Парень сделал еще несколько стремительных шагов и отобрал чайник, отставляя его в сторону

- Ну что с тобой такое, а? - спросил Ирман, заглядывая в побледневшее лицо любовника и обхватывая его ладонями. - Ты расстроился из-за моих слов? Ну так мелкий неблагодарный засранец до недавних пор считал тебя лишь занозой в заднице. А ты так его любил, душу ему отдал, хотел отдать всего себя. Хорошо, что до него это дошло. И теперь есть я. Тот, кто помнит тебя. Тот, кто любит тебя по-настоящему. Думаешь, я лгу? Посмотри на меня...

Амис моргнул, и его ресницы заблестели от влаги. С губ сорвался жалкий, судорожный вздох.

- Снова ревешь? - спросил Ирман, чуть склонив голову к плечу, и стер большим пальцем скатившуюся по щеке парня слезу. - Посмотри мне в глаза и скажи, что я не одержим тобой. А потом можешь идти, если хочешь. Но знай, я пойду за тобой, а если сбежишь, выслежу тебя. И когда найду, все равно заберу себе. А если увижу с другим или другой, убью... его, ее... кого угодно. Я люблю тебя, Сеттон. Я всегда тебя любил, просто боялся себе признаться. Помнил, не помнил. Какая разница? С тех пор, как я увидел тебя, я болен тобой. Что тебе еще нужно?

Амис тряхнул головой. Что еще нужно? А разве можно желать большего? Разве возможно желать еще большего счастья, чем уже есть?

- Прости. - Амис подался вперед, расслабляясь и прикрывая глаза. - Прости. Кажется, мне тоже пора в отпуск. - Он невесело усмехнулся и уткнулся лбом в плечо Ирмана. - Правду говорят, доктор болеет болезнью своих пациентов. Вот и я... кажется... начал болеть.

- Тебе просто нужно выспаться, а я тебе не даю. - Проговорил Ирман, поглаживая парня по спине, но, в то же время, задумчиво косясь на коробку с его детскими записями. - Идем в спальню. Уложу тебя в постель и оставлю в покое до тех пор, пока ты не наберешься сил.

Амис кивнул и чуть отстранился от Ирмана, направляясь в сторону спальни. Парень шел следом за ним, но теперь Амис не чувствовал того странного и совершенно необоснованного страха, который вспыхнул в нем совсем недавно. Ну вот правда, что за идиот?! Надо отдохнуть. Ирман прав, надо всего лишь выспаться. Было ведь уже такое, когда после почти двух суток без сна, даже тени от собственных рук казались крысами, пробегающими рядом. Мозг, странная штука. Странная и неизведанная. А еще капризная. И лучше давать ей отдых.

- И все же ты немного не прав. - Укутавшись в одеяло и устроившись в объятиях Ирмана, сказал Амис. - Тот ты любил меня не меньше. Быть может, не так страстно, быть может, не так, как ты выразился, одержимо, быть может, совсем иной любовью, но не меньше точно.

- В детстве, еще до шоковой терапии, я испытывал к своему новому другу очень глубокие, нежные чувства. Я помню это очень хорошо. Ты вдохнул в меня жизнь. Ты был моим светом, моим небом, моим воздухом. - Тихо проговорил Ирман, лаская пальцами затылок Амиса. - А потом свет погас, кислорода стало катастрофически не хватать, а небо упало на землю, и все вокруг превратилось в ад. И в этом аду ты был худшим из демонов, которые когда-либо терзали меня. Но теперь все изменилось. Теперь я не представляю себе своей жизни без тебя. Спи. Все будет хорошо.

Ирман склонился к парню и поцеловал его самым чувственным поцелуем, которым только мог передать все, что творилось у него в душе.

Амис глубоко вздохнул и крепко обнял любовника, желая раствориться в тепле его объятий.

Ангелы и демоны... порой они совсем неотличимы. Порой они есть одно целое. Тут Ирман прав. Ангел может обернуться демоном. Демон - ангелом. Но если любишь... все это становится не важным.

- Никогда не бросай меня. Никогда, Ирман. - Прошептал он очень тихо. - Я не хочу вновь потерять тебя и пройти через весь тот ад, что уже однажды пережил.

- Я не смогу, даже если бы и захотел. - Тихо отозвался парень. И снова поцеловал парня, чтобы тот окончательно уверился в его чувствах.

Амис улыбнулся.

Тепло рядом с ним. Спокойно. Слушать биение сильного сердца. Чувствовать горячие ладони на своей спине. И засыпать, неспешно погружаясь в теплую бездну подернутых сумраком сновидений, зная теперь, что не один. Что разорванное на части сердце вновь едино и больше не разобьется.

***

Сон, хоть и был крепким, спокойствием не отличался. Всю ночь, барахтаясь в вязком омуте неясных сновидений, Амис испытывал ужасное беспокойство, и потому к утру он чувствовал себя разбитым и уставшим, словно и вовсе не ложился спать.