Правовые проблемы реализации статуса беженцев и вынужденных переселенцев. Проблемы самозащиты беженцев и переселенцев

 

В первую очередь, коснемся некоторых проблем, непосредственно связанных с определением статуса беженца.

Проблема разработки эффективно и четко действующей процедуры определения статуса стоит чрезвычайно остро. К сожалению, едва ли какое-нибудь из наших государств может похвастаться наличием такой процедуры. В некоторых странах закон о беженцах принят недавно и статус не предоставлен еще ни одному ходатайствующему, но дано уже множество отказов. Неграждан бывшего СССР, т.е. людей из дальнего зарубежья, получивших статус в России, более 500 человек. Для такой страны, как Россия, и 500 тыс. было бы немного. В частности, афганцы, находящиеся на территории России, имеют все основания претендовать на предоставление им статуса беженца. Однако Россия уже много лет не может решиться легализовать их положение на своей территории, хотя, казалось бы, власти должны быть заинтересованы в том, чтобы проживающие в стране люди имели определенное правовое положение1).

Относительно большой процент людей, получивших статус, из числа тех, кто подал заявление, — около 12 % в России в 2003., — к сожалению, указывает не на то, что у нас щедро предоставляется статус. Скорее это происходит из-за отсутствия доступа к официальной части процедуры, т.е. отказ дается еще до того, как человек формально вступил в процедуру. Есть множество способов препятствовать подаче ходатайства: запись за много дней до приема, отказ в выдаче бланка, устные советы не подавать ходатайство, дискриминация некоторых категорий беженцев (выходцев из стран СНГ или афганцев), создание местных правил подачи ходатайств, противоречащих законодательству, и т.п.2)

Чтобы решение о предоставлении статуса принималось на основе объективных данных, ответственным лицам необходимо иметь надежные источники информации о положении в местах исхода беженцев. Неправительственные организации основным источником информации называют Управление Верховного комиссара ООН. А по сведениям, полученным из самих представительств УВКБ ООН, за информацией к ним чаще обращаются правозащитники и юристы, оказывающие помощь беженцам, а не миграционные службы. Довольно редко органы миграции учитывают мнение экспертов, ученых; их оценки, к сожалению, не принимаются во внимание. Власти, определяя статус, с большим доверием относятся к полученным из страны исхода сведениям, которые не могут служить адекватной информацией и должны использоваться с большой осторожностью.

Как правило, от ходатайствующих о предоставлении статуса требуют подтверждения того, что они подвергались преследованиям в прошлом. Если это и не обязательно, то уж во всяком случае весьма желательно при определении статуса. Однако мы знаем, что существует большая категория лиц, ищущих убежище, которым реальная опасность возвращения служит достаточным обоснованием для обращения за статусом беженца. К сожалению, все это принимается во внимание весьма в малой степени1).

Фактически почти не используется возможность применения процедуры, когда статус предоставляется без личных бесед на основании общеизвестных фактов относительно места, откуда человек прибыл. Такая процедура применялась прежде, в советское или непосредственно последовавшее за распадом СССР время, до присоединения наших государств к Конвенции 1951 г. и до появления соответствующего внутреннего законодательства. Таким образом получили статус беженцы из Армении в Азербайджане и беженцы из Азербайджана в Армении и России. Прискорбно, что с появлением правовой базы такой способ определения статуса перестал применяться. Сейчас опасения вызывает то, что право жертв карабахского конфликта называться беженцами подвергается сомнениям, поскольку они не прошли надлежащей процедуры определения статуса2).

Возможность обжалования отказа в предоставлении статуса беженца и доступность процедуры обжалования также не всегда очевидны3).

В 2006 г. апелляционная комиссия ФМС России приняла 10 % положительных решений от числа поданных апелляций, что существенно больше, чем в предыдущие годы. Было удовлетворено всего 7 жалоб иностранных граждан из 113. Из 140 тыс. человек, ходатайствовавших о статусе беженца или вынужденного переселенца, отказы получили 20 тыс. Однако до апелляционной комиссии добрались только 367 человек. Остальные не обращались или не получили вообще никакого решения по апелляциям. Это вызывает большую озабоченность. Аналогичная картина наблюдается с обжалованием отказов в судах. Наши бывшие сограждане по Советскому Союзу не обращаются в суд, поскольку не верят судебной системе и знают, что она умеет так затянуть дело, что оно становится фактически бесконечным. Судебные процессы длятся по нескольку лет, не потому что ведется серьезная проверка обстоятельств и анализируется ситуация, они просто бесконечно откладываются. Судьи часто не подготовлены к принятию решений по такого рода делам. Представители НПО приносят с собой тексты законодательных актов, потому что подчас судьи их вообще не знают и предпочитают отказывать заявителям, чтобы не вступать в конфликт с официальными структурами.

Есть еще один момент, который необходимо учитывать: на постсоветском пространстве нет традиции обращения в суд. Такой образ действий представляется не слишком этичным. Приходится убеждать не только беженцев, но и официальных лиц, что это единственный цивилизованный способ разрешения конфликтов, что отношения в судебном процессе не надо переносить в сферу личных отношений. Более того, иногда при отсутствии отработанной законодательной базы чиновник заинтересован в судебном решении, снимающем с него груз ответственности.

Особенно важным становится квалифицированное применение критерия определения статуса беженца: создание эффективных, детально разработанных процедур, позволяющих наиболее точно выяснить, удовлетворяет ли заявитель определению Конвенции 1951 г.

Основная часть процедуры определения статуса беженца — доказательство того, что ходатайствующий действительно соответствует определению беженца. В этом смысле критерий, или стандарт доказательства, обоснованности ходатайства о предоставлении статуса — одна из важнейших задач, которую мы должны научиться решать1).

Отметим, что в последние десять лет Российская Федерация переживает некий законодательный бум, который характеризуется как количественными, так и качественными показателями. Курс на законодательное регулирование самых различных вопросов общественной жизни (количественный аспект) представляется правильным, когда регулируются вопросы права или процесса. Но законодатель пошел по пути детализации и процедурных правоотношений (качественный или содержательный аспект), что, с одной стороны, заслуживает положительной оценки, так как ограничивает чиновничье усмотрение, но, с другой стороны, делает законодательный акт излишне громоздким и, как следствие, менее гибким и менее приспособленным к динамике современной жизни.

Еще одна проблема, которая возникает при детализации законодательных актов, - это их согласованность между собой, унификация юридической терминологии. Конечно, мы допускаем, что в различных отраслях права могут неодинаково пониматься омонимичные термины. Даже внутриотраслевая терминология может иметь свои нюансы в зависимости от конкретного правоотношения. На это уже не раз обращалось внимание в юридической литературе, поэтому законодатель пошел по пути описания в самом законе терминов, используемых в его тексте. Одним из первых таких законов был Федеральный закон РФ «О беженцах». Но даже это не позволило ему избежать отдельных коллизий1).

В п. 7 ст. 7 данного Закона указывается, что лицу, признанному беженцем и достигшему возраста восемнадцати лет, федеральным органом исполнительной власти по миграционной службе либо его территориальным органом выдается удостоверение установленной формы, которое является документом, удостоверяющим личность лица, признанного беженцем. Данная формулировка в принципе может служить образцом юридической техники, так как четко и однозначно определяет статус выдаваемого документа. При этом используется унифицированная терминология «документ, удостоверяющий личность».

Далее в этой же статье указывается, что «...сведения о членах семьи лица, признанного беженцем, не достигших возраста восемнадцати лет, заносятся в удостоверение одного из родителей, а при отсутствии родителей — в удостоверение опекуна либо в удостоверение одного из членов семьи, достигшего возраста восемнадцати лет и добровольно взявшего на себя ответственность за поведение, воспитание и содержание членов семьи, не достигших возраста восемнадцати лет». Если термины «родители» и «опекуны» в российском законодательстве достаточно четко определены, то этого никак нельзя сказать о понятии «члены семьи» и тем более о правовом статусе данного лица, «добровольно взявшего на себя ответственность за поведение, воспитание и содержание членов семьи, не достигших возраста восемнадцати лет».

Понятие «член семьи» не имеет унифицированного значения. Это вынуждает органы государственной власти дополнительно определять его содержание для каждого конкретного случая. Для примера достаточно упомянуть Закон РФ «О пенсионном обеспечении лиц, проходивших военную службу, службу в органах внутренних дел, учреждениях и органах уголовно-исполнительной системы, и их семей» или Приказ МВД РФ от 14 июля 1993 г. № 335 «О порядке организации медицинского и лекарственного обеспечения, санаторно-курортного лечения и оздоровительного отдыха в системе МВД России». Если обратиться к Семейному кодексу, который в силу своего статуса может претендовать на акт, способный дать общее понятие данного термина, то вопрос может быть запутан еще больше с учетом того, что СК РФ допускает для регулирования ряда семейных отношений использование законодательства той страны, гражданами которой являются члены семьи.

Принимая во внимание, что определение круга «членов семьи» имеет важное правовое и экономическое значение, так как связано с материальными затратами федерального бюджета, на наш взгляд, было бы логичным предложить именно законодателю определить круг лиц, относящихся к членам семьи.

Как мы уже отметили, статус лица (члена семьи), «добровольно взявшего на себя ответственность за поведение, воспитание и содержание членов семьи, не достигших возраста восемнадцати лет», не определен и в силу оригинальности формулировки не понятен. По первому впечатлению можно предположить, что это лицо, заменяющее родителей. Но при более детальном анализе мы приходим к выводу, что эти понятия не идентичны.

Словосочетание «родители или лица, их заменяющие» достаточно часто используется в законодательстве. Оно, например, содержится в диспозиции некоторых статей Кодекса РФ об административных правонарушениях, предусматривающей ответственность за злостное невыполнение ими обязанностей по воспитанию и обучению несовершеннолетних детей1). Ученые, комментирующие данную норму, к этой категории относят усыновителей, опекунов и попечителей и не более того. Соответственно, сразу встает вопрос: «Могут ли быть субъектами данного правонарушения эти лица?»

По нашему мнению, вопрос спорен и поэтому признать их таковыми нельзя. Отношения лиц, заменяющих родителей и детей, возникают в силу юридического оформления материальных отношений и не могут вытекать из процессуальных. Закон РФ «О беженцах» в данной части регламентирует не материальные, а процедурные вопросы (куда и кому сделать запись) и не только не определяет, но даже не констатирует правовое положение лица, добровольно взявшего на себя ответственность за поведение, воспитание и содержание членов семьи, не достигших возраста восемнадцати лет.

Аналогичная проблема может возникнуть и по уголовным делам при совершении преступлений, предусмотренных статьями 150, 151 и 156 УК РФ. В частности, статьями 150 и 151 в качестве квалифицирующего признака указан признак субъекта — «лицо, на которое законом возложены обязанности по воспитанию несовершеннолетнего». В нашем же случае лицо добровольно изъявляет желание, а закон на него обязанностей не возлагает2).

Конечно же, поставленные вопросы — это издержки юридической техники, и их необходимо исправить. По нашему мнению, здесь будет достаточно указать, что после внесения соответствующей записи, на это лицо возлагаются обязанности опекуна. Что касается вопроса предоставления прав опекуна, то это вопрос дальнейшей дискуссии и изучения.

Коснемся вопросов судебной практики, связанной с правовым статусом беженцев и вынужденных переселенцев.

Судебная практика, связанная с применением законодательства о беженцах и вынужденных переселенцах, относительна невелика. На сегодняшний день можно с удовлетворением констатировать, что она стабилизируется. Одним из поводов для этого послужило обобщение судебной практики по данной категории дел, которое было сделано Судебной коллегией по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации1).

Прежде всего необходимо отметить, что количество дел с участием вынужденных переселенцев больше, чем с участием беженцев. Причем случаи отказа в принятии исковых заявлений или жалоб по делам данной категории крайне редки. Так, судами г. Новосибирска за исследуемый период не выносились такие определения. По Воронежской области был один случай отказа я принятии жалобы гражданина Руанды на отказ Миграционной службы Воронежской области в признании его беженцем. Ленинский районный суд г. Воронежа вынес определение об отказе в принятии жалобы по мотиву отсутствия у гражданина Руанды права на обжалование действий Миграционной службы Воронежской области. Указанное определение было отменено в кассационном порядке ввиду нарушения норм ГПК РФ, и дело направлено для рассмотрения по существу.

Все дела с участием беженцев и вынужденных переселенцев условно можно подразделить на две группы. Во-первых, это рассмотрение требований о предоставлении статуса беженцев или вынужденных переселенцев. Во-вторых, это дела, связанные с реализацией прав указанной категории граждан (трудовых, жилищных и т. п.1)).

В первом случае обращает на себя внимание тот факт, что в судебной практике встречаются попытки получить статус беженцев по экономическим причинам (безработица, низкий уровень жизни, чрезвычайные ситуации природного и техногенного характера), что противоречит действующему законодательству. Так, Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ оставила без изменения решение Санкт-Петербургского городского суда, которым оставлена без удовлетворения жалоба гражданина Иордании на действия Миграционной службы Санкт-Петербурга, отказавшей ему в предоставлении статуса беженца. Суд, выяснив обстоятельства дела, пришел к выводу о том, что причинами, побудившими заявителя выехать из Ливана и не возвращаться в страну его гражданской принадлежности — Иорданию, явились опасность преследования со стороны властей этих государств не за политические убеждения, а за конкретную военную деятельность, а также социально-экономические факторы: нестабильность обстановки в данном регионе, слаборазвитая экономика, желание заявителя дать своим детям возможность жить в иных условиях. Однако законодательство о беженцах не предусматривает эти причины в качестве достаточных оснований для предоставления статуса беженца.

Однако встречаются и проблемы, относящиеся непосредственно к деятельности судов по осуществлению правосудия. Обобщение практики показало, что суды иногда испытывают трудности в составлении резолютивной части решения. Так, некоторые суды Ростовской области, рассматривая жалобы на действия территориальных органов Федеральной миграционной службы (ФМС) России, выразившиеся в отказе зарегистрировать ходатайство о признании лица вынужденным переселенцем, в резолютивной части решения обязывали территориальный орган ФМС России признать заявителя вынужденным переселенцем. Между тем регистрация ходатайства о признании лица вынужденным переселенцем и принятие решения о признании лица вынужденным переселенцем — два разных решения, отнесенные к компетенции Федеральной миграционной службы России. В случае если лицо не согласно с принятым в отношении его решением территориального органа ФМС России, оно вправе обжаловать его в суд в порядке, предусмотренном главой 241 ГПК РФ. Резолютивная часть решения суда по такой жалобе должна содержать вывод о правомерности либо неправомерности обжалуемого решения территориального органа ФМС России и конкретные меры, необходимые для восстановления прав заявителя1).

Проблемой правового статуса беженца и вынужденного переселенца является так же и то, что, в виду пробелов правового регулирование и несовершенства правовой базы, в законодательстве Российской Федерации достаточно поверхностно определен статус указанных категорий лиц. В связи с этим, часто встречаются отказы в предоставлении статуса беженца и вынужденного переселенца. Мы не совсем согласны с такой точкой зрения.

Отказ в предоставлении статуса чаще всего связан с тем, что заявитель не предоставляет сведений об угрозе жизни, насилии или дискриминации, либо указывает иные мотивы миграции. Во многих случаях в ходатайствах указываются экономические мотивы миграции, что не является оснований для признания статуса.

Проблемой, с которой часто сталкиваются беженцы и вынужденные переселенцы является то, что возможности оказания помощи в муниципальном жилье, даже временном, у Миграционной службы из года в год снижается. Средства, выделяемые федеральной программой, урезаются, финансирование ведется на уровне 20-30% от запрошенных средств. А очередь нуждающихся социально незащищенных граждан растет ежегодно на 15%. Сегодня на очереди на улучшении жилищных условий стоит 3000 человек. Причем, малообеспеченными признается лишь небольшая часть граждан по формально социальному признаку, а не по уровню дохода. В этом случае, мигранты, прибывающие в область, как правило, русского происхождения, вынужденные покинуть бывшее место жительство по экономически - социальным обстоятельствам, лишены какой-либо поддержки и социальных гарантий1).

В большинстве случаев имущественные претензии пострадавших не удовлетворяются в связи с отсутствием подтверждающих документов. Между тем, в соответствии с международным гуманитарным правом, эта проблема должна решаться в первоочередном порядке, а пострадавшие должны получить компенсацию в адекватном размере. Необходимо отметить, что в тех, случаях, когда компенсация назначается, потерпевших вынуждают подписать заявление об отказе от имущественных претензий к государству.

Крайне сложно получить мигрантам ссуду на приобретение и строительство жилья. Так, при обращении в миграционную Молокановой В.М. ей было отказано в предоставлении ссуды, т.к. она не смогла представить 2-х поручителей, и имела низкий доход. За год беспроцентной возвратной ссудой смогли воспользоваться лишь 100 семей, что составило в денежном выражении 8,5 млн. рублей2).

Обратимся к проблеме самозащиты прав беженцев и вынужденных переселенцев.

В большей или меньшей степени, но обе эти категории населения, находящиеся на территории РФ, обладают пакетом прав, свобод и обязанностей. Соответственно, на них распространяется действие гарантий в механизме реализации прав, свобод и обязанностей человека. Гарантии — это условия и средства, обеспечивающие фактическую реализацию и всестороннюю охрану прав и свобод человека. Согласно Конституции РФ (ст. 45) и мнению специалистов3) юридические гарантии прав и свобод человека можно разделить на объективные и субъективные. Объективные гарантии — это условия и средства осуществления прав и свобод, которые создаются, и в особенности используются, в охранительной деятельности общества, государства, его органов и должностных лиц. Субъективные гарантии — это условия и средства, которые применяет человек для защиты своих прав и свобод по собственному усмотрению.

Часть вторая ст. 45 Конституции РФ определяет, что «каждый вправе защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом». Таким образом, человеку, законно находящемуся на территории РФ, а гражданам РФ и вне ее пределов, предоставляется широкий выбор возможностей самостоятельной защиты своих прав. Обязательным условием его действий должно быть отсутствие противоречия законам, установленным в обществе. Законодатель, употребляя формулировку «каждый вправе», подчеркивает признание данного права за любым человеком, находящимся на территории России, независимо от того, является ли он ее гражданином, иностранцем или лицом без гражданства, т. е. право на самозащиту распространяется в том числе и на беженцев.

Таким образом, самозащита — это субъективное право и юридическая гарантия осуществления прав и свобод личности (человека или гражданина), выражающаяся в правомерном деянии (действии или бездействии) управомоченного лица, связанное с защитой своих прав и свобод от нарушений.

Хотя Конституция РФ и закрепила право каждого на самозащиту прав и свобод, в текущем законодательстве оно детальной регламентации (например, в федеральном законе) пока еще не получило. Поэтому реализация права на самозащиту остается в РФ большой проблемой. Сложность заключается в определении способов, пределов и границ самозащиты, а также в создании необходимого механизма реализации данного субъективного права.

На сегодняшний момент беженцы и вынужденные переселенцы, согласно российскому законодательству, имеют право на следующие способы самозащиты своих прав и свобод: право на труд, на обращение, право на мирные публичные мероприятия и на участие в управлении делами государства (только граждане РФ), право на информацию, необходимую оборону, на выбор места жительства и на свободу передвижения.

Таким образом, законодательство РФ предусматривает достаточно большой объем возможностей самостоятельной защиты беженцами и вынужденными переселенцами своих прав и свобод, но их реализация во многом безосновательно ограничивается самим государством. Изменив свою политику в этом вопросе, разработав и реализовав соответствующий механизм, государство, возможно, разрешит одну из самых сложных, болезненных и насущных проблем России.