Виды познавательной деятельности

Одна из важнейших проблем, над которой на протяжении тысячелетий бились лучшие умы человечества, состояла в том, чтобы определить, что такое познание. Уже в древности на этот вопрос давались принципиально разные ответы. Наиболее очевидный и естественный, на первый взгляд, был тот, который представлял познание как отражение реального мира. Например, атомисты утверждали, что восприятие и мышление возникают в результате того, что в душу попадают приходящие извне образы. Демокрит полагал, что от окружающих нас тел, растений, животных происходит постоянное истечение образов (или идолов). Эти образы носятся в воздухе, пока не попадают в наши тела и не вызывают там изменений. Данные изменения и становятся причиной ощущений, которые мы имеем в своем сознании. Так возникает знание. Существенным моментом понимания познания у Демокрита является то, что образы, проникающие в нашу душу, оказываются копиями вещей.

В дальнейшем этой позиции придерживались, как правило, философы-материалисты. Уже в ХХ веке ее вновь возрождает В.И.Ленин в своей работе «Материализм и эмпириокритицизм». Здесь он указывает, что «ощущения вызываются действием движущейся материи на наши органы чувств», что они являются «копиями», или «слепками» существующих независимо от нашего сознания вещей. Однако материализм не останавливается на этом. В свое время Ф.Энгельс, например, утверждал, что не только наши ощущения и восприятия получены опытным путем; но и что «все идеи извлечены из опыта», что они суть отражение действительности.

Однако утверждение о том, что наши органы чувств дают нам истинную картину, было уже в древности поставлено под сомнение. Скептики, например, указывали, что чувства нас могут обманывать; так, опущенная в воду палка кажется сломанной, хотя на самом деле она остается целой. Таким образом, многие философы приходят к выводу, что чувства надо корректировать. И это может сделать только разум. Но на основе чего доводы разума мы должны считать истинными? Наверное, потому, что разум человека приобщен к чему-то высшему.

Эта точка зрения, постепенно развиваясь, нашла, наконец, у Платона свое законченное выражение. Древнегреческий мыслитель полагал, что чувственное познание не в состоянии дать нам истины, потому что оно обращено к миру преходящих вещей, которые сами являются лишь несовершенными отблесками идей. Поэтому истину во всей ее полноте может постигать лишь разумная часть души. Как же она это делает?

Согласно орфическому мифу, которого придерживался и Платон, души бессмертны. Поэтому когда человек умирает, его душа покидает тело и пребывает в занебесных далях. Там она созерцает совершенные идеи и, таким образом, набирается знания. Затем душа, возвращается на Землю и вновь воплощается. Причем в процессе своего падения она многое забывает. Но иногда при благоприятных обстоятельствах ей удается вспомнить то, что она некогда видела в царстве идей. Стало быть, по Платону, «знание есть припоминание». Это значит, что человек получает его не из опыта, а в процессе припоминания того, что его душа когда-то знала, однако, забыла. Короче говоря, идеи существуют в его сознании доопытно, или априорно.

Сторонников опытного происхождения знания Платон опровергал следующим образом: считают, говорил он, что, например, к идее равенства приходят, наблюдая равные предметы. Но в природе на самом деле ничего равного нет. Поэтому все равное нам лишь мнится или кажется таковым. И дабы оно могло мниться, мы должны уже иметь идею равенства, т.е. «непременно должны знать равное само по себе еще до того, как сможем судить о предметах как о равных».

Антитеза опытного и доопытного происхождения знания, возникшая еще в древности, продолжала существовать и в последующие эпохи. В Новое время она проявилась как спор эмпиризма и рационализма. Эмпирики считали, что все наши знания мы получаем из опыта. «В разуме нет ничего, чего бы раньше не было в опыте». Значит, разум не создает ничего нового: он ничего не синтезирует, а лишь складывает или комбинирует простые идеи в сложные. Поэтому, например, Т.Гоббс утверждал, что «рассуждение есть не что иное, как подсчитывание (т.е. складывание или вычитание) связей общих имен с целью отметить и обозначить наши мысли». Таким образом, сторонниками эмпиризма ум всегда понимался как пассивный и способный только отражать уже существующее. Неслучайно английский эмпирик Дж.Локк представлял человеческую душу как чистую доску (tabula rasa), на которой окружающий мир оставляет свои письмена.

Напротив, рационалисты были убеждены, что идеи невыводимы из опыта, что они постигаются чисто интуитивно и имеют божественное происхождение. Каждая из этих позиций содержала в себе какую-то долю истины, но одновременно имела и свои слабые стороны. Это в свое время хорошо осознал Ф.Бэкон и предложил собственное решение проблемы. Он писал: «Эмпирики, подобно муравью, только собирают и довольствуются собранным. Рационалисты же, подобно пауку, производят ткань из самих себя. Пчела же избирает средний способ: она извлекает материал из садовых и полевых цветов, но располагает и изменяет его по своему усмотрению. Не отличается от этого и подлинное дело философии. Ибо она не основывается только или преимущественно на силах ума и не откладывает в сознание нетронутым материал, извлекаемый из естественной истории и из механических опытов, но изменяет его и перерабатывает в разуме».

Таким образом, Бэкон как бы предугадывает путь, которым пойдет в дальнейшем философская мысль. Неудовлетворенность крайностями рационализма и эмпиризма заставила в XVIII веке И.Канта вновь заняться этим вопросом в поисках компромиссного решения. И он пришел к следующему выводу: «всякое познание - продукт двух факторов: материала, данного в опыте, и формы, сообщенной этому материалу нашим мышлением». Стало быть, материал для своей деятельности сознание получает из опыта; однако оно его упорядочивает в силу того, что в нем самом существуют никоим образом не выводимые из опыта структуры. Упорядочивая с помощью этих структур хаотичность эмпирических данных, сознание как бы конструирует свой объект. Это значит, что само познание есть не что иное, как процесс конструирования объекта, а точнее, сведения посредством категорий рассудка и идей разума всего многообразия опыта в некое единство. Приводя в единство разрозненные природные факты, рассудок дает закон природе, а не наоборот. Разум же, стремясь к необусловленному, конструирует такие понятия, как Бог, душа, свобода, субстанция, которые никогда не даны нам в непосредственном опыте. Ввиду того, что философские понятия, как правило, не могут быть удостоверены опытным путем, Кант отказывает философии в праве называться наукой, за что его часто упрекали в агностицизме.

Итак, что же такое познание: всего лишь отражение движущейся материи, многообразия фактов и процессов, или оно является деятельностью по созданию всеобщих форм (законов), которые бы позволили свести все многообразие к какому-то единству?

То, что познание не есть только лишь отражение, доказать не трудно. Рассмотрим простейшую формулу, например формулу воды H2O. Что она отражает? В окружающем нас мире такой идеально чистой жидкости нет. Если мы возьмем пробу морской или речной воды и проведем ее анализ, то реальный состав той жидкости, которую мы называем водой, оказывается гораздо сложнее, учитывая наличие в ней примесей. Поэтому ученый, определяя формулу воды, дает нам некоторую идеальную конструкцию или абстракцию. Следовательно, его познавательная деятельность не является просто отражением. Если бы сознание всего лишь отражало мир, то человек никогда не вышел бы из животного состояния, ибо вся созданная им культура не отражение природы, а конструирование (создание) чего-то нового. Чтобы построить какой-то реальный объект (дом, корабль и т.д.), человек сначала создает его модель в своей голове. И сами материалисты, которые твердо придерживаются теории отражения, вынуждены лавировать, говоря, что отражение может быть «опережающим», или «активным». Но если сознание активно, то его деятельность не является уже простым отражением, т.е. она изначально нечто большее.

С учетом всего этого создается еще один подход, который исходит из понимания знания не как отражения, узнавания или конструирования, но как обоюдного взаимодействия субъекта и объекта на основе практической деятельности. Тогда познание предстает как «свернутая» форма человеческих предметных действий в мире. Однако, поскольку человеческая предметная деятельность помимо всеобщих характеристик имеет еще и исторически конкретные особенности, то в данную концепцию вкрадывается серьезное противоречие: с одной стороны, всеобщность познавательных структур, а с другой - их историзм.

Познание человеком мира и самого себя происходит в различных видах и формах. Поэтому нельзя считать знанием только какой-то один из его видов. Например, в наше время нетрудно впасть в ошибку, отождествляя познание вообще с научным познанием и отбрасывая или недооценивая другие его виды.

Первым видом познавательной деятельности является обыденное, или житейское познание, которое основывается, прежде всего, на наблюдении и смекалке. Специфика этого знания заключается в том, что его содержание, как правило, связано с жизненным опытом и с информацией о единичных объектах и ситуациях. По форме оно является преимущественно образным, хотя элемент логического и рационального в нем тоже присутствует. Значимость житейского знания в качестве предшественника иных форм познавательной деятельности не следует преуменьшать, ибо здравый смысл порой оказывается тоньше и проницательнее, чем ум ученого, особенно в практических делах.

Второй вид знания - научное познание. Если житейское знание сводится к констатации фактов и их описанию, то специфика науки состоит в том, что в процессах и явлениях она находит общее и необходимое, т.е. определенные закономерности. Научное знание не терпит бездоказательности, поэтому то или иное утверждение становится научным лишь тогда, когда оно является обоснованным. В науке реальность облекается в форму отвлеченных понятий и категорий, общих принципов и законов, которые зачастую превращаются в крайне абстрактные формулы математики и вообще в разного рода диаграммы, схемы, графики и т.д.

Третий вид познания - философия, которая в чем-то близка науке, но отличается от нее двумя моментами: во-первых, предметом философского знания является не просто общее, а универсально общее, т.е. всеобщее; во-вторых, оно содержит в себе мировоззренческие установки и поэтому в его состав входят оценки и ценности, что недопустимо в науке.

Четвертый вид - художественное познание. Его специфика состоит в том, что оно в своей основе является образным, наглядным и в этом плане близко к обыденному познанию. Однако не следует забывать, что оно содержит в себе нечто общее и необходимое, т.е. типическое и этим сближается с наукой. И в то же время в отличие от научного познания, которое стремится к максимальной точности и исключает что-либо личностное, привнесенное ученым от себя, художественное познание допускает вымысел, игру фантазии, измышление того, чего нет и, возможно, никогда не будет. Еще один отличительный момент данного вида познания - требование оригинальности, неизбежно присущее творчеству. С этим связана противоположность художественного метода научному.

Все вышеуказанные виды познавательной деятельности тесно взаимосвязаны. Так научное знание невозможно без философского, а философское знание не может игнорировать достижения частных наук; и, наконец, художественное творчество, художественное познание активизирует все формы знания и является важным моментом, не всегда осознаваемым, но обязательным для всех видов познавательной деятельности. В основе всех этих видов лежит обыденное знание, ибо без связи с повседневным опытом не имеет смысла никакое другое знание.

Но есть еще один вид познания, который называется мистическим. Мистическое знание, по смыслу слова, - тайное (оккультное, эзотерическое), доступное лишь немногим посвященным. Однако тайность его не означает секретности; она заключается в самом характере последнего. Это знание не информативное, а экзистенциальное: оно дается не путем передачи информации от учителя к ученику, а путем переживания, путем расширения личного опыта.

Вся мистика построена на допущении, что за видимым физическим миром скрыт невидимый, метафизический, что вещи и события обыденной жизни не самодостаточны, а являются знаками или манифестациями иной, обычно словесно невыразимой реальности.

Такая установка сближает мистический путь познания с философским, поскольку оба они ведут к скрытой, чувственно не фиксируемой сущности явлений. Однако, если философ старается остаться в границах Ratio, рассудка, в «пределах только разума», то задача мистика, как правило, состоит в том, чтобы выйти за эти границы. Кроме того, мистик стремится за пределы собственного Я, в «сверхразумное мышление».

Способом выхода за свои пределы является экстаз, т.е. исступление.

Пять чувств - дорога лжи,

Но есть восторг экстаза,

Когда нам истина сама собой видна.

(К.Бальмонт).

Обычно экстаз не имеет ничего общего с его бытовым пониманием как оргиастического буйства, хотя в принципе и такие варианты не исключаются. Но, как правило, это - скорее неподвижная, молчаливая отрешенность, созерцательность, умиротворенность и одновременно концентрация, сосредоточенность всех духовных сил на чем-то одном, предельная собранность.

Это особое когнитивное состояние воспринимается как: а) переживание абсолютной истины; б) открытие некоего универсального смысла бытия; в) чувство «совлеченности покровов» с темных и непонятных сторон мира; г) вневременное восприятие всего сразу; д) уникальное ощущение единства и единения со всем миром, гармония и покой.

Кроме восхождения и пребывания в состоянии экстаза, мистическая традиция предполагает и третий элемент - «возвращение». Мистик должен вернуться из мира «подлинной реальности» в «неподлинную», чтобы свидетельствовать другим людям о том, что он там видел и понял.

Если структурной единицей чувственного познания является образ, а рационального - понятие, то в случае мистического познания таким элементом будет символ. Символ принципиально многозначен и этим исключается возможность экспериментальной проверки символического текста. И коль скоро обычная проверка символического знания невозможна, то всегда требуется интерпретация символа, которая часто ведет к искажениям.