Честно говоря, речь Министра я пропустил мимо ушей. Не много потерял, впрочем: уверен, что всё люциусово словоблудие завтра будет подробно, до последней буковки, воспроизведено в «Пророке». С колдографиями Люциуса великолепного, вдохновенно вещающего с тысячелетней кафедры тысячелетнего Хогвартса. Наблюдать за залом было гораздо интереснее. Я вообще всегда любил наблюдать за людьми, хотя большинство моих знакомых ни за что бы в это не поверило – принято считать, что все без исключения окружающие не вызывают во мне никаких чувств, кроме раздражения. Или гнева, если уж совсем не повезло. Отчасти это верно, но только отчасти.
Амфитеатр шевелился и бурлил, как единое огромное существо, кашлял, смеялся и перешёптывался. Детей, к счастью, было немного – то есть, маленьких детей, прибывших с родителями, – моих-то собралось более чем достаточно: кроме легитимно присутствовавших старших имелись, оказывается, и мелкие нарушители. Умельцы с третьего курса Слизерина и Рэйвенкло объединили разум и хитрость, создав под полукругом скамей убежище, укрытое вполне приличными для их возраста Иллюзионными чарами. Пока я размышлял, снять с хитрецов баллы или, наоборот, поощрить за изобретательность – модифицировать сложное заклинание в тринадцать лет – это вам не книззл начихал, пусть даже модификаторов было… раз, два… семеро, кажется, нет, вон там ещё прячутся, – Люциус закончил своё выступление. Минерва чувствительно пнула меня по лодыжке, указывая глазами на освободившееся место. Ах да, моя очередь.
Я поднялся, максимально величественно развевая мантию, прошел за кафедру и старательно проговорил стандартную приветственную речь. В последние пять лет для этого мне совершенно не обязательно было задействовать головной мозг, и тот занимался более важным на данный момент делом: решал судьбу дюжины отважных, сидящих под амфитеатром. Аудитория одобрительно похлопала, а я окончательно решил, что, если уж сегодня сам себе пообещал не снимать баллы, то изобретатели отделаются изгнанием в свои гостиные. Не думаю, что кто-то из гостей по-настоящему всерьёз прислушивался к произнесённым мной поздравлениям и выраженным надеждам на светлое – а как иначе? – будущее: все с нетерпением ждали бала. Ну что ж, можно считать, дождались, спасибо за долготерпение.
Я поднял палочку, воспроизвёл архисложную закорюку, второпях показанную мне Минервой перед входом в зал – надеюсь, правильно воспроизвёл, – и лаконично объявил:
– Бал!
Закорюку я сделал, похоже, совершенно верно, поскольку результат оказался впечатляющим: огромный амфитеатр исчез, обернувшись россыпью крохотных круглых столиков, сплошь заставленных миниатюрными тарелочками с угощением и сверкающими бокалами с напитками. Гости на мгновение зависли в воздухе – у кого-то испуганно завизжал ребёнок, – и, поддерживаемые чарами Левитации, начали медленно опускаться вниз. Строгое убранство зала сменилось неимоверным количеством праздничной мишуры, а на месте учительского стола образовался оркестр, возглавляемый неизменным Флитвиком. Минерва и Филеус, и правда, прекрасно поработали, а вот вклад Поттера вряд ли был весомым: при всех его талантах искуснейшего ментального мага и заядлого – спасибо господину Министру – дуэлянта, в премудростях Высшей Трансфигурации с момента окончания школы он не продвинулся ни на кнат. Впрочем, кто бы говорил… Я, конечно, в Трансфигурации намного сильнее, но исключительно за счёт жизненного опыта. Если от того, насколько грамотно ты трансфигурируешь подушку в камень или галлеон в ворону, зависит если не жизнь, то уж здоровье точно, научишься чему угодно и в самые сжатые сроки.
Ах да, чуть не забыл. На месте исчезнувшего амфитеатра сгрудилась тесная кучка перепуганных нарушителей, с ужасом озиравшихся по сторонам: самодельные чары, естественно, рассеялись при отмене мощного минервиного волшебства. Мальчишки жались друг к другу как цыплята, ожидая неминуемой кары: не меньше, чем отработок до конца седьмого курса, а то и чего похуже.
– Профессор Джонсон! – произнёс я в пространство. Алекс немедленно возник за левым плечом. Судя по неровному дыханию, отработки с Филчем лично для него самого тоже не стали бы неожиданностью. – Если мне не изменяет память, ученики третьего курса сейчас должны находиться в гостиных своих факультетов.
– Да, директор, – выдавил несчастный слизеринский декан.
– Так отведите их туда! – не оборачиваясь, рявкнул я во всю силу своего хорошо поставленного голоса. Бокалы на ближайших столиках тоненько зазвенели, Джонсон подпрыгнул, подбежал к мальчишкам и, совершенно невероятным движением обняв своих и чужих одновременно, молниеносно вытолкал их из зала. Ребята, ошалевшие от акустического удара, растерянно крутили головами и спотыкались. В отличие от Алекса, они ещё не успели сообразить, что на этот раз обошлось.
Я сошел с возвышения, мгновенно растаявшего в воздухе, и устроился за крайним столиком, по пути получив признательный взгляд Флитвика. Из угла, удачно задрапированного прозрачной, золотистой, украшенной мелькающими разноцветными искорками, портьерой было прекрасно видно весь зал. Домовики исправно снабжали столы шампанским, крюшоном, лимонадом и, естественно, неизменным тыквенным соком. Всё смешалось: десять лет мирной жизни стёрли различия между факультетами гораздо эффективнее, чем любые игрища политиков.
Драко, поддерживая под локоток манерно хихикающую Асторию, методично обходил столики, приветствуя знакомых. Сияющая платиновая грива – в точности как у его непутёвого папаши, – закрывала его спину до самых углов лопаток. Гринграсс, как всегда, играла под дурочку, поминутно закатывая глаза с магически наращенными ресницами, и непрестанно охая и ахая в ответ на неизбежные комплименты. И это - руководитель кафедры Высшей природной магии Гейдельбергского университета, доктор магических наук, строгая мать троих мелких хулиганов, с ума сойти. Глядя на невыносимо аристократичную пару, я уже не в первый раз пожалел, что они не вместе: ребята чрезвычайно подходили друг другу. Гриффиндорцы сдвинули столы и сбились в плотную хохочущую кучу, над которой башнями возвышались здоровяк Уизли и долговязый, тощий и узловатый, как стебель бамбука, хогвартский профессор Гербологии Лонгботтом. К всеобщему изумлению, толстый и рыхловатый в детстве Невилл в шестнадцать лет стал высоким и широкоплечим, а за следующие три года вытянулся ещё на голову и сильно похудел. Когда злой рок заставляет его смотреть на меня сверху вниз – например, при встрече в коридоре, – несчастный герболог до сих пор ужасно смущается и изо всех сил старается сделаться ниже ростом. И как он умудряется не продырявить головой крышу одной из своих теплиц? Примерно в середине плотной красно-золотой коалиции закручивался небольшой смерч, производимый безостановочно размахивавшим руками Поттером.
Я выловил пробегавшего мимо эльфа и показал глазами на стакан с лимонадом. Тот пискнул и попытался вырваться, но я подтянул его поближе и шепнул в развесистое ухо:
– Я не настолько наивен, чтобы поверить в то, что за столами пьют исключительно шампанское и тыквенный сок, так что не нарывайся.
Домовик огорчённо, но без особого усердия пару раз стукнулся головой о стол и щёлкнул длинными пальцами. Лимонад слегка поменял цвет.
– То-то, – сказал я, отпуская хитреца. – И чтобы так было до конца вечера. Несовершеннолетним не наливать. Даже шампанское.
Лопоухий поклонился, пропищал:
– Слушаюсь, господин директор, – и исчез. Я остался в одиночестве, с наслаждением потягивая огневиски со льдом, разбавленный содовой в идеальной пропорции. Откуда-то сбоку возникла раскрасневшаяся Минерва, зыркнула на мой стакан, сотворила себе пижонский хрустальный бокальчик и, быстро проведя над напитком рукой, бесцеремонно переместила половину себе. Я не возражал: уровень моего «лимонада» немедленно вернулся к исходному.
– Замечательно получилось, не правда ли? – кокетливо спросила МакГонагалл, сдувая со лба выбившуюся из причёски прядку.
– Прекрасно, – похвалил я. – Особенно амфитеатр. Никогда бы не подумал, что из четырёх старых столов можно соорудить такое великолепие.
– Северус, где ты научился льстить? – смущённо проговорила Минерва.
– С вами поживёшь… – Я отпил глоток и улыбнулся ей. – Вот только с эффектным исчезновением ты, пожалуй, переборщила. Внезапно потерять опору, находясь на приличной высоте от пола, не особенно приятно, я думаю.
Минерва хотела что-то ответить, но тут через толпу протолкался взъерошенный Поттер.
– Северус… Простите, ради Мерлина, профессор МакГонагалл, но…
– Ничего-ничего, Гарри, я уже ухожу, – махнула рукой Минерва, скрываясь за занавесью. Хрустальное безобразие она, естественно, прихватила с собой.
Поттер проводил своего бывшего декана странным взглядом – сдаётся мне, что за семнадцать лет знакомства ему ни разу не приходилось видеть чопорную шотландку навеселе. Несмотря на всю свою патологическую пронырливость, вряд ли он когда-либо заглядывал в учительскую глубокой ночью в Рождество.
– Северус, – продолжил Гарри, оторвавшись, наконец, от созерцания исчезающей среди колышущихся занавесок узкой прямой спины, – у меня срочный вызов. – Наложи отрезвляющее, пожалуйста, у тебя лучше получается.
Я вытащил палочку и произнёс требуемое заклинание. Гарри сощурился, пережидая краткое головокружение.
– Тяжёлый?
– Пока жёлтый, но надо посмотреть. – Он показал мерцающий солнечными оттенками целительский браслет. – Тебя можно будет выдернуть на часок, если что?
Я обвёл взглядом зал.
– Нет, вряд ли. Министр здесь, и покидать нас, похоже, не собирается. Наложишь стазис и подождут до завтра, ничего страшного.
– Думаешь?
– Знаю. И в одиночку лезть запрещаю. Ты пил вчера и сегодня, без якоря не удержишься, никакое отрезвляющее не поможет. А мне потом тебя вылавливать из чужих кошмаров. Своих мало?
– Да я понимаю, – с досадой отмахнулся Поттер. – Присмотри за Гермионой часок-другой, ладно?
Я поднял бровь.
– Три десятка гриффиндорцев не уследят за одной Грейнджер?
Гарри укоризненно воззрился на меня.
– Неужели так трудно немного пообщаться с девушкой, если в этом возникнет необходимость?
– Я похож на человека, который способен развлечь молодую женщину? – осведомился я.
– Ты по-прежнему похож на недокормленного боггарта, – захихикал Поттер, – но, в отличие от Рона или Симуса, наверняка сумеешь найти тему беседы, одинаково интересную для обоих её участников.
С тем, что Поттер никогда не забудет дурацкую историю, происшедшую на его третьем курсе, я уже смирился, но на «недокормленного» обиделся. За десять лет более-менее спокойной жизни я наконец-то набрал вес, соответствующий моему росту и, по-моему, впервые в жизни стал похож на нормального мужчину, а не на узника Нумергарда со столетним стажем, по меткому выражению Розмерты. Наградив продолжающего гадко хихикать Поттера самым грозным из своих взглядов, я рявкнул:
– Поговори мне ещё! Убирайся, пока не получил по ушам!
– А разрешение на аппарацию? – нагло заявил тот.
– Перебьёшься. Ногами дойдёшь.
– Там пациент ждёт, – Поттер придал наглой физиономии выражение крайней серьёзности. – Я же не для игрушек прошу.
Я смерил стервеца мрачным взглядом, демонстративно отвернулся и щёлкнул пальцами.
– Аппарируй хоть прямо отсюда. Хогвартс тебя выпустит.
– А обратно?
– Обратно прогуляешься от барьера.
Если уж кто абсолютно потерял страх, так это сам Поттер. Ох, и дождётся он у меня, великовозрастный охламон. Я уже упоминал о том, что у меня прекрасная память? Услышав характерный хлопок, я развернулся обратно, поудобнее устраиваясь на стуле и в который раз оглядывая зал, теперь с конкретной целью. Ну, и где эта Грейнджер? И почему, кстати, за ней нужно присматривать? Вроде бы взрослый человек… Больна? Или под проклятие подставилась в своей Австралии? Да всё равно. Просят проследить – проследим, как бы там ни было, а чутьё у Гарри сверхъестественное, если он говорит, что что-то неладно – с вероятностью девяносто девять процентов так оно и есть.
Глава 6. Сволочь ты, Люциус!
На первый взгляд, с Грейнджер было всё в полном порядке: в руках – бокал шампанского, на губах – лёгкая улыбка, тщательно уложенные утром локоны слегка растрепались – нормальный портрет женщины на вечеринке в кругу друзей. Правда, она явно старалась держаться подальше от Лонгботтома, но в этом не было ничего странного – мало ли, как они расстались, вполне может быть, что и не совсем по-хорошему. Лонгботтом своё общество тоже не навязывал, здесь можно быть спокойным. Зато Уизли, радостно улыбаясь, поминутно облапливал подругу медвежьими ручищами. Но ей это, вроде бы неудобств не доставляло. Вот и славно. Будем считать, что на ближайший час я свою функцию надзирателя выполнил.
Из-под светящегося потолка раздался звонкий удар гонга, заставивший столики поспешно разбежаться к стенам, освобождая место для танцев. Филеус поправил белый шёлковый галстук, поднял палочку – оркестр заиграл вступительный вальс, и по залу закружились первые пары. Уизли радостно подхватил Грейнджер и увлёк её в общий круговорот.
Слава Мерлину, мне хотя бы удалось отговорить МакГонагалл от возобновления традиции открытия балов директором. Я неплохо танцую, а Минерва – так вообще великолепно, но выводить её на первый танец после того, как более трёх десятилетий это неизменно делал Альбус… Не хочу. Думаю, и ей было бы тяжело, поэтому и не стала поднимать вопрос.
Обстановка становилась всё более непринуждённой, соответственно возрастанию количества выпитого гостями и хозяевами элитного шампанского. Факультеты перемешались окончательно, Драко изящно обнимал за талию рыжеволосую миссис Поттер, Астория строила глазки Симусу Финнигану, а Полумна Риджбек, в девичестве Лавгуд, прочно обосновалась в могучих объятиях Флинта. Мои студенты успешно внедрились в компании старших, надеюсь, тем хватит ума не спаивать молодёжь.
Под счётчиком баллов, в отгороженной упругим магическим барьером части зала, Молли Уизли и Андромеда Тонкс обустроили сводный детский сад, великодушно предоставив молодым родителям возможность вдоволь повеселиться. Увидев, что я смотрю в их сторону, миссис Тонкс приветливо помахала рукой. Я наклонил голову в молчаливом приветствии. Хорошая женщина, даром, что Блэк. Если бы её внук, одиннадцатилетнее стопроцентное воплощение непутёвого двоюродного дядюшки, пил у нас с Минервой поменьше крови, было бы совсем прекрасно. Типичный Гриффиндор в худшем его варианте – такое впечатление, что все гены скромного и правильного Люпина в Теодоре остались спящими, выпустив на поверхность сплошную мародёрскую пену.
Миссис Уизли подхватила на руки чьего-то рыдающего отпрыска и выпрямилась, ища глазами того, с кем здоровалась Андромеда. Найдя, кивнула и улыбнулась. Молли – моя гордость. За неприятную историю в июле девяносто восьмого, закончившуюся гибелью второго из близнецов, несчастная женщина поплатилась тяжелейшим кататоническим синдромом и полной потерей магии. Магию в Мунго вернули, а вот с психозом не справились – через три месяца безрезультатного лечения Артур не выдержал, забрал жену домой и, конечно же, обратился за помощью к единственному знакомому менталисту. Кому-нибудь другому я отказал бы, а ему не смог, хотя рисковал прилично – лицензии на медицинскую деятельность у меня тогда не было, да и опыта – кот наплакал. И хорошо, что согласился: убил двух зайцев – Артур получил практически здоровую жену, а Гарри, в то время ходивший за мной хвостом, осознал, что ментальные техники отнюдь не ограничиваются топтанием подкованными сапогами по чужим извилинам и всерьёз заинтересовался этой областью магии. Настолько всерьёз, что наконец-то перестал пережёвывать дурацкие мысли о квиддиче, аврорате и собственной бесполезности в послевоенном мире, и поступил в университет. То, что я после каждого сеанса по несколько часов валялся тряпочкой, не в силах даже попросить воды из-за слабости и сокрушительной головной боли, как ни парадоксально, только подстегнуло его намерения. Никогда не пойму гриффиндорцев. Впрочем, технику нейропротекции донора мы с тех пор все же сильно усовершенствовали.
В свою очередь, улыбнувшись Молли, я продолжил осмотр зала. О, в левом углу образовалась небольшая толчея, что там, интересно?
Я слегка привстал, пытаясь разглядеть происходящее. Причиной завихрения оказался не кто иной, как наш господин Министр, неуклонно приближавшийся к танцующим гриффиндорцам. Видно, не только у него «П» по Прорицаниям было заслуженным, я тоже кое-что могу: сверкая бриллиантами мантии и платиной волос – о чарах, скрывающих седину, мы, естественно, умолчим, – мистер Малфой-старший целенаправленно держал курс на мисс Грейнджер. Легко, как флагманский линкор, взрезав плотную группу подвыпивших красно-золотых, он приблизился к цели и изящно склонил породистую голову. Приглашает на вальс, я как в воду глядел. Грейнджер вежливо улыбнулась, протянула Люциусу руку, тот с лёгкостью, выказывающей гигантский опыт в подобных делах, подхватил даму, и пара направилась к центру зала.
Танцевали они, надо сказать, прекрасно. Два танца подряд. А потом я верхним чутьём своим охотничьим уловил что-то неладное. Двигалась пара по-прежнему слаженно, Люциус уверенно вёл Грейнджер, а та прекрасно отыгрывала свою партию, но выглядела напряжённой, хотя отстраниться пока не пыталась. Малфой, склонившись к её уху, безостановочно нашёптывал что-то – надеюсь, свои обычные любезности, иначе… Иначе. Грейнджер стремительно начала бледнеть. Я быстро выбрался из своего угла и ринулся в зал, по дороге сделав знак Филеусу. Пока я пробирался среди танцующих пар, музыка плавно сошла на нет, и сразу же раздались первые аккорды следующей мелодии.
– Люциус, – произнёс я, глядя в глаза Малфою, – позволь мне украсть у тебя даму. Вы не возражаете, мисс Грейнджер?
Грейнджер чуть заметно дёрнула головой, и поспешно шагнула ко мне. Я приобнял её за талию и перехватил взгляд, в котором отражалось такое облегчение, что я возблагодарил Мерлина: что бы между ними не происходило, я появился вовремя. В глазах Люциуса мелькнула досада, но он слишком хорошо владел собой, чтобы не удержать лицо:
– Конечно, друг мой, конечно, – приветливо ответствовал старый лис, – мисс Грейнджер и так подарила мне гораздо больше удовольствия, чем я мог ожидать, теперь, безусловно, твоя очередь.
Сквозь невесомый шёлк платья я ощутил, как на мгновение сократились мышцы хрупкой спины под моей ладонью. Ну, Люциус, если ты посмел обидеть девчонку в моём доме, то… В общем, я предупреждал. "Сволочь ты, Малфой".
Министр, получив ментограммой по мозгам, моргнул, но абсолютно невозмутимо произвёл величавый разворот и с достоинством удалился. Я, не торопясь, тщательно соблюдая расстояние между нами, предписанное этикетом, повёл Грейнджер по натёртому до призрачного сияния паркету. Она безупречно, механически подчинялась предлагаемому ритму движений, уставившись точно в перекрестье орденских лент на моей груди. Что ж, подождём, танец всё равно не закончится раньше, чем я захочу его завершить, Филеус своё дело знает идеально. Минуты через три Грейнджер, наконец, подняла голову, и я понял, почему она столь упорно сверлила взглядом дыру в моей грудной клетке – пыталась не заплакать. Ей это удалось: глаза подозрительно блестели, но наружу не пролилось ни слезинки.
– Спасибо, сэр, – произнесла Грейнджер чуть дрожащим голосом.
– За что? – прикинулся идиотом я.
Девушка слегка поёжилась.
– За то, что пригласили на танец. Это было весьма… своевременно.
– Мисс Грейнджер…
– Гермиона, – перебила она.
Я улыбнулся.
– Гермиона, это я должен благодарить вас за честь…
– Ах, профессор, не нужно, – снова бесцеремонно прервала меня Грейнджер. – Я прекрасно поняла, что вы просто пришли мне на помощь в затруднительный момент.
Мозги она не растеряла точно, а вот вести светскую беседу так и не научилась. В какой глуши её носило все эти годы, спрашивается?
– В таком случае, я думаю, что для вас будет спокойнее провести некоторое время за моим столиком.
Хочешь напрямую, гриффиндорская девочка – всегда пожалуйста. Грейнджер засомневалась на мгновение, но, видимо, решила, что со мной ей действительно будет безопаснее и кивнула:
– С удовольствием, профессор Снейп.
– Северус, тогда уж. Я слышал, как вы по-дружески общались с моими коллегами.
– С удовольствием… Северус, – она запнулась и слегка улыбнулась, словно извиняясь. В отличие от бесцеремонного Поттера, который непринуждённо и естественно перешёл со мной на «ты» через неделю после окончания школы, для Грейнджер идея называть меня по имени явно стала неожиданной. Ну да, одно дело родной декан, а другое… Уж не перестарался ли я с созданием непринуждённой обстановки?
– Если вас это смущает, можете называть меня так, как вам будет удобно, – отыграл я назад. Всё равно, хоть горшком назови, лишь бы чувствовала себя свободно, а то Поттер потом в моей шевелюре плешь проест.
– Нет-нет, что вы, – она улыбнулась уже по-настоящему. – Это… забавно.
Всю жизнь мечтал быть забавным.
2017-11-01
544
