Упражнение 4 (пояснения)

 

Это заключительный этап практики ши-не с формой. Вы отпустили вдох и теперь просто позволяете вашему выдоху растворять все мысли и мысленные образы в пустоте. Возможно, вы и раньше переживали опыт, который можно назвать «промежутками между мыслями», и ваша реакция была подобной тому, что описывалось в предыдущих главах. Но с чем бы вы ни сталкивались на практике до сих пор, сейчас самое главное — избегать целенаправленного поиска таких промежутков. Такой поиск обречён на провал. Ухватиться за этот промежуток невозможно, потому что он возникает лишь тогда, когда мы перестаём за что бы то ни было хвататься. Возможно, вы заметили, что мысль или мысленный образ, возникший при

вдохе, просто растворяется в пустом пространстве вместе с выдохом, в результате чего в конце каждого выдоха возникает промежуток между мыслями. Продолжая выполнять это упражнение, вы обнаружите, что постепенно эти промежутки удлиняются и начинают охватывать уже несколько вдохов и выдохов. На этом этапе появляется возможность перейти к практике ши-не без формы.

Не исключено, что в процессе сидения вы исподволь будете отвлекаться или же вас незаметно начнёт клонить в сон. Эти проявления энергетического дисбаланса можно скорректировать с помощью простых физических упражнений. Если вы почувствуете, что вас охватывает дремота, трижды вскиньте голову. Но

соблюдайте меру: если движения будут слишком резкими, у вас может разболеться шея, а если недостаточно резкими — упражнение просто не подействует. Если же вы почувствуете, что постоянно отвлекаетесь и не можете спокойно усидеть на месте, трижды резко наклоните голову. Выполнив это упражнение, возвращайтесь к практике ши-не, а если понадобится — повторите его снова.

 

ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ

 

Вопрос: Кажется, я начинаю понимать, что ясно осоз­нанное рассуждение просто приходит само по себе. По-моему, мне знакомо по опыту нечто подобное. С одной стороны, я кое-что понимаю, но с другой — всё это кажется мне слишком абстрактным. Трудно с чем-то соотнести это.

Нгакпа Чогьям: Тогда я расскажу вам, каково выпасть из самолёта на высоте восемнадцати тысяч футов. Надеюсь, так вы лучше представите, что мы подразумеваем, говоря о традиционной логике и ясно осознанном рассуждении. Если вы увлекаетесь затяж­ными прыжками, то испытываете необыкновенные переживания. Такие, которые другим людям будет очень трудно понять, пока они не испытают сами то, что испытали вы. Итак... посмотрим, что будет. Вы выпрыгиваете из самолёта. О, ужас... о, чудо! Вы совершили настоящее безумство. Только что вы ле­тели в таком замечательном самолёте — и вдруг, ни с того ни с сего, решили выпрыгнуть! Но с таким же успехом можно сказать: «Я только что стоял на такой замечательной твёрдой земле, и вдруг, ни с того ни с сего, решил сесть в этот самолёт!»

Кхандро Дечен (смеётся): Или так: «Вот я сидел в сво­ём замечательном доме, и вдруг, ни с того ни с сего, решил выйти за дверь!» А любителей затяжных прыжков в мире гораздо меньше, чем практикую­щих ши-не.

Нгакпа Чогьям: Поначалу всё и вправду очень похоже на то, чего вы могли бы ожидать: вы падаете как камень. Падаете с ускорением 9,8 м/с². И ускоряе­тесь, пока не достигнете предельной скорости сво­бодного падения. Она составляет около 240 км/ч, и достигнете вы её примерно за семнадцать секунд. Звучит устрашающе, но стоит вам достигнуть этой скорости, как произойдёт кое-что утешительное: вам покажется, что вы перестали падать и просто пари­те в воздухе.

Кхандро Дечен: Любители затяжных прыжков надева­ют что-то вроде огромных клоунских костюмов, в которых можно кружить на потоках воздуха. Расставив руки и ноги можно парить, как орёл. На какое-то время вы и в самом деле почувствуете себя орлом.

Нгакпа Чогьям: Да-да, вы даже сможете увидеть, как закругляется земля на горизонте. До некоторой степени вы приобщитесь к мировосприятию орла — ценный опыт для любого йога или йогини. Когда земля, наконец, приблизится, вы дёрнете за кольцо — и раскроется парашют. Тут опять произойдёт нечто неожиданное. Вы по-прежнему не будете чувство­вать, что падаете, но, когда посмотрите вниз, вам покажется, что земля сама надвигается на вас. Пора сгруппироваться и приготовиться к посадке, если только вы не спускаетесь на прямоугольном пара­шюте, позволяющем просто сделать шаг — и сойти с небес, как с эскалатора. Вот и всё. Вы вернулись в обыденную действительность.

Кхандро Дечен: Вот почему большинству людей хочет­ся тут же взлететь опять и повторить всё сначала!

Нгакпа Чогьям: А теперь представьте, что вам пришлось обсуждать свой опыт затяжного прыжка с каким-нибудь закоренелым рационалистом-консервато­ром! Какой ужас! Вы скажете: «Как ты можешь со мной спорить, если сам никогда не испытывал ни­чего подобного?» А рационалист в ответ заявит, что вы должны уметь описать любой опыт в привычных каждому понятиях.

Кхандро Дечен: Это всё равно, что пытаться описать радости секса какому-нибудь монаху или монахине, всю жизнь соблюдавшим обет безбрачия.

Нгакпа Чогьям (смеётся): Должно быть, вы скажете, что подобная дискуссия не имеет смысла, и если ваш рационалист не готовится узнать на собствен­ном опыте, что такое затяжной прыжок, ему сле­дует просто принять всё на веру. Но рационалист, скорее всего, возмутится и заявит, что ваше опи­сание нелепо. «Разве можно не чувствовать, что па­даешь, когда на самом деле ты падаешь? — скажет он. — Разве может казаться, что земля сама надви­гается на тебя, когда в действительности это ты к ней приближаешься?» Но с позиций вашего опыта эти аргументы покажутся бессмысленными, скуч­ными и бескрылыми. Вы скажете: «Попробуй сам — и увидишь. Вот тогда и поговорим». Но если ваш собеседник боится летать, он не сможет убе­диться в вашей правоте на собственном опыте. Он никогда не поймёт, о чём вы говорите. Возможно, он лишь скрывает свой страх полёта, требуя обо­сновать ваши переживания интеллектуальными ар­гументами и доказать на словах, что затяжной пры­жок и в самом деле чего-то стоит, — а до тех пор он будет считать его лишь пустой тратой времени, неспособной порадовать его никакими новыми и необычными переживаниями. Разумеется, вы его пожалеете. Вам будет обидно, что этот человек не желает выйти за пределы своих привычных схем рассуждения и открыться новому опыту. Но едва ли вам захочется ради него втискивать свой соб­ственный опыт в узкие рамки традиционной логи­ки: вы понимаете, что переубедить этого упрямца почти невозможно.

Кхандро Дечен: Традиционная логика может стать сред­ством уклонения, уловкой, к которой мы прибега­ем, чтобы не пришлось признаваться себе в своих страхах. Мы готовы до бесконечности выдвигать ра­зумные доводы против прыжка. Но не проще ли от­бросить все эти изощрённые отговорки и честно признать, что мы просто боимся летать? Признать своё нежелание отказаться от определений — это большой шаг вперёд, шаг к работе с тем, каков ты есть.

Нгакпа Чогьям: Признав страх полёта, мы получаем возможность исследовать природу этого страха. Стоит сделать этот первый шаг — и страх уже ос­лабит свою хватку. С ним уже можно будет рабо­тать. Сама мысль о сидении превратится из раздражающей угрозы в реальную задачу. Перед по­садкой в самолёт для первого прыжка инструктор обычно обращается к новичкам с предупреждени­ем, которое многим кажется зловещим: «Един­ственный человек, который вернётся на землю в этом самолёте, — пилот. Это билет в один конец. Раз уж взлетел — прыгай!»

Кхандро Дечен: Это же относится и к работе с Учите­лем. Если вы не сядете на самолет, то и не прыгне­те: вы просто не попадёте в такую ситуацию, в ко­торой можно прыгнуть или, на худой конец, в которой вас могут вытолкнуть. И чтобы оказаться один на один с небом, выпрыгнув из самолёта, и чтобы оказаться один на один с небом Ума, практикуя си­дение, необходимо одно и то же: взглянуть в лицо своему страху полёта.

Вопрос: Вы сказали, что это учение предназначено для практического применения, поэтому читать не практикуя имеет смысл только тем, кто уже обладает соответствующим опытом или приобрёл тесную связь с излагаемым учением. Что вы подразумевае­те под «тесной связью»?

Кхандро Дечен: Интуитивный эмоциональный отклик. Если вы, скажем так, интуитивно чувствуете излагаемый материал, то, в принципе, можете читать не понимая.

Вопрос: А что, если такой читатель только зря потра­тит время?

Нгакпа Чогьям: Необязательно... а если да — всё равно ему захочется дочитать до конца. Трудно сказать наверняка — это ведь только предположение. Я ска­зал насчёт «тесной связи» потому, что у некоторых людей этот материал может вызвать отклик, осно­ванный на их жизненном опыте.

 

Глава 7

ПУТЕШЕСТВИЕ В БЕСПРЕДЕЛЬНОСТЬ

 

Моря и океаны Земли лишены ориентиров — в том смысле, что в открытом море не видно берегов. Прав­да, днём мореплаватель может ориентироваться по солнцу, а ночью — по звёздам. Но эта возможность не заложена в природе солнца, луны и звёзд: никто не предназначал их для этого целенаправленно. Оке­ан Ума также лишён ориентиров, но игра явлений Ума, рождающихся в его беспредельности, допускает понятийную ориентацию. Однако возможность слу­жить ориентирами не заложена в них преднамерен­но: это просто игра порождений природы Ума. Поня­тия возникают как случайным образом, так и структурированно; как в свободном течении, так и в устремлении к той или иной цели. Явления Ума складываются в яркие картины, украшающие реальность в соответствии с основополагающей природой состра­дания.

До сих пор мы исследовали течения, оживляющие поверхность океана Ума. Мы исследовали потребность в определении «я», как чего-то устойчивого, неизменного, самостоятельного, целостного и определённого. Теперь же настало время вглядеться в саму поверхность океана Ума, сверкающую в свете солнца и поблёски­вающую в свете звёзд. Этот взгляд есть открытость, взгляд через прозрачность наших отношений с ориен­тирами.

Чистое обнажённое присутствие б ы тия¹ вызывает у нас двойственные реакции, а потому ткань нашего жизнен­ного опыта сплетается из невероятных игр. Мы ведём себя так, словно то, чем мы являемся, никак не связано с тем, где мы находимся, а «я» никак не связано с тем, что это «я» называет внешним миром. Эти сансарические домыслы порождают философию, оправдываю­щую произвольное установление и нарушение связей: мы считаем, что вольны ограждать себя от всего, что пред­ставляется нам неудобным. Но в непосредственном опы­те существования эта сансарическая философия зачастую входит в конфликт с естественной философией реаль­ности. В соответствии с этим естественным, свободным состоянием реальности всё исподволь влияет на всё, всё вызывает перемены во всём, и всякая попытка создать внутри неё изолированную реальность натолкнётся на невероятное множество проблем.

Всякая область интереса или вовлечённости (в кото­рую человека увлекает его восприятие) находится в процессе непрерывных изменений. Нет неизменных объектов. Нет неизменных ситуаций. Нет неизменных существ. Нет неизменной жизни. Ткань бытия — это «подвижная сеть»², магически проявленное переплете­ние бесчисленных измерений. Само существование — это подвижная сеть, нити которой суть энергия формы и пустоты — б ы тия и неб ы тия. Образ или структура любого индивидуального б ы тия вызывает колебания во всей сети, частью которой оно является. Натяжение нитей ослабляется или усиливается, что отражается на всей сети в целом. Невозможно действовать, не влияя на всё сущее и не испытывая, в свою очередь, влияния всего сущего. Каждая структура влияет на другие и порождает новые структуры. Упорядоченные структу­ры рождаются из хаоса и вновь обращаются в хаос. Порядок и случайность танцуют рука об руку: круги, расходящиеся по воде, сталкиваются с другими расхо­дящимися кругами; рыба, выпрыгивая из воды, хватает мошку; дикий гусь взмывает в небо, ветер дует, ребёнок на берегу бросает камешки в озеро.

Ни одно событие в этой текучей сети не происходит независимо от остальных. Изоляция невозможна. Не­возможно полностью отгородить «себя» от того, что мы воспринимаем как «внешний мир». Мы — частицы океана, в котором рыбы и вода сосуществуют в неразрывной связи: «рыба без воды» так же немыслима, как «вода без рыбы».

¹ Ло-драл джен-паи ранг-жал (bLo bra! rJen pa'i rang zhal) — букв, «собственный лик, обнажённый и лишённый концепций».

² Кун трал (kun khrol) англ. fluxing web. Термин «подвиж­ная есть» в переводе может показаться довольно неуклюжим, но зато он точно передаёт представление о том, что ткань бытия — это не стабильная структура, а бесконечные ряды структур, возникающих друг из друга и растворяющихся друг в друге. Неподвижной и неизменной кун трал представляет­ся в философии монизма. А в свете идей буддийской недвойственности форма всегда пуста, а, следовательно, ника­ких стабильных и вечных структур существовать не может.

 

На основе практики ши-не постепенно развиваются другие практики, в которых кругозор опыта становится ещё шире, раскрывая пе­ред нами ещё более масштабные и яркие картины вза­имосвязанности всего сущего. Ши-не — врата в состо­яние свободы, где индивидуальное существование не исключает океанического мировосприятия. Стоит нам осознать взаимосвязь между рыбой и океаном на опы­те, как становится ясно, что многие явления, прежде казавшиеся нам взаимоисключающими, — это лишь различные грани нашего безначальной просветлённости. Итак, попытаемся понять, что такое океаническое мировосприятие. Обычно оно присуще лишь грудным младенцам и некоторым мистикам¹. Это не означает, что все младенцы просветлённы: просто обширный спектр человеческого опыта включает в себя среди прочего и отблески просветления. В случае с младен­цем океаническое мировосприятие проявляется, как характерная для маленького ребёнка неспособность отличать себя от матери и от окружения в целом. Согласно учению внутренних ступеней ваджраяны, каж­дое проявление двойственности динамически связано с качеством недвойственности. Так и тип воспри­ятия, который мы называем океаническим, входит в сферу человеческого опыта вообще, а не только в область переживаний, открывающихся при медита­ции. В ходе психологического развития ребёнок с возрастом переходит на стадию индивидуализации. Но, как правило, индивидуализация достигается лишь ценой утраты океанического мировосприятия. Никто и ничто не побуждает ребёнка удержать какие-то сред­ства доступа к океаническому восприятию мира.

¹ Зигмунд Фрейд также использовал термин «океаничес­кое восприятие» — для описания мировосприятия малень­ких детей, не отделяющих себя от окружения.

 

Общество поощряет индивидуализацию, но потреб­ность в океаническом восприятии не исчезает. Это неотъемлемая часть полного спектра человеческого потенциала. И поскольку потребность в нём сохраняется, социум направляет её в русло семейной и дружеской верности. Чувствовать себя частью некоего большего целого важно для представителя любой культуры, но подчас на основе этого чувства возникают нездоровые связи. Эгоцентрическая социальная обусловленность может свести океаническое восприятие к тому или ино­му типу группового сознания — фашизму, расизму, элитизму, религиозному сектантству и т.п. В сфере обы­денного человеческого опыта индивидуализация и оке­аническое восприятие зачастую вступают друг с другом в болезненное противоречие. Конфликт этот проявля­ется и в природе духовных убеждений — привязаннос­тей к искажённым отражениям просветлённого состо­яния, проистекающих одновременно из индивидуали­зации и из опыта океанического восприятия.

Индивидуализированный опыт порождает такие формы эпистемологии, в которых Творец отд е лен от творения, а все существа представляются чётко опреде­лёнными и самостоятельными сущностями. И напро­тив, океанический опыт порождает формы эписте­мологии, в которых Творец неотделим от творения, а индивидуальность живых существ представляется ил­люзорной. С обыденной точки зрения резонно было бы предположить, что полностью проявленный океаниче­ский опыт несовместим с индивидуализированным опытом, развитым в совершенстве. Кажется, совместить два эти подхода можно лишь в ущерб обоим. Но подоб­ное рассуждение основано на двойственном восприятии, способном представить неразделимость двух этих тради­ционно противопоставляемых типов опыта лишь как некое сочетание или компромисс. Недвойственное же восприятие не подразумевает ни ухода в инфантилизм, ни какого-либо чередования двух взаимоисключающих форм мироощущения. Опыт просветления выходит за рамки обоих подходов — и океанического, и индивиду­ализированного: он принадлежит беспредельности, в ко­торой все подобные разграничения теряют смысл.

Уловить смысл здесь не так-то просто, и интеллект в этом — только помеха. Сама попытка уловить смысл лишь отдаляет от понимания. Эта ситуация во многом напоминает аналогию со свободным падением, кото­рую мы обсуждали выше: ты падаешь не падая. От традиционной логики здесь приходится отказаться — она не поможет нам продвинуться ни на шаг.

Итак, перед нами идея двойственного видения, про­тивопоставляющего два типа опыта — индивидуализи­рованный и океанический. В области религии эта по­ляризация порождает два представления о «высшей реальности». Согласно первому мы «достигаем едине­ния» со всем миром или с Богом. Согласно второму мы «обретаем жизнь вечную в Боге», но остаёмся отделён­ными от него, самостоятельными сущностями¹.

 

¹ Мужской род использован здесь для описания Бога не только по традиции, но и потому, что образ творца Вселен­ной возникает, когда форме (соответствующей мужскому роду) отдают предпочтение перед пустотой (соответствую­щей женскому роду).

 

Всё многообразие подходов, сложившихся в различных ре­лигиях, в конечном счёте, сводится к двум этим вариан­там. Первый из них подразумевает полную утрату ин­дивидуальности, второй — полную изолированность. Однако существует и ещё один вариант — впрочем, открывающийся лишь тогда, когда мы избавляемся от необходимости определять ту или иную сферу опыта — либо как отличную от всех других, либо как тождествен­ную одной из прочих сфер. Согласно этому третьему подходу форма есть пустота, а пустота есть форма, и все структуры подвержены непрерывным изменениям. Форма рождается из хаоса и вновь растворяется в хао­се — хаос и форма идут рука об руку в безначальном танце, отражая друг друга, как зеркала.

Возможность просветления открыта в любой момент. Всеохватность бытия — постоянное напоминание о просветлении. Но отчуждённое индивидуализированное восприятие, оторванное от океанического опыта, ин­терпретирует это напоминание, как угрозу нашему су­ществованию. Подобный подход можно назвать точкой зрения отторгнутой индивидуальности. Отторгнутая индивидуальность создаёт шаткую иллюзию жизнеспо­собности неизменных определений. Иллюзия эта мер­цает, как старая киноплёнка. Какие-то образы на экра­не можно уловить, но все они, к вящему нашему ком­форту, нечёткие и расплывчатые. И по молчаливому соглашению никто не вспоминает, что образы, кото­рые мы видим, в действительности находятся не здесь. Мы забыли, что наблюдаем нечто неосязаемое в виде проекции на экран. Мы считаем всё это реальным, поддавшись иллюзии устойчивости, неизменности, самостоятельности, целостности и определённости. Чтобы наслаждаться фильмом, мы вынуждены притворять­ся про себя, что всё происходящее — реально. Нам приходится соглашаться на так называемую «доброволь­ную отсрочку недоверия». И такую же отсрочку мы активно поддерживаем и постоянно продлеваем в от­ношении своего чувства бытия.

Воспринимаемый нами мир постоянно балансиру­ет на грани между б ы тием и неб ы тием. Сквозь призму традиционных условностей воспринимаемые яв­ления предстают соблазнительными, манящими и в высшей степени обманчивыми. Вещественность и не­вещественность идут рука об руку. Мы словно бы любуемся танцовщицей с веерами: переливы страу­совых перьев пустоты и явлений воплощают собой изобильность бытия. Но за ними скрыто что-то ещё — и различить нагую госпожу Недвойственность удаётся лишь в те краткие мгновения, когда мы случайно проникаем взглядом сквозь вечно колеблющуюся двойственную завесу вееров¹.

¹ Женский род использован здесь потому, что в традиции Аро Тер недвойственное состояние именуется Кунтузангмо (kufi iti bZang то, санскр. Самантабхадри — «совершенное благо»). В практике Трома Нагмо цикла Дуджом Тер-сэр Кунтузангмо изображается так же как форма дхармакайи. Кунтузат мо — женская ипостась Кунтузангпо (kun tu bZang ро, санскр. Самантабхадра — «совершенное благо»), образ которого чаще используется в традиции ньингма вообще. Кунзанг яб-юм (Кунтузангмо и Кунтузангпо в сексуальном слиянии) — это антропоморфный образ недвойственного состояния. Термин «благо» не следует понимать как некую противоположность «злу». Благо Кунтузангмо — это благо абсолютной всеохватности и целостности.

 

До тех пор пока мы не поймём этого, разглядеть, что происходит на самом деле, невозможно. До тех пор пока мы не поймём, что и танцовщица, и веера в равной мере обнажены и одинаково достойны восхищения, мы не сможем раз­личить ничего, кроме формы¹.

Чтобы ощущать устойчивость, неизменность, само­стоятельность, целостность и определённость, нам приходится привязываться к тем аспектам этой измен­чивой иллюзии, у которых временно проявляются эти качества. Но сама потребность ощущать устойчивость, неизменность, самостоятельность, целостность и оп­ределённость возникает лишь потому, что для поддер­жания своего существования отторгнутая индивидуаль­ность нуждается в иллюзии. А бороться за сохранение иллюзии мы вынуждены лишь потому, что искры без­начальной просветлённости проблёскивают сквозь по­кров двойственности, постоянно угрожая свести на нет плоды наших отчаянных манипуляций.

Мы то и дело подходим вплотную к естественному состоянию, в котором не требуется никаких подобных усилий,— но всякий раз отвлекаемся, дабы поддер­жать в себе мировосприятие отторгнутой индивидуаль­ности. Все наши исступлённые, мучительные и одно­образные уклонения от естественности — не что иное, как попытки поддержать иллюзию двойственности. Но, повторим ещё раз, иллюзия эта постоянно нахо­дится под угрозой крушения, заключающейся в посто­янных атаках со стороны недвойственности, заложен­ной в самой природе реальности, — атаках, которые побуждают нас к защитным действиям, двойственным по своей сути.

 

¹ Нагота (чер-бу, gCer hu) и восхищение (кунту га, kun Tu dGa) отождествляются с пустотой и формой.

 

Действия эти можно описать как обра­зование привязанностей к мимолётным призракам постоянства. Такова природа двойственности. Недвойственность же, напротив, характеризуется совершенно спокойным пребыванием в потоке чего бы то ни было. Если бы, например, длительность всех явлений измерялась минутами и перемены везде и во всём происходили бы одновременно, то состояние рассеянности не могло бы сохраняться постоянно. Ничто сущее не обладает качествами устойчивости, неизменности, самостоятельности, целостности и оп­ределённости. Постоянно эти качества не присущи ни одному из явлений, но временно могут проявляться в каждом из них. Отсюда и возможность создавать иллюзорные версии реальности. Но все эти версии — не более чем новые танцы с веерами, в которых страу­совые перья представляют одновременно и вещест­венность и невещественность, и постоянство и непостоянство, и обособленность и неделимость, и не­прерывность и прерывность, и определённость и неопределённость. Эти танцы с веерами не сансара и не нирвана. Они — узоры и образы, украшающие собою чистое обнажённое присутствие бытия.

 

Упражнение 5

 

Сядьте в удобной позе, сохраняя бдительность. До­бейтесь того, чтобы ваше осознание не было сосре­доточено ни на чём. Если вы почувствуете, что от­влеклись от осознания, просто вернитесь к нему безо всяких замечаний и суждений. Если в уме будут происходить какие-то события, не вовлекайтесь в них. Отпускайте и оставляйте всё как есть. Полно­стью расслабьтесь. Выполняйте это упражнение от сорока минут до часа, в зависимости от того, как долго вы сможете сидеть. Если вы ещё не можете просидеть час без перерывов, постепенно увеличи­вайте продолжительность сеансов, пока не дойдёте до часа. Если же вы, напротив, привыкли сидеть дольше — сидите столько, сколько обычно. Наблю­дайте за тем, как всё происходит.