Образ человека в истории философской мысли

Что такое человек? Можно ли считать его уникальным созданием? Каковы его природа и сущность? Что определяет суверенность его духа? В чем драма человеческих отношений и человеческого существования? Отчего зависит смысл и ценность человеческой жизни? Подобного рода вопросы занимали философскую мысль на протяжении всего пути ее развития.

Человек является объектом изучения многих наук - биологии, физиологии, психологии, социологии и др. В чем же состоит специфика его рассмотрения в философии? Все дело в том, что, какие бы науки ни занимались исследованием человека, их методы направлены на его «препарирование», т.е. на принятие во внимание какой-то одной из его сторон. Так, биология рассматривает его как живой развивающийся организм, психология исследует психические явления и процессы, социология занимается изучением отношений, складывающихся между индивидами в определенных группах и в обществе в целом, т.е. любая из этих наук интересуется лишь одним из аспектов такого многогранного феномена, как человек. И только философия стремится к его постижению в целостности: более того, ее интересует не только то, чем является человек как данность в совокупности всех его сторон, но и то, чем он должен быть, в чем состоит его высшее предназначение и смысл жизни.

Уже в философии Древнего мира закладываются основные подходы к определению сущности человека. Характерной чертой античного мышления является то, что человек рассматривается как часть космоса, как микрокосм, подчиненный высшему началу - Логосу, Мировой гармонии и Судьбе. Здесь индивид предстает еще как тесно слитый с природой и ощущающий себя не ее завоевателем, а неотъемлемой частицей космического целого. Для античного миросозерцания характерно признание гармоничности духовного и телесного начала в человеке. Высшая духовность должна проявляться в прекрасном теле, но сама телесность достигает своего совершенства, если только она пронизана духовным началом. В античном мировоззрении при рассмотрении человеческой деятельности огромное место занимает идея Судьбы. Считается, что путь человека предназначен ему богами изначально, и поэтому всякое стремление противостоять их воле оборачивается жестокой трагедией. Примером тому может служить миф об Эдипе.

Античные философы рассматривают человека во всем многообразии и сложности его проявлений: для них он - единство сознания и воли, рационального и эмоционального начал. Чувственный элемент в человеке здесь еще не приносится в жертву рациональному, хотя разум считается одним из его фундаментальных свойств.

Древние мыслители осуществили первые попытки дать определение человека, среди которых можно встретить не только курьезы, типа «Человек - это двуногое без перьев» (Платон), но и глубокие прозрения. Например, Аристотель определяет человека как «политическое животное», подразумевая под словом «политическое» не что иное, как «общественное».

Но несмотря на то, что античность дала нам идеал гармонии и совершенства человека; тем не менее, уже в эту эпоху начинает ощущаться трагизм человеческого существования. Указывается на то, что человек одновременно и велик, и ничтожен. Он велик своим умом, своими высокими устремлениями, и в то же время он смертен, он раб судьбы.

 

В мире много сил великих,

Но сильнее человека

Нет в природе ничего

(Софокл).

 

Из тварей, которые дышат и ползают в прахе,

Истинно в целой вселенной несчастнее нет человека

(Гомер).

 

Эти две тенденции относительно понимания места человека в мире постоянно присутствуют на протяжении всего развития античной мысли; но в период эллинизма начинает преобладать последняя. Особенно она заметна в позднем стоицизме. Так римский стоик Марк Аврелий писал: «Время человеческой жизни - миг; ее сущность - вечное течение; ощущение смутно; строение всего тела бренно; душа неустойчива; судьба загадочна; слава недостоверна. Одним словом, все, относящееся к телу, подобно потоку, относящееся к душе - сновидению и дыму. Жизнь - борьба и странствие по чужбине; посмертная слава - забвение».

В период кризиса античной культуры подвергается переосмыслению идеал гармоничного развития человека. При этом духовное начало начинает превозноситься над телесным. «В теле моем я вижу не что иное, как цепи, сковывающие мою свободу», - писал Сенека.

Переход от античного мировосприятия к христианскому заключал в себе «переоценку ценностей», и в частности, пересмотр воззрений на сущность и предназначение человека. Если античность рассматривала последнего как частицу космоса, по словам Гераклита, «не созданного никем из богов»; то, согласно христианской догматике, мир есть творение Бога: земля и твердь, а также все твари, населяющие ее, созданы, согласно Библии, за пять дней, в шестой же день Бог сотворил человека.

«И сказал Бог: сотворим человека по образу нашему и подобию нашему; да и владычествует он над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле. И сотворил Бог человека по образу своему». Из сказанного выше явствует, что Библейское повествование коренным образом меняет воззрение на человека и его место в мире. Он уже не частица космоса, развивающаяся естественным путем; но повелитель и господин мира, поставленный на это место Богом. Человек носит в себе искру божью, его душа способна возвыситься до самых сокровенных божественных истин; и в то же время он несет на себе печать первородного греха. Будучи изгнанным из Рая за нарушение божественного повеления, человек живет на земле в юдоли скорби и печали и вынужден тяжелым трудом зарабатывать свой хлеб насущный.

Согласно христианскому мировоззрению, над человеком не довлеет рок, ибо Бог создал его свободным и дал ему разум, дабы различать добро и зло; но голос разума невсегда берет верх в человеке, поскольку тело с его настоятельными потребностями постоянно вводит его в искушение. И чтобы следовать божественным предначертаниям, человек должен то и дело умерщвлять свою плоть. И чем больше умерщвляется плоть, тем выше возносится дух.

Однако несмотря на свою греховность, человек, тем не менее, чувствует себя защищенным, ибо он ходит под взором божьим и может заслужить божественную милость своею праведною жизнью. Исполняя божественные заповеди, он вправе надеяться на спасение и на воздаяние в загробном мире за испытанные на Земле страдания.

Эпоха Возрождения, явившаяся крутым поворотом в истории развития человечества, вносит свои новшества в воззрение на человека и его место в мире. Развитие космологических идей в учениях Н.Коперника и Дж.Бруно заставляет пересмотреть существовавшую в средневековье картину мира. Оказывается, что Земля является не центром Вселенной, а всего лишь ничтожной песчинкой, затерянной в мировых пространствах. Соответственно этому переосмысливается и место человека и его предназначение. Прежде всего, смысл его жизни уже не связывается с достижением блаженства в потустороннем мире: человек должен осуществлять свое предназначение здесь, на Земле. И уже не Бог творит человека, но человек сам предстает как собственный творец. Он кузнец своего счастья и своей судьбы.

Ренессанс восстанавливает античный идеал калокагатии, т.е. идеи физического и нравственного совершенства человека. Плоть человеческая реабилитируется и, более того, телесные побуждения у некоторых авторов получают приоритет над духовными или нравственными. Так, итальянский гуманист XV века Лоренцо Валла утверждает, что «жить без наслаждения нельзя, а без добродетели можно».

Именно эпоха Возрождения выдвигает на первое место идею «индивидуальности», «личности». Гуманисты этого периода отвергают всякие сословные прерогативы: о человеке, говорят они, надо судить не по его происхождению, не по богатствам, накопленным его предками, а по тому, чего он смог добиться сам. Они верят в возможность бесконечного совершенствования человеческих способностей. Именно в это время появляется тип интеллектуала, достигающего вершин сразу в нескольких областях деятельности, подобно Леонардо да Винчи.

Но очень скоро возникает ощущение, что выдвинутая программа едва ли выполнима. Идеал совершенства так и остается по большей части идеалом, а реальный человек предстает весьма далеким от того образа, который ему придали гуманисты.

Начиная с XVII века человек подвергается односторонней интерпретации, он все больше сводится к познающему субъекту, в котором доминирует рациональный момент. На «естественный свет» человеческого разума опирались не только философы-рационалисты, но и представители эмпирического направления. Поэтому рационализм в широком смысле был характерен для подавляющего большинства представителей культуры того времени. Он нашел свое яркое отражение как в философии, так в искусстве и религии.

XVII век принял от Ренессанса и эстафету гуманизма. Правда, это был уже не оптимистический гуманизм, разделявшийся деятелями эпохи Возрождения, а скорее гуманизм трагический. Социальная действительность воспринималась мыслителями того времени как нечто неустойчивое и безнадежное. Отсюда трагическое восприятие жизни и мира, с наибольшей силой выраженное у французского философа и математика Б.Паскаля, который сравнивал человека с «мыслящим тростником», хрупким и слабым перед «громадой мира». Стало быть, человек предстает теперь не только в своем величии, но и в ничтожестве - как существо сложное, противоречивое и парадоксальное. Таков он в трагедиях Расина и драмах Кальдерона.

Эпоха Просвещения, относящаяся к XVIII веку, вносит свой вклад в развитие учения о человеке. Просветители были убеждены, что главным в человеческой природе является всепроникающий разум. Особенно рационалистично раннее Просвещение. Это - период рассудочного мышления. Характерная черта просвещенческого мировоззрения - исторический оптимизм. Он основывается на представлении о разумности человека, на убеждении, что в человеческой природе масса прекрасных и положительных задатков. А что касается пороков, то они преодолимы и изживаемы. Достаточно устроить общество на разумных началах (т.е. создать разумные законы), и человек станет совершенным и добрым, избавится от характерных для него пороков.

Но Французская революция, подготовленная идеологически просветителями и начертавшая на своих знаменах девиз «братство, равенство, свобода», показала утопичность просветительского идеала. Оказалось, что человеческая природа не столь податлива, что эгоизм и корыстолюбие часто одерживают верх над доводами разума.

В связи с этим оптимистическая концепция человека, созданная просветителями, подвергается серьезной критике в учении Канта. Если французские материалисты считали обычного индивида «разумным эгоистом», то родоначальник немецкого классического идеализма говорит об «изначально злом» в человеческой природе. И это зло, состоящее в том, что человек сознает моральный закон и, тем не менее, поступает аморально, по Канту, неискоренимо. Человеческую природу не может переделать никакое изменение социальных условий жизни людей и законодательства. Так что же, для человека невозможно тогда никакое совершенство? Нет, Кант так не думает. По его мнению, злое в человеческой природе может быть в какой-то мере преодолено, ибо человек наделен высшим разумом и способен действовать, исходя из него. Поэтому борьба со злом ведется им постоянно, но ей никогда не суждено завершиться полной и окончательной победой. Такой вывод следует из двойственности самого человека. Согласно Канту, как телесное существо человек подчинен природной необходимости и всем тем законам, которые существуют в эмпирическом мире; однако, с другой стороны, будучи наделенным разумом, он может сознательно и свободно следовать повелению доброй воли, т.е. моральному закону. Стало быть, человеческая жизнь - это постоянная арена борьбы между эгоистическими чувствами и разумом, между склонностями и долгом. Человек может стать добродетельным, но это требует от него огромных усилий, и достижение определенного уровня совершенства ни в коем разе не дает ему гарантии от новых падений. Однако, при всем при том, Кант считает, что человек должен безусловно выполнять моральный долг, даже если при этом ему придется пожертвовать своим счастьем. Таким образом, не революция, не изменение социальной среды и законодательства возвысит человека, а непрерывная внутренняя борьба со своими собственными пороками и эгоистическими устремлениями. Но критикуя просветительскую концепция человека, немецкий философ сам остается во многом сыном Просвещения, ибо Разум оказывается для него высшим началом, способным преобразовать человечество.

Такая же безраздельная вера в Разум остается характерной и для Гегеля; правда, последний у него объективируется и становится безличной силой. И носителем этой силы оказывается уже не индивид, а общественные структуры и более всего государство. Вследствие того, что человеку отводится лишь роль исполнителя замыслов Мирового духа, - его неповторимая судьба, его индивидуальность становятся для Гегеля несущественными.

Рационализация, доведенная до предела в гегелевской системе Абсолютного идеализма, вызвала серьезную критику со стороны ряда философов. Так, Фейербах считал, что идеализм односторонне сводит человека к духовному началу, полностью игнорируя его телесность. Отсюда требование рассматривать человека, прежде всего, как природное существо. Высшим побудительным мотивом человеческой деятельности, по Фейербаху, является чувство половой любви. И значит чувства, а не разум определяют жизненные устремления людей.

По-своему переосмысливается гегелевский историзм у Маркса, который в своих ранних работах считает, что природа человека двойственна: с одной стороны, он является биологическим существом и поэтому многие его задатки и способности определяются наследственностью; а с другой, - он, несомненно, существо социальное, поскольку общественная среда оказывает на него решающее влияние. Но борясь против абстрактных схем и пытаясь провести до конца принцип историзма, Маркс в последующих своих работах говорит в основном о социальной сущности человека, и поэтому понятие «природа человека» он трактует как безжизненную абстракцию. Неизменной человеческой природы не существует, ибо в соответствии с развитием исторических эпох складываются различные типы человека и, более того, даже в одну и ту же эпоху представители различных классов имеют между собой мало общего. Этот тезис Энгельс доводит почти что до абсурда, когда в своей работе «Положение рабочего класса в Англии» пишет: «Буржуазия имеет со всеми другими нациями Земли больше родственного, чем с рабочими, живущими у нее под боком. Рабочие говорят на другом диалекте, имеют другие идеи и представления, другие нравы и нравственные принципы, другую религию и политику, чем буржуазия. Это два совершенно различных народа, которые также отличаются друг от друга, как если бы они принадлежали к различным расам». Следуя этой логике, мы безусловно должны были бы признать, что нам значительно ближе какой-либо африканский абориген, чем доморощенный коммерсант.

И если природа человека - всего лишь абстракция, то оказывается, что последний полностью растворяется в обществе. И действительно Маркс писал, что сущность человека в своей действительности «есть совокупность общественных отношений». Но растворяясь в социуме, человек утрачивает свою автономию и становится «элементом системы», призванным выполнять определенную функцию, а не целью в себе, как того требовал Кант. Чрезмерная социализация человека в марксистской теории весьма негативно проявила себя и на практике. Вся система воспитания при коммунистическом режиме сводилась в нашей стране к развитию коллективистских начал в человеке, а на деле, к полному подчинению его коллективу. При этом считалось, что интересы коллектива всегда выше интересов личности, что коллектив (большинство) всегда прав.