В 1939 г., через два года после того как мы прибыли в Америку, разразилась Вторая мировая война. Вначале Соединенные Штаты оставались в стороне от войны, но на науку и ученых война оказала большое влияние задолго до того, как США открыто вступили в войну в 1941 г. Большинство моих друзей-физиков стали заниматься радиолокаторами. (Проблема создания атомной бомбы возникла позже.) Ю.Швингер был большим специалистом по радиолокаторам, в то время он разработал теорию волноводов. Часть европейцев, приехавших из Германии и Австрии, которые, вроде меня, прибыли в Соединенные Штаты сравнительно недавно, все еще рассматривалась как «враждебные иностранцы», их не допускали к военным работам, но привлекали к обучению студентов. В то время я преподавал теоретическую физику в Рочестере, Итаке и других местах, заменял ученых, которые перешли в военные лаборатории. Это была довольно интересная работа.
Разрешите мне теперь обратиться к открытию деления ядра и к его использованию для создания бомбы и получения энергии. В 1942 г. Э.Ферми удалось осуществить цепную реакцию, и техническое применение процесса деления стало реальной возможностью. Многих физиков попросили присоединиться к работе над этой проблемой независимо от того, являются они «враждебными иностранцами» или не являются. Необходим был мощный интеллект. В начале 1943 г. Р.Оппенгеймер попросил меня присоединиться к группе физиков в Лос-Аламосе для работы над атомной бомбой.
|
|
Работа над делением урана неизбежно привела Бора в ту область, где физика и дела человеческие безнадежным образом переплелись. Однако и до этих открытий он был хорошо знаком с проблемами человечества. Он был необычайно чувствителен к делам мира, в котором жил. Он раньше многих других понял, что атомная физика должна сыграть решающую роль в судьбе цивилизации и человечества, что науку нельзя отделить от остального мира. События мировой истории скорее чем можно было ожидать доказали это. В тридцатые годы башня из слоновой кости, в которой укрывалась наука, была разрушена. Это было время нацистского режима в Германии, и в Копенгаген тек поток ученых-беженцев, находивших там помощь и поддержку Бора. Многих он пригласил остаться в то время у него: Франк, Хевеши, Плачек, Фриш, автор настоящего очерка и множество других нашли приют в Копенгагене, где смогли продолжать научную работу. Но не только это. Институт Бора был опорой для всех деятелей науки, нуждавшихся в помощи, и многие ученые были устроены в других местах — в Англии, в Соединенных Штатах — благодаря его содействию. Затем наступили годы войны. Дания была оккупирована немцами в апреле 1940 г. Бор не только отказался сотрудничать с нацистскими властями, по и был тесно связан с Датским движением сопротивления. Поэтому скоро ему пришлось покинуть Данию — он бежал в Швецию, а затем через Англию в Соединенные Штаты.
|
|
Здесь начался четвертый период жизни Бора. Он присоединился к большой группе ученых в Лос-Аламосе, работавшей в это время над применением ядерной энергии в военных целях. Его не испугала эта наиболее сомнительная сторона научной деятельности. Он воспринял ее как необходимость. В то же время, именно его вера в гуманные идеалы, прозорливость и надежда на мир заставили столь многих людей в этой кузнице оружия думать о будущем и готовиться к стоящим впереди задачам. Он верил, что, несмотря на смерть и разрушение, будущее мира, преобразованного научными знаниями, прекрасно.
В то время Бор активно пытался разъяснить ведущим государственным деятелям Запада опасности и возможности, связанные с разработкой атомной бомбы. Он хотел, чтобы люди, находящиеся у власти, использовали это новое важное достижение науки для создания более открытого мира, в котором научный прогресс привел бы к объединению усилий Востока и Запада. Он виделся с Рузвельтом, Черчиллем и другими государственными деятелями и быстро понял трудности и разгадал ловушки дипломатии. Бору вполне удалось привлечь к своим идеям многих важных государственных деятелей, включая Рузвельта, однако его встреча с Черчиллем окончилась полным провалом. Черчилль никак не хотел делиться секретными сведениями с Россией и даже обвинил Бора в излишнем дружелюбии к русским.
Политическая концепция Бора не дала каких-либо плодов. Ничего не дали и другие попытки придать международный характер разработкам ядерной технологии, с тем чтобы избежать гонки вооружений между могущественными державами. Вскоре после войны при Организации Объединенных Наций была создана Международная комиссия по атомной энергии под председательством старого друга и сотрудника Бора Крамерса, но сложная, связанная с недальновидной политикой, обстановка конфликта между Востоком и Западом не допустила каких-либо далекоидущих шагов, чтобы преодолеть этот конфликт и обратиться к гораздо более серьезным и глубоким аспектам предотвращения возможной ядерной войны. Бор и все остальные, думавшие так же, как он (а во всем мире таких людей было немало), глубоко разочаровались. Бор завершил свои усилия по налаживанию международного взаимопонимания в отношении ядерного оружия знаменитым письмом в Организацию Объединенных Наций, написанным в 1950 г., в котором он отстаивал необходимость открытого мира.
В последнее десятилетие своей жизни Бор много занимался организацией международной научной деятельности. Он принимал активное участие в основании Скандинавского института атомной физики (NORDITA) и новой Европейской лаборатории, в которой ученые из всех стран Европы должны были участвовать в самых современных фундаментальных исследованиях. Бор помог создать ЦЕРН, в котором находится один из крупнейших в мире ускорителей частиц. Ускорители частиц высоких энергий позволили продвинуться дальше изучения ядерной структуры и исследовать строение составных частей ядра, мир внутри протона и нейтрона. Бор воспринял это как логическое продолжение того, с чего он и его друзья начинали. Он понимал необходимость развития физики в крупном, международном масштабе. Ни в какой другой области узкие рамки национализма не оказываются более ветхими и неуместными, чем в поисках новых знаний о Вселенной.
.Вайскопф В. Физика в ХХ веке. – М., 1977.- С. 60-62.
В.Гейзенберг.