиссара по делам национальностей [5]. Тем не менее принцип национального самоопределения, включая право на отделение, был ясен, и обещания большевиков неоспоримы. Поэтому, когда финское правительство стало настаивать на своих требованиях, у Советского правительства не оставалось иного выхода, кроме как признать национальную независимость Финляндии. Соответствующая резолюция была принята Совнаркомом 18 (31) декабря 1917 г. и утверждена ВЦИК четыре дня спустя [6]. Решение вызвало некоторые опасения, о чем можно судить по тому факту, что Сталин защищал его при обсуждении во ВЦИК без энтузиазма:

"...Фактически Совет Народных Комиссаров дал свободу помимо своей воли не народу, не представителям пролетариата

Финляндии, а финляндской буржуазии, которая странным стечением обстоятельств захватила власть и получила независимость из рук социалистов России. Финские рабочие и социал-демократы очутились в таком положении, что должны принимать свободу не непосредственно из рук социалистов России, а при помощи финской буржуазии".

Сталин отметил это как "трагедию финского пролетариата" и приписывал ее "нерешительности и непонятной трусости" финских социал-демократов [7].

Финские социал-демократы, которых таким образом упрекали и подталкивали, в январе 1918 г. сделали попытку взять власть путем революционного переворота, а во время последовавшей за этим гражданской войны им оказывали поддержку все еще находившиеся в Финляндии советские войска. Советское правительство оказалось в ненормальной ситуации: оно признавало и буржуазное правительство соседней страны, и находившееся в зачаточном состоянии рабочее правительство, которое намеревалось свергуть первое. 1 марта 1918 г. был даже заключен договор между "Российской Федеративной Советской Республикой" и "Финляндской Социалистической Рабочей Республикой" [8]. Это был не единственный и даже не первый случай подобного рода; аналогичная ситуация возникла несколькими неделями ранее на Украине. Не было придумано и приемлемого разделения функций между Советским правительством и Коминтерном. Но эта дилемма не имела отношения к формальному вопросу независимости Финляндии, поскольку она в равной мере могла возникнуть в зарубежной стране. Гражданская война в Финляндии была очень ожесточенной и закончилась только с прибытием германских войск, призванных финским буржуазным правительством для урегулирования вопроса. Вслед за этим в Финляндии прочно установился буржуазный режим, и отношения между Советской Россией и Финляндией были отношениями отдельных и независимых государств.

В 1917 г. Ленин часто, говоря о Польше и Финляндии, упоминал Украину как нацию, чье требование независимости большевики безоговорочно признали. В июне 1917 г. в своей статье он осудил Временное правительство за то, что оно не выполнило своего "элементарного демократического долга", поскольку не объявило, что оно "за автономию и за полную свободу отделения Украины" [9]. Однако проведенная им параллель была далека от совершенства. Особая национальная структура и история населения Украины – крестьян, пролетариата и интеллигенции – способствовали неопределенности национального движения и развитию в нем противоположных течений. Польскому и финскому движениям это было несвойственно.

Украинское крестьянство составляло не только огромное большинство населения, но и единственную его часть, за кото-

рой стояла долгая традиция. Его социальная и экономическая враждебность – постоянная основа крестьянского национализма – была направлена против помещиков (главным образом польских к западу от Днепра, а в остальных местах – русских) и против торговцев и ростовщиков (почти все они были евреями). Православная религия связывала украинских крестьян с русской церковью, поэтому польский католицизм, а также еврейство были для них чужими. Таким образом, украинский национализм имел скорее антисемитский и антипольский оттенки, чем антирусский. Гетман Богдан Хмельницкий, популярный народный герой XVII века, был по происхождению поляком, но возглавил движение украинских крестьян против польских господ и принес присягу Москве. Украинские, или малороссийские, крестьяне себя с великороссами не смешивали, но в более широком смысле признавали себя русскими и говорили на заметно сходном языке. Политическое господство Москвы или Петрограда могло вызывать недовольство: Киев был более древней столицей, чем эти города. Но и Киев был в свое время русской столицей. Тут украинский национализм, который прежде всего и главным образом опирался на чувство враждебности к России, не особенно привлекал к себе крестьянство.

На следующем уровне ситуация осложнялась отсутствием местного пролетариата. Новые индустриальные центры, значение которых все возрастало на переломе веков, были большей частью населены приезжими с севера, как рабочими, так и управляющими. Харьков, крупнейший индустриальный город Украины, был также в основном великорусским. Этот элемент в сочетании с чиновниками и специалистами придал в основном великорусский характер городской культуре Украины. Результат характерным образом сказался на обстановке в 1917 г. Во всей России большевики опирались на городское население и промышленных рабочих. На Украине эти группы были не только малочисленны – выборы в Учредительное собрание в ноябре 1917 г. принесли большевикам только 750 тыс. голосов на Украине, – но и состояли преимущественно из великороссов [10]. Это создавало двойные трудности для большевистского движения на Украине: оно было чужим движением и вдобавок движением городских жителей. Совпадение национального разделения с расхождением между городом и деревней оказалось в равной мере затруднительным и для националистов и для большевиков.

Украинское национальное движение на этом этапе не вызвало широкого отклика ни у крестьян, ни у промышленных рабочих. Оно оставалось занятием небольшой группы энтузиастов-интеллектуалов, состоявшей главным образом из преподавателей самого различного уровня (от университетских профессоров до сельских учителей), литераторов и священников. Их воодушевляли и поддерживали аналогичные группы украинского населения Восточной Галиции по ту сторону австрийской

границы. В этой форме украинский национализм был направлен против угнетения со стороны уже не польских помещиков или еврейских торговцев, а русской бюрократии. Но даже здесь необходима некоторая классификация.

Первых борцов движения вдохновляла скорее ненависть к царю, чем к самим по себе великороссам. Они были революционерами не менее, чем националистами, и, как сказал в 80-х годах прошлого века один русский генерал-губернатор, носили в одном кармане произведения украинского народного поэта Шевченко, а в другом – труды Карла Маркса [11], несмотря на то что традиция и крестьянское окружение сближали их скорее с народниками или анархистами, чем в марксистами. Растущее экономическое благополучие, а также сила зарубежного примера постепенно увели движение от социальной революции.

В первые годы XX века здесь, как и во всей России, наблюдался рост вдохновленной идеалами либеральной демократии интеллигенции, которая довольно охотно объединялась с украинским национализмом. Но эта группа оставалась слишком небольшой, слишком изолированной от масс, и поэтому ее деятельность была слишком безрезультатной, она не способна была создать ядро национального правящего класса. Не имея возможности увлечь массы идеями социальной революции, она была вынуждена использовать национализм в кампании против политического и культурного господства Москвы. Это было вполне реальным делом: запрет на украинскую литературу и украинские газеты, установленный в 70-е годы XIX века, был ослаблен в 1905 г., но в 1914 г. возобновился с новой силой.

Однако подобные ограничения мало значили для крестьянина и уж совсем ничего не значили для русского пролетария, поэтому движению, которое не имело твердой поддержки внутри страны, пришлось искать иностранных покровителей, обращаясь последовательно к австрийцам [12], французам, немцам и, наконец, к полякам. Эти методы, в конце концов, дискредитировали движение, чьи деятели с такой готовностью продавали себя иностранным державам. А за этими внутренними слабостями и трудностями украинского национализма стоял всего лишь факт экономического зависимости Украины от российского рынка и экономического значения Украины для Российского государства, какой бы ни была его политическая система.

На Украине жила одна пятая населения царской России; ее земли были в России самыми плодотворными; ее промышленные предприятия относились к числу наиболее современных; ее промышленные рабочие, как и руководство промышленностью, в основном состояли из великороссов: ее уголь и железо – пока богатства Урала оставались сравнительно неразработанными – были необходимы всей российской промышленности. Будь украинское требование отделения таким же четким, как польское или финское, было бы гораздо труднее примирить его с экономической реальностью. Однако справедливо-

сти ради следует признать, что и сами требования были несравнимы. Троцкий впоследствии иронизировал по поводу русской буржуазии, которая при Керенском не хотела "согласиться на "автономию" украинского хлеба, донецкого угля и криворожской руды" [13]. И все же экономическая взаимозависимость промышленной России и Украины была фактом, который значил больше, чем формы социальной или политической организации.

Национальное движение было на самой начальной стадии, когда Февральская революции сообщила ему сильный импульс. Нашлось три руководителя: Грушевский, ученый, профессор, чья книга "История Украины" обеспечила историческую и литературную основу движения; Винниченко, революционный интеллигент, игравший некоторую роль в событиях 1905 г.; Петлюра, самоучка, который испробовал много профессий и в последнее время занимался журналистикой. Первые двое были искренними националистами, третий – предприимчивым авантюристом.

В марте 1917 г. под председательством Грушевского сформировалась украинская Центральная рада (или Совет), в которой были представлены социалисты-революционеры, социал-демократы, социалисты-федералисты (радикальная украинская группа) и национальные меньшинства. В апреле Рада получила благословение национального украинского съезда. По-видимому, Украинская рада формально не являлась представительным органом и вначале, в соответствии с характером движения, в основном социального и культурного, Рада не требовала и не осуществляла политических функций. Однако постепенно она преобразовалась в подобие национального собрания, которое состояло из 600 делегатов. 13 июня 1917 г., после напрасных попыток ведения переговоров с Временным правительством в Петрограде, Рада выпустила декрет ("Первый Универсал Центральной рады"), где провозглашалась "автономная Украина", которая должна была существовать, "не отделяясь от всей России, не порывая с державой российской". Учреждался также "Генеральный секретариат" во главе с Винниченко; вскоре он приобрел форму и функции национального правительства. Временное правительство в Петрограде, чья тактика всегда состояла в откладывании всего на потом, частично и неохотно уступило требованию об автономии, вопрос о которой должно было, как всегда, решать Учредительное собрание. Но этот факт был скорее показателем слабости Временного правительства, чем силы Украинской рады и Генерального секретариата [14].

После Октябрьской революции в Петрограде фактическое крушение власти в центре стало дальнейшим стимулом для движения за независимость. 7(20) ноября 1917 г. Рада провозгласила образование Украинской Народной Республики, хотя в "Третьем Универсале" опять особо говорилось о намерении "не отделяться от Российской Республики и, дабы сохранить единство ее", помочь ей "стать федерацией равных, свободных наро-

дов" [15]. Генеральный секретариат стал теперь обычным правительством, в котором Винниченко был премьер-министром, а Петлюра – министром по военным делам. Однако, учитывая провозглашенную Советским правительством политику, все это не обязательно означало разрыв между Киевом и Петроградом, и некоторое время между ними поддерживались нормальные отношения. Да и на деле процесс разделения не зашел еще слишком далеко. Еще 29 ноября (12 декабря) 1917 г. Рада запрашивала деньги у Государственного банка в Петрограде для выплаты своим железнодорожным служащим [16]. Невозможность исполнить это требование вынудила Раду выпустить свои первые денежные банкноты в декабре 1917 г. [17]

И все же революции еще не исполнилось и месяца, как отношения стали весьма напряженными. Советы появились в различных частях Украины летом 1917 г., в частности возникли Совет рабочих депутатов и отдельный Солдатский Совет в Киеве [18]. После Октябрьской революции они объединились, и поддержка, которую им оказывало находившееся в Петрограде Советское правительство [19], вызвала обвинения в намеренных попытках подорвать власть Рады. Переломный момент наступил, когда "белые" генералы Корнилов и Каледин – последний был атаманом донских казаков [20] – организовали на Дону контрреволюционную армию. Особые претензии Советского правительства к Украинской раде в основном теперь касались проблем военных. Рада пыталась разъединить армии, отзывая на Украину все украинские части и таким образом способствуя дальнейшей дезорганизации фронтов и внося путаницу в процесс демобилизации. Она разоружала советские и красногвардейские части, находившиеся на украинской территории. Она не позволяла советским войскам проходить через территорию Украины для создания фронта против "белых", но при этом пропускала казачьи формирования, направлявшиеся на Дон к Каледину [21].

Заключение перемирия с Германией в Брест-Литовске 2 (15) декабря 1917 г. уменьшило перенапряжение скудных военных ресурсов Советского правительства. 4 (17) декабря 1917 г. Украинской раде было отправлено и одновременно обнародовано длинное сообщение. Оно начиналось признанием "народной Украинской республики" во имя принципа самоопределения, но затем Центральная рада обвинялась в том, что она ведет "двусмысленную буржуазную политику, которая давно уже выражается в непризнании Радой Советов и Советской власти на Украине", от нее требовали немедленного отказа от вышеупомянутой деятельности. Было также включено категорическое требование "оказывать содействие революционным войскам в деле их борьбы с контрреволюционным кадетско-ка-лединским восстанием". Указывалось, что, если на эти претензии не будет получен удовлетворительный ответ в течение 48 часов, Совнарком будет считать Центральную раду "в состоянии

открытой войны против Советской власти в России и на Украине [22]. За этими политическими обвинениями маячила растущая угроза голода в Петрограде и Москве и срочная нужда в украинском зерне. "Если вам нужно продовольствие, – писал Радек в "Правде", – кричите: "Смерть Раде!" [[23]*]

Угроза, исходившая из Петрограда, вызвала именно ту реакцию, какую должна была вызвать. Еще раз подтвердилась, тенденция, присущая украинскому национальному движению, – перед лицом превосходящей российской мощи обращаться за иностранной помощью. В Киеве некоторое время находилась французская военная миссия во главе с генералом Табуи. Неизвестно, в какой именно момент определенные усилия привели к тому, что Рада начала стремиться "перестроить силы сопротивления и сохранить верность союзникам". Об этих усилиях упоминается в первом, по-видимому, официальном послании генерала Табуи к Винниченко, датированном 5 (18) декабря 1917 г. — на следующий день после ультиматума из Петрограда, где запрашивались подробности относительно "финансовой и технической помощи" [24], которую Украинская республика хотела бы получить от Франции. О франко-украинском соглашении стало вскоре известно в Петрограде. 15 (28) декабря 1917 г. Сталин опубликовал в "Правде" телеграмму, якобы направленную французской миссией Центральной раде [25]. В Киеве генерал Табуи объявил о том, что он назначен уполномоченным Французской Республики при правительстве Украинской республики, а 29 декабря 1917 г. (11 января 1918 г.) он информировал Винниченко, что Франция окажет Украинской республике поддержку всеми имеющимися в ее распоряжении моральными и материальными силами. Аналогичное заявление сделал примерно в то же время британский представитель в Киеве [26].

Со стороны большевиков решение о разрыве отношений с Центральной радой, которое подразумевалось в ультиматуме от 4 (17) декабря 1917 г., потребовало быстрого создания альтернативного правительства на Украине. Накануне того дня, когда был предъявлен ультиматум, в Киеве открылся Всеукраинский съезд Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Готовясь к съезду, украинская организация большевиков провела заседание и переименовала себя в "РСДРП (б-ков) с.-д. Украины" – смешанное название, в котором стремились, довольно неуклюже, сочетать партийное единство с признанием украинских национальных чувств. Однако это не помогло большевикам. На съезде сторонники Рады их заглушили [27]. За неудовлетворительным ответом Рады на ультиматум [28] открытого разрыва не последовало, отчасти потому, что ни одна из сторон фактически не хотела войны, а отчасти потому, что Советское правительство нашло теперь лучший способ урегулировать ситуацию.

Большевики Украины переехали из Киева, где власть Рады была неоспоримой, в Харьков, где 11(24) декабря 1917 г. они созвали новый Всеукраинский съезд Советов. Через два дня "Центральный Исполнительный Комитет Советов Украины", избранный съездом, телеграфировал правительству в Петрограде, что он "принял на себя всю полноту власти на Украине" [29]. В основном он состоял из большевиков с небольшим добавлением левых эсеров [30].

С этого момента Советское правительство откровенно проводило двойную политику. Оно приветствовало эту новую власть как "подлинное правительство Народной Украинской Республики" и бралось предоставить ей всевозможную поддержку как "в деле борьбы за мир", так и "в деле передачи всех земель, фабрик, заводов и банков трудящемуся народу Украины" [31]. И вместе с тем это не помешало ему продолжать вести переговоры с Центральной радой через различных посредников [32] или нехотя признать полномочия делегации Рады на мирной конференции в Брест-Литовске; отказаться от этого – означало подвергнуть сомнению искренность заверений большевиков в их преданности делу национального самоопределения [33].

Однако к этому времени, как откровенно признавал Винниченко, "огромное большинство украинского населения было против нас" [34]. Территория, на которую распространялась власть Центральной рады, быстро сокращалась по мере того, как солдаты Рады разбредались кто куда или переходили к большевикам. 9 (22) января 1918 г. Рада выпустила "Четвертый Универсал", наконец провозгласивший Украинскую республику "независимым свободным и суверенным государством украинского народа", а через 10 дней ее независимость была признана германским правительством [35]. Но пока шел обмен официальными сообщениями, советские армии окружили Киев и вступили в него 26 января (8 февраля) 1918 г. Центральная рада была свергнута, и через несколько дней там установили новое Украинское Советское правительство [36].

На этом, однако, история не закончилась. Деятельность Украинского Советского правительства продолжалась менее трех недель, в течение которых оно мало что сделало для умиротворения населения или устранения впечатления об оккупации "иностранными силами извне" [37]. В тот момент, когда Раду выдворяли из Киева, ее делегаты подписывали мирный договор с Германией в Брест-Литовске. Верная своей традиции искать защиты от большевиков у иностранцев, Рада 12 февраля 1918 г. обратилась за помощью к Германии [38]. Немецкие армии быстро растеклись по Украине, и 2 марта 1918 г. большевики уступили Киев силам Центральной рады во главе с Петлюрой. И тем не менее ни благодарственные молебны, организованные Петлюрой, ни красноречие Грушевского, который вернулся в Киев президентом Рады, не могли скрыть, как признался Винниченко, "горькой правды", состоявшей в том, что. Рада была обязана