Казахско-ойратские отношения в 40-х ГГ. XVIII В. И политика России в регионе

 

Подтверждение Абулхаиром иерности прежней присяге, принятие ха­ном Абулмамбетом и влиятельным султаном Абылаем российского поддан­ства не оправдало надежд казахов на позитивные перемены и укрепление своего положения среди соседних государств. Ойратская угроза, как и в 20-30-х годах, по-прежнему висела над степными обитателями как дамок­лов меч. Надежда царских властей путем оживления торговли через при­граничные укрепления и другие центры удержать Джунгарию от враждеб­ных акций против казахских жузов не оправдалась. Убийство к этому вре­мени Жолбарыс-хана, придерживавшегося позиции сближения с Россией и кончина Самеке-хана, часто менявшего свои политические ориентиры, уси­ливали уязвимость внешнеполитического положения казахских ханств. Ойратское руководство было прекрасно осведомлено о событиях как на юго-восточных рубежах, так и в самом Казахстане. Воспользовавшись момен­том, зимой 1739-1740 гг. ойратские войска нанесли ударе юга, с верховьев реки Сырдарьи и с севера - с реки Иртыш, нанеся значительный урон ко­чевьям Среднего жуза по Тоболу и Ишиму.⁸¹.

Ойраты, постоянно следившие за обстановкой в обширном Централь-ноазиатском регионе, не ограничиваясь физическим истреблением безза­щитных аулов, совершили несколько разорительных набегов вблизи погра­ничных укреплений, хотя и не решились осуществить повсеместные напа­дения на многочисленные военные посты, охранявшие заводы, рудники, разбросанные по Алтаю и Юго-Западной Сибири. Подполковник Тимофей Зорин, комендант Ямышевекой крепости, доносил об этом в Сибирскую губернию, сообщая, что они от Железинской до Омской крепости «все сено казенное потравили».⁸²

Естественно, такие рейды ойратских сил в районе расположения погра­ничных укреплений, ревностно оберегавших экономические интересы им­перии, вызвали резкое недовольство сибирской администрации, не соби­равшейся оставлять их безнаказанными, хотя бы по одной причине - речь шла о престиже страны и силе русского оружия, во вполне достаточной эффективности которого и казахи, и ойраты не сомневались.

За событиями в юго-восточных пределах России и казахско-ойратскими взаимоотношениями пристально следила и оренбургская администрация.

Оренбургская экспедиция после смерти И. К. Кириллова была переиме­нована в Оренбургскую комиссию, и в 1742 г. в момент наибольшего обо­стрения ситуации на сибирской окраине ее возглавил И. И. Неплюев, с де­ятельностью которого был связан целый ряд административно-политичес­ких мероприятий: перенесение Оренбурга на место впадения Сакмары в Урал (Яик), строительство крепостей и редутов новой Оренбургской линии, ук­репление Уйской линии, развитие и расширение торговли с казахами и на­родами Средней Азии.⁸³

Относительно поддержки казахов, испытывавших тяжелый напор пре­восходящих сил ойратов, его позиция вполне совпадала с мнением сибирс­кой администрации - исходя из договорных обязательств, Россия должна была пойти на решительные шаги с целью ограждения своих подданных от непрекращающихся нападений ойратов. В данной связи, идя по пути оказа­ния конкретной поддержки казахским жузам в их борьбе с Джунгарией, 20 мая 1742 г. Правительствующий Сенат впервые принимает специальный указ о мерах по защите казахов и обороне крепостей. Это решение было продиктовано в соответствии с далеко идущими стратегическими задачами России, в том числе и экономическими, хотя Абулхаир-хан, более близко стоявший к правящим кругам империи, чем остальные ханы, также обра­тился к императрице Елизавете Петровне с просьбой о заступничестве.

Требование Галдан-Цэрэна к казахским правителям было однознач­ным - признать полную зависимость от Джунгарии, а в случае его отвер­жения, грозился провести еще более массированные вторжения в пределы Казахстана, что могло свести на нет взаимные договорные обязательства Младшего и Среднего жузов с Россией. Осуществление грозного требова­ния джунгарского хана поставило бы казахских ханов в реальную зависи­мость от Галдан-Цэрэна.⁸⁴

Эти обстоятельства укрепили решимость сибирской администрации, тре­бовавшей от ойратских полководцев «от таковых обид своих людей унять». 2 сентября 1742 г. И. И. Неплюев направил Галдан-Цэрэну письмо, в кото­ром внимание последнего было обращено на недопустимость вмешатель­ства в дела казахов, состоявших в российском покровительстве: «...равно же и Средней Орды Абулмамбет-хан и султаны с их родами и со всеми улус­ными людьми поданном их прошении в подданство... приняли».⁸⁵

Не желая дискредитировать себя перед своими новыми подданными, ожидавшими в такой критический момент более решительных действий, российское правительство, не ограничиваясь дипломатическими про­тестами, распорядилось «принять особые меры предосторожности», раз­решив перевести в крепости на границе с Джунгарией орудия из То­больска и Екатеринбурга.⁸⁶

Хотя действенные меры России ослабляли ойратскую угрозу, что зас­тавляло последних с тревогой наблюдать за ходом упрочения казахско-рус­ских отношений, прежняя вражда между двумя ханами — Абулмамбетом и Абулхаиром не прекращалась, более того, первый, остерегаясь планов Абул-хаира, не оставившего свою надежду прибрать в свои руки и западные коче­вья Среднего жуза, откочевал к Туркестану. Обстановка усугублялась пле­нением ойратами султана Абылая, одного из виднейших деятелей той эпо­хи, для освобождения которого ни Абулмамбет, ни Абулхаир ничего дей­ственного не предприняли. Требование же И. И. Неплюева от 2 сентября 1742 г. от Галдан-Цэрэна: «...содержащего ныне в Ваших улусах Аблая, так­же других кайсаков освободить», оставалось невыполненным.

Более того, правительство было обеспокоено сообщением о требовании «зенгорского Галдан-Цэрэна», чтобы Абулмамбет-хан, Барак-султан, Жа-ныбек-батыр, «также Малой Орды Абулхаир-хан детей своих знатными стар­шинами в аманаты прислали и платили зякет».⁸⁷ Джунгария не могла ре­шиться одновременно бороться на два фронта и против России, и против казахских жузов в условиях сохранения с востока реальной угрозы со сто­роны Цинской империи, поджидавшей благоприятного момента для погло­щения ойратских земель. В некоторой степени этим можно было бы объяс­нить сдержанную позицию Галдан-Цэрэна к факту расширения приобрете­ний России на юго-восточных границах.

Стремясь предупредить военные действия ойратских сил в погранич­ных с Сибирской и Иртышской линиями районах и в целях получения достоверных сведений о положении самой Джунгарии, туда под видом торговцев и дипломатических лиц посылались агенты, в круг обязанно­стей которых вменялось выяснить: «...нет ли по старым затейным пре­тензиям к Сибирской стороне какого худого намерения... об этом не­медленно давать знать в Сибирь губернатору и ближайшие города об опасном».⁸⁸

Бывали моменты, когда ойраты предпринимали усилия, чтобы натра­вить казахские роды против российских военных оборонительных пунк­тов, обещая им временный союз. Ойраты, несомненно, были осведом­лены о тех вызывающих сожаление непоследовательных поступках от­дельных казахских батыров и султанов, которые, невзирая на поддан­ство, нападали на пограничные укрепления, вызывая этим ответное недоверие. Так, 24 июля 1740 г. комендант Ямышевской крепости се­кунд-майор Нелебов распорядился: «О приходе кайсаков иметь креп­кую предосторожность».⁸⁹ В данной связи отправка посольства К. Мил­лера в Джунгарию помимо переговоров об освобождении российского подданного - султана Абылая преследовала цель изучения политичес­кой обстановки и должна была постараться достигнуть соглашения с Галдан-Цэрэном о русско-ойратских отношениях.⁹⁰

Один из знатных ойратских нойонов Манжа в переданном через К. Миллера письме на имя И. И. Неплюева обратил внимание последне­го на разорение, какое причиняли «тобою именуемые подданные кайса-ки пограничным (ойратским. — Ред.) улусам, беспокойство и раздор... оные кайсаки не Ваши, а ты их посторонних называешь своими».⁹¹ Ой-ратский дипломат дал знать И. И. Неплюеву о согласии «его светлости Галдан-Цэрэна... и других (в т.ч. Абылая. -/Ы.)касацких пленных каж­дого отпустить в их отечество».⁹²

23 мая 1743 года К. Миллер возвратился в Россию, вскоре султан Абы-лай был освобожден из плена и возвратился в свои аулы и деятельно стал укреплять временно утраченные позиции, не скрывая своего раздражения бездействием прежде всего Абулмамбета и его сына султана Абулфеиса, воздержавшихся от прямых переговоров с ойратским ханом для вызволе­ния его из неволи или облегчения участи во время пленения.

Тем не менее, Галдан-Цэрэн все настойчивее стал требовать ликвидации некоторых из военно-опорных пунктов, Иван Лапик, русский агент, побы­вавший в улусах султана Барака, по возвращении, передавая слова ойратс-кого представителя, также посетившего чингизида, доложил, что «...они (рус­ские. — Ред.) построили, тоже сбивать будем».⁹³ Летом 1744 г. дворянин Фе­дор Мельников, посланный Сибирской губернской канцелярией «для раз­ведывания о собравшихся калмык в местечке Канкаракол», по возвраще­нию в Кузнецк объявил, что ойраты, собрав силу «не будут мешкать ни од­ного дня. Пойдут с тою войною... на Колыванский завод».⁹⁴ В июне 1744 года приехавшие в Усть-Каменогорскую крепость ойратские представите­ли Шэрэн, Узочаки и Союн тоже заявили «о прикочевании Галдан-Цэрэна вверх по Иртышу от Зайсана 7 дней езды».⁹⁵

С целью упреждения внезапного перехода ойратскими силами по­граничной линии на границе с Джунгарией были осуществлены неко­торые меры оборонительного характера на случай вооруженных столк­новений. Количество войск было увеличено. Только в 1744 г., в трех крепостях - Железинской, Семипалатинской и Усть-Каменогорской было размещено 7420 человек гарнизона с артиллерией из 35 пушек. Была учреждена особая должность - начальник Сибирских пограничных ли­ний, которым стал генерал-майор И. В. Киндерман, с именем которого связано расширение колонизации правобережья Иртыша на огромном расстоянии от Сибирского редута на севере до Колыванских заводов на Алтае. Для горнодобывающих предприятий было решено построить до­полнительно «недорогие укрепления с полисадами и рогатками».⁹⁶ В ре­зультате принятых мер, кроме пяти довольно крупных, боеспособных крепостей (Омской, Коряковской, Ямышевской, Усть-Каменогорской и Семипалатинской) появился 31 форпост и редуты, хотя обороноспо­собность их была невелика, многие из них были ограждены лишь «бре­венчатым частоколом, рвом».⁹⁷

Существование военных постов объективно создавало условия не толь­ко для спокойной работы алтайских горнозаводских предприятий, но и в некоторой степени для защиты интересов кочевников-казахов.

Правительство всемерно поощряло расселение районов расположения горнозаводских предприятий, стремясь постепенно вытеснить ойратов. Этим-то умело воспользовались ойратские владетели с целью противопос­тавить казахов российской администрации: «... а у вас (казахов. - Ред.), до отняв за Яиком, реками завладели, что им не принадлежало, а затем не ос­тавят и кочевого места не будет...».⁹⁸

Принимая во внимание все эти обстоятельства, российские власти укре­пили военные посты, увеличили число гарнизонов, укреплений.

Предупрежденный о приближении к южно-сибирской границе пяти ре­гулярных полков, передислоцированных из внутренних губерний для по­полнения войск на границе с Джунгарией, Галдан-Цэрэн не решился во­зобновить боевые действия.

На юго-восточных границах правительству удалось нормализовать по­ложение; казахи, несколько оправившись от предыдущих беспрерывных стычек с ойратами, возобновили прежние связи с соседними народами, ко­торые с перерывами и в незначительном объеме осуществлялись через по­граничные посты.

В этот период Младший жуз был взбудоражен очередным восста­нием башкирского народа. Не выдержав массированных ударов ре­гулярных войск, часть повстанцев, как это было ранее в 30-х годах, бежала в казахские степи в надежде найти спасение. В числе их ока­зался один из предводителей этого движения - Карасакал, выдавав­ший себя за известного ойратского Шона-батыра. Серьезное опасе­ние, что восстанием могут быть охвачены и районы Младшего жуза, начинавшего испытывать давление Оренбургской администрации, побудило царские власти «вкоренить вражду между сими народами». На И. И. Неплюева, ставшего в 1744 г. первым оренбургским губер­натором, «...возлагалась задача во что бы то ни стало добиться от казахских феодалов выдачи скрывающихся в аулах участников вос­стания».⁹⁹ Абулхаир-хан был в то время втянут в беспрерывную борь­бу со своими политическими недругами в Младшем жузе и сопре­дельных районах. На сей раз его официально не привлекали для ус­мирения башкирского движения.

Тем временем, расширявшееся строительство укрепленных линий вви­ду отсутствия в регионе явных противников, глубоко тревожило казахско­го хана. С проводником этой жесткой линии И. И. Неплюевым, у него сло­жились натянутые отношения.

Расширялась Яицкая линия, закрывая казахам в их владениях свобод­ный переход на правобережье реки; Уйская линия на востоке должна была соединиться с Новоишимской, которая, в свою очередь, была связана через редут Сибирский с Иртышской линией.

На западе Уйская линия, делившаяся на Берхне-Уйскую и Нижне-Уйскую, охватила земли Южного Зауралья. Нижне-Уйская дистанция включала в себя крепость Троицкую, основанную в 1743 г. Позднее к ней была отнесена Звери ноголовская крепость, раньше находившаяся 8 составе.Нобоишимской линии.¹⁰⁰ После завершения целенаправленных мер по соединению укрепленных постов, Оренбургская, Новоишимская, Иртышская, Сибирская, Уйская линии опоясали северо-западные и се­веро-восточные окраины Казахстана, охватывая и смежные земли Ура­ла, Сибири. Алтая; сформировалась сплошная непрерывная линия кре­постей и форпостов от устья Урала до Усть-Каменогорской крепости, протяженностью в 3,5 тыс. верст и в основном заселенная казачьим кон­тингентом. С проведением этих работ казахские кочевья оказались уре­занными примерно на 70 тыс. кв. верст.¹⁰¹ Тех номадов, которые высту­пали против такой политики, по надуманным обвинениям (воровстве и разбое) ссылали в отдаленные места. Инициатива в применении суро­вых мер в отношении восставших принадлежала первому оренбургско­му губернатору И. И. Неплюеву и его единомышленнику генерал-майо­ру Штойману.¹⁰²

И. И. Неплюев выступал и за ограничение власти хана Абулхаира, изме­нение традиционной процедуры избрания ханов, считая полезным «чтобы сами киргиз-касацкие ханы ханство получали не по своей людской народ­ной воле, но с высочайшего ее императорского величества соизволения».¹⁰³

Попытки А. И. Тевкелева примирить хана с И. И. Неплюевым не име­ли успеха, а противоборство Абулхаира с видными чингизидами Сред­него жуза, главным образом, с Бараком, также ослабляло, подтачивало его положение.

В то же время, видимо, Абулхаир поддерживал с султаном Абылаем доб­рые отношения. Когда Барак, вынашивая план убийства давнего своего со­перника, направил в ставку Абылая «шпиона», чтобы заручиться его под­держкой, Абылай, «разгневанный коварными помыслами», выпроводил того из пределов своего улуса.¹⁰⁴

Внезапную гибель Абулхаира, почти 30 лет находившегося в эпицентре бурных событий, помимо других обстоятельств следует объяснить во многом прежде всего его непомерным желанием всеми способами вытеснить с политической арены своих конкурентов, с целью полного подчинения ка­захов, кочевавших в районе Аральского побережья и Хивы, своей влас­ти. Некоторое время в том ханстве в качестве правителя находился наслед­ник Абулхаира — Нуралы.

Велико было желание Абулхаира упрочить свои позиции и в Среднем жузе, где некоторым влиянием пользовался его сын, султан Ералы. Это об­стоятельство усиливало к нему недоверие со стороны хана Абулмамбета, вызывало упорное противодействие султана Барака, по-прежнему считав­шего его выскочкой, не собиравшегося позволить хану Младшего жуза. опираясь на российскую администрацию, прибрать к своим рукам бразды правления в Среднем жузе.

Султан Барак также не был противником сближения с Россией: его доверенные лица были приглашены в Петербург, он тоже давал

клятву на верность российской императрице. А потому причину смерти Абулхаира следует искать во внутриполитической борьбе, жертвой которой он стал в августе 1748 г., попав и ловушку, ловко поставленную его личным соперником Бараком, который спустя два года умер сам, по слухам, отравленный одним из местных правите­лей вблизи Туркестана.¹⁰⁵

Избранием Нуралы - старшего сына погибшего хана, заканчивают­ся 40-е годы, полные драматических событий, в том числе очередным ожесточенным этапом казахско-ойратского противоборства, смертью двух непримиримых личностей - Галдан-Цэрэна в 1745 г. и Абулхаира в 1748 г.; после этих событий началась борьба за власть в ойратском ханстве, ослабившая некогда могущественную страну, которая вступа­ла в полосу последней фазы своего существования; после второго нас­тупил период постепенного ослабления ханской государственности, расширявший почву для открытой военно-казачьей колонизации Ка­захстана.

¹ Более подробно см.: Златки» И. Я. История Джунгарского ханства. 1635-1758 гг (Второе издание). М., 1983; Гуревыч Б. П. Международные отношения в Центральной Aзии в XVII- первой половине XIX вв. М., 1979; Моисеев В. А. Джунгарское ханство и казахи XVII-XV1H вв. А., 1991.

² КасымваееЖ. К. Под надежную защиту России. А, 1986; Его же. Государственные деятели казахских ханств в XVIII в., т. 1. Д., 1999.

³ Памятники Сибирской истории XVIII в., кн. II. СПб., 1885, с. 148.

⁴Государственный архив Омской области Российской Федерации (ГАОмО РФ), ф. 366, оп. 1, д. 2, л. 1.

⁵ Там же

⁶ Российский Государственный военно-исторический архив (РГВИА), ф. 483, он. 1, л. 240, л. 1.

⁷ Андриевич В. К. История Сибири, ч. 2. СПб., 1889, с. 293.

⁸ГАОмОРФ,ф. 366, оп. ],д. 2,л. 4.

⁹ Эти сведения содержатся в его отчете, с которым он выступил перед Сенатом в январе

и Монголии XVII—XVIII вв. М., 1978,с. 139; (2932человек). См.: Зявткин И.Я. История Джун-

¹⁰ Российский государственный архив древних актов (РГАДА), ф. 199 (портфели Мил­лера), оп. 2, д. 2 об.

¹¹ Гуляев Г. Заметки об Иртыше и странах им орошаемых //Вестник ИРГО, ч. Ш, отд. IV. СПб., 1851, с. 50.

¹²Памятники сибирской истории XVIII пека, кн. II, с. 151.

¹³ Там же, с. 126-127.

¹⁴ Там же, с. 127.

¹⁵ Зиннер Э. П. Известия шведских военнопленных в Сибири. Иркутск, 1961, с. У.

¹⁶ Абрамов Н. Областной город Семипалатинск //Записки ИРГО, кн. 1. СПб, 1861, с. 131-132. Подробности, см.: Касымбаев Ж. К. Экспедициям Д. Бухгольца и создание Прииртышских крепостей в начале XVIII в. // Исторические науки, вып. 1. А., 1974, с. 37-38.

¹⁷ Андриевич В. К. Указ. работа, с. 295.

¹⁸ Памятники сибирской истории XVIII в., кн. III, с. 127.

¹⁹ Щеглов И. Я Хронологический перечень важнейших событий в Сибири (1032-1882 гг.). Иркутск, 1882, с. 16.

²⁰ Памятники Сибирской истории XVIII в., кн. II, с. 153.

²¹ Казахско-русские отношения в XVI – XVIII вв. (Документы и материалы). Документ № 16. А., 1961, с. 18-19. (Далее - KPO-I).

²² РГАДА, ф. 139, оп. 1, д. 365, л. 203.

²³ Армстронг И. А. Семипалатинские древности //Известия археологического обще­ства. 1859, вып. IV, т. 1, с. 203.

²⁴ ШеманскийА. 200-летие приступа к Петровским военно-разведочным экспедици­ям //Военно-исторический журнал. 1916, № 14, с- 16.

²⁵ Риттер К. Землевладение в Азии. СПб., 1859, с. 291.

²⁶ Городское поселение Российской империи, т. IV. СПб., 1864, с. 474.

²⁷ КРО-1, с. 62.

²⁸ Златкин И. Я. Указ. работа, с. 387.

²⁹См.: Добросмыслов А. И. Материалы по истории России. Сборник трудов и других документов, касающихся управления и устройства Оренбургского края. 1734. Оренбург, 1900, т. 1,с. 108.

³⁰ Лебедев В. Из истории сношения казахов с царской Россией в XVIII в. //Красный архив, т. 5 (78), 1936, с. 130.

³¹ РычковП. И. История Оренбургская (1730-1750). Оренбург, 1896, с. 5.

³²См.: Разные бумаги генерал-майора Тевкелева об Оренбургском крае и о киргиз-кайсацких ордах. 1762 //Временник императорского Московского общества историй и древности Российских, кн. XIII. Смесь (3-я пагинация). М., 1852, с. 15-19.

³³ Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ), ф. 122, оп. 122/4. 1731, д. 5, л. 5 об.

³⁴ Тамже,л.2.

³⁵ Там же, л. 2 об. Кроме того Абулхаиру вручили саблю с бриллиантами.

³⁶ Там же, л. 4.

³⁷См. ;МаевН.А. Очерк истории киргизского народа с 1732 по. 1868 гг. //Материалы для статистики Туркестанского края. (Ежегодник), вып. 2. СПб., 1873.

³⁸ РычковП. И. Топография Оренбургской губернии. СПб., 1762, с. 45.

³⁹ КРО-1, с. 50.

⁴⁰ Там же.

⁴¹ МейерЛ. Киргизская степь Оренбургского ведомства, с. 7.

⁴² Разные бумаги генерал-майора Тевкелева, с. 16.

⁴³ Досмухамедулы Халел, Избранное. А., 1998, с. 33.

⁴⁴ АВПРИ, ф. 122, оп. 122/3, д. 5. 1731, л. 10-10 об.

⁴⁵ Лебедев В. Из истории сношения казахов, с. 205.

⁴⁶ Мейер Л. Киргизская степь Оренбургского ведомства //Материалы для географии и статистики России. СПб., 1865, с. 6.

⁴⁷ РычковП. И. История Оренбургская (1730-1750). Оренбург, 1896, с. 8.

⁴⁸ Моисеев В. А. Указ. работа, с. 109.

⁴⁹ Мейер Л. Киргизская степь Оренбургского ведомства, с. 7.

⁵⁰ АВПРИ, ф. 122, on. 122/3. 1791, д. 1, л. 64 об.

⁵¹ ДоброаиысловА. Материалы по истории России. 1734, т. 1, с. 119-120.

⁵² Дополнения к «Истории Оренбургской» П. И. Рычкова //Труды Оренбургской ученой архивной комиссии, вып. ХХХШ. Оренбург, 1916, с. 100.

⁵³ АВПРИ, ф. 122, оп. 122/4, д. 1734. 6, л. 1.

⁵⁴ Доброшысдов А. И. Башкирский бунт в 1735, 1736, 1737 гг. //Труды Оренбургской ученой архивной комиссии. Оренбург, 1900, вып. VIII, с. 9.

⁵⁵ Революционная и трудовая летопись Южно-Уральского края. Хрестоматия. Челя­бинск, 1980, с. 14.

⁵⁶ УстюговН. В. Башкирское восстание 1737-1739 гг. М., 1950, с. 8.

⁵⁷ Записки И. И.Неплюева. СПб., 1853, с. 105.

⁵⁸ Устюгов Н. В. Указ. работа, с. 24.

⁵⁹ Попов И. А. Татищев и его время. СПб., 1851, с. 179.

⁶⁰ Материалы по истории Башкирской АССР, ч. 1. М.-Л. 1936, с. 324.

⁶¹ Рычков П. й. История Оренбургская (1730-1750), с. 97.

⁶² Материалы по истории политического строя Казахстана, т. 1. А., 1960, с. 37-38.

⁶³ Витевский В. Н. И. И. Неплюев - верный слуга своего отечества, основатель Орен­бурга и устроитель Оренбургского края. Казань, 1891, с. 153.

⁶⁴ Там же, с. 155.

⁶⁵ Там же.

⁶⁶ См.: Дебу И. Топография и статистическое описание Оренбургской губернии. М„ 1837, с. 175-192.

⁶⁷ Госархив Оренбургской области (ГАОрО), ф. 2, оп. 1,д. 12, л. 1-81.

⁶⁸ Там же, л. 29 об.

⁶⁹ Добросмыслов А. И. Тургайская область. Исторический очерк //Известия Оренб. отд. ИРГО, вып. XV. Оренбург, 1900, с. 55.

⁷⁰ Там же, с. 56.

⁷¹ Витевский В. И. И. И. Неплюев и Оренбургский край в прежнем его составе до 1758 г., т. З.Казань, 1891, с. 681.

⁷² Там же, т. III, с. 685-686.

⁷³ Записки генерал-майора Ивана Васильевича Чернова //Труды Оренб. ученой ар­хивной комиссии, вып. XVIII. Оренбург, 1907, с. 18.

⁷⁴ Матвиевский П. Е. Аьулхаир, поборник единения казахского народа с русским // Ученые записки Чкаловского госпединститута, вып. 1. Чкалов, 1946, с. 101.

⁷⁵ РычковП. И. История Оренбургская, с. 65.

⁷⁶ Витевский В. И. И. И. Неплюев и Оренбургский край, с. 157.

⁷⁷ ЛевшинА.И. Указ. работа, с. 206-207.

⁷⁸ КасымбаевЖ. К, Политика Абулхаир-хана в принятии Младшим жузом Российс­кого подданства в 30-х годах XVIII в. //Поиск. № 5, 1997, с. 62-72.

⁷⁹ ГАОрО, ф. 3, on. 1, д. 18, л. 196-197.

⁸⁰ Добросмыслов А. И. Тургайская область. Исторический очерк, с. 84.

⁸¹ Сулейменов Р. Б. Моисеев В. А. Из истории Казахстана XVIII в. А., 1988, с. 34.

⁸²Архивные материалы о русско-джунгарских и китайских отношениях (ру­кописные материалы) /Валиханов Ч. Ч. Собр. соч. в 5-ти томах, т. IV. Д., 1985, с. 210.

⁸³ Аполлова Н. Т. Экономические и политические связи Казахстана с Россией в XVIII - первой половине XIX вв. М., 1960, с. 121-122.

⁸⁴ См.: Вяткин М. И К истории распада казахского союза //Материалы по истории Казахской ССР (1741-1751 гг.), т. II, ч. II. А., 1948, с. 9.

⁸⁵ КРО-1, с. 228.

⁸⁶ Государственный архив Алтайского края РФ (ГААК РФ), ф. 169. оп. 1, д. 55, л. 106.

⁸⁷ АВПРИ, ф. 113, оп. 113/1. 1743, д. 3, л. 1.

⁸⁸ Добросмыслов А. И. Материалы по истории России, г. 1, с. 63.

⁸⁹ Центральный Госархив Республики Казахстан, ф. 630, оп. 1, л. 1, л. 183. (ЦГА РК).

⁹⁰ Подробно см.: Ерофеева И. В. Русско-джунгарские отношения в 40-х годах XVIII в и Казахстан (посольство К. Миллера) /Из истории международных отношений в Цент­ральной Азии. А., 1990, с. 51-53.

⁹¹ АВПРИ, ф. 113, on. 113/1. 1743, д. 3, л. 20 об.

⁹² Там же.

⁹³Государственный архив Новосибирской области РФ (ГЛНО РФ), ф. 86У, on 1. д. 56, л. 216.

⁹⁴ Там же.

⁹⁵ ГААК РФ, ф. 163, on. 1,Д-55,л. 101 об.

⁹⁶ Там же, л- 106.

⁹⁷ ГААК РФ, ф. 132, оп. 1, д. 29, л. 14.

⁹⁸ ГАНО РФ, ф. 869, оп. 1, д. 56, л. 216.

⁹⁹ Записки И. И. Неплюева, с. 157.

¹⁰⁰ Рычков П. И. Топография Оренбургской губернии, с. 342-343.

с. 132-133.

¹⁰² АВПРИ, ф. 132, оп. 122/3. 1747, д. 1, л. 1, I об.

¹⁰³ АВПРИ, ф. 122, оп. 122/1. 1747, д. 1,л. 1.

¹⁰⁴ Вельяминов-Зернов В. В. Исторические известия о киргиз-кайсаках и сношениях России и Средней Азии со временем кончины Абулхаир хана (1748-1765), т. 1. Уфа, 1853, с. 4.

¹⁰⁵ ДобросмысловА. И. Тургайская область. Исторический очерк, с 84.

Г л а в а четвертая

 

КАЗАХСКОЕ ОБЩЕСТВО В XVIII -ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВВ.

 

1. ХОЗЯЙСТВО КАЗАХОВ

 

Хозяйственную деятельность казахского общества в XVIII - первой половине XIX веков невозможно оценить однозначно. Характер эконо­мических занятий нельзя связать с одной жесткой формулой и опреде­ленными типологическими рамками. Несмотря на то, что существен­ные перемены в ней не произошли, хотя виды ее были многообразны. Материалы, характеризующие состояние экономики в XVIII — первой половине XIX веков, при сопоставлении с данными предыдущих эпох, показывают, что развитие хозяйства во многом зависело как от природ­ных {физико-географическая среда, бескормица и т.д.), так и от поли­тических (смена политической ориентации, наступление соседей, раз­личные войны и т.д.) факторов.

В XVIII — первой половине XIX веков ход развития хозяйства опреде­лялся постепенным нарастанием объема торговли и, в конечном итоге, за­висимостью от рынка. Те ощутимые изменения в казахском хозяйстве, ко­торые произошли в изучаемое время - результат влияния более развитой экономики северного соседа.

Основные внешние параметры хозяйственного развития в XVIII-XIX вв. проявляются в следующих особенностях. Во-первых, в отличие от преды­дущих эпох идет поступательный процесс определенности кочевых общин в системе земельных отношений, усиливается процесс оседания казахов. В первой четверти XVIII века сложившаяся на юге хозяйственная разруха (в связи с «Актабан шубырынды») затем распространяется и на территории Северо-Западного и Северного Казахстана. Частичное оседание кочевых групп привело впоследствии к формированию субэтнических групп типа «курама» в Средней Азии и к смешению различных родов.

Тенденция развития казахского хозяйства ориентировалась на меновую торговлю. В связи с переходом казахов в середине XVIII века от южных зимних стоянок к северным (территории Сарыарки), торговля переориен­тировалась на российские границы.

В то же время территориальные связи развивались медленно. Наиболее зримыми чертами структуры территориальных связей являются: массовое строительство зимних стационарных жилищ и хозяйственных сооружений, развитие различных форм землепользования, распространение сенокошения и земледелия, привязанность к рыночным центрам. Новые явления в экономической жизни стали утверждаться только с середины XIX века.

Основой материального производства казахского общества на всем про­тяжении XVIII и первой половины XIX вв. по-прежнему остается кочевое скотоводство. Как и в былые времена, скот круглый год находился на под­ножном корму.В XVIII веке велика была роль традиционного земледелия и городов. Гармоничное сочетание различных отраслей хозяйственной дея­тельности в экономической жизни определяется степенью развития казах­ского общества. Являясь материальной основой казахского общества, хо­зяйственные уклады определяли различные социально-политические цен­ности и институты казахского общества.

Являясь представителями кочевого образа жизни, казахи в то же время не прерывали земледельческих и ремесленных занятий. Города и земледель­ческие оазисы, естественно, входили в экономическую систему Казахского ханства в начале XVIII века. Город служил и центром обмена и ремесла. Согласно источникам, в начале XVI!! века кочевое скотоводческое хозяй­ство казахов было тесно связано с земледельческими и городскими центра­ми. Этот симбиоз, способствовавший стабильному развитию ремесла и ка­раванной торговли и сформировал тот самый мощный экономический по­тенциал, на котором долго существовало Казахское ханство.

Комплексные черты хозяйственной деятельности отражены в материа­лах посольства Ф. Скибина и М. Трошина, которые посетили Казахское ханство в 1697 г.: в... а города-де Казачьей Орды от Туркестана все в близо­сти, город от городу в виду, и дальние-де города под камнем, ходу до них дни по 3, и по степи-де, а от Сырта (Сырдарья. - Ред.) реки в дальнем рас­стоянии, а при реках-де в близости не живут, а деланы-де в городах их мно­гие колодцы, а городов-де их всех считают 20. А крепости-де в Туркестане и в городах валены, валы земляные и по валу кладены стены кирпича необо­жженного, а вышиною и с валом стена сажени в полтретьи, а шириною ме­стами в сажень, а в иных местах больше и меньше, а к верху аршина по полтора и по 2, а больше-де у них в городах валенье одни земляные валы без кирпичу, а земля плотна и не сыпуча, а рвов-де копанных нет. И во всех тех городах живут бухарцы, а казаков мало, а казаки-де все живут для пашен­ных земель по кочевьям, а пахоти-де их скудны, коней и овец много, а ко­ров мало, кормятся мясом и молоком».¹

Следующую характеристику городскому населению дает известный ба­тыр рода табын Бокенбай: «У них, киргис-кайсаков, прежде были городы, а именно: Ташкент, Тюркустан, Сейрам с принадлежащими ко оным город­ками и деревнями и оными владели киргис-кайсацкие ханы и старшины. В тех городах живут сарты, то есть посацкие мужики, с которых брали дань». Характер взаимоотношений между сартами и казахами в начале XVIII века передают следующие слова батыра Бокенбая: «А ныне оными никто не вла­деет и дань не збирает, живут праздно».²

При ближайшем рассмотрении нетрудно убедиться, что на самом деле во взаимоотношениях городского населения, казахов-кочевников ярко про­глядывается и зависимость даннического типа. Городские жители были об­ременены рядом повинностей, они облагались налогом, время от времени должны были преподносить ханам и их приближенным подарки, участво­вать ввойнах, которые вели казахские ханы, как вспомогательная сила.

В тех условиях, когда кочевники не облагались налогом в пользу го­сударства, а от «кочевых киргис-кайсаков ханы збору никакого не зби-рается, и не положено», дань с оседлого населения свидетельствует о сложности социальных отношений в Казахском ханстве. Нет необходи­мости подробно вдаваться в обсуждение тех форм зависимости, кото­рыми определялось положение городских жителей в Казахстане, но отметим, что они играли большую роль, особенно в торговле и ремесле, почти монопольно владея этими доходными отраслями хозяйственной жизни Казахского ханства. Нередко купцы выполняли важные дипло­матические поручения казахской знати.

Своеобразная интеграция различных отраслей хозяйства и их носителей подтверждается также в казахском шежире. Они содержат массу разнооб­разных фактических материалов об участии казахов, в особенности пред­ставителей султанского сословия и родовой знати, в управлении городами и оседло-ремесленными центрами Средней Азии. Города и оазисы находи­лись в составе Казахского ханства и выполняли не только роль экономи­ческого партнера кочевников, в сложные и кризисные годы они служили для обедневших кочевников как своеобразный материально-экономичес­кий резервуар.

Число казахских городов в начале XVIII века варьируется от U до 32, это, вероятно, в зависимости от того, насколько включались в под­счеты крупные селения. Хорошо осведомленные о положении Казах­ского ханства джунгарские послы в Иркутске сообщали: «...а городов-де у них одиннадцать, а где живет владелец Тюуке и тот-де город сло-вет Ясу, а величиною-де тот город средний, а посады-де кругом город­ков великие...».³

«В Казачьей орде хлеба всякого пашут вблизи у городков, и отъежая по селам много, а скота-де всякого число многое ж, а скот-де у них верблюды, и кони, и ишаки, и всякой рогатой скот, а также-де в городах и в селах мно­гие сады, а в садах овощи, яблока и виноград, и вишни, и черносливы, и шебуга, и орехи большие волоские, также и иные многие овощи есть же», -отмечают в своих сообщениях джунгарские послы.⁴

Источники не отрицают того, что казахи занимались земледелием, хотя, конечно, земледелие носило характер подсобного занятия. Исключение составлял Туркестан. Здесь, по определению немецкого исследователя Рейн-харда Юнга, в Туркестане сложился тип хозяйства, названный им же «тюрк­ским оазисно-территориальным хозяйством», где «все население было обя­зано нести натуральную повинность для поддержания оросительных соору­жений и (владелец. — Ред.) каждую весну собственноручно руководил этим». Власть была заинтересована в организации орошаемого земледелия (Reinhard Junge. Das Problem der Europa. Sierung orientalischen Wirtschaft. 1915,s. 136-137, 174.).

Кочевники—казахи у своих зимних стоянок l«кыcтay»^ засевали неооль— шие участки плодородной земли и вместе с остальными уходили на жайляу. В некоторых случаях для охраны и ухода за полями кочующие земледельцы оставляли своих бедных родственников за определенную плату. Таковыми служили жатаки. Нередко казахи принуждали заниматься земледелием и подвластных им калмыков, каракалпаков и др.

Районы распространения кочевого скотоводства охватывали огромные просторы степей Казахстана. В начале XVIII века северные границы прохо­дили по правобережью Иртыша.

Бурные события начала XVIII века, столь богатые вооруженными конф­ликтами и внутренними усобицами, бесконечно дальними перекочевками в поисках мест обитания и ухода за стадами, имели одну главную причину -территориальную. Во всех этих событиях явственно выступает одно пенное наблюдение - еще в начале XVIII века казахи вели сложную борьбу на ог­ромных просторах Евразии с Россией, Джунгарией и другими странами. За территориальными проблемами всегда стояли проблемы хозяйственные. Условия кочевого хозяйства создают необходимость в последовательной и систематической смене пастбищ, что возможно лишь при достаточном ко­личестве земли и урегулированном землепользовании. Обширные районы кочевок считаются самым главным условием скотоводческого хозяйства. «В старину исходным пунктом всех киргизских (казахских. - Ред.) забот и мотивов был скот, - пишет Ч. Ч. Валиханов. — Мы устраивали свою жизнь, приноравливаясь к требованиям скотоводства. У наших предков постоян­ных зимовок не было, точно так же, как и приуроченных мест для летних пастбищ. Когда в одном месте был голод, отцы наши уходили на другие, более благоприятные, не стесняясь никакими расстояниями.

Киргизы Меньшей Орды лето кочевали под Оренбургом и в горах Му-годжары, а зиму проводили на Сыре и в песках Барсука и Каракумах, кир­гизы Средней Орды в одно лето из-под Семипалатинска шли к Троицку и обратно. При таком образе жизни понятно, что голодные зимы не имели такого рокового характера, как теперь».⁵

Ч. Ч. Валиханов считал, что казахи XVIII века были гораздо богаче по сравнению с серединой XIX века: «Сибирские киргизы (казахи. - Ред.) до основания внешних приказов были богаче - это факт, не под­верженный ни малейшему сомнению: стоит только посмотреть на чис­ленность скота, который был пригоняем на оренбургскую и сибирскую линии в конце прошлого и в начале нынешнего столетия, и на офици­альные исчисления 20-30-х гг. В эту последнюю эпоху было немало киргиз, имевших 10-тысячные табуны лошадей».⁶

В 1803 г. оренбургский губернатор, сравнивая состояние казахского ско­товодства в начале XIX века с предыдущими показателями, писал, что «есть приметное уменьшение во всей степи скотоводства».⁷

Скот в начале XVII! века круглый год находился на подножном корму. Сменяя пастбища, казахские общины передвигались по обширным степям зимой на самом юге Центральной Азии, летом же — в степях Казахстана.

В начале XVIII века подразделения Младшего жуза в зимнее время жили в нижних течениях Сырдарьи и Амударьи. В памяти казахов XVIII века креп­ко держалось убеждение в том, что северная часть Хорезма и восточные районы Бухары - их историческая территория.

Подразделения Среднего жуза были больше связаны с территорией Туркестана, Восточной Бухары и Самарканда, а также долиной р. Та­лас. В народной памяти казахов сохранялись отголоски многих собы­тий, пережитых казахами именно в юго-восточных окраинах Бухары. Эта местность называется Жидели Байсын. По фольклорным материа­лам она известна как земля обетованная, южные границы Жидели Бай­сын соприкасаются с Афганистаном.

Подразделения Старшего жуза тяготели к окраинам Ташкента. Некото­рые из крупных подразделений в поисках лучших пастбищ шли еще южнее в пределы Ходжента и восточной Бухары.

Основная масса казахских подразделений на зимние стоянки располага­лись по pp. Сырдарья, Талас, Чу и др. (Ангрен, Чирчик). Здесь мало выпа­дало снега, что облегчало зимний прокорм скота. Камыши, обильно расту­щие по берегам, служили пищей и убежищем для скота. Использовались они и в качестве топлива.

Летние же пастбища Младшего и Среднего жузов охватывали Северную, Западную и Центральную части Казахстана, известную как Сарыарка. Гра­ницы ее в шежире казахов определены следующим образом: «В длину Арка начинается с Алтайских гор и доходит на западе до Уральских, в широтном отношении с верховьев Черного Иртыша по долинам Алтая на севере до верховьев Оби идет по прямой линии, а оттуда тянется на запад до Кушко-ля, Чаниколя и до озера Тегерек. От места слияния Оби и Иртыша через Челябы до Урала... Самая западная часть Арки очерчена рекой Орь».⁸

Летние кочевья племен Старшего жуза находились в отрогах Алатау-ских гор и в долинах Жетысу.

Наметить четкую границу зоны распространения чистого кочевого ско­товодства на материалах XVIII века очень сложно и почти невозможно. В целом территория Казахстана географически представляет собой сочета­ние пустынь, полупустынь, лесостепей и степей. Для кочевого скотовод­ства была характерной круглогодичная кочевка населения. Вместе с тем, процесс кочевки составляет систему производства, где кочевка в каждом сезоне является стадией данного процесса. Зимний цикл более продолжи­тельный, связан с южными оазисами и городами, как бы завершает полный круг. В этот период кочевники заняты торговлей, продажей животновод­ческого сырья, закупают все необходимое для жизнедеятельности кочевой общины, т.е. связаны с рынком, следовательно, с городом и ремесленно-торговым населением ханства.

Как уже говорилось, кочевники в лучшие годы владели десятками ты­сяч поголовья скота - лошадьми, овцами и т.д. Лошади имели очень важ­ное значение в хозяйствах казахов, для которых они издревле представляли

Кочевье {из этнографического труда «Путешествие по различным провинциям Российского государства» (1773 -1788 гг.) П. С. Палласа).

 

наибольшую ценность из-за исключительного значения в жизни и, в особенности, в военных предприятиях. Юг, несмотря на благоприятный кли­мат и богатые пастбища, не мог разместить многочисленные табуны казах­ских скотоводов. Их владельцы вынужденно гнали пастись своих лошадей в тугаи - леса и лесные угодья Южной Сибири, за р. Иртыш (за правобере­жье Иртыша - в Кулундинские и Барабинские степи).

Вполне заслуживает доверия указание П. Рычкова о том, что зимой ка­захи отгоняли лошадей так далеко, «что от их кибитки бывает расстояние конной езды по неделе и больше. Сие чинится того ради, чтобы мелкому скоту и верблюдам... корма в близости оставалось».⁹ Вместе с сотнями ты­сяч лошадей кочевала самая боеспособная часть населения. Для молодежи это было самым престижным и ответственным занятием, школой мужества. На зимних пастбищах казахи оставались до середины марта. Вместе с появ­лением новой травы все откочевывали на летние пастбища, в степные про­сторы Сарыарки.

Стабильные основы жизнедеятельности казахского общества были на­рушены событиями 1723-1730-х гг., известных в народной памяти, как «Актабан шубырынды, Алкакел сулама». Они стали выражением всех внут­ренних и внешних осложнений казахского общества, приведя его к эко­номической катастрофе традиционной системы хозяйства. Упадок казах­ского хозяйства сопровождался опустошением городов и миграцией на­селения, были заброшены земледельческие угодья, ремесленное произ­водство.

Всеобщее обнищание, голод охватывают все казахское население юга Казахстана. Став военной добычей Джунгарии, потеряв свое имущество и скот, значительные группы казахов оказались на территории Мавераннах-ра. Но и там не смогли обеспечить себе безопасное существование и приют. Восточные источники сообщают о сильнейшем хозяйственном упадке го­родов Мавераннахра. Самарканд в 20-е годы XVIII века в течение 7 лет был совершенно покинут жителями, а в Хивинском ханстве приблизительно в те же годы были заброшены все селения и пашни, в самой Хиве осталось не более 40 семейств. К тому же эту некогда богатую область постигло еще одно бедствие - нашествие саранчи. В таких случаях казахи говорят: «Жут жет1 агайынды» (по-русски смысл звучит примерно так: за одним горем сле­дует череда других; пришла беда - отворяй ворота).¹⁰

Большое количество казахов ассимилировалось в среде таджиков и уз­беков. Некоторые крупные родовые группы осели в Восточной Бухаре в качестве самостоятельных субэтнических групп среди кочевых узбеков. Про лакайцев, семизов и марка, проживающих в Жидели Байсын, Б. X. Кармы-шева писала: в...в их культуре, быте, физическом типе и говоре в начале XX века еще ярко выступали черты, указывающие на родство с казахами».¹¹ В начале XX века М. Тынышпаев отметил, что «в районе Кермине (около Бу­хары) в настоящее время проживает отделение отсартировавшихся найман-садыров в количестве 12 тыс. дворов, они оказываются родственными Леп-синскимсадырам.с которыми многие связаны в 8-9 поколениях».¹² Значи­тельное количество осело ни окраинах Ташкента и Бухары. За ними закре­пилось название «Курама». «Курама - оседлые казахские роды, в основном кедеи, которые смогли откочевать в Годы Великого бедствия - Актабан шубырынды...Присоединившись к сартам, они занимались хлебопашеством», - пишет Шакарим.¹³ М. Тынышпаев считал, что курама «представляет собой казахский народ в миниатюре».¹⁴ I

Несмотря на то, что уже в 1727 году откочевавшие в Сарыарку и за Сырдарью казахские общины объединенными силами начали давать отпор джунгарам, хозяйственная разруха продолжалась. Сильно сказывалась оторван­ность от городских и ремесленных центров. Восстановить потери скота за короткий промежуток времени было невозможно. Продвигаясь на север, казахи часто вступали в столкновения с башкирами, сибирскими казаками, волжскими калмыками, что безусловно, еще более осложняло бедственное положение. Система кочевки была нарушена, традиционные маршруты «юг-север» перестали функционировать.

Социально-экономический кризис, поразивший казахское общество в 20-30-х гг. XVIII в., был вызван глубоким кризисом хозяйства. Оно пере­стало существовать из-за нарушения традиционного экологического ритма кочевого хозяйства и привело к потерям как в скотоводстве, так и в демог­рафии.

Только начиная с 40-х гг. XVI11 века наблюдаются первые положитель­ные сдвиги в казахской экономике. Они выражаются в увеличении поголо­вья скота, в постоянном участии казахов в меновой торговле. А. И, Левшии приводит цифры, показывающие значительный прирост скота у казахов, обмениваемого на Оренбургском меновом дворе.¹⁵

Участники второй академической экспедиции в 1760-е гг. в своих от­рывочных сведениях сообщают интересные данные о хозяйстве каза­хов. Так П. С. Паллас делает следующее обобщение: «Богатство киргизцев (казахов. - Ред.) собственно состоит в скотоводстве, а наипаче мно­го у них лошадей и овец. Верблюдов они имеют гораздо меньше, а коров и того меньше, по той причине, что их зимою без обыкновенного корма не можно хорошо содержать в степи».¹⁶

Особенно подробен в своих заметках И. Фальк: «...скотоводство у киргизов самый распространенный, почти единственный, в сущности, промысел. У них необыкновенно большие стада прекраснейшего ско-01ШЫ», «овца столь же необходимое животное в обиходе, как и лошадь».

По данным И. Фалька, казахский скот занимает значительное место в меновом обороте г. Оренбурга: <.В 1769 г. было сдано в обмен 40 тыс. живых овец, а в 1770 г. - 130 тыс.» По материалам оренбургской тамож­ни, эти цифры не являются максимальными, «в иные годы отпуск быва­ет еще больше».¹⁷

В XVIII в. Георги еще более подробно описывает традиционное хозяй­ство казахов. Он пишет о том, что казахи Младшего жуза продавали овец в больших количествах в Россию и Хиву. Продукты скотоводческого хозяй­ства казахов Среднего и Старшего жузов в большом количестве поступали на российские и, отчасти, на среднеазиатские и китайские рынки. По оцен­ке А. И. Левшина: «Надобно полагать, в цветущее время мены с казахами, ежегодно только в Оренбурге выменивали у них до 500 тыс. овец и столько же числа в других местах границы с Россией. Следовательно, в Россию все­го входило в год до 1 млн. Число лошадей доходило в те годы иногда до 50 тыс. Такого же количества разного скота казахи продавали Китаю, Бухаре, Хиве и прочим соседям. По самым общим подсчетам, во все приграничные районы казахи поставляли до 2 млн овец и 100 тыс. лошадей ежегодно, не считая остальных товаров».¹⁸

П. И. Рычков, исходя из достоверных источников, пишет, что среди ка­захов имелись «столь богатые скотом, что одна семья имеет до 20 тыс. лоша­дей и до толикого же числа овец. Сие многочисленное скотоводство мало требует их трудов и попечения, ибо как лошади, так и овцы не только летом ходят по степи и питаются растениями, но и зимою, хотя бы оные и снегом покрыты».¹⁹ Георги, подтверждая данные П. И. Рычкова, пишет также и о том, что казахи «рогатым скотом завелись еще недавно».²⁰

Увеличение в составе общего поголовья крупного рогатого скота было след­ствием постоянных контактов северных казахов, с одной стороны, с башкира­ми и калмыками, а с другой, вызвано потребностями российского рынка.

В XVIII веке были начаты и первые попытки сенокошения и богарного земледелия, что было занятием, безусловно, новым для кочевников. Запа­сы сена на зиму первоначально пытались заготавливать хозяйства казахс­ких ханов и султанов для «хворого скота». Очевидцы этих начинаний пишут о том, что сенокошение производилось «наемными работниками» из числа казаков, они также отмечали неумение казахов обращаться с косой.

Земледелие же во второй половине XVIII века остается еще занятием в основном южных регионов. Георги, подробно излагая материальное произ­водство казахов севера, отметил: «Землепашество же, которое и без того в большой части сухих и солончаковых изобильных их степях было бы не­прибыльно, они и не думают». Китайские источники, неплохо осведомлен­ные о состоянии хозяйства в восточных регионах Казахстана, также под­черкивают, что земледелием казахи не занимаются и с большим знанием описывают скотоводческое хозяйство казахов.²¹

Таким образом, уже в 60-70-х гг. XVIII века казахское хозяйство опра­вилось от тяжелейшего кризиса и вступило на путь расширенного воспро­изводства. В этот период особенно заметен рост населения Казахского хан­ства. Большое количество калмыцких племен, башкиры, ногайцы и кара­калпаки вошли в этнический состав казахского народа. Именно в этот пе­риод происходило образование новых генеалогических ветвей, увеличива­ется численность толенгутов, растет число рабов и т.д.

Вместе с восстановлением казахского хозяйства остро встает вопрос о кочевьях. Необходимость расширения территории столкнула казахов с Рос­сией и Китаем, чрезвычайно осложнив политическую ситуацию в Централь­ной Азии.

60-70-е гг. XVHI века были периодом ожесточенных столкновений казахов, особенно структур кереев и найманов Среднего жуза, с китай­скими пограничными войсками. В 1760 г. император Цянь-лун обсуж­дал с сановниками Военного совета ситуацию, связанную с перекочев­кой казахов к территории Алтая и Тарбагатая, а также жаловался на то, что «их сдерживать не очень легко».²² Затем в 1762 г., после отказа каза­хов освободить занятые ими урочища, китайцы начали обвинять их в том, что с казахами «невозможно договориться». Цянь-лун в своем по­велении говорил о необходимости карательных мер: «По-видимому, сле­дует устрашить их нашей военной мощью... Казахи...вновь продолжа­ют переходить границы кочевья».²³ Только через несколько лет борьбы казахам удалось окончательно занять прекраснее горные пастбища и долины Алтая и Тарбагатая. «Вы, казахи, за несколько лет постепенно прикочевали к нашей территории...Уже дан приказ, чтобы было позволе­но твоему народу кочевать внутри караулов на пустующих землях», - пи­сал император Китая Абылай-хану.²⁴

С самого начала борьбы за Алтай и Тарбагатай казахами двигало созна­ние того, что эти земли - их исконная территория - атамекен (земля пред­ков). Этот факт признавался и китайцами, которые отвечали на такие тре­бования следующим образом: «Ваши послы говорили, что Тарбагатай явля­ется старым (районом) ваших кочевок и просили подарить (эту землю)». Китай был в обиде за поддержку казахами последнего правителя Джунга­рии Амурсаны: «Ваши души также не пребывают в покое. Если бы вы дей­ствительно взяли в плен и передали нам Амурсану, тогда, естественно, можно было бы подарить», — сетовали китайцы.²⁵

Не менее ожесточенный спор наблюдается в 50-60 гг. XVIII века в При­иртышье и на берегах Урала. Казахи, связанные издавна с этими региона­ми, богатыми пастбищами и удобными для зимних стоянок, были поставле­ны в очень сложное положение притязаниями России. Фактически до 1756 г. казахи беспрепятственно переходили правобережье как Иртыша, так и Урала (Яика). Но строительство в 1750-х гг. ряда крепостей на северных окраинах Среднего жуза создало непреодолимый барьер на пути казахских хозяйств. Уже тогда небольшие группы казахов, занимающих под зимние стоянки эти места (нынешние Петропавловск, Лебяжье), вынуждены были откочевать на юг Казахстана, как тогда говорилось, в Жидели Байсын. Ка­захское ханство, занятое тогда проблемами Джунгарии, не смогло воспре­пятствовать русским властям, к тому же освободившаяся от Джунгарии тер­ритория пока в какой-то степени компенсировала земельную «тесноту» в казахской среде.

В такой ситуации в 1755 году Коллегия иностранных дел рекомендовала сибирским властям вообще закрыть выход казахам к внутренней террито­рии, т.е. к правобережью Иртыша. Впоследствии, в середине 60-х гг., вовсе было запрещено подходить к Иртышу ближе, чем на 10 верст. Активная экспансия России вызывала очень резкую ответную реакцию казахов, ко­торые не хотели признавать присутствие россиян на этой территории. «Киргис-кайсаки во многих местах к Иртышской линии со скотом подошли. Делают нападения на русских. Наступают с турками и с зажженными фи­тилями. У Коряковского форпоста была ружейная стрельба с обеих сто­рон», - сообщают русские документы за 1755г.²⁶ В пастбищах на правобе­режье р. Иртыш были заинтересованы крупнейшие конфедерации Средне­го жуза — кереи, уаки, кыпчаки, момыновские роды аргынов и некоторые ветви найманов. Есть сведения, что даже старшая ветвь аргынов: тортуылы и каракесеки также старались крупные табуны лошадей отогнать в южно­сибирскую степь. Борьба за правобережье Иртыша была камнем преткно­вения между русскими властями и казахскими хозяйствами на всем протя­жении второй половины XVIII-XIX вв.²⁷

Не менее острая борьба шла и за правобережье р. Яик (Урал), к которой Оренбургские власти хотели запретить приближение казахских родов Млад­шего жуза.

В 60—70-х гг. XVIII века складывалась сложнейшая ситуация на юге Ка­захстана. Казахские правители вели борьбу с Кокандом за присырдарьинс-кие города и старались восстановить традиционные взаимоотношения с го­родами. Это противостояние привело к целому ряду столкновений. В 1760— 70-е гг. Абылай-хан с крупным контингентом войск вел вооруженную борь­бу против Коканда. В народных преданиях говорится о том, что результа­том этих действий было возвращение большого числа городов и поселений, ранее отторгнутых Кокандом и восстановление господства казахской знати в Присырдарьинском регионе. В преданиях говорится о том, что Ташкент безоговорочно принял протекторат казахов и обязался выплачивать еже­годную дань. Казахи со своей стороны гарантировали безопасную торгов­лю ташкентским купцам как на своей территории, так и на транзитных пу­тях через казахские степи.

В шежире Старшего жуза описываются события, связанные с восста­новлением власти казахских родов в Ташкентском регионе. Возобновление ее связано с уничтожением Джунгарского государства. Шежире повеству­ет о том, что после смерти Толе би междоусобная борьба кыпчаков, узбе­ков, шанышкылы, канлы, направленная против дулатов, привела к захвату Ташкента кокандскими ханами. Эти материалы в целом соответствуют со­общениям письменных источников. Ташкент был потерян для казахов в начале XIX века.²⁸

Город Туркестан в 40-70-е годы XVIII века принадлежал старшему хану Казахской орды Абулмамбету. Города, расположенные вокруг Туркестана, были поделены между сыновьями Абулмамбета и Самеке, большая часть городов подчинялась известному султану Среднего жуза Барак-султану, а впоследствии - его детям. В архивных документах и народных преданиях казахов рассказывается о крайне неприятной ситуации из-за города Турке­стана, возникшей между Абулмамбет-ханом и сыном Самеке Есим-султа-ном. «Как по смерти бывшего в Средней киргис-кайсацкой орде Шемяка-хана выбран был в той же Средней орде ханом нынешней Абулмамбет-хан, то после того он же призван был и в Туркестан на ханство, но между тем многие уездные города Туркестана городка тайным образом желали иметь в Туркестане ханом из детей бывшего Шемяка-хана...как Абулмамбет-хан городских жителей стал великие взятки брать то у них и началось быть ве­ликое несогласие». Для разрешения этого конфликта в 1762 году весной в каракесекском роду состоялось собрание знати с участием Абулмамбета, Абылая и др. Казыбек би, председательствовавший на нем, решил поделить Туркестан между двумя претендентами.²⁹

Одним из значительных шагов Абылай-хана была попытка восстановле­ния городской жизни на юге Казахстана. Думается, что частые посещения им Туркестана и Ташкента в 60-70-х гг. объясняются этими причинами. В 1774 г. по просьбе влиятельнейших представителей Старшего жуза Абы­лай-хан направил султаном в их кочевья своего сына Адил-султана, вслед за ним был туда отправлен Суюк-султан, один из младших сыновей хана. По повелению хана на берегу р. Талас был построен небольшой городок, который был заселен привычными к земледелию и ремесленному труду ка­ракалпаками.³⁰

Полностью оседлая и традиционно кочевая жизнь одинаково несовмес­тимы с хозяйственной системой казахов XVIII века. Несмотря на то, что основу экономики составляло отгонное животноводство, она была привя­зана к городским ремесленным центрам. Взаимозависимость и взаимодо­полняемость между составляющими экономическую систему отраслями оставались действенными и в конце XVIII века. Только усиливающееся про­никновение России в казахские степи делает невозможным дальнейшее су­ществование уникальной хозяйственной системы.

Еще в начале XVIII века ряд казахских владельцев проводили значитель­ные торговые операции в гг. Уфа и Тобольск. Посольства Тауке, Каипа и Абулхаира совмещали дипломатическую деятельность в России с активной торговлей и занимались установлением и развитием торговых взаимоотно­шений между двумя странами.

В 70-х гг. XVIII века Россия берет в свои руки даже торговлю в казахс­ких степях товарами с Востока. «Из товаров прибывающих из Индостана и Бухары одна треть остаются в Москве и Казани, остальные две части обме­ниваются казахам на скот», — сообщают документы.³¹ В борьбе за казахс­кий рынок туркестано-ташкентские купцы не выдерживают конкуренции со стороны России, которая стала более притязательной по отношению к кочевникам. Сказывается на этих взаимоотношениях и наблюдающийся еще с XV века упадок городской цивилизации Центральной Азии, связанный с изменениями в трансконтинентальных торговых артериях и т.д.

В конце XVIII века сложилась парадоксальная ситуация — когда прежде единое органичное казахское хозяйство было разбито на несколько эконо­мических регионов. Северные районы и частично центрально-казахстанс­кие роды ориентировались на русский рынок, юг и юго-запад - на средне­азиатский, восточный и юго-восточный - на китайский. Последствиями этого процесса стали децентрализация, ослабление внутренних социально-политических связей казахского народа.

Нормальному течению русско-казахских экономических связей пре­пятствовали колониальные устремления российских властей. Российс­кая колониальная администрация всегда отдавала приоритет военно-по­литическим планам, нежели хозяйственным. Поэтому частые внутрен­ние междоусобицы, вражда между соседними народами, провоцируемые российскими властями, а иногда и прямые карательные акции, направ­ленные против казахов, подорвали экономическую стабильность казах­ского общества. Захват под укрепленные линии и крепости огромной территории нарушил традиционные пути кочевок казахов, отрезал их от богатых пастбищ на севере и отрицательно сказался в целом на жиз­недеятельности народа.

Экономический кризис конца XVIII века вверг казахское хозяйство в критическую ситуацию. Таким положением казахского народа был вызван указ императора Александра I от 23 мая 1808 г., в котором гово­рилось: «Из донесений Оренбургского военного губернатора и других дошедших к нам сведений мы усмотрели, что киргизцы из подданных наших, поблизости к Оренбургской линии и по всей границе от Кас­пийского моря до Сибири кочующие, пришли по разным слухам в столь бедственное состояние, что не находя средств к пропитанию, многие из них покушаются даже на продажу детей своих в рабство хивинцам». Царь предложил Оренбургскому военному губернатору и сибирским началь­никам обратить внимание на попечение и установил правила покупки казахских детей всем русским подданным.

Вместе с тем, политические же соображения русского начальства в конце XVIII века разрешили для казахов ряд территориальных проблем. В 1801 году было дано разрешение на вечное поселение в междуречье Волги и Урала большому количеству казахов Младшего жуза, в основ­ном байулы, и в те же годы часть казахов Среднего жуза под предводи­тельством детей Султанмамед-султана перешла Иртыш и получила пра­во обитания на правобережье. В первом случае, Россия рассчитывала таким образом ослабить Младший жуз, в другом случае — расшатать власть хана Среднего жуза Уали.

20-е годы XIX века отмечены целым рядом административно-террито­риальных реформ в Казахстане. В 1822 г. был принят «Устав о сибирских киргизах», а в 1824 г. подобный устав был принят и в Младшем жузе. В це­лом «Уставы» урегулировали порядок управления той части Казахской сте­пи, которая находилась к тому времени в подданстве России. Новая адми­нистративная система упразднила традиционные политические институты казахского общества, ввела территориальную организацию, обложила на­логами кочевое население, углубляя колонизацию степи.

Россия стремилась к фактическому управлению в Казахстане и не хоте­ла ограничиваться рамками протекторатных отношений. Вместе с тем, хотя реформа 20-х гг. XIX века изменила политический статус казахского наро­да, тем не менее, устои этого общества, основанные на преобладании коче­вого образа жизни и своеобразных общественных отношений, не претерпе­ли переворота. Несмотря на то, что с этого времени усиливаются элементы оседлости, шире распространяется земледелие, сенокошение становится привычным занятием, появились постоянные торговые центры в виде яр­марок, казахи, в целом, оставались кочевым народом.

При организации округов в Среднем жузе и частей в Младшем жузе за основу брались зимние кочевья казахов, для каждого округа были опреде­лены свои границы. Вместе с тем, в округа вошли крупные родовые группы или же обособленные объединения под главенством султанов. Точно так же при формировании волостей и дистанций родовой признак играл веду­щую роль, так как именно однородцы были связаны хозяйственными уза­ми. В соответствии с «Уставом» колониальные власти определили террито­рии под окружные центры - приказы. В окружном приказе должны были заседать старший султан округа, его четыре заседателя. В приказе должен был постоянно находиться казачий отряд. Именно в это время возникли первые окружные поселения в виде крепостей - Кокчетав, Каркаралинск, Баянаул и др. Территориальные ограничения отрицательно сказывались на казахском хозяйстве.

Жесткие требования о закрытии окружных приказов перед царскими властями и военным губернатором были поставлены Касымом Абылайха-новым, который заявил: «Если же эти присутственные места с нашей кир­гиз-казахской стороны не будут изъяты, мы не сможем остаться на своих прежних кочевьях».³²

Таким образом, хо