2018-01-08
831
Изучались конкретные примеры детей, которые совершали самоубийства, и были проведены исследования того, что же действительно происходило с подростками и с их окружением. Было обнаружено, что почти в каждом конкретном примере подросток много раз переживал повторяющиеся и неожиданные для него самого разрывы с его родителями. Это происходило в течение первых трех лет жизни ребенка.
Вы знаете, что первые 3 года жизни ребенка это такой возраст, когда он еще не способен удержать в памяти образ кого бы то ни было. Дети начинают жизнь и еще не могут отделить себя от родителя. Поэтому потеря родителя воспринимается как собственная смерть. Это совершенно нормально в жизни младенцев, когда они испытывают волнение, если их родитель покидает комнату. Потому что это часть процесса отделения и установления физической независимости от родителя. И очевидно, что если в этот период были повторяющиеся, неожиданные для ребенка моменты расставания с родителем, то это оставляет своего рода шрам на психике ребенка. Все из них чувствуют, что не было реального взаимодействия или нет настоящих эмоциональных связей со своей семьей. Только 10% из обследованных заявили, что они в состоянии тревоги могут говорить со своими родителями. Все из обследованных, по крайней мере, в течение 5 лет думали о самоубийстве, прежде чем попытались его совершить.
Вопрос: Что значит "расставались с родителями"?
Это может означать, что один из родителей был в продолжительной командировке (один или несколько месяцев), или родитель был серьезно болен и попал в больницу, но всегда идет речь о каком-то долгом отсутствии.
Очень важно серьезно воспринимать заявление человека о самоубийстве, даже если он делает эти заявления уже несколько лет подряд. Может случиться так, что в конечном итоге через 3, 5, 7 лет после этого подросток все-таки это совершит.
Более 60% обследуемых уже пытались совершить самоубийство. В 25% семей один из родителей совершал попытку самоубийства. В 44% случаев родственник или близкий друг семьи давал пример покушения на самоубийство. В 88% таких семей один или даже оба настоящих родителя отсутствовали. Они были либо разведены, либо разъехались, либо умер один или оба родителя. Более 70% родителей таких детей были замужем или женаты более одного раза, и подростки чувствовали, что им придется жить с нелюбимыми мачехой или отчимом. Часто отчим или мачеха разделяли это чувство. У подростков обычно очень обостренное восприятие того, что их родители увлечены кем-то, что за ними кто-то ухаживает или что они повторно вступают в брак. Почти 66% подростков были из семей, где кто-то страдал серьезным заболеванием. И обычно такое заболевание начиналось как минимум за 2 года до того момента, когда ребенок совершал самоубийство. Часто такое заболевание родственника ставило ребенка в позицию заботящегося. Примерно 87% суицидальных подростков жаловались на физические недомогания, головные боли, боль в животе и вообще плохое самочувствие.
Обычно наблюдается три стадии, предшествующие попытке самоубийства. Все начинается с серии не столь важных проблем, которые начинаются в ранней жизни. Например, энурез, угрозы или случаи побегов из дома. По мере роста ребенка проблемы обостряются и могут даже появляться правонарушения, растет напряжение в семье. Если имеется отчим, обычно с ним начинаются конфликты.
Проблемы усиливаются в подростковом возрасте. Этот возраст активизирует ранее возникшие проблемы. С одной стороны, подросток хочет автономии и личной независимости, он стремится быть со сверстниками, но, с другой стороны, ему также нужна здоровая семейная среда, которая помогает ему в жизни. Но из-за его поведения родители часто испытывают гнев, отрицательные эмоции, очень ограничивают его, стараются наказывать его за это поведение, но наказание вызывает демонстративное поведение, потому что глубинные проблемы не затронуты.
В результате подросток чувствует себя все более и более одиноким, изолированным и лишенным союзников. Основа, которая лежит в глубине суицидального поведения, подразумевает все большую и большую изоляцию подростка от семьи, от друзей. Он хочет вернуться в то время, когда мама заботилась о его жизни. Желает найти кого-то, кто бы о нем позаботился, приласкал его. Он пытается присоединиться к другому человеку, и эти отношения становятся очень интенсивными. Поскольку на этой стадии подросток чаще всего ищет то, что другой человек ему не может дать, эти отношения, как правило, ломаются. Прерывание этих отношений становится потерей последней соломинки. И поэтому если у подростка уже были мысли о самоубийстве, то появляется большая вероятность, что оно будет завершено.
Пример из практики
Месяц назад порог моего офиса переступила четырнадцатилетняя девочка. Ее родители развелись, у нее есть младшая сестра, обе девочки живут с отцом. В семье была очень долгая юридическая борьба за опеку. Судом было решено, что физическая опека над девочками будет передана отцу. А у мамы было право только посещать дочерей. Я уверена, что мне полностью не рассказали, что же произошло при разводе в этой семье. Но ясно, что даже через 7 лет, после разрыва этого брака, родители совершенно не способны вести диалог о своих детях. Дети занимают положение между двумя борющимися родителями. И это борьба без конца.
Итак, мама привела Мэри в мой офис на индивидуальный сеанс. И вот после окончания сеанса я хочу назначить другую встречу, и мама говорит, что ее приведет отец, предлагая: "Вы сможете позвонить отцу". Когда я хочу поговорить с отцом, я постоянно попадаю на автоответчик. Конечно, я оставляю на нем информацию. Иногда он выходит на связь, иногда нет. Я прошу мать договориться с отцом: они должны решить, кто и когда приведет Мэри ко мне на сеанс. Но этого не происходит. Одну неделю Мэри приходит, потом две недели Мэри не появляется. Я опять звоню, хлопочу, чтобы девочка пришла...
Эта модель, я уверена, много лет имела место в их отношениях. Мэри пыталась убить себя 6 месяцев назад до того момента, как ее ко мне привели. Тогда ее направили к психологу-мужчине. Мэри сначала сопротивлялась. Тогда отец сказал, что он не будет ее туда водить. Отец упрощает проблему. По словам матери, отец употребляет наркотики и пьет. А по словам отца, мать впадала в такие приступы ярости, что часто дралась с отцом. Отец убежден, что мать всегда имела романы на стороне, когда они были женаты.
Сама девочка говорит, что ни с одним из родителей говорить она не может: "Я ни тому, ни другому не верю". Когда я спрашиваю ее почему, она так говорит, она отвечает, что у нее есть друзья, и это для нее источник поддержки. Но я в этом не совсем уверена. Мама предполагает, что у Мэри был серьезный разрыв с мальчиком, и это ее надломило. Попытка самоубийства произошла как раз после этого.
В первых беседах со мной девочка давала мне односложные ответы и почти на все говорила: "Об этом я не хочу говорить". Она все время твердила: "Я не хочу быть здесь". Тогда я сказала: "Я тебя понимаю, но раз уж ты здесь оказалась, давай посмотрим, может быть мы что-нибудь сможем сделать". Я вытащила мозаику. Мы играли, и я задавала ей всякие неопасные вопросы. Спрашивала ее, не трудно ли ей отвечать на мои вопросы. Я вновь и вновь повторяла ей, что до тех пор, пока она не соберется нанести себе или кому-нибудь из окружающих вред, я ничего не скажу ее родителям. Потому что для нее проблема доверия была очень важной. Так мы продолжали общаться несколько сеансов, и на каждом сеансе она раскрывалась лишь на чуть-чуть. Как-то я спросила ее: "Как ты думаешь, когда ты сможешь мне доверять?" И мы выяснили, что это был естественный процесс, что все нормально, надо лишь подождать.
Другой вопрос, по поводу которого я должна была изменить ее мнение, был вопрос об опеке. Она была уверенна, что наши встречи — это часть той борьбы, которая шла за опеку. Ей казалось, что меня привлекли лишь для того, чтобы вернуть маме опеку над ней и сестрой. Поэтому она не хотела мне ничего рассказывать. Когда я поняла, в чем дело (я узнала из телефонного разговора с матерью, что была бесконечно длящаяся борьба за девочек уже много лет), я попросила маму прийти вместе с Мэри ко мне. Я сказала матери, что я не буду встречаться с Мэри в том случае, если это повлечет за собой какие-то действия, связанные с судом и опекой, я не смогу оказать Мэри помощь, если этот вопрос не будет решен. Мать согласилась и сказала: "Хорошо, я сдаюсь, я не буду больше продолжать борьбу за это".
