В осень погрузившись по колено
Парк под утро взмок и пропотел
Море взбаламучено и пенно.
И цикады нынче – ни гу-гу,
Только моря шум. А у откоса
Россыпью, сидят на берегу
Чайки, словно бывшие матросы
Мокрые, нахохленные – в ряд,
От камней почти неотличимы.
Облака укутали закат
Пеленой, как сероватым дымом.
Опустел, недавно людный, пляж,
И земля красна, и воздух влажен.
И привычный крымский наш пейзаж
Марсианским сделался пейзажем.
***
Слов в языке, словно звёзд – не счесть
Слово бывает как Дар, как Весть
Молния - Слово, Слово – Удар-под дых
Слово – как Песня, или, хотя бы – Стих
Слово способно путь осветить, согреть
Жизнь вернуть, или направить в Смерть
Слово бывает как шум, как лязг, как скрип
Звон колокольный, или скрипичный всхлип
А у меня кончились все слова
Пуста голова, да и душа едва
Теплится в теле, сжалась комком внутри
Словно фонарь, тусклым огнём горит
Может быть – старость, может, немея, так
Души и сходят, свет потеряв, во мрак
|
|
***
Болтается слово, на языке
Болтается, болтается, да не выболтается.
Кончились стишки.
***
Ну разве не чудо! – такая история -
В разгар октября – оказался на море я
И бледное тело волною качает
Гляжу я на рыбок, гляжу я на чаек
На крабов, снующих, по дну, меж камней
И мне всё теплей и теплей
Внезапный, нежданный, шикарный подарок
судьбы - здесь застать ещё лета огарок
для жизни-то самое- самое место
да что там! – и в смерти тут душам не тесно
тем более - смерти и нет.
Не веришь? Напрасно, мой свет!
А.Г.
Сижу на крымском берегу
И как пломбир я таю
И не скучаю - как могу
я вечность коротаю.
От ветра шум стоит в ушах
и над крутым обрывом
сонм душ летит, роясь, шурша
«мы жили, жили, живы…»
Пусть мир меняется, а всё ж
Мы, как то, в вечность вхожи
И ты, конечно, не умрёшь.
И я, конечно, тоже.
***
Завывание ветра
Забывание слов
Заунывные песни
Зазывания снов
А на улице темной
Сыро, холодно, стрёмно
И луна, между тучек
Как лодка плывёт.
Посещает всё чаще
Мысль, что мир, вообще
Словно ненастоящий:
Соткан он из вещей
Иллюзорных. Расчёты
Ненадёжны, на что-то
Что поможет осилить
Энтропию и смерть.
Почему же на это
Вот на всё несмотря
Над стишками поэты
Раз за разом корпят
Погружаются в лепет
Глину месят и лепят
Непонятные формы
Неизвестно чего?
Может, чтоб убедиться
|
|
В том, что всё ещё жив?
И сметает границы
Мозга атомный взрыв
Захлебнёшься в восторге
Из себя вдруг исторгнешь
Выброс счастья и света
Во вселенскую темь.
Вероятно, за этим
Вероятно, за тем.
***
Императрица Анна любила стрелять ворон
Из окон собственного дворца
В Петербурге, каждый раз нанося урон
Нашему поголовью; но истребить до конца
Нас, может, и не хотела (слава Богу, и не могла б,
Если бы и хотела); мнящий себя - царём,
Сверхчеловеком Ницше – тоже всего лишь раб
времени, обстоятельств… что говорить о нём?
Он (она) позабудется, станет одной строкой –
дескать, «такой (такая) правили с… и до…».
Следом пришла другая, или пришёл другой
(их имена историки вспомнят потом с трудом).
Императрица Анна правила десять лет,
пачкала руки убийством, развязав против нас террор:
Всюду сеяла смерть. Многих из наших нет
(вернее, не стало) с этих кровавых пор.
На спор она попадала – выстрел – и точно в глаз….
И падала, снег кровавя, одна из нас…
Императрица Анна – от скуки (сука!), схватив ружьё,целилась быстро, нажимала, шутя, курок…
Мы её пережили. Мы всех вас переживём,
Воронофобы! Ибо за нас – Бог.
Послехармсие
За той стеной – ребёнок,
Старуха – за другой.
Свободы слой так тонок,
И где найти покой,
Когда мертвеют души,
И, что б ты не сказал,
Все слышат стен тех уши,
Всё видят стен глаза?
И с Эросом не очень,
И с дЕньгами – никак,
И сам ты, между прочим
Лишь недобитый враг,
Застрявший, словно муха
В углу, под потолком.
Проклятая старуха
Крадётся пауком,