Женская нераспашная одежда

Основным видом плечевой одежды являлось платье длиной до щиколоток (в случае если под ним носилось второе, более длинное: рис. 36, 14) или до пят (рис. 36, 12). Рукава его длинные, обычно очень широкие и, вероятно, длиннее руки (они собирались у запястий обшлагами: рис. 36, 14–16); у маленькой девочки известны рукава, резко расширяющиеся книзу (рис. 36, 19). Чаще всего платье носилось свободно, без пояса.

Ворот обычно горизонтальный и довольно узкий, окаймленный широкой декоративной полосой (рис. 36, 14, 17), реже — с небольшим треугольным вырезом (рис. 36, 16–17). Платье богини, сидящей у алтаря, на бляшке из Чертомлыка (№ 101) имеет ворот с треугольным вырезом, складчатыми (собранными у запястий) рукавами и, видимо, вертикальную полосу декора (рис. 36, 16); на серьгах из Большой Знаменки при том же треугольном вырезе ворота видим более узкие рукава без обшлагов (они шились из особой сетчатой ткани) (рис. 36, 17).

Рукава платья в кургане 4/2 группы Страшной Могилы, судя по чертежу и описанию (Тереножкин и др. 1973, с. 144; рис. 27) (рис. 42), состояли из четырех рядов нашивных украшений, в каждом случае — оригинальной формы и материала (золото, электр, серебро, стекло). Порядок обшивок лучше сохранился на правой руке, где видно, что рукава были весьма длинными (до середины пальцев), шириной около 10 см. Эти четыре линии обшивки, вероятно, схематично переданы на рукавах некоторых типов бляшек «богиня на троне и юноша» (рис. 36, 14). Чаще, однако, мы встречаем обшивку края рукавов в один ряд. Так, в кургане 3/2 у Старинской птицефабрики его образовывали 38 простых полусферических бляшек.

⁴⁸ Уверенность исследователя этой могилы Б.Н. Мозолевского в том, что ребенок был именно мальчиком, не может быть разделена нами в том числе из-за наличия плечевой одежды несвойственного мужским комплексам облика и пары сережек.

Хорошо сохранились обшивки платья маленькой девочки (1–2 лет) из Толстой Могилы⁴⁸. Оно достаточно надежно реконструируется по чертежам и полевым описаниям (ср.: Мозолевський 1979, с. 209; рис. 90–91). Ряды круглых бляшек обшивали плечевой шов по всей длине, внутренний шов рукава и его нижний край (ширина рукавов очень велика для ребенка — около 15 см). Ряд круглых же бляшек шел поперек груди, напоминая границу высокой кокетки (?) у сармато-аланских платьев I–II вв. н.э. (см. главу 2.2). Ворот был очень широким и обшивался 22 крупными прямоугольными бляшками и большим количеством мелких полусферических (последние нашивались также и по краю рукавов). Интересно, что подол платья совершенно не украшен.

В Вишневой Могиле у девочки из бедной семьи платье из тонкого полотна сохранилось главным образом в верхней части (рис. 36, 21). Шов, идущий вдоль рукавов, закрывался декоративной трехрядной полосой из оранжевого атласа в центре и алого полотна по краям шириной 4 см. Рукава в трех местах были перетянуты ремешками с нанизанными на них бусами. Присборенный ворот стягивался ремешком из плетеных нитей (Прилипко, Болтрик 1991, с. 27–28; рис. 5, 5–7).

У воительницы из могилы 10 Беглицкого некрополя (Каменецкий 1959, с. 23) (рис. 36, 20) видим необычный глубокий боковой разрез подола слева (обшитый, как и нижний край, бусами).

Плащи

Мужские плащи в ряде случаев сшивались из скальпов убитых врагов (Her. Hist. IV. 64). К сожалению, представить, как они выглядели, мы не можем (во многих случаях они, видимо, не относились к парадной одежде, и, как и у персов, изображать их было не принято; ср. ниже противоположную ситуацию у пазырыкцев, когда их изображали, но в могилу с умершим никогда не помещали).

Следы женских плащей документируются редко. Например, при отсутствии ожерелья у воительницы из могилы 10 Беглицкого некрополя на левом плече лежала крупная кубическая узорчатая бусина (Каменецкий 1959, с. 23). Вероятно, у девочки из рядовой семьи в Вишневой Могиле остатками длинного плаща можно считать слой толстой ворсистой ткани, помещенной между полотняной подстилкой дна гроба и слоями тканей плечевой одежды; плащ крепился у шеи бронзовой фибулой (он был принят исследователями за обычную подстилку: Прилипко, Болтрик 1991, с. 26, 30).). В Большом Рыжановском кургане в Лесостепи он крепился булавкой, как это характерно для соседних со скифами племен (Клочко 2007, с. 30, рис. 3). Одним из вариантов таких женских плащей можно считать мантию богини на изваянии № 1 из святилища в Преградной, которая доходила до пят и крепилась шнуровкой в верхней части груди (Ольховский, Евдокимов 1994, № 123; ил. 74) (рис. 36, 13б).

Наплечные украшения

⁴⁹ Мнение Б.В. Фармаковского, часто некритически цитируемое, о том, что такой предмет якобы изображен у возницы Дария III на мозаике из Помпей (т.е. использовался персами) (Farmakovskij 1914, S. 273), к сожалению, результат недоразумения.

⁵⁰ Эти украшения известны и в комплексах аристократии Лесостепи (Частые курганы, Мастюгино); иногда пронизки сделаны из серебра (Александрополь, Частые курганы).

Характерным украшением обоих полов было своеобразное (известное только в Скифии)⁴⁹ ажурное оплечье — так называемая «сеточка», «сетчатый убор», — состоявшее из большого числа золотых цилиндрических трубочек-пронизок и амфоровидных подвесок⁵⁰ (рис. 35 и 42а). В первой половине IV в. до н.э. эти украшения использовались лишь мужчинами, но позже известны и у женщин (Чертомлык) (Алексеев, Мурзин, Ролле 1991, с. 112). В Солохе до 1000 пронизок и до 70 подвесок составляли, по описаниям Н.И. Весловского и И.Е. Забелина, три яруса треугольников из трех пронизок каждый, причем каждый треугольник отделялся (видимо, только по нижнему ярусу) амфоровидной подвеской; трубочки чередовались в низках c синими стеклянными бусинами (Манцевич 1987, с. 62, № 38) (см. также реконструкцию в Бердянском кургане: Kločko 1991, Аbb. 4b). В северо-восточной камере Чертомлыка на зеркале (Алексеев, Мурзин, Ролле 1991, № 114; фото на с. 197) отпечаталась «сеточка» иной конструкции (№ 118): ее звенья представляли собой ромбики из четырех пронизок (всего около 450), на углах которых, видимо, размещались синие стеклянные бусины (около 120), а по нижнему краю, как в Солохе, — зерновидные подвески (около 30). Количество украшений каждого типа здесь примерно в два раза меньше, чем в первом комплексе. Высказывалось предположение, что такое украшение появилось у скифов «под влиянием античной эстетики» (Клочко 1992а, с. 16); в оформлении этого украшения действительно сказывается влияние греко-персидского стиля. Однако изобретателями «сеточки» были явно не греки и не персы (у тех и других она отсутствует, но известна уже в раннем Египте, см.: Сокровища 2003, с. 389). Возможно, все украшения были нашиты на круглую пелерину.

Головные уборы

Л.С. Клочко делит скифские женские головные уборы на три основные группы:

1шапки,

2покрывала и

3повязки-диадемы (Клочко 1992а, с. 4).

Такая классификация выглядит не вполне удачной. Во-первых, покрывала у степных скифов не были самостоятельным убором, а пришивались к уборам разных типов (там же, с. 10). Во-вторых, термин «шапки» на деле включает у нее головные уборы, очень различные по облику (цилиндрические, конусовидные и др.). В-третьих, кажется более удачным относить диадемы не к головным уборам, покрывающим голову, а к начельным украшениям.

Т.В. Мирошина выделяет среди мужских уборов башлыки так называемого «куль-обского типа», башлыки на изображениях царей Скилура и Палака совсем другой эпохи — второй половины II в. до н.э. (Мирошина 1977, с. 79) (они не имеют, видимо, никакого отношения к Геродотовым сколотам: см. главу 2.2); высокие цилиндрические уборы с плоским верхом и широким назатыльником она не вполне удачно именует вслед за П.К. Степановым персидским словом tyara (см. выше в разделе 1 о том, что в источниках так достоверно именуются остроконечные уборы) (Мирошина 1981, с. 55–58). Исследовательница пытается основывать все реконструкции на известном сегодня небольшом круге греко-скифских или даже персидских изображений, но такое ограничение не кажется мне оправданным, как и привлечение для этого материалов по далеким персам или по неираноязычным «варварам» Северо-Западного Кавказа (синдам) (ср.: Мирошина 1977, с. 79, 84, 91).

Часть исследователей полагает, что набор божеств, помещенных на золотых пластинах головных уборов замужних дам, был связан с идеей плодородия (см., например: Клочко2006а). Однако нам ближе позиция тех ученых, которые состав этих изображений (одиночная голова, возможно, ассоциировавшаяся с отрубленной; танцующие «менады» с отрубленными же головами в руках; мотив приобщения священным напитком напитком из ритона; многофигурная композиция на диадеме из Сахновки) связывают с мотивом смерти-возрождения и с погребальным ритуалом (Шауб 2010, с. 12; Вертиенко 2010б; 2010в).

Наше описание удобнее начать с более детально документированных женских уборов.