Отсутствие и обретение удовольствия: «женщина-мать» и «влюбленная женщина» как объекты сексуального действия

Описание сексуальной жизни как тотального отсутствия удо­вольствия достаточно часто встречается в биографиях женщин старшей возрастной группы:

«Сексуальная сторона жизни у меня была неполноценная, но я в конце концов притерпелась» (64 года). «Вся моя беда заключается в том, что с Л. (мужем) я ни разу оргазм не испытала... Высказать ему мою заинтересованность как в мужчине... я считала неудоб­ным... Моя сексуальная жизнь была неудачной» (57 лет).

В случае тотального отсутствия удовольствия и удовле­творения в течение всего жизненного цикла сексуальный опыт оценивается как «неправильный», «недостаточный», «неполноцен­ный». Женщины, которые не получают удовольствия в отношени­ях с партнером, оценивают себя как «сдержанных», «фригидных», «холодных». Поскольку такая репрезентация возникает преимуще­ственно в пронатальном сценарии, ее можно обозначить как иден­тификацию «(асексуальной) матери-жены».

Причина тотального отсутствия удовольствия эксплицитно связывается с культурно-историческим контекстом, «репрессиро­вавшим сексуальность»:

«Начнем с того, что выросла я в жуткое время, совершенно жуткое, когда все, любое, просто личность, а уж тем более сексу­альность, женственность, она была задавлена, выбита из людей... И давилось — не только окружающая обстановка давила, но сама в себе давила» (59 лет).

Подавление сексуальности осуществляется через интериори­зацию норм, усваиваемых в процессе социализации, наиболее значимым агентом которой является родительская семья, хра­нящая молчание по поводу секса, но одновременно «молчащая особым образом», в результате чего формируется взгляд на секс как на запретную, недостойную, постыдную сферу человеческого существования. «Неправильное воспитание», как его интерпре­тируют информантки, заключалось а) в запретах: «В нас еще за­ложен тот ген, который говорит: нельзя, не можно, стыдно, не положено» (63 года); «Все это считалось... стыдным, недостой­ным» (59 лет); б) в отсутствии знаний: «Мои представления бы­ли просто фантастические тогда» (46 лет). Следствием социа­лизации является отсутствие знаний и отношение к сексу как к «постыдным супружеским обязанностям» (31 год). Подавление сексуальности отождествляется с подавлением женственности, для раскрепощения которой женщина должна быть избавлена от роли «работающей матери»: если «от сексуальной жизни надо получать удовольствие, то для этого надо жить так, как живет моя дочка сейчас: не работать и заниматься хозяйством» (62 го­да). Чтобы сексуальность стала иной, иными должны быть и ус­ловия, в которых она проявляется. К таким условиям относятся условия интимности (в первую очередь жилищные) и безопас­ности (контрацепции).

Социализация и социальные условия описываются как при­чины отчуждения женщины от сексуальности. Запреты распро­страняются на проявления телесных ощущений, вербализацию сексуальности и в конечном счете на удовольствия⁶. Отсутствую­щее удовольствие крайне редко становится предметом обсужде­ния с партнером. В результате — отсутствуют коды, позволяющие партнерам правильно расшифровывать ситуацию: «Он считал, что я получаю такое же удовольствие» (62 года); «(У мужа) то по­лучится всегда, а у меня — это как бы никого не интересует» (32 года).

В идеалтипическом случае пронатального сценария (секс как средство репродукции) репрезентируется традиционная гендер­ная идентичность — объектное позиционирование женщины от­носительно партнера (ов) и сексуальных отношений: «В постели все зависит от мужчины. Я не очень активна. Я всегда считала, что меня должны ублажать» (59 лет); «Мужчина главный... Я все­гда подстраивалась под мужчину» (23 года.). Если мужчина не

проявляет заинтересованности — женщина ощущает себя сексу­ально депривированной: «Может быть, Л. было неинтересно со мной заниматься... мог, получив удовлетворение, повернуться на другой бок и уснуть»» (57 лет). Себе приписывается сексуальная пассивность, некомпетентность и безответственность. Ответст­венность за сексуальную жизнь возлагается на партнера, и, таким образом, изменение качества сексуальных отношений происхо­дит только в случае встречи того партнера, который обладает зна­нием и навыками.

Женщины описывают себя как пассивных, не владеющих сексуальной техникой, не обладающих знаниями, не способ­ных к вербализации, сексуальная коммуникация вызывает проблемы. Секс не соединяется с телом, которое служит исклю­чительно репродуктивному процессу. Женщина воспринимает себя как жертву условий и незаинтересованности партнера, под­держивая традиционный стереотип, который приводит к дис­комфорту.

Интерпретация сексуальности в рассказах совпадает с компо­зицией либерального дискурса, ставящего акцент на структурные условия и образование/знание. Условия «подавления» сексуаль­ности описываются как отсутствие воспитания, образования, молчание, отрицание сферы сексуального.

Картина меняется, если история становится историей чувств. В индивидуальном опыте сексуальность женщины может быть связана с другими видами удовольствия, которые описываются через категории любви, эмоций. Телесному удовольствию проти­вопоставляется любовь:

«Я безумно влюбилась... Этого оказалось достаточно для того, чтобы я испытывала ну просто наслаждение в сексуальном от­ношении... Достаточно его ума, черт характера... Но вот о чем часто говорится, что удовлетворение находят только в оргазме там — ничего подобного» (48 лет).

«И вот это чувство было настолько велико, что оно перекрыло сексуальность полностью... И какое это было блаженство... Ну вот оно перешибло вот эту сексуальность» (59 лет).

Когда тема рассказа смещается с категорий секса к кате­гориям любви и общения, позиция женщины меняется — она описывает себя как активно действующего субъекта: она «влюбляется», «любит», «ревнует», «каждый свой роман пере­живает как сильное чувство» (46 лет). В проявлении чувства

женщина описывает себя как активного субъекта (по утвержде­нию Гидденса, романтическая любовь — первое раскрепощение женщины происходит в романтической любви, которая является женской чертой, способом освобождения,— Giddens, 1992), од­нако в сексуальных взаимодействиях она продолжает позицио­нировать себя в качестве объекта. Идентификация «влюбленной женщины» не меняет позиции: «Я свечу отраженным светом... Если нет у него желания, то и у меня не появляется» (59 лет). Любовь как категория позволяет увязать в когерентное целое идентичность: пассивная позиция в сексуальных взаимодей­ствиях становится «естественной» стороной эмоциональной активности.

Если происходит встреча женщины с опытным и заинтере­сованным партнером — ситуация меняется: он становится учи­телем и обучает, снимает комплексы, меняет отношение к телу, и, таким образом, обеспечивает женщину «эзотерическим знани­ем» и средствами для сексуальной идентификации. Встреча с опытным партнером воспринимается как «счастливая случай­ность», дающая единственную возможность женщине обучиться, понять свое тело и получить телесное удовольствие.

«Он снял с меня много комплексов застенчивости. Это были его установки. Например, он водил меня на пляж нудистов. Когда он меня заставлял раздеваться, я не хотела, а он заставлял, что­бы я видела свое голое тело и любила свое тело. Очень много было замечательных таких уроков... Он меня учил не стесняться» (46 лет).

«Но когда вдруг попала в эту область, благодаря партнеру та­кому умелому... я получила понятие о сексе после 40... Он, навер­ное, знал центры. На что нажать, как нажать. И потом он сам не получает удовольствия, пока женщина не начинает получать удо­вольствие... И вдруг — разбудил!» (58 лет).

«Раскрепощение» в таких условиях возможно как научение партнером. В ином случае — когда не произошло встречи с опытным и заинтересованным партнером — сексуальность для женщины служит лишь репродуктивному процессу, составляя устойчивое ядро «материнской» идентичности. Констатация то­го, что сексуальное удовольствие является недостижимой цен­ностью, приводит к негативной (пере) оценке собственного опы­та. Однако интерпретация сексуальных отношений через призму любви позволяет женщине избежать негативной оценки опыта

и одновременно избежать переоценки собственной (пассивной) позиции.