Косматым, с длинными усами. висящими на шесть часов

висящими на шесть часов

 

 

***
Что никак не уляжешься? Снова никак не спится?
Это вспомнится лето, турбаза с именем птицы
Иволги – где разливалась река, кузнечик в лесу пиликал.
Время детского счастья. Долгих школьных каникул.

Дед мой, матёрый плотник – что-то всё строил, строил
домики с парой комнат (в каждую комнату – трое
человек заселялось). Был он в работе – дока.
С золотыми руками. Вечный ударник – о, как.

Мы рыбачили с дедом. Плавали в лодке с ним мы
по протокам, ловили плотву, густёру и прочих
ранним утром и вечером. Над головами нимбы
вспыхивали от солнца, солнце слепило в очи.

Память моя ты, память, – выглянешь, словно в щёлку,
вспомнишь краски заката, виденного когда-то
Как называлась река-то? – Гусёлкой звалась, Гусёлкой.
А никакой не Летой называлась река та.

 

****


Мы на фото: в саду, за столом, на любимейшей даче
только что от реки – веселы, беззаботны, свежи
август близок к концу, впереди уже осень маячит
паутинкою в воздухе еле заметной дрожит.
Кто-то возится с мясом, а кто- то бренчит на гитаре
кто-то водку уже разливает, а кто-то уже перебрал
и у дуба свернувшись калачиком тихо кемарит
кто-то возле костра шашлыком заправляет мангал.

Целый мир оживает при помощи старого фото:
все при деле, все живы в моём персональном раю -
из которого мне возвращаться порой неохота -
где кузнечики в зарослях лёгкое счастье куют.
Всё мне кажется: он за какой-то загадочной дверью
подойдёшь, постучишься, легонько откроешь, а там
август, Волга и звёзды, и яблоки с сонных деревьев
снова падать начнут и покатятся к нашим ногам.

 


 


***
Так ты любил Саратов? – Ну, ещё бы!
Се – дым купечества, родимые трущобы
и лапы лип и Глебучев овраг
возвышенности, склоны, зелень лета
двор на Садовой… эта песня спета
и как туда приехать? – Да никак.

Дома и горы – словно стали ниже
на фоне новых «вышек». И не дышит
пространство улиц, скверов, площадей
мне некуда бежать от новостроя
и сердце будто полое, пустое
ничто не греет больше, хоть убей

Тут Город был. Он весь перелопачен.
Он провалился в бездну и исчез.
И старым именем зачем-то обозначен
Губернский незнакомый город С.

 

 

 


На смерть зуба

Я жив одной лишь силой духа
пришли такие времена
то вдруг понос, то золотуха
то сердце ёкнет, то спина

вчера болел, но жил при этом
а вот сегодня – вырван зуб
теперь под лампы ярким светом
лежит бесчувственный как труп

всё меньше вас, родные зубы
всё меньше тянется корней
из тех времён простых и грубых
мятежной юности моей
когда как скиф я зубы скалил -
весь их прекрасный, стройный ряд
одно отрадно, средь печали -
что не болят

 

 

 


***

Мы полетим, мы поплывём
не знаю как, когда? -
но виден неба окоём
но плещется вода -

почти у самых наших ног -
Реки безбрежна даль
Блестит немыслимый поток
как ртуть, как медь, как сталь

И душ возня и толчея
в толпе такой густой! -
«Кто тут последний? Буду я -
За вами» – «ладно, стой»

А старый лодочник ворчит:
«Намазан мёдом путь?
Что за наплыв такой в ночи?
не сесть, ни отдохнуть.

Вас - много, но один я здесь -
вози вас, только знай,
И всякий зайцем хочет влезть!
Я что вам, Дед Мазай?»

Тут - просыпаюсь. Странный сон
растаял в свете дня.
Прощай, Река, прости, Харон.
Плывите без меня.


 

 


***

Трудовая Копейка" 19 марта 1913 года:
"В полицию поступило заявление о розыске и задержании скрывшегося от родителей ученика городского училища, 11-летняго мальчика, П.А.Почеева. Мальчуган оставил дома записку:
«Дорогая мама! Прошу не проклинать меня, возьми книги мои и моего товарища, передай в училище, что мы уехали в Крым, вернемся через 7 лег, а может быть и раньше“.
Фамилия товарища Почеева в записке не указывается"


Реалист Почеев учился скверно
обожал, наверно, Стивенсона и Жюля Верна
«Мушкетеров» знал, чуть ли, не наизусть
а кругом был пыльный степной Саратов

ни туземцев, ни подвигов, ни пиратов
словом - глушь, провинция, грусть

Вот Почеев и Сенька – его приятель -
вдруг решили: довольно терпеть нам, хватит!
едем в Крым, брат, наступит весна едва.
Ничего хорошего тут не светит
так и жизнь пройдёт – ведь уже не дети -
на двоих-то – шутка ли? – двадцать два

А в Крыму-то море, в Крыму- то скалы
в маках всё горит там кроваво-алых
альбатросы-чайки вверху парят
через год-другой - и сойдём за взрослых
повезёт – запишемся мы в матросы
и айда тогда - по морям

«Дорогая мама! За ради Бога
не судите сына Вы слишком строго
сын Ваш вырос и с Сенькой поехал в Крым
через семь лет, а может и раньше, даже
я вернусь – красивым, большим, отважным
и вполне ещё молодым».

 


2

И прошли семь лет, о которых писал Почеев
две войны одна- то другой бойчее
и страшнее – прошлись по земле, и вот
злой матрос – ровесник того же Сеньки
может, даже Сенька – ведёт до стенки
на Максимой даче народ - в расход.
Время стеньки опять, пугача, хлопуши
на Приморском - люди висят как груши
и давя всю прежнюю жизнь, как пыль
дико вертит башнею с пулемётом
полный ярости, царственным бегемотом
тарахтя - «Антихрист» - бронемобиль

Над причалом нервно хлопочут чайки
до утра свет не гаснет в чрезвычайке

за допросом ведут допрос
Михельсон и Кун, да Землячка Роза
деве-розе мороза смешна угроза
потому что сама – мороз.
Где ты был в те дни, реалист Почеев
представитель племени книгочеев
и романтиков из предвоенных лет?
Красным стал, братишка ты, или белым?
Сгинул где-нибудь, иль остался целым?
Навсегда затерялся след…


(июль 2017)

 


***

Крики, выстрелы, сабельный лязг
мясорубка, кровавая сеча
«ты в измене, как в дёгте увяз
по колени - по пояс - по плечи
так скажи мне, казак молодой
что случилось с тобой?
Чёрт чудесную песенку спел
чудо-панночкой сердце разбито
как же хвост ты её проглядел
и рога и копыта?
Как, ответь мне, ответь мне, сынок
стать иудой-то смог?

Высоко тебя ценят паны! -
конь-то, конь-то и правда — хороший!
Не пьянит тебя чувство вины?
Иль её ты не чувствуешь ноши?
А спасут ли тебя твои ляхи
От Суда, от позора и плахи!?"
Выстрел. Взвился дымок голубой
и мгновенно растаял.
Дело сделали - ринулись в бой! -
что ведёт поредевшая стая


 

 


***

Чёрное море, красные камни
как же хотелось вернуться туда мне
к берегу этому, в этот закат
в час, когда в море и в небе высоком
залито всё свежевыжатым соком
солнца, что как перезревший гранат
хрустнет под тверди безжалостным прессом
и за тяжелой багровой завесой
в брызгах рубиновых - тонет в ночи.
Всё постепенно уходит из вида
крымское лето, сам Крым-Атлантида
не докричишься их – как не кричи.


***
В день города, как стая мошкары
парят, парят воздушные шары
они летят и огоньками пышат
один из них летит всех выше, выше
и дальше – в космос, оторвавшись, метит
все связи разорвав на этом свете
я тоже улечу отсюда, друг
куда-нибудь. Желательно – на юг.

***

А можно я скажу? В политике и в быте
к (прочерк тут) годам увязнув с головой
мы не творим безумств, не делаем открытий
идём, куда ведут грехи нас за собой

но если – иногда - вдыхаем воздух свежий
становимся опять свободны и легки
кружится голова и мозг взрывают, режут
как будто алкоголь нам счастья пузырьки

 

****

 

На кой ляд тебя понесло, Хома
ночевать на чёртовый сеновал?
кабы знал ты какая настигнет Тьма
там тебя, кабы только, дружок, ты знал!
Ночь тепла и ветры в степи поют
звёзд на небе столько- хоть пруд пруди
оставайся в поле, философ Брут

не ходи на хутор тот, не ходи
но пошёл - и мышкой в капкан залез
как по плечи сразу в смоле увяз
сам ли выбрал путь — иль попутал бес?
Всяк не важно, парень, коль Бог не спас.
Ну, положим, просто — не повезло
а потом -вокруг закружился враг
И тебя, Хома проглотило Зло
не заметив, походя, просто так


внезапное помутнение

Не пил, особо. Был начитан, мил.
Любил котят. Умом был не калека
потом нашло затмение — убил
без повода, считай, он человека

ну повод ли — не принятый зачёт
иль взгляд косой? Смех проходящих мимо?
Да просто всё: в него вселился чёрт
причём — буквально, нагло, грубо, зримо.


***

пластмассовый мир победил
но утешает
что вплоть до Страшного Суда
ни одна победа не является
окончательной и бесповоротной

 

зверинец (ретро)

Рождённые в крови и муках страны
копили злобу, набирались сил
Медведь лизал зияющие раны
грозно рычал и прутиком грозил
«ужо — рычал — ждут мир ваш перемены
разрушим всё и всё начнём с нуля»
полущенки — шакалы и гиены -
крутились возле, лая и скуля
кусая то медведя, то друг друга
от перевозбуждения дрожа
от жадности, амбиций, от испуга
на резких и внезапных виражах
Петух клевал растерзанное темя
соседке и в тени дубовых рощ
сгущались время, ненависти темень
и ярость - превращая слабость - в мощь
(и будут - как в шикарном ресторане
на завтрак — австрия, судеты — на обед)
в далёком синем тихом океане
голодная акула-людоед
рвала на части старого дракона
глотая за куском его кусок
шатались и республики, и троны
шаталось всё — и Запад и Восток
Волчица вгрызлась в брюхо антилопы
Лев, обожравшись, медлил и рыгал.
Очередные сумерки европы
сжигающей «культурный капитал»

 


***

А что случилось с Окуджавой?
- прочь унесло его волной
вслед за советскою державой
вслед на советскою страной.
Швырнёшь Высоцкого цитату
в ответ, всё чаще – тишина
да, что- то всё не так, ребята
не так ребята, ни хрена

А впрочем, что хотели мы-то?
Назад то время не вернёшь
Мы - у разбитого корыта
А Рыбку доит молодёжь
В ходу другие песни, лица
И впредь – до Страшного Суда
Нам в нашу юность воротиться
уж не придётся никогда


***
Давно не летал во сне я
пытаясь держатся корней
и вот - сначала робея
но с каждым мигом - смелей
лечу над какой-то рощей
как в юности я опять
и нет ничего же проще
чем снова летать, летать

хочу - и взлетаю ввысь я
хочу – камнем вниз лечу
почти задевая листья
весело хохочу
Жаль, сны эти нынче редки
и утро прервёт полет
от радости в каждой клетке
тело поёт, поёт.

М.К.

Остался только дух. Плоть истончала.
Казалось, дунь – не станет. И не стало.
Бог свидеться привёл в последний раз
нам незадолго до его кончины.
Физически - почти уже угас:
худой, прозрачный и неизлечимый
приветствовал движением руки
вошедших. Озарили огоньки
глаза его, под пепла лёгким слоем
небытия, вползающего в дом
что разрушался, слушался с трудом
ждал встречи с окончательным покоем.

Похожий на библейского пророка
у своего последнего порога
который он почти переступил
глядел на нас, сквозь нас – в такие дали
что различимы нам с тобой - едва ли
куда он медленно, величественно плыл.

И на Преображение – уплыл

 

(август 17)

 

 

 


***

Август. Астрахань. Арбузы.
Вобла. Волга. Всё течёт.
То ли - мухи, то ли - музы
вертят дикий хоровод.

Восемьдесят третий год.

А с гитарой парень Гриша
песню нам про «Дрянь» поёт
я таких ещё не слышал
(восемьдесят третий год)

Пляж. Наташа, с чёлкой рыжей
я немножечко влюблён
даже думаю, как вижу
что одна на миллион.

И метёт вдоль парапета
ветер пыльную листву
послезавтра финиш лета
мне - в Хабаровск, ей - в Москву

Ничего уже ребята
не получится у нас
скоро ей идти в девятый
мне - в восьмой дурацкий класс.

Стоп, механик. Киноплёнка
та, что вертится в душе
рвётся, рвётся там, где тонко
и кончается уже.


(август 17)

 


***


прекрасны те, прекрасны эти
поэты русския державы
что жизнь свою кладут за рейтинг
за честный свой кусочек славы
а я скажу при всём народе
что жизнь на это класть мне жаль
что рейтинг? – ордена он вроде
а я согласен на медаль


***


Летят перелётные гуси -
под ветра октябрьского вой
над всей проосененной Русью
над Вологдой, Псковом, Москвой

Их видят Великие Луки
в Тарусе им машет вослед
Маруся-бабуся и внуки
Маруси той — бабка и дед

Меж них летит ангел гусиный
и оберегает их строй
все связаны целью единой
все спаяны общей судьбой

Как будто осенние стрелы
из множества луков зимы
летят и летят за пределы
в которых останемся мы

 

Зарисовка

А за окном всё тот же дивный вид
сквозь толщу осени зима уже маячит
с утра церковный колокол звенит
ребёнок плачет
а маменька рычит ему: «молчи…»
и за руку волочит за собою
спеша куда-то. Тучи небо кроют
и воздух, с дымом смешанный, горчит

о чём, бишь, я? – да, в общем - ни о чём.
Вдохнул - и выдохнул, едва пожав плечом.

***

Господи, пусть я дурак - дураком
с гибелью, с мерзостью близко знаком
с гневом, тщеславием, блудом
жив я Твоим только Чудом.
А для чего, почему – не пойму
с жизнью мы - словно Герасим с Муму
связаны тесно и кровно
но бессловесно, безмолвно

***

пруд уже замерзает
на его берегах
и в полынье
толпятся утки
в серых шинелях
как врангелевцы
решившие остаться
холодное утро. Ноябрь.

***

я сейчас в совершенно разобранном виде
как в запое — вот только не пью
всё тоскую о чём-то, как некий овидий
в вологодском бездонном краю
не второго не надо, ни третьего рима
ну а первый — и чужд, и далёк
«-Жизнь! Куда и откуда! - ступай себе мимо -
отвечает она - паренёк»
равнодушна, презрительна, даже и бровью
поглядев на меня не ведёт
и в арбе диковатой, скрипящей, воловьей
отъезжает от наших широт
жаль, не волк я по крови — завыл на луну бы
вставил голос бы свой в общий вой
из под жаркой смирительной заячьей шубы
что накрыла весь мир с головой

***

из «пункта а» до далёкого «б»
едет овидий в воловьей упряжке
горько вздыхает в арбе о судьбе
всё повторяя «грехи мои тяжкие
вот привелось мне стать жертвой интриг
надвое жизнь моя нынче расколота
сколько бы я ещё выпустил книг
каждое слово в них чистое золото
было бы — дальше — пиши не пиши
меж солдатнёй и шальными матросами
кто тут прочтёт мои вирши в глуши!?
-

жадные скифы, с очами раскосыми»?
О. заблудился в чужих голосах
бредя в дороге о риме любимом
Вечер. Сломалась арба. В небесах -
крупные звёзды. А степь пахнет дымом
Как себе саван ты сам не готовь
как не давись от обиды ты- всё же -
ночью стихи возвращаются вновь
рим с них сползает, как старая кожа


***

День короток, а небо в низких тучах
напоминает мокрый серый мел
и давит сверху сумраком ползучим
«куда всё катится?» – спроси – скажу – «к зиме».

К зиме все катится, чем дальше – тем быстрее,
всё ближе снегопады, холода,
а в наших-то, мой друг, гипербореях
и батареи греют - не всегда»

Вот потому и птицы средь разрухи
галдят отчаянно: «To be or not to be» -
вороны, как процентщицы-старухи,
студенты-разночинцы – воробьи

и прочие – сигналя, семафоря
о неизбежном, подступившем к нам
что состоит из холода и горя,
из радости и счастья – пополам.

***
Слово вырваться готово
вот - та дверь и вот - ключи
высказать успевши слово
иль полслова, четвертьслова
дальше - вовремя смолчи
пусть то слово будет кратко
и весомо, как свинец
будет в нём пускай загадка
и начало, и конец

 

***

В коленке так хрустит сустав
что аж закладывает уши
не до любви, не до забав
ни пить не хочется, ни кушать

по тёмной улице ягой
иду, скрипя своей ногой

пугаю скрипом тем детей
переходя через дорогу
мне кто-то скажет без затей
«скорее замените ногу»

но дорожу своей ногой
и мне не надобно другой

Мне скажут: «так себе нога
ни то, ни сё» - но я отвечу
что не согласен ни фига
с такой бессмысленною речью

какая ни была б нога
она мне крайне дорога!


***

Я стишки писал о туманной дали
в этом смысли лучше, когда «не дали»
и истомой движимый половой
ты нырнёшь в «поэзию» с головой
но стишки – стишками, постель - постелью
параллельны, в общем, они, отдельны
друг от друга; ты в осемнадцать лет
не въезжаешь в это и пишешь бред
потому что прёт, потому что очень
сильно как-то что-то внутри клокочет
потому что это, дружок, как вирус
что изменит всё, как тебе не снилось

 


***

Вся твоя жизнь будет сыграна, словно по нотам


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: