2018-01-21
362
Одна из идей Просвещения, близкая по духу образованному среднему классу крупных государств, состояла в космополитизме – точке зрения, что культурный человек является членом общества, выходящего за пределы национальных границ… Однако эти взгляды, как и другие идеи Просвещения, исчезли к концу столетия, сменившись философией национализма, которая была гораздо ближе к предрассудкам населения немецкой глубинки, чем к идеалам философов. Действующей силой этих перемен стали Гердер и Наполеон.
Было бы рискованно назвать Иоганна Готфрида Гердера националистом, исказив тем самым его взгляды. Ученик Канта и И.-Г. Гамана, он мало интересовался политикой, испытывая глубокое и стойкое отвращение ко всем формам централизации, принуждения, установлений и империализма, которые связывал с целостностью, презрительно называемой им Государством. Государство для него – хладнокровный монстр, настойчиво стремившийся к власти. Оно отнимало у людей самих себя, превращало их в послушных машин, искажало и портило их самые благородные побуждения.
Однако если Гердер ненавидел государство, то в нацию он верил, и в двух работах, повлиявших на его современников и последующие поколения, «И еще одна философия истории человечества» (1774) и «Идеи к философии истории человечества» (1776-1803) он красноречиво аргументировал идею осознанной принадлежности человека к нации. Саму нацию он определял как общность, сложившуюся благодаря родственным связям, истории, социальной солидарности и культурной близости, со временем формировавшуюся под влиянием климата и географии, образования, общения с соседями и других факторов, и оставшуюся неделимой в основном из-за общего языка, выражавшего коллективный опыт группы…
…По Гердеру, быть членом группы или нации значит – думать и действовать определенным образом, в свете определенных задач, ценностей и представлений о мире. Думать и действовать подобным образом означало принадлежать, стать частью единого целого, проникнуться общим духом. То, как немцы говорили и двигались, ели и пили, занимались любовью и устанавливали законы, отличалось от модели поведения и ощущений других народов. Существовало качество, присущее всем, единая составная часть, какая-то «немецкость», Volkgeist [нем. «народный дух»], которая не могла быть абстрагирована и не поддавалась определению, но олицетворяла особенность нации. Тем не менее оно не символизировало превосходство нации. Гердер был плюралистом, верившим в равенство всех культур перед оком Божьим. Он решительно отвергал представления Просвещения об идеальном человеке и идеальном обществе. Для него ни один человек не походил на другого, как ни одна нация не походила на другую. Все было частью человечества, бесконечно богатая панорама жизни, где каждая личность и каждая нация вносили свою характерную лепту.
…С высоты прошедшего времени можно утверждать, что учение о принадлежности стало тяжким наследием для среднего класса, который не участвовал в политических решениях своих правительств, так как эта доктрина могла быть использована для рационалистического объяснения современных условий и для оправдания народной апатии. Вот в чем объяснение летаргического сна, окутавшего политическую жизнь Германии в годы, когда демократические революции сотрясали колонии в Америке, Женеву, Австрийские Нидерланды, Англию и Ирландию, Польшу, Венгрию и Францию. Крепко зажмуривая глаза перед реальностью, средний класс находил убежище в своей немецкости, убеждая себя в том, что поскольку он пропитан бессмертным духом коллектива, то уже приобщился к Богу…
…Трагедия Гердера в том, что проповедники патриотизма извратили первоначальное человеколюбие его философии, направив в узкое русло политического национализма, а такие философы, как И.-Г. Фихте и Георг Фридрих Гегель, превратили его взгляды на особенность нации в идеализацию Государства как своего рода сверхличности, по отношению к которой рядовой гражданин обязан проявлять абсолютную преданность и которая уже сама по себе придавала законную силу его существованию.
Катализатором в осуществлении такой трансформации стал Наполеон Бонапарт, чье завоевание Германии и низведение Баварии, Австрии и Пруссии до положения сателлитов заставили всех немцев понять степень своего бессилия. Неудивительно, что в процессе размышления над этим некоторые немцы должны были идеализировать могущество, которым они были обделены, и стремились наделить его броней своего Volkgeist, который, по словам Гердера, являлся сущностью всего немецкого…
Этот культ государства не нашел всеобщего одобрения. В процессе борьбы против Наполеона возникло иное направление мысли, представленное в 1807-1813 годах прусскими реформаторами…, утверждавшими, что сильнейшее правительство – это то, которое способно мобилизовать энергию подданных, предоставив им право соответствовать своим обязанностям. Идея конституционного правительства, ответственного перед образованными и уверенными в себе гражданами, чьи права ясно определены и защищены, стала программой либерализма XIX столетия. Тем не менее ее развитию всегда мешала политическая отсталость большинства немцев, их чрезмерное уважение законной власти, прочно укоренившаяся привычка к повиновению и подозрение, что конституционное правительство было бы чем-то ненемецким. Потом, когда образованный средний класс стал основным защитником этой идеи, и борьба за единство Германии началась всерьез, обнаружились новые препятствия – врожденное недоверие буржуазии, тайное восхищение ее представителей властью и готовность вероломно предпочесть власть свободе.
Подобные изъяны самым прискорбным образом проявлялись в самых решающих конституционных битвах XIX столетия, и этим объясняется, почему и революции 1848 года, и попытка прусского парламента в 60-х ограничить военные прерогативы короны, после первоначального триумфа либералов заканчивались решительной победой сил абсолютизма и реакции. В результате империя, созданная в 1871 году дипломатией Бисмарка и прусским военным могуществом, несмотря на сходство своих институтов с западными конституционными режимами, была и оставалась авторитарным государством, не признававшим народную власть и самоуправление ни в теории, ни на практике…
Источник: Крейг Г. Немцы. Пер. с англ. М., 1999. С. 28-31.
