Лишь у края земли – ты пытаешься вымолвить что-то

Нырнул и вынырнуть не смог,

Купаясь в Лете.

Теперь – сижу я у Реки,

Считаю белых мух.

Душа и мысли так легки,

Что твой лебяжий пух!

Что мне до всех земных страстей!

Они тут - словно дым.

Иных встречаю я гостей,

И сам иду - к другим…

Недосягаемый для всех

Обид, забот и дел…

Я разлетаюсь, будто смех,

По миру - за предел...

И всё лечу, лечу, лечу,
То тут, то здесь, то там
И что-то в рифму бормочу,
И радуюсь стишкам.

 

трамвайчик

Ты едешь на трамвайчике, в вагончике зажатый
Меж дяденек и тётенек, что едут не жужжа.
По жизни так наездился, в трамвайчике кружа ты!
Но, наконец попала вдруг под хвост тебе вожжа.

Глубокоуважаемый вагонопровожатый!
Позвольте мне немедленно отсюда выйти вон!
Вагоноуважаемый глубокопровожатый, –
Остановите всё ж таки проклятый свой вагон!
А жизнь-то распадается на рифмы и цитаты,
И всё не унимается и режет без ножа,
И кто тут уважаемый вагоноуважатый ,

К кому ты обращаешься, - не ясно, ни шиша.

 

 

 

Денег нет, и не будет. О том не спорю.

Но если достану – поеду к морю.

Куплю,«Массандру», бананы, фрукты

В уединённом кафе у бухты.

.

(1990)

 

Всё, как и обещал себе ты жизнь назад:

Уехал в Крым - нашел кафе у бухты,

Глазеешь на прибой, кораблики, закат

И думаешь, кого, сейчас, из этих двух ты

Осознаёшь «собой»? - того, кто молодым

Повесой всё мечтал влюбить в себя планету,

Иль – нынешнего, кто седым приехав в Крым,

Давно похоронил иллюзии об этом?

Ну, у «того», кто был – ещё всё впереди.

Он верит, что ещё все сложится прекрасно.

А «этот» - сам с усам и в даль свою глядит

С иронией и без того энтузиазма.

Так кто тебе милей? Два разных индивида

Объединяет их мечта одна - Таврида…

Два я, хотя они по-разному глядят

На мир и на себя, на море и закат.

а есть и третий я – гляжу на тех двоих
курю и кофе пью и сочиняю стих

(2008)

***

У берегов блистательного Понта
На пустыре, под жарким южным солнцем
Среди камней, растительности жидкой
Солёный воздух жадно я вдыхал.
Вот это счастье на меня свалилось
Мне скоро сорок, я забыл и думать
О море, кораблях и южных странах
Они же, оказалось – существуют
Имеют цвет и запах. Плоть и кровь.

На камушке сижу. Была ограда

Когда-то здесь. Ещё при древних греках.

И сад шумел и гроздья винограда

На солнце зрели. Понт - остался Понтом,

Пейзаж - всё тот же, как при древних греках,

Лишь греков нет – их сдуло ветром в Лету
И варвары живут на побережье.

 

 

Жираф

Кто это с умною мордой

Важный, как будто бы граф?

Это красивый и гордый

Весь элегантный – Жираф.

Он выше подъёмного крана

Но, до чего ж хороши

Гибкость и грация стана

И благородство души

 

 

***

Изогнув, как он может один,
коленца,
Скачет кузнечик
с лицом младенца
или сказочного старика,
небывальщины, лугового духа,
дни считавшего за века.
Целый мир ему - у реки поляна.
Натолкнувшись внезапно
на великана,
заслонившего вдруг ему
небосклон
всей громоздкой,
необозримой тушей
и в глаза глядящего,
словно в душу,
вероятно - "Ужас" - подумал он.
Вероятно, думал и Гулливер,
что нормален только его размер.
Может, он ничего и не думал -
просто,
не замечая разности роста,
и того, что жизнь его,
на наш взгляд, короче,
он стрекочет,
о чем-то своем хлопочет,
опасается птиц да зеленых жаб.
Замирая, любуется небом он -
чей масштаб
одинаков: для нас,
для него,
для всех,
Кто обращает свой взор наверх.

 

***

Я курю на закате, твердя: «хорошо, хорошо..

Что ушло – то ушло…» - и цитирую вслух Мандельштама:

«На вершок бы мне синего моря, на игольное только ушко»…

Вот тот вид... вот тот Понт…. наслаждается глаз панорамой,

Убегающей вдаль… яхты, словно ресницы в глазах.

Сколько их ни считай – непременно собьешься со счета.

Паруса, паруса, паруса, паруса, паруса.

Муравей непонятных времен, ты не знаешь про жизнь ни аза,

Лишь у края земли – ты пытаешься вымолвить что-то.

Как-то выразить нечто, сказать непонятно кому –

«Вот, я тоже здесь есть! Я живу в этом мире, заметьте»…

Те слова только ветер, услышав, уносит во тьму,
Что уже наступает от моря. Да, да, только ветер.

 

 

1 сентября