Социальная стратификация. Процессы общественного разделения труда и социально-экономичес­кой дифференциации казахского общества влекли за собой дальнейшую специализацию восуществлении

 

Процессы общественного разделения труда и социально-экономичес­кой дифференциации казахского общества влекли за собой дальнейшую специализацию восуществлении общественных функций и вследствие это­го приводили к процессам оформления особых институтов в структуре со­циальных отношений номадов. При этом социально-экономическая структура и социальная стратификация казахского общества отчасти не совпадали, а иногда даже приходили в противоречие друг с другом. Социальный статус человека далеко не всегда определялся его экономическим благосо­стоянием, а последнее, в свою очередь, не всегда зависело от его привилеги­рованного положения.

Характерной особенностью социального деления казахского общества являлась дифференциация индивидов на так называемую «белую кость» (ак суйек) и «черную кость» ("кара суйек). Первый социальный слой представ­лял собой закрытую привилегированную корпорацию индивидов, непро­ницаемую извне в силу ее социальной изолированности и большой значи­мости в структуре общественных отношений. К ней относились два арис­тократических сословия - торе и кожа.

В отличие от ак суйек сословно-корпоративные группы «черной кости» являлись открытыми статусами, достижение которых было доступно любо­му индивиду в зависимости от его личных качеств и имущественного поло­жения, К ним принадлежали категории биев, тарханов, батыров, старшин (аксакалов). Однако большая часть казахского населения, определяемая, как свободные общинники, никак не дифференцировалась по сословным признакам, что отличало ее от господствующего класса казахов.

Привилегированную элиту кочевого общества составляло аристократи­ческое сословие торе (султанов), являвшееся основой «белой кости». Оно объединяло группу лиц, принадлежавших кодной из ветвей потомков Чин­гиз-хана и находившихся вне генеалогической структуры жузов.

Казахские торе (султаны) вели свое происхождение, согласно традицион­ным представлениям кочевников региона, от старшей линии чингизидов -потомков Джучи (джучидов), что нашло подтверждение в генеалогических источниках позднего средневековья и нового времени, а также в исследова­ниях современных востоковедов⁷¹. Знатное происхождение торе признава­лось не только внутри казахского социума, но и в соседних полукочевых и оседло-земледельческих ареалах Евразии, в частности, на территории Баш­кирии и в среднеазиатских ханствах, куда их неоднократно приглашали в X VIII веке на ханский престол. ⁷²

Сословие торе играло огромную роль в социальной, политической и во­енной жизни казахов. Из его среды избирались высшие структуры власти в государственных образованиях казахов, т.е. ханы, представлявшие собой центральное звено в политической системе кочевого общества. Принадлеж­ность к сословию торе султанов по праву рождения, означала фактическую принадлежность индивида к господствующему классу и предопределяла его преимущественное право осуществлять регламентацию и регулирование общественных отношений.

Привилегированное положение торе было юридически оформлено во многих нормах адата - казахского обычного права. Дореволюционные пись­менные источники и устные предания казахов свидетельствуют, что каж­дый из султанов имел право возглавлять какую-либо группу родовых пол-разделений кочевников (эль, улус) и иметь в своем распоряжении опреде­ленную пастбищную территорию (юрт).⁷³ За оскорбление султана словом полагался штраф вразмере 26голов мелкого скота и верблюда, а за его убий­ство — выплата материальной компенсации — куна, равная куну за убийство семи рядовых кочевников из числа «черной кости».⁷⁴ В отличие от всех остальных членов казахского общества, торе не подлежали суду биев и мог­ли быть судимы только ханским судом. Для женщин этого сословия был установлен строгий эндогамный предел: при выходе замуж за мужчину «чер­ной кости» она теряла привилегии своего сословия, тогда как женшина «черной кости» став женой того или иного султана, автоматически причислялась к сословию тюре. ⁷⁵

Привилегии торе в общественной жизни казахов простирались не толь­ко в сферы правовых традиций кочевого населения, но и на область степно­го этикета. По свидетельству многих очевидцев, знатоков обычного права и быта казахского народа, «простые киргизы» (казахи. - Ред.) в разговорах с султанами не могут называть их по имени, но вместо него должны употреб­лять слово «таксыр». При приветствиях, при прощаниях, при благодарнос­тях, должны говорить «Алдияр!», приложа обе руки к груди, или одну пра­вую руку к правому колену. ⁷⁶

Вместе с тем, многие источники, характеризующие имущественное и социальное положение казахских султанов, свидетельствуют, что преиму­щественные права и привилегии торе очень мало или совсем не зависели от их личного экономического благосостояния, а принадлежали сословию торе по рождению. Не владение скотом и прочим имуществом, а знатность про­исхождения, столь ценимая в традиционных социумах Евразии, представ­ляла собой источник политического доминирования и общественного при­знания султанов в среде кочевников, определяла их наиболее высокий ста­тус в социальной иерархии в системе казахского общества.

В период противоборства с джунгарами происходила переоценка стату­са «горев. Востребованными оказались преимущественно организаторы все­народной борьбы с агрессией, способные не только сплотить ряды воюю­щего народа, но и в качестве батыров вступить в сражения на поле брани, повести за собой людей на примере личного героизма, т. е. люди, безраз­дельно пользующиеся доверием народа. Ими тогда оказались, в основном, народные батыры.

Другую элитарную группу кочевников представляло сословие служите­лей мусульманского культа — кожа, пользовавшихся наследственными при­вилегиями, игравших важную роль в духовной жизни казахского общества. Все ритуальные обряды - обрезание, свадьба, похороны и поминки совер­шались при непременном участии кожа, которые узаконивали их чтением Корана. Политическое влияние кожа в кочевом обществе было незначи­тельным, что во многом объясняется своеобразием ислама в степи.

Среди привилегированных социальных категорий «черной кости» чрез­вычайно важное место занимало у казахов сословие биев, осуществлявших функции судебной власти в кочевых общинах. «Под словом «би», - указы­вал Я. П. Гавердовский, - разуметь должно людей красноречивых, богатых и оборотливых».⁷⁷ Привилегированное положение биев в Казахстане опре­делялось прежде всего большой общественной значимостью функций пра­вового регулирования, арбитража и посредничества и выражалось в при­оритетных правах в системе имущественных отношений, в частности, пра­вом на присвоение прибавочного продукта в форме одной десятой размера иска (билік). Сила и влияние бийской группы были обусловлены также в немалой степени личными качествами ее членов, как-то: знанием обычно права, традиций, ораторским искусством, умением отстаивать интересы общин. «Только глубокие познания в судебных обычаях, соединенные с ораторским искусством, давали киргизам это почетное звание»,⁷⁸ – указывал Ч. Ч. Валиханов.

Бии, обладавшие способностью разрешать межродовые и межжузовые споры, добиваясь достижения консенсуса противоборствующих сторон, как правило, приобретали немалый авторитет среди кочевников и значитель­ное влияние в социально-политической жизни казахского общества. Все это позволяло таким могущественным биям, как Казыбек, Толе, Айтеке, Есет и некоторые другие, оказывать большое воздействие на верховную власть, с их политическими настроениями, мнениями и решениями счита— лись даже самые влиятельные казахские ханы (Тауке, Абулхаир, Абылай).

При выдвижении каких-либо лиц в роли судебных арбитров в практике разрешения общественных противоречий определяющую роль играл прин­цип меритократии (т.е. власти наиболее одаренных), согласно которому биями могли стать только самые талантливые, авторитетные и опытные на­родные судьи, имевшие солидные познания в обычном праве казахов. При этом никакого права прямого наследования звания бия в казахских право­вых традициях не допускалось. Однако принцип меритократии не исклю­чал проявления такой возможности, когда ближайшие потомки какого-либо казахского бия (сын, внук, правнук) также могли быть избраны биями. Материальное благосостояние, степень влиятельности индивида и прочие субъективные факторы нередко способствовали закреплению бийского зва­ния за отдельными династиями казахов, в чем проявилась большая соци­альная значимость среди кочевников принципа генеалогического родства. Но даже в подобных ситуациях сама по себе генеалогическая близость к представителю бийского сословия еще не гарантировала претенденту на этот ранг желаемого избрания бием и занимала в общественном сознании ко­чевников подчиненное место по отношению к личным способностям и на­выкам индивида.

Большое социальное значение и политическое влияние в казахском об­ществе в период XVIII — первой половины XIX вв. имела социальная груп­па батыров - военных предводителей.

Тюрко-монгольское слово «батыр», «багатур», «бахадур» первоначаль­но означало храбреца, вызывающего врага перед битвой на единоборство. В этой транскрипции оно еще в XIV в. проникло в русский язык, потеснив более ранний, автохтонный термин южнославянской книжности «храбр», т.е. «воитель». Наряду с русской калькой данного термина — «богатырь» — в Московском государстве конца XV — первой трети XVI вв. для обозначе­ния иноземных храбрых воинов уже использовался собственно тюрко-язычный термин «батыр», подтверждением чему могут служить отдельные замечания небезызвестного автора «Записок о Московии», германского посла Сигизмунда Герберштейна (1486—1566 гг.), впервые услышавшего это наименование от русских людей.⁷⁹ Данный факт убедительно свиде­тельствует о широком распространении батырства как социального явле­ния в кочевом мире Евразии, что, естественно, не могло не отразиться и и понятийно-лингвистических заимствованиях ближайших соседей тюркских народов — славян.

Со времени Чингиз-хана термин «бахадур» многократно присваивался как титул представителям военизированной тюрко-монгольской знати. В этом значении многочисленных бахадуров в хансгве Абулхаира (1428-1468 гг.) упоминают в своих сочинениях Мас'уд ибн Усман Кухис-тани (1453-1512 гг.) и другие восточные авторы.⁸⁰ Довольно часто он ис­пользовался в качестве почетного титула, получаемого ханом или султаном за личную храбрость, либо умелое руководство военными действиями в борьбе с внешними врагами. В данном случае звание «бахадур» прибавля­лось к полному собственному имени какого-либо знатного кочевого пра­вителя. В частности, в XVIII в. этоттитул имели казахские ханы Тауке, Каип, Абулхаир, Абылай и некоторые другие.⁸¹

Однако батыр — это не только титул храбреца, но и наименование лиц, преимущественно занятых осуществлением военных функций. По опреде­лению путешественника Е. К. Мейендорфа, батырами именовались в казах­ском обществе «люди храбрые, справедливые и предприимчивые, во время войны — это наездники».⁸² Звание «батыр» никогда не было наследствен­ным, его приобретали только личными подвигами. Но вместе с тем, нередко возникали ситуации, когда батырами становились сын и внук того или ино­го батыра, заметно проявившего себя на военном поприще. Примером это­му может служить история наследования данного титула потомками влия­тельного батыра рода табын поколения жетыру Младшего жуза Бокенбая (ум. в 1741 г.) - его сыном Тленши Букенбайулы и внуком Жоламаном Тлен-ши, возглавившим народно-освободительное движение западных казахов в 20-е - начале 30-х гг. XIX в.⁸³

Наиболее сильно возросли авторитет и социальное значение баты­ров в первой половине XVIII в., что было обусловлено внешней угрозой и возрастанием роли военных структур в социальной организации казахов. Необходимость организации эффективного отпора джунгарской агрессии привела к появлению сначала на военной, а затем и на политической сцене выдающейся плеяды народных предводителей и полководцев — батыров: Бокенбая из рода табын поколения жетыру, Богембая из рода канжыгалы объединения аргын Среднего жуза, Кабанбая, Малайсары, Есета, Тайлака, Жаныбека, Утегена, Олжабая и других лиц, выдвинувшихся из низших слоев казахского общества. С именами вышеназванных батыров связаны наибо­лее крупные победы воинских отрядов казахов над войсками ойратов, ко­торые навсегда вошли в историческую память казахского народа.

По мере ослабления военной напряженности на территориальных ру­бежах казахских жузов снижалось и социальное значение батыров. Опре­деленный всплеск общественной популярности и политического влияния этих военных вождей был связан с развитием народно-освободительных движений в 20-40-х гг. XIX в. в Младшем и Среднем жузах. В этот период наибольший авторитет у казахов приобрели такие храбрые воины и спод­вижники султана Кенесары, как его родной брат Наурызбай-батыр (1822-1848 гг.), батыры Агыбай, Бухарбай, Иман и многие другие.

На территории Старшего жуза заметное усиление роли военных струк­тур и связанное с этим возрастание общественной значимости социальной группы батыров наблюдалось в годы борьбы с военной агрессией Кокандского ханства (20-50-е гг. XIX в.). Именно тогда звание батыра в казахском обществе получили предводители воинских ополчений Сарыбай Айдосулы, Саурык Стамбекулы, Сыпатай Алибекулы, Сураншы Акымбекулы, Сыпатай Саурукулы, Байзак-датха Мамбетулы и многие другие.

Во все перечисленные периоды истории казахского общества батыры являлись не только храбрыми воинами, лихими наездниками и предводите­лями воинских дружин, но и одной из наиболее элитных социальных групп кочевого общества. Не случайны в этом отношении и замечания многих дореволюционных авторов, что среди батыров можно было встретить нема­ло казахских старшин-родоначальников, занимавших важное место в по­литической организации кочевников. Так, из 67 родовых подразделений трех жузов, зафиксированных Г. И. Спасским в начале XIX в., во главе 25 струк­турных единиц находились батыры. ⁸⁴

Кроме того, нередко батыры привлекались верховной властью к выпол­нению ответственных поручений дипломатического характера во взаимо­отношениях казахских ханств с соседними государствами, а также в инте­ресах поддержки ханов при обострении их противоречий с членами бийской прослойки и родовыми старшинами.

Привилегированное положение батыров зависело помимо их личных качеств от военной удачи, престижных родственных связей и богатства, т.е. размеров той добычи, которую им удавалось захватить во время военных походов в чужие страны, а также от числа добровольных сторонников, со­стоявших большей частью из казахской молодежи. Поэтому по своему бо­гатству и политическому влиянию среди казахов некоторые батыры (как, например, Жаныбек из рода шакшак объединения аргын Среднего жуза) превосходили иногда правящих ханов и султанов.

Определенное место в социальной стратификации казахского обще­ства принадлежало категории тарханов, то есть лиц, наделенных за раз­ные заслуги верховной властью привилегиями, например, при уплате налогов и проч. Во время централизации общества, оформления госу­дарственных структур, военных столкновений, тарханы пользовались правом приобретать те или иные престижные должностные места в сис­теме управления кочевыми коллективами. Но в тяготах повседневных будней «тарханские привилегии», как правило, забывались, а роль этой социальной группы сводилась к минимуму.

Наиболее многочисленную прослойку господствующего класса ка­захов представляли старшины («аксакалы»), осуществлявшие социально-регулирующие функции во всех звеньях кочевых общин. «Сии начальники или князья, - отмечал И. П. Фальк, - самые богатые, весьма уважаемые и суть оракулы аймаков, и потому хан влиянием его на оные места может много действовать через их посредство, несмотря на малую их власть».⁸⁵ Звание аксакала у казахов могли получить лица, обладавшие большим ин­теллектуальным потенциалом, разносторонними знаниями и богатым опы­том. В условиях кочевого скотоводческого хозяйства эти индивидуальные человеческие качества неизбежно становились важнейшим фактором кон­центрации скота и материальной обеспеченности индивида. Поэтому зако­номерно, что именно господствующий класс общества присваивал себе функции социально-экономического, политического и правового регули­рования, активно вторгался в сферы идеологии и духовной культуры. Ак­сакалы, являясь основой всей системы социальной стратификации ко­чевого общества, пополняли из своих рядов другие социальные катего­рии и сословия.

Наряду с разными сословными группами, представлявшими господствующую часть кочевого общества и свободными общинниками, в Казах­стане существовали категории зависимого населения — рабы и толенгуты.

Толенгутами называли лиц, находившихся на службе у султанского сос­ловия. Появление этой прослойки было связано с междоусобицами и мно­голетней борьбой с джунгарами, обусловившими большой спрос верхов­ной власти и ее представителей султанов на «служилых» людей.⁸⁶

К категории зависимого населения относились также рабы - культ, ко­торые набирались из среды пленных - россиян, калмыков и иранцев. Рабы использовались главным образом в личном хозяйстве: по уходу за живот­ными, для обработки посевов, в домашнем обиходе наследственной степ­ной аристократии. Однако рабство, как социально-экономический уклад, не получило широкого распространения у казахов и не вышло за рамки патриархального домашнего рабства.

¹ Торговля с Московским государством и международное положение Средней Азии / Материалы по истории Узбекской, Таджикской и Туркменской ССР, т. 1. Л., 1933, с. 265.

² Казахско-русские отношения в XVI-XVIII веках. A., f 961, с. 62. (KPO-I).

³ Международные отношения в Центральной Азии. XV11—XV1I1 вв. Документы и матери­алы, кн. I.M., 1989, с. 213.

⁴ Там же,-с. 213.

⁵ Валиханов Ч. Ч. О кочевках киргиз / Собрание сочинений в пяти томах, т. 4. А., 1985, с. 106-107.

⁶ Там же, с. 106.

⁷ Материалы по истории Казахской ССР (1785-1828 гг.), т. IV. М.-Л., 1940, с. 214.

⁸ Халид Курбангали. Тауарих Хамса (бес тарих). А., 1992, 175-6.

⁹ Рычков П, И. Топография Оренбургской губернии. Оренбург, 1887, с. 293.

¹⁰ Ходжамкули бек Баяхи. Тарих-и кипчак-хани (история кипчакских ханов) /Мате­риалы по истории Средней Азии и Центральной Азии X—XIX вв. Ташкент, 1988, с. 25, 265-266.

¹¹ КармышвваБ. X, Очерки этнической истории южных районов Таджикистана и Узбекис­тана (по этнографическим данным). М., 1976, с. 236.

¹² Тынышпаев М. Актабан - шубырынды. (Великие бедствия и великие победы казахов) / Тынышпаев М. История казахского народа. А., 1993, с. 165.

¹³ Кудайбердыулы Шакарим, Указ. работа, с. 107.

¹⁴ ТынышпаевМ. Историческая справка и племенной состав коренного населения Ташкен­тского уезда (из материалов к национальному размежеванию в Туркестане) /Тынышпаев М. История казахского народа. А., 1993, с. 183.

¹⁵ Левшин А. И. Описание киргиз-кайсацких, или киргиз-казачьих, орд и степей. СПб., 1832, ч. 3. Этнографические известия, с. 221—224.

¹⁶ Паллас П. С. Путешествие по разным провинциям Российского государства, ч. 1. СПб., 1777, с. 351.

¹⁷ Прошлое Казахстана в источниках и материалах, сб. 1. (V в. до н.э. — XVIII в.н.э.) А.,— М., 1935, с. 159.

¹⁸ Левшин А. И. Указ. работа, ч. 3, с. 225.

¹⁹ Рычков II, И. Дневные записки путешествия в киргиз-кайсацкой степи в 1771 г. СПб., 1772, с. 31.

²⁰ Прошлое Казахстана, с. 156...

²¹ Тамже,с. 152-153.

²² Цинская империя и казахские ханства. Вторая половина XVII- первая треть XIX в., ч. 2. А., 1989, с. 12.

²³ Там же, с. 33.

²⁴ Там же, с. 74.

²⁵ Там же, ч. 1, с. 144.

²⁶ ГАОмО, ф. 1, оп. I, д. 3838, л. 8-14.

²⁷ГАОмО, ф. 3, оп. 3,д. Ш2, л. 515-547; ЦГА РК, ф. 15, оп. 1,д. 1827, л. 1-121.

²⁸ Сәді6еков 3. Казак, шежіресі. Ташкент, 1994, 81-6.

²⁹ KPO-I, с. 649.

³⁰ Валиханов Ч. Ч. Аблай //Собрание сочинений в пяти томах, т. 4. А., 1985, с. 115.

³¹ Материалы по истории КазССР (1785-1828 гг.), т. IV. М.-Л., 1940, с. 79.

³² Там же, с. 137.

³³ Материалы по истории Казахской ССР (1785-1828 гг.). Т. IV. М-Л., 1940, с. 33-39.

³⁴ РадловВ. В. Из Сибири. Страницы дневника. М., 1989, с. 344.

³⁵ ТетеревниковА. И. Очерки внутренней торговли Киргизской степи. СПб., 1867, с. 7.

³⁶ Записки генерал-майора Броневского о киргиз-кайсаках Средней Орды //Отечествен­ные записки, ч. 120. СПб., 1830, с. 193.

³⁷ Валиханов Ч. Ч. О хлебопашестве /Собрание сочинений в пяти томах, т. 1. А., 1984, с. 184-185.

¹⁸ Колмогоров Г. В. О промышленности, торговле в киргизских степях Сибирского ведом­ства //Вестник императорского географического общества, вып. 1, ч. 13. СПб., 1855, с. 4.

³⁹ Российский государственный военно-исторический архив, ф. Военно-ученый ар­хив, д. 19209, ч. 2, л. 8. (Далее - РГВИА.)

⁴⁽¹ Там же, ч. 1. л. 9.

⁴¹ Там же, л. 16.

⁴² Витевский В. Я. И. И. Неплюев и Оренбургский край в прежнем его составе до 1758 г., т. 3. Казань. 1897, с. 675.

⁴³ Там же, с. 724.

⁴⁴ Левшин А. И. Указ. работа, ч. 3, с. 221.

⁴⁵ Витевский В. Я. И. И. Неплюев и Оренбургский край, с. 726.

⁴⁶ Рычков Н. //.Топография Оренбургская. СПб., 1887, с. 279.

⁴⁷ Левшин А. И. Указ. работа, ч. 3, с. 219, 229.

⁴⁸ Редкое и достопамятное известие о бывшей из России в великую Татарию экспедиции. СПб., 1777, с. 30.

⁴⁹ Материалы по истории Казахской ССР. 1741-1751 гг., ч. 2, т. II. А., (948, с. 338.

⁵⁰ Витевский В. Н. И. И. Неплюев и Оренбургский край, с. 730.

⁵¹ Аполлова Н. Т. Экономические и политические связи Казахстана с Россией в XVIII -начале XIX вв. М. 1960, с. 204.

⁵² Разные бумаги генерал-майора Тевкелева об Оренбургском крае и о киргиз-кайсацких ордах. 1762 г. //Временных Московского общества и древностей Российских, кн. 13. Смесь. М, 1852, с. 18.

⁵³ Материалы по истории Казахской ССР. 1741-1751, т. 2, ч. 2, А., 1948, с. 352.

⁵⁴ Андриевич В. К. Исторический очерк Сибири, т. 4. СПб., 1887, с. 201.

⁵⁵ РГАДА, ф. 276, оп. 1,д. 516, л. 6-7.

⁵⁶ См.: КасымбаевЖ. К. Развитие Прииртышских крепостей как тортовых центров в XVIII в. //Известия Академии наук КазССР. Серия общ. наук, № 5, 1975, с. 42-49.

⁵⁷ ГАОмО РФ, ф. 366, оп. 1, д. 323, л. 20.

⁵⁸Сборник статистических и исторических сведений о Сибири. СПб., 1876, вып. 1, т, 2,с.52.

⁵⁹ Госархив Алтайского края РФ (ГААК РФ), ф. 132, оп. 1, д. 29, л. 12.

⁶⁰ СловцовП. Историческое обозрение Сибири. М., 1861, кн. 2, с. 224.

⁶¹ Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ).ф. 113, оп. I, 1759, д. 3, л. Зоб.

⁶² Там же.

⁶³ Петропавловск (История городов Казахстана). А., 1985, с. 15.

⁶⁴ РГАДА, ф- 276, on. I, д. 597, л. 60. КасымбаевЖ. К. О роли Иртышской линии в развитии торговли между Средней Азией и Россией (XVIII - первая половина XIX вв.) //Обществен­ные науки в Узбекистане. 1984, № 6, с. 47.

⁶⁵ РГАДА, ф. 276, оп. 1, д. 527, л. 104 об.

⁶⁶Домовая летопись, писанная капитаном Иваном Андреевым в 1789 г. М, 1871, с. 45.

⁶⁷ Систематический каталог по делам Государственной коммердколлегии (Состави­тель Н. Кайданов). СПб., 1884, с. 9.

⁶⁸ Российский архив географического общества, ф. 64, оп. 1, д. 7, л. 59.

⁶⁹ Российский Государственный исторический архив. (С.-Петербург. РГИА), ф. 1264, оп. 2, д. 726, л. 14 об.

⁷⁰ КасымбаевЖ. К. Казахстан-Китай: караванная торговля в XIX - начале XX веков. А., 1996, с. 94.

⁷¹ ЧулошникивА. П. Очерки по истории казак-киргизского народа. Оренбург, 1924; Султа­нов Т. И. Кочевые племена Приаралья. (Вопросы этнической и социальной истории). М., 1982.

⁷² Материалы по истории Башкирской АССР, т. 1. М., 1947, с. 268-273; МИКХ, с. 435-474; Акманов И. Г. Башкирские восстания. Уфа,!993, с. 196-197, 217, 303.

⁷³ Султанов Т. И. Указ. работа, с. 94.

⁷⁴ Бамюзек Л. Народные обычаи, имевшие, а отчасти и ныне имеющие в Малой киргизс­кой орде силу закона //ЗВОИРГО, вып. 21, с. 133, § 5; Материалы по казахскому обычному праву, сб. 1. А., 1948, с. 20, 43; Зиманов С. 3. Общий военный строй казахов в XVI11 — начале XIX вв. А., 1958, с. 187; Фукс С. Л. Обычное право казахов в XVIII - первой половине XIX веков. А., 1981, с. 84, 162.

⁷⁵ Загряжский П. Юридический обычай киргиз о различных родах состояний и о правах, им присвоенных//МСТК, вып. IV. СПб., 1876, с. 152, § 14; Материалы по казахскому обычному праву, с. 136, § 34; Гродеков И. И. Киргизы и кара-киргизы Сырдарьинской области, т. 1. Юри­дический быт. Ташкент, 1889, с. 56, 30.

⁷⁶ Загряжский Г. Юридический обычай киргиз, с. 152-153, § 15; Бамюзек Л. Народные обычаи, с. 155, § 1.

⁷⁷ ГавердовскийЛ. П. Обозрение Киргиз-кайсацкой степи //Рукописный фонд Санкг-Пе-тербургского отделения Ин-та российской истории. Кол. 115 № 495, л. 73.

⁷⁸ Валиханов Ч. Ч. Собр. соч.,т. 4. А., 1984, с. 473.

⁷⁹ Орлов А. С. Героические темы древней русской литературы. M.-JT. 1945, с. 44.

⁸⁰ Федоров-Давыдов Г. А. Общественный строй Золотой орды. М. 1973, с. 46-47; МИКХ, с. 96-119, 140-171.

⁸¹ KPO-I, с 15, 128, 170, 308 и др.

⁸² Мейендорф Е. К. Путешествие из Оренбурга в Бухару. М., 1975, с. 41.

⁸³ Материалы по истории Казахской ССР, т. 4. М., 1958, с. 169-172. Добросмыслов А. И. Тургайская область, т. 1. Оренбург, 1900, с. 29, 166.

⁸⁴ Спасский Г. Я. Киргиз-кайсаки Большой, Средней и Малой Орды //Сибирский вестник, 4. IX-XI. СПб., 1820.

⁸⁵ Архив РАН (Санкт-Петербургское отделение), ф. 3, оп. 35, д. 47, л. 191 об - 192.

⁸⁶ Вяткин М. П. Тюленгуты в XVIII в. //Известия Каз. филиала АН СССР Сер. ис-тор., вып. 1. М., 1940, с. 19-29.

Глава пятая

 

УСИЛЕНИЕ ВЛАСТИ РОССИИ

В СЕВЕРО-ЗАПАДНОМ КАЗАХСТАНЕ

(СЕРЕДИНА XVIH-ПЕРВАЯ ЧЕТВЕРТЬ XIX ВВ.)

1. ПОЛИТИЧЕСКАЯ ОБСТАНОВКА В МЛАДШЕМ ЖУЗЕ В ГОДЫ ПРАВЛЕНИЯ ХАНА НУРАЛЫ (1749-1786 гг.)

Во второй половине XVIII века Россия начала пожинать плоды реформ и преобразований, проведенных Петром I. В последние годы развернулись дискуссии о месте и значимости реформ Петра I. Но одно становится яс­ным во внутренней жизни России — подъем государственности и ее идей на новый, более высокий уровень. В свою очередь, широкое проникновение идей российской государственности во все слои русского общества приво­дит к широкой модернизации этих идей в концепцию расширения россий­ского государства и его идеологии на близлежащие регионы Казахстана. Историки отметили, что всякое крупное экономическое или политическое потрясение в центре России приводило к новому всплеску переселения. А для переселения больших масс населения требовались новые большие тер­ритории, причем хозяйственно освоенные. Именно поэтому, самым глав­ным вопросом на территории Западного Казахстана во второй половине XV1I1 века был вопрос о земле. После успешного отражения джунгарской агрессии Казахстан как единое и целостное государство вновь стал разви­вать свою хозяйственную политику в традиционных границах, завещанных предками. Однако, начиная с середины 30-х годов XVIIIвека, Российское государство стало претендовать и на земли казахов, и на самих казахов как подданных империи, руководствуясь при этом концепцией российской го­сударственности. Каждый из администраторов края стремился внести свою лепту в приращение земель, отходивших под полную и безраздельную власть Российской империи. В ходе осуществления этой политики полностью были ликвидированы остатки самостоятельности казахов, калмыков, башкир, при этом официальные власти столкнулись с отчаянным сопротивлением мест­ного населения. Поэтому стали применяться различные методы по его разделению, натравливанию народов, созданию своей агентуры во всех слоях населения, окончательному подчинению казачества как главной силы колонизации. Эта политика оформилась в виде «запасного» плана И. И. Неплюева и в различных вариантах проводилась на всем протя­жении господства империи в Казахстане. Наиболее полно данная поли­тика стала проводиться в Западном Казахстане, как очень близко расположенном к границам империи регионе. Отсюда и противоречия во власт­ных структурах казахских родов и всего Младшего жуза, и сложности на­ционально-освободительного движения, и переподчинение Внутренней (Букеевской) Орды российской администрации.

Во второй половине XVIII в. в казахском обществе остро встала пробле­ма единой и централизованной власти и государства. Борьба за власть раз­ных группировок среди правящей верхушки привела в 1748 г. к убийству хана Абулхаира. Этим в значительной мере были ослаблены усилия по объе­динению казахских жузов. В различные периоды новой истории этот воп­рос был одним из узловых. Во второй половине XVIII в. центробежные силы, ведшие к распаду Казахского ханства, стали преобладать. После смерти Абулхаира владения Среднего жуза отошли от его преемников. И в самого Младшем жузе проблема власти была осложнена. В октябре 1748 года пpи содействии оренбургской администрации прошли выборы султана Нуралы в ханское достоинство. Для решения этого вопроса был собран Совет ста­рейшин. Присутствовало около 1000 человек. Среди них были бии, батыры, султаны самых разных родов Младшего и Среднего жузов. Сами выборы проходили «не так, как у них прежде сего бывало публично, но токмо выб­ранными из всех родов 10-тью человеки знатными биями, да и то в ханской кибитке... В том во всем все бии и знатные старшины и в окрестности хан­ши находящиеся киргизцы наложили на его, Нуралы султанскую волю и потом на другой день разъехались, которых было всех разных чинов более 1000 человек». Чувствуя шаткость своего положения, сразу же после выбо­ров Нуралы обратился к царскому правительству с просьбой утвердить егс в звании хана. Одновременно в конце 1748 г. хану Нуралы было назначено государственное жалованье в размере 600 рублей в год.

В этом проявились политические коллизии Нуралы — он первым из ка­захских ханов был утвержден в этом звании, и поэтому в своей деятельнос­ти полностью зависел от царского правительства. Разногласия среди султа­нов и родовых старшин, возникшие при выборах Нуралы ханом, продолжа­лись несколько десятилетий, вследствие чего не прекращались попытки родовой знати ограничить власть Нуралы.¹

Нуралы не смог сохранить все владения своего отца даже в Младшем жузе. Шекты признали своим ханом Батыра. Младшие братья Нуралы -Айшуак и Ералы - стремились к независимости. Ералы, владевший кочевь­ями в низовьях Сырдарьи, чувствовал себя независимым от Нуралы.

Султан Батыр с подчиненными ему родами занимал пастбища по низо­вьям Сырдарьи и северному Приаралью. Его после смерти Абулхаира гото­вились провозгласить ханом, формально он был им провозглашен.² В егс владении были часть аулов шектинского, шумекейского, торткаринскогс родов. Сын хана Батыра был одно время ханом в Хиве.

Внутреннее положение хана Нуралы тоже было неустойчивым. Автори­тет его в значительной степени зависел от отношений со старшинами. Со­перничество с ханом Батыром было опасным, поэтому Нуралы нуждался во внешней поддержке. Такую поддержку ни Хива, ни Бухара ему не оказыва­ли. И в этом отношении он ориентировался на царскую администрацию. Вместе с тем, в первое время Нуралы поддерживал утопическую мысль об избрании его старшим ханом всех казахских жузов. Ни со стороны казахс­ких ханов и султанов, ни со стороны царских властей не было реального содействия такому возвышению Нуралы. По поводу планов хана Нуралы и их реальности историк М. П. Вяткин правильно отмечал: «Он достиг лишь укрепления вассальных отношений своих владений царской России, но не достиг воссоздания на феодальной основе объединения казахского ханства».³ В реальности власть и владения Нуралы ограничивались только казахами, кочевавшими между Эмбой и Уралом, среди родов байулы и жетыру. Боль­шая часть наиболее многочисленного и влиятельного в Младшем жузе ро­дового объединения алимулы держалась независимо от Нуралы. Влиятель­ный род шекты тоже отошел от него.

Внутренние неурядицы отражались на внешнеполитическом положении. Отношения хана Нуралы с царской администрацией строились из двух со­ображений; с одной стороны, хотелось при помощи царизма укрепить свою власть, с другой - учитывалось сопротивление казахского общества усиле­нию российского влияния.

В сентябре 1760 г. племянник хана султан Мамбетали и 20 влиятельных казахских старшин различных родов были убиты в степи участниками рос­сийской геологической разведывательной партии. Это вызвало яростное негодование среди различных родов Младшего жуза, за которым последо­вала смена губернатора в Оренбурге. Новый губернатор Д. В. Волков счи­тал необходимым поддерживать слабовластного хана, что способствовало бы мирной колонизации казахской степи. Аманатов (заложников), содер­жащихся в Оренбурге, нужно было сделать сторонниками российской ори­ентации. Прилагались усилия для расширения казахско-русской торговли, поощрения земледелия среди казахов. Вопрос оторговле, об охране карава­нов обсуждался в 1763 г. при встрече хана Нуралы, султана Айшуака и гу­бернатора. Хан брал на себя охрану караванов и их сопровождение.

Во всем этом было больше благих намерений, чем реально осуществимых планов: разграбление караванов друг у друга было явлением нередким. Так поступали туркмены, каракалпаки, узбеки, казахи, - конечно, в интересах своих родоправителей. В этих условиях и пограничная барымта, точнее, увод скота друг у друга, как проявление колониальной экспансии и борьба с ней на российско-казахских рубежах не поддавались регулированию властями. Российские пограничные отряды, расположенные вдоль Урала, часто совер­шали набеги на мирные казахские аулы. Для части российской пограничной стражи, видящей свою безнаказанность, вылазки в степь, нападения на ка­захские аулы постепенно превращались в источник наживы. Чаще всего их инициаторами были старшины Уральского казачьего войска. По верному замечанию М. П. Вяткина, барымта российской приграничной стражи «пре­вращалась в одну из форм колониального грабежа».⁴

Все эти факторы хан Нуралы не мог не учитывать в своей политике, од­нако он сам и его окружение продолжали придерживаться союза с царской администрацией. Этого требовало его шаткое положение: кочевья хана Нуралы жались к приграничной линии, от низовий Сырдарьи и северного Приаралья их оттеснили кочевья султанов Батыра и Досалы.

Одним из важных вопросов для Младшего жуза был вопрос о переко­чевке на «внутреннюю сторону», т. е. на пространство между низовьями Урала и Волги. В 1756 г. был издан царский указ, по которому казахам в зимнее время запрещалось перегонять свой скот на западную сторону Ура­ла. За лето скудные пастбища по левобережью Урала вытаптывались скотом, не было мест, покрытых камышом, лесом и травой для зимних сто­янок. Во время зимних вьюг и буранов происходил массовый падеж скота. Хан Нуралы, бии и султаны были крайне обеспокоены создавшимся поло­жением. Этот вопрос осложнял отношения хана и родовых старшин, круп­ных баев. Официальное объяснение царскому указу заключалось в том, что между казахами и калмыками происходят столкновения и усиливается вза­имная барымта. Однако в этом указе был и другой смысл; экономически ослабить казахские общины, изолировать их от внешнего влияния. Создав­шаяся обстановка усиливала напряжение по вопросам землепользования. От недостатка пастбищ, тяжелых зимних условий страдали прежде всего казахи-скотоводы. Родовые распри из-за владения землей тяжелым бреме­нем ложились на рядовых кочевников-скотоводов, урезались их пастбищ­ные участки, сокращались кочевые пути или еще хуже - они год от года становились запутаннее.

Казахские владетели были единодушны в вопросе о том, что необходи­мо добиваться права на перекочевку на «внутреннюю сторону». Выражая эти стремления, Нуралы вел длительную переписку и слал многочислен­ные ходатайства о разрешении на использование этих земель казахами. На­ряду с перепиской и переговорами, казахи добивались этого явочным по­рядком. Так, зимой 1759 г. значительное число казахов перешло Урал. Од­нако здесь они столкнулись с калмыками, которые захватили у них около 40 тыс. голов разного скота, что привело обе стороны к состоянию войны.

Были и другие попытки заставить царскую администрацию пойти на ус­тупки. Так, султан Ералы задержал караваны из Бухары и Хивы в Оренбург. Однако это не только прервало торговые связи, но и приостановило сооб­щение Центральной Азии с Россией. В итоге обострились отношения царс­кой администрации с правителями Младшего жуза.

Представители царской власти по-разному относились к перекочевкам казахов на «внутреннюю сторону». Так, одно время оренбургская админис­трация в лице П. Рычкова и А. Тевкелева считала, что привлечение казахов на сторону российских властей возможно втягиванием их на запад, путем уступок. Эти администраторы спокойно относились к перекочевкам на пра­вобережье Урала. Но оренбургский губернатор А. Р. Давыдов никаких ком­промиссов не допускал. Требовалась выработка единого мнения. Императ­рица, не вникнув в сложность положения казахов, твердо рекомендовала канцлеру: «Мне кажется легко можно ответствовать киргиз-кайсацкому хану на его домогательства о дозволении перейти со своим скотом Яик. Он при­знается за подданного России, следовательно, он послушен будет и не пой­дет со своим скотом, где им заказано, понеже всякой российской поддан­ный не смеет переходить, где ему не позволено. А если у них корму для скота недовольно, то (пусть) покупают за деньги или выменивают на товар, или запасаются на зиму, что им и советуйте делать».⁵

В связи с образованием общей границы и более тесным соприкоснове­нием России и казахских жузов стали многочисленными случаи бегства кулов (рабов) в российские пределы. У казахов с давних времен существо­вало патриархальное рабство. В рабство попадали пленные после войны, они покупались, дарились и были подспорьем в зажиточных хозяйствах. Царская администрация принимала их с условием обращения в христиан­ство. Практически все бежавшие кулы назад не выдавались. Их посылали

на пустовавшие земли, использовали на земляных работах, вербовали и рек­руты, большинство попадало в услужение к состоятельным лицам. Баи и султаны в бесконечной переписке просили вернуть кулов, однако царское правительство на уступки не шло.

Пастбищная теснота заставила часть казахских родов Младшего жуза из районов Урала, Сагыза откочевать на берега Эмбы, к низовью Сырдарьи. И ранее там были разбросаны казахские общины. Нуралы опасался уходить в эти районы из-за большой рассеянности людей на огромных пространствах, возможности столкновений с каракалпаками, туркменами. Кроме того, цар­ские власти удерживали хана возле линии, опасаясь массовой откочевки казахов на юг, где они теряли свое влияние, и где усиливалась связь казахов со среднеазиатскими ханствами. И хотя массовой откочевки казахов не про­изошло, все же часть их перешла в южные пределы.

Заботой Нуралы был поиск мест для кочевок Младшего жуза. В год окон­чательного распада Джунгарского ханства встал вопрос об использовании огромных свободных пастбищ Джунгарии. Теперь эти земли были в распо­ряжении Китая.

Хан Нуралы вынашивал планы овладения этими землями. В связи с этим по предварительной договоренности императрица Елизавета Петровна осо­бой грамотой предлагала хану и султанам Младшего жуза быть готовыми с 30-тысячным войском выступить в пределы Джунгарии.⁶ Через посредни­чество султана Ералы установились определенные дипломатические отно­шения с Китаем. Однако эти намерения и переговоры практических резуль­татов не дали.

Нуралы не сумел наладить отношения с Хивинским ханством. Хивинс­кий хан Каип оказывал открытую поддержку своему отцу Бараку, враждо­вавшему с Нуралы. Земельная теснота была не только вдоль левобережья Урала и в низовьях Сырдарьи. Во второй половине XVIII в. ускорился про­цесс продвижения каракалпаков из этих мест на Жанадарью. Здесь они ос­ваивали массивы по Жанадарье и Кувандарье, доходили до низовьев Аму-дарьи.⁷ Часть каракалпаков оказалась на левом берегу низовьев Волги. Не­смотря на этническую и культурную общность казахского и каракалпакс­кого народов, возникали осложнения между отдельными общинами казах­ских родов Младшего жуза и южными соседями. В 1762 г. около 20 тысяч казахов во главе с султаном Ералы двинулись против каракалпаков. В ходе междоусобиц был убит казахский султан Бура, разорен казахский торго­вый караван. Время от времени в различных междоусобицах страдали обе стороны. Об общности двух народов свидетельствует и такой факт: несколь­ко казахских султанов во второй половине XVIII века были ханами у кара­калпаков.

В 1766 г. обострились отношения части казахов Младшего жуза с север­ными туркменами-йомудами, в военные столкновения были втянуты ханы Нуралы, Есим, Ералы, Айшуак. В 1767 г. туркмены-йомуды опять соверши­ли нападение на казахские кочевья,⁸однако казахи отразили их набеги, и несколько позже ряд казахских султанов были ханами у туркмен. Два со­седних народа длительное время поддерживали между собой хозяйствен­ные связи.

Сложными были отношения между казахами Младшего жуза и башки­рами. В период восстания башкир под руководством Батырши царская администрация прибегла к натравливанию одного народа на другой. Татарс­ким мурзам предлагалось ограбить башкир. Под напором царских войск около 50 тысяч башкир откочевало в Казахстан. Большое количество их оказалось в пределах Младшего жуза. Восставшие намеревались объеди­ниться с казахами и продолжить борьбу против царизма.

Наместник Оренбургского края И. И. Неплюев предложил казахс­ким ханам и султанам выдать башкир. В Среднем жузе на эти требова­ния не обращали внимания. Однако в Младшем жузе Ералы, Айшуак, Нуралы и их окружение стали притеснять башкир, многие их них были поделены между баями и султанами. Однако были и противоположные примеры. В различных аулах рода жетыру башкиры были приняты дру­желюбно, и даже организовывались общие отряды для совместных на­падений на пограничную линию. Эти события на многие годы наложи­ли отпечаток на отношения двух народов. Не мелкие стычки или собы­тия периода восстания под предводительством Батырши характеризова­ли отношения двух народов. Их связывали десятилетия родственных, хозяйственных и культурных взаимоотношений.

Мирные отношения складывались в западном регионе между казахами и калмыками, однако ход событий изменился в начале 70-х годов XVIII века. Еще в 1761 г. в Калмыцкое ханство прибыл глава торгоутов Цэрэн с тысяча­ми кибиток и начал вести агитацию за возвращение на историческую роди­ну — Джунгарию.⁹ Цэрэн имел цель восстановить независимое государство ойратов на месте бывшего Джунгарского ханства. Идея была заманчивой, но сначала на нее не откликнулись.

Царское правительство требовало от хана Убаши выделить определен­ное количество войск для участия в войне с Турцией, открыто пренебрегая прерогативой калмыцкого хана. Под влиянием российского давления и ре­лигиозных факторов, постепенно хан Убаши и его окружение склонились к переселению. План вынашивался в глубокой тайне, тем более что в это время отношения калмыков с башкирами, казахами и народами Северного Кавказа складывались крайне неблагоприятно. В январе 1771 г. хан Убаши отдал приказ об откочевке в Джунгарию с целью овладения Илийским кра­ем.¹⁰ По сведениям разных авторов, количество калмыков, уходивших через казахские степи, было от 30 до 33 тысяч кибиток, не считая свыше 11 тысяч кибиток, которые остались на правобережье Волги.

Калмыки переправились через реку Урал и прошли со своими стадами вдоль Эмбы. Здесь казахи под предводительством Жаман-Кары выступили против калмыков, но были отбиты. По этому поводу хан Убаши писал ка­захскому хану Нуралы: «Калмыки с киргиз-кайсаками вообще жили в со­гласии, не должны они и теперь обижать калмыков».¹¹

Однако на реке Эмбе и в Мугоджарских горах калмыки при стычках с отрядами хана Нуралы понесли большой урон. Царское правительство спеш­но послало воинский отряд для возвращения калмыков. Однако отряд ге­нерала Траубенберга не прилагал особых усилий в преследовании калмы­ков, ссылаясь на то, что они ушли в глубь казахской степи. Тем самым про­воцирующая роль царизма была явной.

В северном Прибалхашье у реки Моюнты калмыки были окружены от­рядами хана Нуралы, султанов Уруса, Адиля, под предводительством Абы-лая. Была достигнута договоренность о трехдневном перемирии. На исходе

третьих суток Убаши со своими воинами вышел из окружения казахов и начал продвигаться к Балхашу.¹² Затем они прошли в районе Кастека, Кас-келена. Другая часть калмыков под предводительством тайджи Танжи в количестве 20 тысяч воинов прошла по северному берегу Балхаша, через реки Аягуз, Лепсы. Однако преследовавшие их казахские войска нанесли им большие потери, в результате чего лишь незначительная часть калмы­ков дошла до границы Китая. В целом, в китайские пределы вошла только десятая часть дошедших с низовьев Волги. После пересечения границы кал­мыки были рассеяны в различных общинах, они уже давно потеряли былой воинский дух некогда грозной Джунгарии.

В исторической литературе существовала неверная интерпретация пос­леднего кочевья калмыков, где его показывают как беззащитное, невоору­женное, мирное кочевье. На самом деле, по данным М. Магауина, среди 170-180 тысяч откочевавших калмыков было свыше 40 тысяч прекрасно вооруженных и хорошо подготовленных воинов, готовых принять бой. Кал­мыки не могли не предугадать предстоящих военных столкновений с каза­хами, учитывая двухсотлетнее военное противостояние двух народов. По­этому успех казахских султанов под предводительством хана Абылая сле­дует рассматривать как «...окончательную победу казахов в джунгарско-казахской войне».¹³

Однако воинские успехи хана Нуралы, одержанные с помощью казахс­ких султанов, его заискивание перед царской администрацией, не меняли его положения в казахском обществе. Налицо был кризис политической власти в Младшем жузе.

По поводу положения Нуралы в одном из донесений 1785 г. губернатор О. А. Игельстром писал о настроениях казахских старшин: «Единственное токмо желание их состоит ныне в том, чтоб к общенародному их благу и покою Нуралы хан от управления народом их отрешен был. Их депутаты от всего общества устно подтвердили мне сию просьбу. Я всевозможно ста­рался склонить их к примирению с ханом, но никакие увещания не могли их привесть на другие мысли. Они объявили мне, что, учиня ныне о своем повиновении клятву, удерживаются принять противу хана такие меры, кои­ми легко могут достигнуть своего желания».¹⁴

Таким образом, хан Нуралы за годы своего правления не смог проявить качества государственного деятеля, обычно он шел на поводу событий и не мог изменить хода их движения.

 

 

2. УЧАСТИЕ КАЗАХОВ В КРЕСТЬЯНСКОЙ ВОЙНЕ ПОД ПРЕДВОДИТЕЛЬСТВОМ Е. И. ПУГАЧЕВА

На огромном пространстве на западе, севере и северо-востоке ка­захских степей царизм создавал укрепленные линии, которые слу­жили не только военной базой, но и опорой царской России в осу­ществлении ее колонизаторских целей. Расширяясь в сторону казах­ских степей, укреплявшиеся казачьи линии ограничивали районы кочевок казахов. Поэтому казахи, притесненные и гонимые из сво­их исконных земель, вынуждены были самовольно переходить на пра­вые берега Урала и Иртыша.

В 30-40-х голах XVI11 века была построена Уйская укрепленная линия, простиравшаяся от Верхнеяицкой до Звериноголовской крепости. Общая протяженность ее составляла 770 километров. В эти же годы строилась Иртышская линия протяженностью в 930 километров. В 1752—1755 годах была построена новая Ишимская линия протяженностью в 662 км. Они ограни­чивали территории кочевок казахов.

По целому ряду законодательных актов 1742,1755,1756,1765 годов каза­хам запрещалось перекочевывать на земли между Уралом и Волгой, в вер­ховьях Ишима, Тобола, вдоль северного берега Каспийского моря. Эти земли были переданы казачеству или зарегистрированы как государственный фонд. Это не давало возможности казахским общинам выбирать себе маршруты для кочевок.

Запрещение перехода через Урал царскими властями объяснялось же­ланием не допускать столкновений с калмыками. На практике же это не оправдалось. Различные ходатайства казахов о разрешении пользоваться эти­ми землями не принесли успеха, хотя отдельным влиятельным султанам и биям это разрешалось.

Царизм пытался и развитие торговли использовать в своих полити­ческих целях. Деятельность имущих казахов и приказчиков крупных купцов не ограничивалась меной при линии или в крепостях. Проникая в глубь степи, торговцы проводили неэквивалентный обмен. В одном из документов говорится об неэквивалентном обмене, что «хотя и указами поведено, чтоб с конских продаж указные пошлины собираемы были тогда, когда оных лошадей продажа бывает в городах и по торжкам, но компанейщики, ездя по уезду, якобы под именем техсборов, обкрады­вают крещеные и иноверческие деревни рублев в десять и двадцать, смот­ря по величине жительства».¹⁵

Этой же цели, по существу, служили и военные набеги, получившие на­звание «воинских поисков», совершавшиеся под предлогом «наказания ба-рымтовавших киргизов (казахов)». Различные набеги наносили большой ма­териальный ущерб казахам и ослабляли общины. А такие действия совпадали с далеко идущими целями колониальной политики царизма в Казахстане.

Причиной отклика казахов на восстание Е. И. Пугачева была и внутри­политическая обстановка в казахских жузах. Противоречия в Младшем жузе при хане Нуралы обострились. Рядовые крестьяне-шаруа и многие старши­ны были недовольны политикой хана. Не случайно хан Нуралы просил цар­скую администрацию о постройке для него крепости в районе реки Эмбы и о выделении из казачьего войска отряда для его охраны.

Не менее сложной была обстановка в Среднем жузе. Наряду со всем этим, а также ужесточением и усилением колонизаторской политики царизма, внутри казахского общества, в различных его слоях, зрело недовольство политикой царского правительства. У рядовых скотоводов-шаруа недоволь­ство колониальной политикой сочеталось с нарастающей ненавистью к ка­захским старшинам, родоправителям, султанам и ханам, которые пользова­лись определенными льготами царского правительства. Обездоленные ка­захи-кочевники были носителями этого сознания.

Предтечей крестьянской войны 1773-1774 годов было восстание уральских казаков в 1772 году. Если причины выступлений были общи­ми, то организационные основы и идеология движений были различны-

ми. Выступление 1772 г. только наметило основные черты последую­щих событий.¹⁶

До начала восстания состоялись встречи представителя хана Нуралы с людьми из окружения Пугачева. Во время предварительной встречи речь шла о выступлении казахов на стороне восставших после начала выступле­ния.¹⁷ Поэтому Пугачев был уверен в поддержке казахами Младшего жуза. Он говорил, что «эта орда, которая здесь кочует, она нам рада будет и она нас встретит и проводит».¹⁸

Пугачев и его окружение были осведомлены о положении дел в ка­захской степи, понимали нараставшее недовольство политикой цариз­ма. Это они хотели использовать в своих интересах. Перед выступлени­ем отряда Пугачева к Яицкому городку при урочище Кушум у Верхнего Богданского острога к нему от хана Нуралы прибыл с подарками мулла Забир и казах Уразгельды Аманов. Здесь 6 сентября 1773 г. был написан манифест Е. И. Пугачева к казахам, адресованный хану Младшего жуза Нуралы. В нем говорилось: «Я вас всех не оставлю и буду жаловать вер­но, нелицемерно землею, водою и травами, и ручьями и провиантом, реками, солью и хлебом, и свинцом, от головы до ног обую».¹⁹ Просил выслать наряд в 200 человек.

Пугачев прибыл в Яицкий городок и объявил себя Петром III. Казаки клялись в верности своему царю. Вокруг Пугачева группировались его сподвижники и соратники: И. Зарубин-Чика, А. Овчинников, А. Витаси-нов, В. Меркульев, М. Логинов, Т. Мясников, Г. Бородин, Я. Пономарев, А. Губанов, М. Шигаев, И. Почиталин, Б. Караваев и другие.

Однако находиться в городке было опасно. Со своими приверженцами Пугачев переехал в хутор Кожевникова, затем в хутор Толкачева и оттуда 17 сентября 1773 г. подошел с отрядом в 500 человек для осады Яицкого городка.²⁰

В своих планах Пугачев делал ставку на казачество, причем в начале дви­жения именно на уральское казачество. В именном указе в середине сен­тября 1773 г. он писал: «Будити мною, великим государям, жалованы: каза­ки, калмыки и татары. Во всех винах прощаю и жалую я вас: рекою с вер­шин до устья и землею, и травами и денежным жалованьем, и свинцом, и порохом, и хлебным провиантом».²¹

К 20 сентября хан Нуралы с отрядом численностью около 1000 человек прибыл к Яицкому городку. С этим отрядом пришло к Пугачеву письмо хана Нуралы: «Присланное от Вас известие ко мне дошло. Я, для осведом­ления о вашем известии, приехал к Яицкому городку, Если вы были и преж­де нам государь, сколько силы моей достигнет - непременно служить буду».²² В ставке казахского хана понимали, что новый царь - самозванец, и еще неизвестно, как обернутся события. Поэтому наступать на Яицкий городок ханский отряд не собирался, да и осада городка затягивалась.

В этих условиях хан Нуралы воздержался от открытого выступления в помощь Е. И. Пугачеву. Казахский хан, султаны и их окружение вскоре отошли от Яицкого городка в степь.

Об этом в документе сказано так: «Почему тот разбойник и просил Досали-солтана, чтобы он ради самоличной видимости его, разбойника, с рос­сийскими военною рукою поступка ехал с ним, разбойником, с коим он, Досали-солтан. и ездил. Однако при нападении его, разбойника, на казачий

Яик-городок ни с которой стороны удачи не было. Почему разбойник от сего города и отпустил от себя Досади-солтана»,²³

Вскоре султаны и бии предложили свои услуги иарским колониальным властям. Этим определилась линия поведения не только хана, но и боль­шинства султанов на весь период восстания. Что касается хана Нуралы, то он предлагал свои услуги атаману уральского войска М. Бородину, ко­менданту уральского городка Симонову и оренбургскому губернатору И. А.Рейнсдорфу.

20 сентября 1773 г. Пугачев обращался к казахам с новым манифестом: «И моим верным слугам и войскам объявить: и будет от меня вольным и невольным всем моим, которые меня почитающими, воля, чтоб и войска ваше же не противились, что я обиду за них стоять, також и оне б для меня, великого государя, постарали бы. Которых непослушных, казнить и ныне и впредь буду».²⁴

Брать Уральский городок штурмом Пугачев не стал. Оставив неболь­шой отряд для его осады, основные силы пошли на Оренбург. По дороге взяли крепости Чернореченскую и Татищеве. В обращениях к казакам Пу­гачев именовал себя «великим государем Петром Федоровичем». Он обе­щал расправиться с помещиками, вернуть право свободы вероисповедания, а казакам, кроме всего прочего, денежное жалованье.²⁵

Первые воззвания и манифесты Е. И. Пугачева к казахам нашли отзыв в общинах и жузах. Действия царизма и казачества по отношению к казахам активизировали набеги из степи на линии, станицы и кордоны. Как свиде­тельствуют документы, самовольно формировавшиеся казахские отряды подтягивались к Яицкому городку, к крепостям Озерная, Сахарная, к фор­посту Кожехаровский, к крепости и форпостам Красногорской дистанции, переходили реку Урал, брали в плен людей, угоняли скот в глубь степи.

С 5 октября 1773 г. началась осада Оренбурга и продолжалась она в те­чение пяти месяцев до марта 1774 года. Для осады Оренбурга у Пугачева в составе войска было около 500 яицких, 300 илецких, 600 оренбургских каза­ков, 400 каргалинских и сакмарских татар, 700 башкир, много калмыков. Всего около трех тысяч человек.²⁶

В 80-х гадах XVIII в. в Оренбурге находилось «домов всякого прожива­ния людей, а по большей части служивых воинских и штатских чинов» 2866 человек. Среди них купечества - 2061 человек. Втом числе торговых татар -1986 человек, «а притом и оренбургским казакам, коих много людей зажиточных, торги иметь дозволено и торгуют они немало». Оренбургские каза­ки получали жалованье по 15 рублей в год, сотники - по 30 рублей, есаулы - по 50 рублей. На крепостных валах размешалось 55 орудий, а в самом городе было множество полевых пушек.²⁷ 6 октября была сделана попытка взять Оренбург штурмом, однако она не увенчалась успехом.

В период, предшествующий осаде Оренбурга, бунтарское движение сре­ди казахов приняло более активную форму. В секретном донесении Рейнс-аорфа в Петербург сообщалось: «"Обстоятельства здешние не только сомни­тельны, но и опасны, потому что и киргизы, услыша от оных, находятся в смятении и разъезжая при крепостях большими кучами, заставляют иметь от себя предосторожность. Словом, во всем обитающем в здешней губерне народе, сделалось генеральное колебание»²⁸. у Оренбургского губернатора положение было сложным: волновались казаки, которые еще не примкнули к восстанию, началось движение среди башкир, против царских укреплений и форпостов выступали казахи.

В ходе осады Оренбурга Пугачев распорядился написать два манифеста. Один из них был адресован казахам. Составлен был текст яицким казаком, татарином Тангаичем. Манифест был обращен к султану Досалы, кочевав­шему вблизи Яицкого городка. Пугачев просил у султана прислать на по­мощь человек двести, и этими силами ударить по Яицкому городку. В од­ном из писем к Пугачеву султан Досалы сообщал, что по просьбе адресата готов выслать отряд в двести с лишним жигитов. При этом просил уточ­нить, куда необходимо прибыть отряду.²⁹ Этот отряд принимал участие в осаде Оренбурга.

В октябре 1773 г. отряд из 200 человек во главе с Сейдалы-султаном при­был к осажденной Яицкой крепости. Сейдалы-султан был сыном Досалы-султана. На стороне Пугачева были все три сына Досалы-султана. Сам До-силы-султан и его отряд вместе с пугачевцами принимали участие в штурме Яицкой крепости. Казахи участвовали и во взятии Кулагинской крепости. Этим штурмом руководил атаман Толкачев с несколькими пугачевцами. В осаде Татищевской крепости тоже участвовал отряд казахских повстанцев, которыми руководил «киргизского хана сын». В одной из стычек при осаде он был убит. В разные периоды осады Оренбурга повстанцев поддерживали около 2000 казахов. ³⁰

Напор казахов, перекочевывающих через Урал, сдерживался с боль­шим трудом. Перегон скота постоянно сопровождался набегами и столк­новениями с казачьими отрядами в местах переправ, пастбищ скота. Казахи совершали быстрые набеги на форпосты и отдельные казачьи разъезды. Представители царских властей опасались массового выступ­ления казахов, российские крепости и станицы были под угрозой напа­дений. При этом подчеркивалось, что казахи стремились вольно пасти свой скот на внутренней стороне.

Успехи Пугачева в начале октября 1773 г. при взятии станиц и в столк­новениях с правительственными войсками способствовали росту сочувствия населения к повстанцам. Часть казахов потянулась к Уралу на Верхнеяиц-кую и Нижнеяицкую линии. В октябре, ноябре были многочисленные слу­чаи барымты в укреплениях южнее Оренбурга, Казахи массами переходили за Урал, что с 1764 г. было запрещено специальным указом. Казахские ко­чевья появились у Черного яра. Астраханский губернатор вызвал 1000 дон­ских казаков. На Нижнеяицкую линию было вызвано 300 казаков.

В начале ноября 1773 г. для поенных действий против повстанческой армии по Казанской дороге выступил отряд генерал-майора Кара а составе 1467 солдат и 5 орудий. С запада по самарской дороге двигался отряд пол­ковника Чернышева в 3468 человек. С востока к Оренбургу двигались с час­тями бригадир Корф, а за ним генерал-поручик Декалонг.³¹

Против них Пугачев выдвинул повстанческие отряды атаманов Овчинникова и Зарубина-Чики. В бою каратели были наголову разбиты. Генерал Кар спасся бегством. Такая же участь постигла другой отряд правитель­ственных войск численностью около 2000 солдат с 15 пушками. На берегу реки Сакмара повстанцам удалось окружить правительственные войска, после чего солдаты и казаки связали своих командиров и все перешли на сторону повстанцев.

Однако руководители восстания не сумели выработать единый четкий план взятия и защиты Оренбурга или быстрого похода на Москву. А время работало против них. События затягивались. В конце 1773-начале 1774 го-дои в различных частях Российской империи обездоленные и угнетенные социальные низы ожидали прихода к ним Пугачева и его армии. Так было на Урале, на Алтае, у донского и запорожского казачества. Смутное время было и в Центральной России.

Из-под осажденного Оренбурга 7 января 1774 г. для организации взятия Яицкого городка прибыли Пугачев и руководитель Военной коллегии по­встанцев атаман П. Овчинников. Коменданту городка Симонову было пред­ложено сдаться без боя, но ответа не последовало. Решено было сделать длинный подкоп, чтобы взорвать укрепленную батарею на валу. Подкоп для минирования рыли 150 человек под руководством Пугачева и Я. Куба­ря. 19 января работы были завершены: в конце тоннеля установили бочку с девятью пудами пороха. 20 января был произведен взрыв, и все устреми­лись на штурм крепостного вала у предполагаемого пролома возле стари­цы. Однако вал не был взорван, он только немного осел. Оказалось, что минные работы были прекращены преждевременно. Однако две сотни по­встанцев пробились к нему и начали взбираться на вал. Под руководством Пугачева все жители города - купцы, бояре, крестьяне, татары, калмыки, мещеряки - вышли на штурм кремля с разных сторон. Сверху по штурмо­вавшим открыли ружейную стрельбу, осыпали горячей золой и ошпарива­ли кипятком. Ожесточенный бой длился около десяти часов. Повстанцы отступили к крепостным рвам. Из рядов повстанцев погибло около 400 че­ловек. Только тогда Пугачев приказал отступить.³²

Для доставки пороха и пушек в Гурьев был послан отряд А. Овчиннико­ва. 26 января 1774 г. отряд подтянулся к городку. Гурьев-городок был рас­положен на правом берегу Урала в 12 верстах от Каспийского моря. Кре­пость была выстроена из камня на извести, высотою до двух сажень. Имела форму четырехугольника по 100 сажень. В Гурьевской крепости находи­лись каменная палата для казны, артиллерийский цейхгауз, провиантский склад, церковь, комендантский дом и др. Гурьевские казаки сразу перешли на сторону А. Овчинникова. Те, кто пытался сопротивляться, были расстре­ляны или повешены, втом числе комендант И. Микешин. Атаманом город­ка был избран Е. Струняшев. Забрав две пушки, 60 пудов пороху и другое снаряжение, отряд А, Овчинникова через три дня вышел к Яицкому город­ку. В станицах и форпостах Нижнеяицкой линии отряд пополнился вос­ставшими.³³

После поражения под Татищевской крепостью Пугачев со своим войс­ком отступил к Троицкой крепости. В надежде на помощь восставшими были направлены