2017-11-01
300
Тёмные стены сходились в точку где-то высоко над головой. Неловко вывернутой в плече правой руки я практически не чувствовал, только тупо ныло запястье. Попытавшись пошевелить левой, я обнаружил, что она плотно прикручена к телу. Внутри черепа, в области затылка, лениво перекатывался чугунный шар. Над ухом раздалось хриплое пыхтение. Чем будут испытывать Метку на этот раз – раскалённым маслом или простым Инсендио? Вроде бы в прошлый раз была концентрированная кислота … Я задержал дыхание, готовясь к волне невыносимой боли – будь я проклят, если доставлю им радость слышать мои крики… Стоп. Почему правая? Я осторожно приподнял ресницы и чуть не заорал в голос уже от облегчения. Кошмар, всего лишь кошмар.
Тени прошлого отлетели, как не бывало: я лежал в собственной кровати, полностью одетый, а на моей правой руке удобно устроился Министр магической Британии собственной всклокоченной персоной. Другая рука была зафиксирована плотно обмотавшейся вокруг тела мантией. Я бесцеремонно выдернул затёкшую конечность из-под спящего Малфоя и скривился – от резкого движения чугунный шар в голове ожил и начал выписывать совершенно немыслимые кренделя. Люциус замычал и перевернулся на живот, уткнувшись носом в подушку. Представив, что именно мне придётся выслушать от возмущённой Нарциссы, я снова зажмурился и искренне пожелал оказаться как можно дальше отсюда – в Австралии, например. При упоминании об Австралии в памяти зашевелились какие-то загадочные ассоциации, но в осмысленные картины так и не оформились. Я вздохнул, кое-как выпутался из складок мантии и медленно пополз с кровати. Потом додумаю. Когда думательный аппарат заработает.
Залив в себя полторы порции антипохмельного и проведя некоторое время под холодным душем, я почувствовал себя почти живым. И с чего это я так напился? Собирался же выгнать Малфоя через камин и лечь спать. Отчётливые воспоминания о вчерашнем вечере заканчивались изгнанием из кабинета безмозглых профурсеток, дальше шли какие-то обрывки. Грейнджер, перепела, зачарованный пергамент, Люциус, пытающийся попасть ботинком в возмущённо трясущего ушами Лимми, снова пергамент и плюющееся зелёными искрами перо, хитрющая, донельзя довольная улыбка Альбуса… Мерлин! Я, кое-как обмотавшись полотенцем и оставляя мокрые следы на пушистом ковре, ринулся в кабинет. Так и есть: на тщательно прибранном эльфом столе лежал скрученный в трубочку пергамент, аккуратно перевязанный серебряной ленточкой, а рядом – изумрудное волшебное перо, используемое обычно для заключения договоров и пари. Застонав сквозь зубы, я сорвал ленточку, развернул свиток и, прочтя первые же строки, бессильно опустился в кресло. Идиот, какой идиот!
За спиной раздался грохот, словно с кровати свалилось что-то тяжёлое, задев по дороге некий предмет мебели, затем последовало невнятное ругательство, завершившееся болезненным шипением и сдавленным воплем:
– Сев’рус! Сев’рус, мантикора тебя задери, ты где?!
– Здесь он, - отозвался портрет Блэка. – Осознаёт.
В спальне закопошились.
– Похоже, антипохмельное мне не светит, – огорчённо констатировал Малфой. – Живым бы уйти.
– Я посоветовал Лимми убрать подальше его палочку, – вмешался Дамблдор. – Думаю, обойдётся парой синяков.
Я зарычал. Директора с дальних портретов перебрались поближе и, оживлённо переговариваясь, приготовились смотреть представление. Диппет и Саламандер принимали ставки на степень тяжести ожидающих Малфоя увечий.
– Что это?! – я потряс свитком.
– Ничего такого, – с видом оскорблённой невинности ответил Люциус. – Всего лишь небольшое магическое пари. И не кричи, пожалуйста, у меня болит голова.
– Да кого интересует пустой котёл, который ты называешь своей головой! – взорвался я. – Что ты натворил, сволочь?!
– Ну, знаешь, – оскорбился Малфой, – за сволочь можно и по физиономии…
– Да я тебя голыми руками… – Я начал подниматься с кресла.
– Оденься сначала, – хладнокровно заявил белобрысый подлец. – Выпьем кофе и поговорим.
Я швырнул проклятый свиток на стол и метнулся в спальню, для разминки по дороге съездив-таки Малфою по носу. Люциус взвыл, на чём свет стоит проклиная «неотёсанных ублюдков из нищих трущоб», портреты радостно загудели, а Диппет, потирая сухие ладошки, начал собирать с коллег выигранные галлеоны. Появившийся из воздуха Лимми вытолкнул пострадавшего в кабинет и захлопнул за собой дверь, запечатав её эльфийским заклинанием. На все мои угрозы негодяй отвечал, что из-за криков досточтимого господина Министра он не может разобрать, что приказывает ему досточтимый господин директор.
Через полчаса я сидел за столом в гостиной, мрачно прихлёбывая кофе из тонкой фарфоровой чашечки. Пока я без палочки взламывал дверь, Малфой благоразумно сбежал через камин.
– В этом нет ничего ужасного, – увещевал меня Альбус, посверкивая своими мерзкими очками. – Право, не стоит так беситься, Северус.
Портреты сочувственно поддакивали.
– Как только вы соблаговолите вернуть мне палочку, – прорычал я, с трудом удерживаясь от того, чтобы к Мордредовой матери не разбить троллев портрет о каминную решётку, – я вызову этого шантажиста на дуэль и убью.
– И отправишься в Азкабан. Северус, неужели поцелуй дементора приятнее поцелуя молодой девушки? – мягко ответил Дамблдор. – Себя не жалко, подумай о ней, о школе, в конце концов.
– Да это просто невозможно, Альбус! – заорал я, запуская чашкой в портрет. Мерзкий интриган с удивительной для его возраста прыткостью переместился в соседнюю раму. – Эта очередная ваша безумная затея…
– Ничего подобного. Ты сам вызвался, - заявил Дамблдор, выглядывая из-за края рамы. – Ты сказал Люциусу, что поцелуешь кого угодно.
– Вот именно! – взвыл я. – Я, а не меня! Я, на крайний случай, могу зажать девчонку в углу, к амплуа подонка мне не привыкать. Если хорошо постараться, то согласие на поцелуй будет. Но за полтора дня добиться, чтобы она сама, в трезвом уме и доброй памяти проявила инициативу, да не в щёчку поцеловала, а, Гадес сожри всех Малфоев, «по-французски»! Вы в это верите?
– Условия магического договора необходимо оговаривать заранее, - строго сказал Альбус. – Ты не ребёнок, и все правила прекрасно знаешь. И я верю, что ты не допустишь, чтобы Люциус получил возможность шантажировать Гермиону Грейнджер её бедой. Могу только посоветовать приступать как можно быстрее.
– Уже приступил, – огрызнулся я, выходя из кабинета. – А Малфоя на дуэль я всё-таки вызову. Официально, по всем правилам. Убивать не буду, но в Мунго отправлю точно.
Альбус только сокрушённо вздохнул.
Завтрак мы с Малфоем благополучно проспали, а обед лезть в горло категорически отказывался. Я старался смотреть исключительно в свою тарелку, иначе взгляд сам собой неминуемо обращался к гриффиндорскому столу. Гордого звания подонка мне, похоже, всё равно не избежать. Потому что Грейнджер, в отличие от вчерашних вертихвосток, с первой попавшейся более-менее привлекательной особью мужского пола целоваться просто так, для развлечения, не станет, да ещё по собственной инициативе – ей обоснование нужно, чувства, мантикора их раздери. А если я вызову у неё чувства ради одного поцелуя, а потом брошу, кем я буду? Правильно, тем самым подонком. А если не брошу… А зачем мне обуза на всю жизнь, тем более, Грейнджер? Хотя можно годик потерпеть, а потом разойтись по-тихому, на Лонгботтома-то она, вроде бы, зла не держит. Терпеть мне не привыкать, благо, не долго. Характер у меня мерзкий, ни одна женщина больше года точно не выдержит. Но это уже отдалённое будущее, об этом потом. Сейчас надо думать, как выполнить свою часть договора, и сроку у меня – месяц, а потом Люциус наведается в своё поместье на Зелёном континенте, повторит своё предложение, Грейнджер отвесит ему пощечину или просто пошлёт по известному адресу и… В некоторых случаях Люциус становится удивительно беспринципен.
Я с досадой отодвинул тарелку с почти нетронутой едой и встал. Гарри радостно помахал мне рукой, приветливо улыбнулась сидевшая рядом с ним Грейнджер. Мерлин… Почему у меня никак не получается жить по-человечески? Я неохотно кивнул всем гриффиндорцам разом и вышел через боковую дверь.
Ноги сами понесли меня в подземелья – всё же здесь я провел большую часть жизни, и здесь мне всегда лучше всего думалось. Зайдя в одно из заброшенных тупиковых ответвлений, я прислонился лбом к прохладному камню. Что делать? Осталось полтора дня, на целый месяц уехать в Австралию я не могу – у меня школа. Если бы можно было всё ей рассказать… Выглядел бы идиотом, но это я способен пережить. Нельзя, проклятый Малфой не оставил ни единой лазейки, за утро я выучил договор наизусть. Я застонал и изо всех сил ударил кулаком по стене, пытаясь физической болью заглушить мерзкое ощущение беспомощности. Распустил нюни, придурок. Есть задача – надо выполнять. Думай, голова, думай!
Я собрался с мыслями. Пункт первый – безусловно, время. За полтора дня ничего путного не склеишь, значит, надо задержать. Как – придумаю позже. Пункт второй… Со вторым сложнее. Насколько я знаю Грейнджер, она состоит из комплексов, помноженных на гипертрофированное чувство собственного достоинства. Обычные тупые комплименты не сработают – девчонка не дура, вон как от Малфоя шарахнулась, а он – мастер вскружить ведьме голову. Однако декольте у неё было на грани фола, значит, хочет мужского интереса, но не умеет себя показать. Дорожит внутренним миром – надо им интересоваться. Мор-р-рдр-ред! Есть, конечно, на свете вещи, которые интересуют меня менее, чем внутренний мир Грейнджер, но их весьма немного. Я тряхнул головой и зарычал.
На плечо опустилась лёгкая рука. Подавив желание резко крутнуться и ударить непрошеного свидетеля моей слабости чем-нибудь особенно неприятным, я медленно повернул голову и удивился:
– Минерва?!
– Я так и знала, что ты уполз в свою нору, - сказала МакГонагалл. – Плохо выглядишь, Северус.
Я развернулся спиной к стене и сполз по ней на пол, запрокинув голову и глядя на Минерву снизу вверх.
– Если бы ты знала, какую глупость я совершил, ты бы меня прокляла на месте.
– Я знаю, – мягко сказала она.
С минуту я смотрел на неё глазами, наверняка круглыми от изумления, пытаясь понять, не послышалось ли. Минерва подобрала юбки и уселась рядом. Я машинально наколдовал ей тёплую подушку – полы в подземельях ледяные.
– Спасибо, – сказала она. – Альбус рассказал мне сегодня утром и очень просил помочь.
– Так бездарно поддаться на провокацию… – горько сказал я. – И ты не будешь считать меня подлецом?
– Подлец в этом деле – Малфой, и с ним я ещё разберусь, – сверкнула глазами Минерва. – Уверена, он не просто так всё это затеял. Ты уже что-нибудь придумал?
– Нет, – признался я. – Времени мало, да и в любом случае, классическое ухаживание в моём исполнении будет выглядеть неестественно. Зелье, драка, расследование, магические ритуалы – что угодно, но конфеты-букеты…
– Это да, – согласилась МакГонагалл. – И девушка не совсем та, которую они могли бы заинтересовать. Себе подушку сделай, почки застудишь.
– Я привык. Может быть, ты ей расскажешь, если уж Альбус смог тебе?
– Не получится. Рассказывать можно кому угодно, лишь бы не дошло до Гермионы, иначе Люциус будет считаться победителем.
– Жаль.
– Да. В курсе только я и портреты, но они не проронят ни звука, Альбус гарантировал.
Мы немного помолчали.
– Как твои исследования Ликантропного? – спросила она. – Слышала, оборотни отправили письмо в Министерство с просьбой выдать тебе ещё один орден.
– Не выйдет. Позавчера Джонсон отправил двух первокурсников чистить котлы не в класс, а в лабораторию, и бестолочи слили основу образца 12А-m, – бездумно ответил я. – Хорошо, не взорвались. Спасибо, что напомнила, совсем из головы вылетело вправить Алексу мозги. Это же надо додуматься – малышню пускать в лабораторию…
– Правильно! – воскликнула Минерва, потрясая сухим кулачком. – Тебя нужно взорвать! В классе.
Я представил себе окровавленные ошмётки моей плоти, разлетающиеся по стенам кабинета зельеварения, и содрогнулся. Надеюсь, она пошутила.
– Может, я лучше сам отравлюсь? По крайней мере, безболезненно, – предложил я на всякий случай.
– Ты ничего не понимаешь в женщинах! Совсем безболезненно не получится. Вставай, помоги встать мне, и идём к тебе в кабинет, - скомандовала МакГонагалл.
Я невольно поёжился. Кажется, шутками здесь и не пахло.
Глава 10. План захвата Парижа
План Минервы был сложным, вдохновенным, местами почти безумным и абсолютно для меня непонятным. Я всегда полагал, что женщинам нравятся мужчины обеспеченные, сильные и успешные. Прилагательные можно было менять местами в зависимости от исследуемого женского психотипа, но основной набор неизбежно оставался прежним. Минерва же предлагала нечто совершенно обратное и была совершенно непоколебимо уверена в успехе.
– Самый короткий путь к сердцу женщины лежит через жалость к человеку, принесшему себя в жертву, пострадавшему из-за неё или несправедливо угнетаемому, лучше бы тоже по причинам, связанным с ней, но не обязательно. Ты же помнишь, как девочка защищала домовых эльфов, Северус!
Нечего сказать, лестное сравнение. Однако, как ни странно, Дамблдор, Блэк, Диппет и, посвящённая в великую тайну в связи с необходимостью участия в игре колдомедика, Поппи Помфри активно поддерживали идею Минервы. В ловких руках этой компании я чувствовал себя не солидным сорокавосьмилетним директором одной из крупнейших волшебных школ в мире, а сбитым с толку третьекурсником. В конце концов, предприняв несколько безуспешных попыток вразумить портреты и своих коллег, я махнул рукой на здравый смысл и отдался на волю судьбы. Всё равно другого плана у меня не было, ни хорошего, ни плохого.
– Нам необходимо устроить несчастный случай, – вдохновенно вещала МакГонагалл. – Причём таким образом, чтобы мисс Грейнджер ощущала себя хотя бы отчасти виновной в создавшейся ситуации. Думаю, логичнее всего будет выглядеть взрыв котла. Северус, ради правдоподобия тебе, вероятно, всё же придётся получить несколько ранений, разумеется, не опасных для жизни и здоровья. Извини, но без этого не обойтись. – Она смущённо посмотрела в мою сторону.
– Переживу, – буркнул я.
– Естественно, Поппи немедленно окажет всю необходимую помощь.
Помфри яростно закивала.
– А вот организацию правдоподобного взрыва ты должен взять на себя, – продолжила Минерва.
– Я понял.
Ещё бы я доверил кому-нибудь организацию террористического акта с собственной драгоценной персоной в роли главной жертвы! Несмотря ни на что, умирать в ближайшее время я не был готов. Даже ради прекрасных глаз Грейнджер, пикси ей под одеяло.
– В таком случае, леди и джентльмены, я, пожалуй, удалюсь в лабораторию.
– Постой, – обратился ко мне Альбус. – А как мы обеспечим участие Гермионы?
Я скривился.
– Элементарно. Завтра за завтраком предложу выпускникам принять участие в открытых уроках у старших курсов, думаю, они клюнут, мисс Грейнджер-то уж точно. На Зельях попрошу её устроить для ребят мастер-класс по изготовлению какого-нибудь состава средней сложности, рецептуру которого она гарантированно помнит. Если нет – подскажу. А уж в моей компетенции, надеюсь, никто не сомневается. Её котел взорвётся в нужное время и с нужным эффектом. Далее ваша работа, поскольку я, скорее всего, некоторое время буду недееспособен.
– Только не перестарайся, Северус, – с тревогой в голосе сказала Минерва. – Я тебя знаю.
– Не волнуйтесь, – усмехнулся я. – Осторожность в моих интересах.
Весь вечер я провёл в лаборатории, в очередной раз бесцеремонно изгнав оттуда обескураженного Алекса. Задача оказалась сложнее, чем виделось изначально. Незаметно подбросить что-то в котёл на глазах у целого класса практически невозможно, даже используя невербальную магию. Подменить ингредиенты тоже вряд ли удастся – Грейнджер, конечно, не профессиональный зельевар, но уровень у неё достаточно высокий, чтобы распознать обман. Чары, наложенные на котёл или ингредиенты, могут сделать взрыв неуправляемым, а рисковать безопасностью детей недопустимо.
После двух часов бесплодных размышлений я остановился перед старинным зеркалом в изящной раме тёмного дуба, задумчиво глядя на своё недовольное отражение. Сердечного друга у Грейнджер не имеется, это понятно, с родителями, кажется, тоже не сложилось. Таких, невостребованных в плане близких отношений, девушек обычно тянет на романтику. Я окинул отражение оценивающим взглядом: похож я на романтического героя? Похож. Высокий, стройный, в чёрном, и весь из себя одинокий и непонятый обществом. Поттер бы обхохотался. Красотой и не пахнет, но признаки интеллекта на лице – для Грейнджер, безусловно, жирный плюс. Тьфу, лимонные дольки в карамельных соплях!
Романтика… Спасти её от дракона? Нет, драконов в школе однозначно не будет, пока я здесь директор. Василиск уже своё отработал для пары Поттер-Уизли. Похоже, Минерва права – придётся давить на жалость. Мерлин, во что я ввязался?!
Я вздохнул.
Отражение скривилось в моих лучших традициях и спросило:
– Влюбился или собираешься выставить свою кандидатуру на рабовладельческий рынок?
– Нечто среднее, – поморщился я.
– Пока ты ещё здесь, скажи Алексу, чтобы меня на реставрацию отправил, а? – робко попросило зеркало, ободрённое отсутствием привычной отповеди сквозь зубы. – Амальгама по краям облупилась, стыдно.
Я замер. Амальгама! Вот оно.
– Сам отправлю. Завтра же, – пообещал я зеркалу, чуть ли не бегом уносясь в рабочую зону.
Через два часа на столе рядком стояли десять котлов с нанесённым на внутреннюю поверхность слоем серебряной амальгамы различной толщины. Причём даже самый толстый из слоёв невооружённым глазом виден не был. Классическое зелье Сна без сновидений при добавлении на пятом этапе корешков желтолистника воркующего даст замечательный фейерверк, зрелищный и мощный. А если с одной стороны сделать кумулятивную выемку, энергия взрыва будет направлена в строго определённую точку, и моя задача ограничится тем, чтобы вовремя в этой точке оказаться. Гениально! Остаток вечера ушёл на определение оптимальной толщины слоя – меня совершенно не прельщала перспектива быть пришпиленным к стене обломками котла. К полуночи идеальная посудина была готова – скромный трёхлитровый оловянный котёл – таких на Диагон аллее десятки. Я подобрал ингредиенты для завтрашнего урока и пошёл докладывать о своих успехах мозговому центру авантюры – Минерве МакГонагалл.
Утром всё прошло как по маслу. Воодушевлённые моей идеей выпускники разделились на группы и разошлись по урокам. Грейнджер хотела было улизнуть на трансфигурацию, но Минерва ловко завернула её в подземелья. Дождавшись колокола, сигнализирующего о начале занятия, я опрокинул в рот склянку обезболивающего, выдохнул и классической стремительной походкой ворвался в класс. Операция началась.
Спустя сорок минут седьмой курс заворожённо смотрел на уверенные движения Грейнджер, идеальными ломтиками нарезающей ингредиенты и периодически помешивающей содержимое оловянного котла. Медленно прогуливаясь по классу, я краем глаза следил за процессом. Работала она прекрасно, ничего не скажешь. Четвёртая стадия. Я на всякий случай прикрыл зрителей невербальным щитом, подошёл ближе и склонился над котлом, вынуждая Грейнджер слегка посторониться, уйти с линии огня. Её заклинанием прикрывать нельзя, заметит. Пятая. Грейнджер, аккуратно наклонив над котлом разделочную доску, лезвием ножа скинула в парящее варево семь корешков желтолистника и снова отступила в сторону. Три, два, один… Я – гений!
Очнулся я, как и предполагалось, в Больничном крыле. Рядом с моей кроватью на шатком стульчике скукожилась зарёванная Грейнджер, по уши уткнувшаяся в гигантских размеров носовой платок. Не иначе, Хагрид подарил. Я быстро, по давно отработанной схеме, произвёл оценку полученных повреждений. Бинтов было столько, словно меня пожевал и выплюнул тот самый дракон. А на самом деле что? Пара ожогов на правой руке, какая-то мелочь на груди и боку, наверное, осколками посекло. Голова кружилась – возможно, приложился обо что-то, когда падал, надо было стол подальше от шкафов поставить. Попытался глубоко вдохнуть и сморщился – точно приложился, два ребра, как минимум, опять Костерост глотать, дрянь несусветную. У кровати возникла Поппи – наверняка сработали сигнальные чары, – и наградила меня яростным взглядом. Ах да, я же умираю. Я поспешно захлопнул глаза и, поразмыслив, тихо застонал.
– Приходит в себя, – произнесла Поппи с выражением, достойным древнегреческого трагика.
– Слава Мерлину! – встрепенулась Грейнджер.
Я медленно поднял веки и одарил её расфокусированным, мутным взглядом.
– Профессор Снейп! Северус! – Грейнджер цапнула меня за руку. Правую. – Вы живы?
Идиотский вопрос. Я совершенно искренне скривился от боли и прошептал срывающимся голосом:
– Меня… не так легко убить… Гермиона…
Грейнджер снова разрыдалась. Поппи из-за её спины по-детски показала мне большой палец. Я надел на лицо самую непроницаемую из своих масок и от греха подальше снова «впал в беспамятство» – не хватало только рассмеяться и испортить всю игру.
Долго валяться в обмороке мне не дали: у дверей послышалась возня и возмущённые восклицания Поппи, то и дело прерываемые решительным поттеровским речитативом. Гарри подлетел к кровати и, не дождавшись, пока Поппи левитирует стул, грохнулся на колени прямо на пол.
– Северус, Северус, что с тобой? – тревожно забормотал он. Я напрягся – Поттер как-никак колдомедик, хоть и менталист, а не травматолог.
– Я взорвала Сон-без-сновидений, - всхлипнула успокоившаяся было Грейнджер. – Он класс прикрыл, меня оттолкнул, а сам…
Поппи что-то бормотала в камин, видимо, срочно вызывала Минерву. План летел к гоблинам: о возможности непредвиденного осложнения в виде вмешательства Гарри мы все забыли напрочь. Я быстро открыл глаза и тихо ответил:
– Ничего страшного, Гарри, не волнуйся.
– У тебя всегда ничего страшного! – почти прокричал Поттер. – Тебе голову откусят, тоже будет «ничего страшного, Гарри»! – И жалобно добавил: – Может, всё-таки в Мунго? Я организую люкс, я сам буду…
На моё счастье, тут подоспела слегка растрёпанная Минерва и, обняв безутешного Поттера за плечи, заставила его подняться с пола и тихо увела в уголок, подальше от моего бренного тела. Я, по возможности незаметно, проводил странную парочку взглядом. Конечно, Гарри хорошо ко мне относится, можно даже сказать, любит, но рыдать надо мной, как над свежей могилой Годрика – это слишком. Не первый взрыв и не последний, в конце концов. Наши юные таланты умудряются чуть ли не каждую неделю устраивать преподавателям неприятные сюрпризы. И каждый из нас, естественно, старается принять основной удар на себя, если уж не удалось его предотвратить – не детей же калечить, а мы – привычные. Поттер же, при всём своём шутовстве, – вполне здравомыслящий и серьёзный человек и не должен бы устраивать трагедию на ровном месте. Опять пил? Нет, я бы учуял. Неужели пристрастился в Мунго к какой-нибудь дряни? Мерлиновы подштанники, только этого не хватало. Я спохватился, что, задумавшись о Гарри, давно не уделял внимания своей роли.
– Мисс… Гермиона, выпейте же, наконец, успокоительного, – сказал я, стараясь сделать голос жалостливо слабым. – Вы меня утопите. В слезах.
Грейнджер смущённо засопела, слезла со стула и, даже забыв спросить разрешения у Поппи, закопалась в шкаф с медикаментами. Выпив лошадиную дозу сиропчика от нервов, она некоторое время пыталась продолжать своё бдение у койки тяжелобольного, но потом сдалась и свернулась калачиком на соседней кровати. Я вздохнул с облегчением, точнее, попытался вздохнуть, ибо к этому времени добрая Поппи уже выпоила мне пол-бутылки свежего Костероста, что к активным движениям грудной клетки отнюдь не располагало. А потом я тоже уснул.
Глава 11. Укрощение Поппи и коварные планы
Вечером Поппи ценой невероятных усилий удалось-таки уговорить Грейнджер покинуть Больничное крыло и отдохнуть у себя в комнате. Неугомонная гриффиндорка собралась было неотлучно дежурить в палате всю ночь – а вдруг моё состояние ухудшится. Интересно, что она, не будучи колдомедиком, собиралась предпринять в этом случае? Бегать, кричать и рвать на себе волосы? Надо сказать, такой энтузиазм играл нам на руку, но лично мне грозил доставить определённые неудобства. Избавившись от надзора Грейнджер, я немедленно встал с кровати и, с наслаждением потянувшись, одним движением палочки отправил в небытие надоевшие повязки. Поппи ещё вчера показала мне заклинание, с помощью которого я мог избавляться от бинтов и, при необходимости, мгновенно возвращать их на место. Мелкие ранки уже затянулись, завтра от них не останется и следа, зато поверх исчезающих порезов и ссадин была наложена весьма качественная иллюзия.
– Поппи, – позвал я. – Ты не перестаралась?
Даже мне самому становилось несколько не по себе при взгляде на неровные, вспухшие рубцы, пересекавшие мою грудь в различных направлениях, и порезы, покрытые запёкшимися корками и в некоторых местах сочащиеся сукровицей, а уж если их увидит Грейнджер…
– В самый раз, – бодро ответила Поппи, выходя из перевязочной с лотком, полным неприятного вида инструментов. – Чем хуже, тем лучше. Думаю, наша девочка и не такое видала.
Проведя пальцем по особенно устрашающему фрагменту – Мерлиновы подштанники, неровные края разодранной кожи даже на ощупь были вполне реальными! – я впечатлился ещё больше и с нескрываемым уважением посмотрел на Поппи. Та подмигнула:
– А ты думал, только вы с Минервой великие маги?
Я покачал головой.
– С такими повреждениями я и ходить-то не должен. Только сидеть, и то с трудом. И дышать через раз.
– А куда тебе ходить? – отозвалась медсестра, раскладывая свои железки на моей тумбочке в одной ей понятном порядке. – Мы же вчера всё обговорили. Будешь лежать в постели, диетически питаться и строить из себя мученика. Именно диетически, – повторила она в ответ на мою гримасу. – Отъедаться будешь без свидетелей.
– Что значит, куда ходить? – возмутился я. – Да хотя бы в туалет. Заклинаниями я пользоваться не буду, даже не проси.
– Какие вы, мужчины, капризные, – закатила глаза Поппи. – Неужели так трудно потерпеть несколько дней?
– Капризные?! – Я начал всерьёз выходить из себя. – Я дал согласие на участие в этом фарсе. Я, нормальный взрослый человек, вместо того, чтобы заниматься делами, с вашей подачи изображаю из себя невесть что ради спокойствия молодой дуры, которая не в состоянии держать при себе свои интимные секреты. И ты ещё смеешь предъявлять какие-то претензии?!
Я шагнул вперёд, заставив Поппи попятиться и прижаться спиной к шкафчику с зельями, и наклонился так близко к её лицу, что кожей почувствовал ветерок, производимый частыми взмахами ресниц обескураженной медсестры.
– Запомни, Поппи, – прошипел я.– и передай Минерве: я – не игрушка для вашей кучки авантюристов и не собираюсь ей становиться. Дело до конца я доведу, но постарайтесь не переходить границ, иначе я позволю Малфою вывесить объявление о личной жизни Грейнджер на башнях замка. А со своей совестью разберусь как-нибудь, ей не впервой.
Повернувшись к медсестре спиной, я продолжил рассматривать своё изуродованное отражение в большом зеркале. Поппи издала неясный звук и молниеносно исчезла в личных покоях. Советоваться пошла. Ну-ну. На щелчок пальцев отозвался не Лимми, а местный эльф, имени которого я не помнил. Ну и ладно.
– Ужин, – приказал я. Эльф поклонился, и через секунду рядом с кроватью появился сервированный стол. Я нашарил под подушкой волшебную палочку и, заблокировав двери и камин, приступил к утолению голода.
Ночью, когда я развлекался чтением очередного номера «Вестника зельевара» – днём выспался, а заняться было категорически нечем, – ко мне в голову пришла удачная мысль: использовать для имитации слабости лёгкий миорелаксант. Не откладывая дело в долгий ящик, я тайком от Поппи через камин спустился в лабораторию и к утру наварил целый котёл бирюзовой жижицы. Сам не выпью, так в Мунго отдам – эта штука прекрасно снимает последствия Круциатуса и судорожных припадков различного происхождения.
За завтраком, сопровождаемым сострадательным взглядом Грейнджер, я совершенно естественно выронил ложку из дрожащих пальцев. Поппи, стоявшая рядом, подняла прибор и, выпрямляясь, шепнула:
– Северус, в тебе умирает великий актёр!
Я только измученно прикрыл глаза.
День прошёл спокойно. Грейнджер трепетала надо мной, как орлица над орлёнком, я старался не слишком раздражаться из-за её мельтешения и как можно чаще притворяться спящим. Пережил даже кормление с ложечки жидкой овсянкой, не менее жидким пюре и довольно вкусным куриным бульоном – переборщил с зельем, руки не слушались совсем. Поттера, видимо, посвятили в План, поскольку истерик он больше не закатывал, только исправно таскал в палату шоколадных лягушек, которых я не менее исправно передаривал своей мило розовеющей от смущения сиделке.
Утром третьего дня Минерва принесла весть о том, что Грейнджер, руководствуясь искусно подогреваемым Поппи чувством вины, связалась со своим руководителем и взяла отпуск на месяц, намереваясь остаться в Великобритании до тех пор, пока моё здоровье не перестанет вызывать опасений. Пункт первый был выполнен. Выждав для приличия час, я устроил Поппи показательное выступление на тему «Я вполне способен обойтись своими силами и немедленно отправляюсь к себе». Учитывая дрожащие руки и возникающую от чрезмерно экспансивного ведения беседы одышку, выступление выглядело жалко. Грейнджер явно впечатлилась.
К обеду я таки переехал из Больничного крыла в свои комнаты, с демонстративным недовольством приняв условие, что при мне неотлучно будет кто-нибудь находиться. В личности «кого-нибудь» сомнений, ясное дело, не возникало. Действие вступило во вторую фазу, теперь – приручать и приучать. Приучать к моему телу, к постоянному присутствию рядом, к звуку дыхания, к тому, что моим голосом можно, оказывается, не только рявкать: «Двадцать баллов с Гриффиндора!», но и шептать на ушко, смешить и успокаивать. Слава Мерлину, она не девственница, но отрицательный опыт общения с мужчинами явно имеется, так что действовать придётся очень осторожно. И сожри меня мантикора, если я не предвкушал удовольствие от предстоящего движения по лезвию бритвы, совсем как в старые недобрые времена.
Я лежал в кровати, наконец-то в своей собственной, с успокаивающе-зелёным балдахином и, прикрыв глаза, прислушивался к возне, доносящейся из гостиной, которая на этот месяц должна была стать комнатой Грейнджер. Гермиона и мой эльф Лимми второй час трансфигурировали мебель. Страшно подумать, во что они превратили мои апартаменты. Невыносимо хотелось встать и разогнать творческую парочку к гоблиновой матери. Утешало одно: повредить несущие конструкции замка им вряд ли удастся: Хогвартс пережил многое, переживёт и боевой тандем гриффиндорской заучки и домового эльфа. Я сосредоточился и принялся очищать сознание.
– Северус! – испуганный вопль Грейнджер эхом отразился от высоких сводов и зазвенел в ушах. От неожиданности я подпрыгнул на фут и вскочил с кровати. На ногах я, правда, удержался не более трёх секунд, плавно и абсолютно беспомощно заваливаясь на бок, Гадес побери проклятый релаксант. Я рефлекторно вцепился в подскочившую Гермиону и, решив использовать подвернувшийся момент в личных целях, неловко плюхнулся обратно на постель, в движении сдвинул колени, одновременно чуть разворачивая девчонку за локоть и теперь уже намеренно приближая её к себе. Этакое па из бальных танцев. В результате произведённой эволюции Грейнджер оказалась сидящей у меня на коленях в весьма двусмысленной позе. Она ойкнула и упёрлась ладонями в мою грудь, но тут же отдёрнула руки и прижала их к покрасневшим щекам.
– Ой, вам же больно! Простите! – и замерла, как испуганный клобкопух, под моей правой ладонью бешено колотилось её сердце. Я, изобразив неловкость, поспешно выпустил её. Насколько я понял из пьяных излияний Гарри, в последние два года Грейнджер поставила крест на личной жизни, придумав себе обычную дурацкую байку о своей женской непривлекательности и несостоятельности. Но физиологию не обманешь – её тело подсознательно среагирует и запомнит тёплую тяжесть мужских рук на плечах и твёрдость коленей, ощущаемую нежной кожей внутренней поверхности бёдер через тонкие флисовые брючки. И это будут мои руки и мои колени. Это важно.
– Это вы меня простите, Гермиона. И спасибо за своевременную поддержку.
Отчаянно заливаясь краской, Гермиона неловко сползла на пол и одёрнула одежду.
– И-извините… Мне показалось, что вам стало плохо…
Я медленно опустился на подушки и похлопал рукой по кровати рядом с собой.
– Присядьте и расскажите, что именно вам показалось.
Она осторожно пристроилась на самом краешке и, сложив руки, как примерная школьница, ответила:
– Я заглянула в комнату, подумала, может быть, вам что-то нужно, а вы лежали с закрытыми глазами, и лицо у вас было такое, – Грейнджер на мгновение запнулась, подбирая слово. – Никакое, в общем. Как у мёртвого. Я испугалась…
– Ваш крик мог поднять и покойника, – прокомментировал я. – Но на будущее знайте – именно так выглядит ментальный маг, работающий со своим сознанием. Если бы вы дали себе труд подумать, вы вспомнили бы, что в ваши школьные годы вы неоднократно наблюдали у меня подобное выражение лица во время общих трапез в зале. И не говорите, что не видели – я-то прекрасно помню, как вы и ваши бестолковые друзья показывали на меня пальцами. – Она смутилась. – В настоящее время ваш друг Гарри, кстати, тоже регулярно пользуется подобными техниками. Так что в следующий раз, прежде чем поднимать на ноги весь Хогвартс, хотя бы попытайтесь проверить у предполагаемого мертвеца пульс. Вы поняли?
Гермиона скованно кивнула.
Раздался хлопок и посреди комнаты материализовался Лимми, левитировавший перед собой стол. Хитрый домовик сообразил накрыть на двоих.
– Мадам Помфри сказать, господин директор обедать! – с апломбом заявил эльф.
– Обедать, так обедать, – согласился я. – Составите компанию, Гермиона?
– Спасибо, с удовольствием, – ответила уже почти оправившаяся от смущения Грейнджер.
Совместные трапезы сближают, это общеизвестно. Конечно, я пока не мог полноценно ухаживать за дамой, поскольку принимал пищу в постели, а она сидела за столом, но поддерживать приятную беседу было вполне в моих силах. Постепенно Гермиона расслабилась и даже рассказала о конфликте с тем самым Файерманом, который был ее научным руководителем. Профессор, оказывается, опубликовал под своим именем несколько написанных ей статей, даже не указав её фамилию как соавтора, и негласно тормозил защиту её диссертации. Причину Гермиона не озвучила, но из некоторых оговорок я сделал вывод, что всё прозаично: престарелый сладострастник ставил условием более близкие отношения с симпатичной аспиранткой.
– Поскольку тематика вашей работы, Гермиона, находится на стыке трёх дисциплин: Трансфигурации, Чар и Зельеварения, думаю, мы сможем представить её на январском заседании Международной Ассоциации Зельеваров, - сказал я, выслушав её печальную историю. – Возможно, кто-нибудь из членов Президиума пожелает принять вас в качестве аспирантки для завершения и защиты диссертации.
Гермиона покачала головой.
– Я посылала запрос в их секретариат в прошлом году, его отклонили. Несоответствие темы.
– При желании всё поддаётся корректировке, Гермиона. И темы, и секретариат, и Президиум, - улыбнулся я. Её имя я вставлял почти в каждую произнесённую мной фразу, чуть заметно прокатывая на языке букву «р» – пусть привыкает к особенному звучанию в моём исполнении.
Она посмотрела на меня с благодарностью.
– Спасибо, Северус. Мне неудобно занимать ваше время своими проблемами…
– Пустяки, – перебил я. – Таланты нужно поддерживать.
Она смутилась, но всё-таки не удержалась от шпильки:
– А раньше вы считали, что я способна только тупо запоминать всю информацию, что попадается под руку, не делая никаких выводов.
– Я ошибался, Гермиона, – веско сказал я. – Поверьте, я давно вращаюсь в научной среде и знаю, о чём говорю.
Обед закончился на дружеской ноте, что на данный момент меня вполне устраивало.
