2017-11-01
502
— Что-нибудь из фруктов придется в самый раз.
Повариха явно осталась разочарована. Выходя из дома через заднее крыльцо кухни, я слышала, как миссис Малбус вновь обрушилась на судомойку с гневной тирадой:
— Пятна! На серебре!
Идя через парк, я повстречала Роланда. Мы поулыбались друг другу; из кухни по-прежнему доносились вопли и крики.
— Раненько вы поднялись, мэм!
— Надеюсь, для обращения «мэм» я еще недостаточно стара!
— Простите, миссис Маркхэм, это ж я чтоб не погрешить против вежливости.
— Ваши чувства делают вам честь. — Юноша нанялся в Эвертон за несколько недель до моего прибытия. Учитывая, что территория парка невелика, в садовнике особой нужды не было, но Фредерик изрядно сдал за последние годы, и все понимали, что очень скоро он уже не сможет исполнять свои обязанности. Когда Роланд не работал в парке, он ходил по пятам за дворецким, пытаясь понять его невнятные и все более маразматические наставления. Неделю назад Фредерик попросил его отнести мистеру Дэрроу ящик его любимых сигар: весьма тревожный симптом, ведь в семье Дэрроу вообще никто не курил, кроме разве отца мистера Дэрроу, который умер более пятнадцати лет назад.
— Роланд, вы ничего странного в окрестностях не замечали с тех пор, как погибла няня Прам?
— Это вы про что?
— Да я сама не знаю. Все обстоятельства так необычны… Убийца по-прежнему разгуливает на свободе, и я беспокоюсь за нашу безопасность.
— Я каждый вечер, прежде чем лечь, обхожу парк с ружьем, но ничего такого до сих пор не встретил. Даже тот странный запах, которым вся усадьба тогда провоняла, и тот исчез. Не, я так себе мыслю, этот, прошу прощения, ублюдок давно ноги сделал.
— Если заметите что-нибудь подозрительное, дайте мне знать. Даже пустяковые мелочи могут оказаться очень важными.
— Конечно, мисс.
— Вот так-то лучше!
Роланд подмигнул мне, поправил шляпу и уже двинулся было в сторону подсобки, но остановился на полпути и нервно заломил руки, точно школьник.
— А миссис Ларкен как поживает?
— Сюзанна держится, как может. Она вам очень признательна.
Роланд жарко вспыхнул.
— Хорошая она женщина. — Он растерянно потоптался на месте и наконец продолжил: — Если ее увидите, скажите, я начеку, так что бояться ей нечего.
— Она будет очень рада это слышать, Роланд.
Юноша снова кивнул, а я зашагала вниз по холму к деревне у его подножия. Блэкфилд только-только пробуждался к жизни. Мистер Уоллес был в мастерской, с ключом в руке, и торопливо заводил часовые механизмы, один за другим, чтобы все стрелки показывали одинаковое время, но похмелье сказывалось, пальцы не слушались, и часы назло ему то и дело начинали звонить. Мясник мистер Руквэй, стоя на стремянке в витрине, развешивал продукцию дня: ощипанных гусей, цепочки сосисок, вяленую говядину. Я заглянула в швейную мастерскую повидаться с Сюзанной, но та по распоряжению миссис Уиллоби сосредоточенно рылась в коробках с фурнитурой. Требовалось срочно найти набор перламутровых изделий для вечернего платья миссис Риз, а они в самый нужный момент куда-то задевались. Я пообещала Сюзанне зайти попозже, покончив с делами, и зашагала дальше, к церкви.
Маленькая сельская церквушка Святого Михаила была сложена из камня, а в колокольне гнездилась семья ласточек. Дом священника притулился позади церкви: скромный коттеджик в окружении деревьев, на которых были заботливо развешаны с полдюжины скворечников. Вот уже три недели как мистер Скотт пытался убедить ласточек покинуть его церковь, но безуспешно. В его проповедях прорывалась истерическая нота, по мере того как бедняга пытался перекричать назойливые, но во всех прочих отношениях дивные птичьи трели, а прихожане пытались увернуться от нежелательного «благословения» сверху. Но невзирая ни на что, народу на воскресную утреннюю службу собиралось больше, чем когда-либо.
Вставало солнце. Я переложила корзинку в другую руку и резко постучала в дверь. Послышались спотыкающиеся шаги, недовольное бурчание сквозь зубы, дверь рывком открыли — и на пороге возник мистер Скотт.
— Миссис Маркхэм? — Его карие глаза заслезились в рассветных лучах.
— Доброе утро, викарий. Надеюсь, я вас не потревожила?
Волосы его были в беспорядке, воротничок съехал набок. Он неловко пытался привести то и другое в порядок.
— Ну что вы, что вы! Для людей набожных у меня всегда найдется время. — И он поманил меня в дом.
Внутри коттеджик оказался таким же маленьким, как виделось снаружи, и очень скромно отделанным, зато все поверхности были заставлены скворечниками в разной степени готовности. Мистер Скотт убрал скворечник с одного из стульев и жестом пригласил меня садиться рядом.
— Итак, что вас беспокоит?
— Скажите, богоугодны ли духи?
Священник разочарованно нахмурился.
— Откуда бы мне знать? Я-то духами не пользуюсь, зачем бы мне?
— Нет, не духи, а духи. Ну, в смысле призраки умерших.
Мистер Скотт помолчал, потер подбородок.
— Ну, по правде сказать, за всю свою жизнь я ни одного не видел.
И он посмотрел на меня как-то странно, как будто у меня вдруг отросли рога. Я поспешила пояснить:
— Я, конечно, тоже. Но я читала детям рассказы о привидениях, и Джеймс спросил меня, призраки — они злые или добрые? Прежде чем ему ответить, мне захотелось посоветоваться со специалистом.
— Со специалистом? — Мистер Скотт недоуменно сощурился и тут же покраснел. — А, это вы про меня? Миссис Маркхэм, вы мне льстите. Боюсь, я знаю о призраках и духах не больше вашего.
— Но наверняка в Библии сказано хоть что-нибудь на эту тему?
— Ну… — Священник поднялся со стула и принялся расхаживать по комнате. — Мне вспоминается стих из Евангелия от Луки. Кажется, там говорится, что духам не дозволяется возвращаться на землю без веской причины, как, например, предостережения ради.
— То есть не все духи злонамеренны?
— Трудно сказать. В Книге Иова говорится, что у демонов нет власти, кроме той, которую попускает сам Господь. Так что думаю, что и с духами дело обстоит примерно так же. Они могут желать человеку зла, но только как испытание в вере.
— Понятно. А как бы защититься от духов и демонов, если Господь назначил человеку такое испытание?
Мистер Скотт открыл было рот, чтобы заговорить, но тут же закрыл его снова. И весело сощурился.
— Джеймс задает весьма своеобразные вопросы. Похоже, ума этому молодому человеку не занимать.
— У этого молодого человека превосходная гувернантка.
— Вижу, вижу! Ну, если Господь посылает кому-то испытание, то на самом-то деле защиты от него никакой нет, но в ней нет и нужды. Господь — благая сила мира, Он любит всех своих детей до единого. С другой стороны, демоны и духи, о которых вы говорите, возможно, что и получили свою силу от Бога, но чаще всего становятся орудиями Люцифера в его потугах обречь человека на вечные муки. Подобные существа прибегают к искушениям и обманам в придачу к телесным повреждениям и увечьям. Лучшая защита от их действий — это здравый смысл и достойное поведение.
— Понятно. — Я обвела взглядом комнату и заметила над дверным проемом небольшой крест. — А как насчет реликвий и священнодейственных предметов? Кресты, святая вода, такого рода вещи?
— Хуже от них не будет, полагаю, но, опять-таки, все это непростые вопросы. Как могут помочь реликвии против сил, дозволенных Господом, независимо от того, поставлены ли они на службу дьяволу?
— Жизнь полна непознанных тайн, что правда, то правда, — проговорила я, досадуя на двусмысленность своего положения.
— Воистину так, — многозначительно кивнул священник.
Я встала и направилась к двери.
— Прошу меня простить, викарий. Я не хотела нарушить ваш утренний распорядок. Вы мне очень помогли.
— Не за что, не за что, всегда рад оказаться полезным. Полагаю, в воскресенье увидимся?
— Я очень на это надеюсь, — мрачно процедила я сквозь зубы, памятуя о договоренности, заключенной с покойной миссис Дэрроу. Я вышла за дверь и по тропке направилась обратно в деревню.
В швейной мастерской Сюзанна составляла вместе бумажные коробочки из-под пуговиц. По всей видимости, миссис Уиллоби отыскала-таки перламутровый комплект для платья миссис Риз. Я переступила порог — и Сюзанна вздрогнула: о моем появлении резким звоном возвестил колокольчик над дверью. Вскрикнув, она выронила коробки из рук, и лакированные пуговицы всех размеров раскатились по полу. Молодая женщина, зажмурившись, кинулась подбирать их.
— У вас все в порядке? — Я опустилась на колени помочь ей, и вскорости мы собрали все пуговицы, разложили их по коробкам и убрали на заднюю полку. Я усадила Сюзанну на стул за прилавком.
— Нет, не все в порядке. Миссис Уиллоби знает, что я боюсь оставаться одна, и все-таки ушла выпить чаю с Корнелией Риз. Я с тех пор прямо комок нервов.
— Да почему бы? Солнце ж только взошло!
Сюзанна сощурилась и заговорщицки прошептала:
— В Блэкфилде неспокойно.
— Вот уж неудивительно: некоторые наши общие знакомые ни себе, ни другим покоя не дают, — весело улыбнулась я. Но Сюзанна была настроена серьезно, и я тут же отбросила шутливый тон.
— С той кошмарной ночи в лесу я все время чувствую, что за мной наблюдают.
— Вы кого-то видели?
— Да в том-то и дело — я не уверена! Я готова поклясться, что, идя через деревню; я краем глаза различаю ту самую фигуру, но стоит посмотреть прямо — и она исчезает.
— После того, что вам довелось пережить, всякий бы разнервничался. Может, это Роланд? Он, похоже, неровно к вам дышит.
— Это смотритель-то? Нет, тут что-то другое. Когда я одна, у меня постоянно свет гаснет, будь то свеча или газовая лампа. А еще — этот запах, тот же самый, что мне почудился над телом няни Прам. Боюсь, меня кто-то преследует.
— А вы Лайонелу говорили?
— Конечно! Он с ума сходит от тревоги, бедняга. Каждое утро провожает меня до мастерской, а вечерами встречает и отводит домой. И в пабе работать больше не позволяет.
— Может, стоит кому-нибудь обо всем об этом рассказать?
— Кому, например? Брикнеру? Да он мне и так не верит.
Тем не менее после беседы с мистером Дэрроу констебль продолжал расследование, хотя никаких свидетельств, почитай, что и не было, так что дознание не продвинулось ни на шаг.
Я посидела с Сюзанной, пока миссис Уиллоби не вернулась после чаепития с Корнелией Риз. Сюзанна встретила свою нанимательницу крайне холодно, и разгорелась бурная дискуссия о том, кто тут, собственно, в мастерской хозяйка. Следом женщины с жаром заспорили о том, кто тут лучшая швея, но вот наконец обе, до крайности раздосадованные, окончательно сдали, кинулись друг дружке в объятия, разрыдались и поклялись в вечной дружбе, а миссис Уиллоби со своей стороны пообещала более чутко относиться к болезненному душевному состоянию своей мастерицы. Я оставила их мириться в свое удовольствие и вернулась в Эвертон, где едва ли не все утро вынуждена была отбиваться от детских просьб навестить маму.
— Но вы же обещали! — Джеймс с досадой пнул ножку парты.
Я стояла у доски; белая меловая пыль слегка припорошила мне кожу. Я указала на два аккуратных столбика арифметических примеров, по одному для каждого из мальчиков.
— А вы обещали сделать уроки на сегодня. Не думаю, что ваша мама порадуется встрече с такими ленивыми мальчишками. — Я снова решительно указала на доску. — Итак, кто соизволит решить мне уравнение?
Джеймс снова пнул ножку стола, но поднял руку и попытался предложить решение. Он, конечно, ошибся — но это был шаг в правильном направлении. К середине дня мальчики угомонились и теперь смотрели на окно в немой муке. Я ожесточила свое сердце, не позволяя себе расчувствоваться: не поддамся на их жалобные просьбы до тех пор, пока не буду уверена, что смогу защитить их от любой опасности, что таится за завесой тумана в древней чаще.
Когда настало время ленча, я повела детей в столовую. В Эвертоне бурлила суматошная повседневная жизнь. Фредерик с важным видом выплыл из кабинета мистера Дэрроу, неся поднос с пустым чайным прибором, но руки его так тряслись, что Роланд заботливо шел рядом и подхватывал падающие чашки и блюдца, прежде чем они разобьются об пол. Миссис Норман между тем стервятником кружила вокруг запуганных горничных, а те лихорадочно размахивали вениками и тряпками, лишь бы не навлечь на себя ее гнев.
Мне внезапно вспомнилось ее предостережение о загадочном незнакомце, что якобы меня подстерегает, и я велела мальчикам дожидаться меня в столовой. Пол и Джеймс были только рады от меня избавиться: я ясно дала им понять, что в ближайшее время не передумаю. Так что я вернулась на лестничную площадку, где миссис Норман как раз провела пальцем по перилам в присутствии молоденькой служанки по имени Кэтрин, проверяя, не осталось ли пыли. К разочарованию миссис Норман, следов пыли не обнаружилось, так что при моем приближении служанку отпустили с миром.
— Добрый день, миссис Маркхэм.
— Здравствуйте, миссис Норман. Я надеялась, вы сможете мне кое в чем помочь.
Та немедленно насторожилась.
— И чем же мне услужить вам? — осведомилась она не без сарказма.
— Да я вот думала, не расскажете ли вы мне про духов.
Невооруженным глазом было видно: каменное сердце миссис Норрис смягчилось, едва выяснилось, что в вопросах оккультизма вспоминают первым делом про нее, но глядела она по-прежнему надменно, изогнув одну бровь.
— Это тема богатая. Что именно вы хотите знать?
— Они преимущественно добры или злы?
Миссис Норман досадливо махнула рукой.
— Вы задаете вопрос, на который нет ответа. А люди, они преимущественно добры или злы? Я бы сказала, что каждый мужчина, каждая женщина и каждый ребенок обладают великими способностями к тому и к другому, но при этом практикуют что-то одно. Думаю, все зависит от того, чей призрак вам явился.
— Я скорее из любопытства спрашиваю, нежели на основании личного опыта. Не могу сказать, что мне посчастливилось принимать гостей с того света.
Миссис Норман внимательно оглядела меня.
— Понятно. В таком случае все зависит от отношений между призраком и тем, к кому он явился. Духи возвращаются, только если у них осталось какое-то неоконченное дело. Думаю, опасность угрожает человеку лишь в том случае, когда он повинен в смерти того, кто стал призраком, или намерен помешать духу исполнить свою потустороннюю миссию.
Я ждала продолжения, но, похоже, миссис Норман исчерпала запас советов на предмет сверхъестественного. Она вновь изогнула бровь.
— Что-нибудь еще?
— Нет, вы мне чрезвычайно помогли. Спасибо.
Она словно смешалась на мгновение.
— Тогда, вечером, в детской… Незнакомец, что караулит и ждет… Вы его уже нашли?
Все это время я пыталась не вспоминать о предостережении экономки.
— Нет, что вы.
— Найдите его прежде, чем он найдет вас.
И миссис Норман двинулась вверх по лестнице, оставив меня одну на площадке. А я разом обессилела. Я все ходила и ходила кругами, размышляя над своей дилеммой, пытаясь понять, не позволяют ли события столь удивительные закрыть глаза на подозрение, что гнездилось в моем сердце. В предложении миссис Дэрроу ощущалось что-то неправильное. Равно как и в загадочном доме, в котором она жила. И все-таки я никак не могла избавиться от ощущения, что буду страшно не права, если не дам мальчикам шанса побыть еще хоть немножко с их покойной матерью. Если бы такая возможность представилась мне самой, даже сейчас, я бы рискнула и жизнью, и здоровьем ради минутной беседы. Столько всего остается невысказанным, даже если успел попрощаться! И, невзирая на все свои страхи, я снова и снова возвращалась к одному и тому же решению. Я свожу мальчиков в гости к матери. Я буду настороже и возьму с собой необходимые средства защиты, даже если не слишком-то верю в их действенность; я ни на миг не утрачу бдительности и при малейшем намеке на опасность приму меры. Ради миссис Дэрроу даже законы мироздания и те проявили гибкость, и я не находила в себе сил отказать матери в ее самоочевидном праве. Что до самой женщины, я полагала, что сумею с ней совладать. Она любила свою семью, и если она хочет иметь доступ к детям, придется ей смириться с моими условиями.
Я обнаружила мальчиков в столовой: они с аппетитом поглощали жареного фазана и гренки с сыром. Я была в таком смятении, что кусок в горло не лез, и мне не терпелось исполнить свой план, пока решимость моя не иссякла.
— Как насчет продолжить уроки на открытом воздухе?
Мальчики воззрились на меня с набитыми ртами. И, еще не успев дожевать, опрометью кинулись от стола за куртками. Я уложила в любимую корзинку плотную шаль.
Я вывела детей через заднюю дверь под вопли миссис Малбус — та все еще негодовала на Дженни:
— Да разве ж можно скрести щеткой тонкий фарфор?!
Едва оказавшись снаружи, мальчики завладели моими руками и потянули к лесу. Я на миг прикрыла глаза и покорно последовала за ними, точно подхваченная резким осенним ветром.
Мы вошли под сень деревьев. Свет померк — и внезапно мир накрыло безмолвие. В тишине слышалось только тихое похрустывание сучков и сухой листвы от наших шагов. Мы дошли до переплетения толстых корней у основания могучего дуба — ни дать ни взять клетка! — и нас захлестнул густой клубящийся туман, отделяющий мир живых от мира мертвых.
Часть II
МОДА НА СМЕРТНЫХ
Глава 7
ДОМ-СУМЕРЕЧЬЕ
В лунном снеге бледные, резкие силуэты танцевали среди деревьев. Интересно, а день здесь бывает? Мальчишки порывались убежать вперед, но я крепко держала их за руки, ни на миг не ослабляя хватки. Пусть Лили Дэрроу обещала нам безопасность, но лично я этому месту ни капли не доверяла. Если бывшая хозяйка Эвертона оказалась достаточно сильна, чтобы заставить отступить смерть, тогда, со всей очевидностью, я не в том положении, чтобы отнять у нее добытое с таким трудом. Не каждый день бывает ниспровергнут естественный порядок вещей, и если однажды смерть обратилась в бегство, возможно, то же самое произойдет снова.
Но если окажется, что эта женщина задумала недоброе, я надеялась, что сумею с ней справиться. Покидая Эвертон, я надела ожерелье с серебряным крестом, но, даже ощущаясь на коже всей тяжестью, крест не слишком-то успокаивал мои дурные предчувствия, по мере того как тьма колыхалась вокруг нас.
Мы шагали по тропе между деревьями. Пол держался как можно ближе к нам и старался не приглядываться к луковицеобразным плодам, что судорожно подергивались на концах веток. Впереди замаячило что-то более плотное, нежели зловещая мгла, тягуче клубящаяся вокруг нас, пока мы шли к Дому-Сумеречью. Это что-то вышло на середину тропы и опустилось на одно колено.
Это был ребенок, мальчик девяти-десяти лет, в нарядном черном камзольчике; сбоку свисала цепочка от золотых карманных часов. На худом вытянутом лице застыло выражение лукавого веселья, и вместе с тем в чертах ощущалась некоторая дряблость. Ни тебе морщинок, ни складочек; нечеткая размытость очертаний внушала подспудную тревогу. Я подумала, наверное, дело в освещении, но кожа его отливала желтоватой бледностью, в точности как персик. Мальчик встал, приложил палец к губам, жестом заставив умолкнуть детей и меня, и повел нас дальше через сад.
Двери особняка были распахнуты настежь, как и прежде. Теперь, когда меня не одолевала мучительная тревога, как в первый наш визит, я смогла толком оглядеться вокруг. Вход со стороны сада при ближайшем рассмотрении оказался задней дверью. Прихожая подводила к массивным дубовым дверям холла — выше, чем с полдюжины людей в полный рост, но в проеме никого не было. За ним начиналась великолепная лестница, спиралью уходящая вверх, к бессчетным этажам, а на полу загадочно мерцала плитка.
Та, что ближе к стенам, была из камня, дальше шла полоса крупнозернистого мрамора, а дальше — глазурованная керамика. Сама плитка была довольно простой, но в центре композиции красовалась мозаика, выложенная из кусочков металла и стекла — она меняла цвет в зависимости от того, с какого места смотреть. Мы прошли через несколько разнообразных плиточных поясов, а помещение между тем менялось на глазах. В кольце камня прихожая оставалась пуста, как и прежде, но стоило нам ступить на мрамор, и стены, эффектно обшитые деревом, засияли внутренним теплом и на них проступили прихотливые изображения, словно бы на один и тот же сюжет: свет словно прожигал контуры рисунка, превращая деревянные панели в цветные витражи. Изящные хрустальные люстры, висящие в пустоте под потолком, внезапно взбурлили жидким пламенем. Сияние изверглось наружу, словно звезды, и озарило все темные углы, где золоченые диковинки и антикварные приставные столики хранили в себе сверкающе-непостижимые тайны: странные лужицы воды, что покрывались рябью, но со стола не стекали и не капали; радужное яблоко с такой гладкой и глянцевой кожицей, что, вбирая свет, оно казалось полупрозрачным; портрет плачущей старухи, чьи слезы размывали краску; пару ножниц, да таких острых, что они словно бы разрезали лучи, скользнувшие по кромке. Но все эти безделушки казались сущими пустяками в сравнении с преображением мозаики в центре залы. Пол запылал переливчатым огнем, пульсируя в лад с безмолвной песней Вселенной, вибрируя жизнью и энергией, не столько слепя взгляд, сколько испепеляя нечто потаенное в душе.
Я ахнула. Дети застыли было в изумлении, но наш юный проводник повел нас дальше, и стоило нам перейти на следующий пояс плитки, той, что из глазурованной керамики, как комната померкла. Жидкое пламя люстр словно расплескалось, растеклось и повисло в пространстве, отразилось в хрустале, так что прихожая превратилась в мир оживших красок, искрящихся и танцующих, словно северное сияние. Внутреннее тепло стен зазмеилось по деревянным панелям тонкими пылающими разломами: они потрескивали и тлели, точно догорающие угли. В новом варианте комнаты на диковинных предметах меблировки и на приставных столиках теперь лежали совсем другие предметы: небольшая серебряная арфа с тонко прочерченными тенями вместо струн, театральные маски, что вздрагивали от обуревающих их чувств, кожистый цветок в бриллиантовом горшке, струя чернил в наполненной водой вазе: чернила, растекшись, приняли форму лица, и это лицо с разинутым ртом задумчиво проводило нас взглядом. Мозаика на полу словно ушла в себя, вибрация стихла, перетекла в алый закатный отблеск, подсвеченный синевой и золотом, пробудивший во мне знакомую меланхолию.
Наконец мы пересекли центр помещения, и мозаичные кусочки стекла и металла вспыхнули бледным, холодным светом, что все прочее погрузил в тень и отразился от всех поверхностей миллионами далеких звезд. Мы затерялись в своей собственной вселенной, в неслыханном ноктюрне, который звучал и не собирался заканчиваться до тех пор, пока мы стояли в круге в центре прихожей. На краткий миг я ощутила покой и мир — и подивилась могуществу абсолютного безмолвия, ибо разом смолкли все звуки. Но мальчик-провожатый манил нас вперед, и мы пересекли вторую половину комнаты и окунулись в сумерки, и в рассвет, и снова в истинную пустоту этого места.
Странный это был дом. При всей смутности этой мысли никакой другой для передачи моего ощущения от Дома-Сумеречья у меня не нашлось. Крохотный серебряный крестик на моей шее бодрил и успокаивал еще меньше, чем прежде.
Мальчуган в черном камзольчике, не сбавляя шага, вел нас по особняку. Я бы, конечно, забеспокоилась, как бы не потеряться в бессчетных извилистых коридорах, но поскольку меня настойчиво тащили вперед двое мальчишек, что сейчас походили скорее на нетерпеливых гончих, что рвутся со сворки, нежели на учтивых, утонченных джентльменов, коих я пыталась из них воспитать, для иных тревог времени у меня не оставалось.
Нас провели через высокую зеркальную залу с мерцающими газовыми лампами, мимо овальных окон, забранных серебряными решетками, и вереницы массивных дубовых дверей. Дверь в самом конце стояла открытой; за порогом взгляд различал изогнутую стену, отделанную необработанным камнем. Провожатый пригласил нас внутрь.
— Дети? — Лили Дэрроу поднялась с роскошного кресла зеленой кожи в центре великолепной библиотеки. Эта комната оказалась совершенно круглой, высотой в четыре этажа, причем каждый последующий ярус книжных полок был меньше предыдущего. Ярусы поднимались все выше и выше к куполу стеклянного потолка, а над ним среди облаков зловеще нависала луна. Изукрашенные мостки вели от четвертого этажа к запертой двери. Лили распахнула объятия — и мальчишки опрометью бросились к ней. Она крепко стиснула Джеймса, а Пола поцеловала в лоб.
— Вы ко мне вернулись… столько времени прошло! — Она отвела взгляд и надолго уставилась в пространство. Пол коснулся ее плеча.
— Но, мама, мы же были тут только вчера!
— Да, конечно. Здесь время течет иначе. Дни и годы порою путаются между собой. — Она отогнала навязчивую мысль. — Вижу, вы уже познакомились с Дунканом? — Она указала на нашего юного провожатого. Теперь, оказавшись внутри, я отчетливо видела, что странный оттенок его кожи в самом деле желтовато-оранжевый и вызван отнюдь не игрою света и тени в саду. Мальчик с поклоном вышел из комнаты, по пути подмигнув нам. — Он служит хозяину дома. Хороших помощников отыскать непросто, так что мистер Уотли их выращивает.
Я сопоставила внешность Дункана с плодом в саду, который зажил своей жизнью во время нашего предыдущего визита.
— Этот ваш мистер Уотли выращивает людей?
— Дункан не человек. Во всяком случае, пока. Может, когда-нибудь им и станет. — Миссис Дэрроу вдохнула поглубже и улыбнулась, разом став больше похожа на саму себя. — У нас столько дел! Надеюсь, вы останетесь на ночь? — Она выжидательно глядела на меня. Я сложила губы в бесстрастную, невыразительную улыбку.
— Боюсь, мы не взяли с собой никакой смены одежды, — отозвалась я.
— Разумеется! Это бы вызвало подозрения.
— А еще подозрения непременно возникнут, если мы своевременно не вернемся домой.
— Вам не о чем беспокоиться. Вы можете провести здесь целый день, в то время как для всех прочих обитателей Блэкфилда пройдет не более минуты.
Наверное, эти слова должны были успокоить мою тревогу, но я лишь преисполнилась глубокой жалости к Лили. Если она сказала правду, значит, наш прошлый визит случился много лет назад. Миссис Дэрроу внешне никак не изменилась — но ведь мертвые не стареют! — но торжественная серьезность этой царственной красавицы наводила на мысль о подспудной хрупкости, словно она того и гляди изнеможет под бременем собственных достоинств.
Пол с Джеймсом оглянулись на меня и тут же вновь перевели взгляд на мать, инстинктивно ощутив завуалированное противоборство в нашем обмене репликами. Я вновь вспомнила о серебряном крестике на шее, совершенно бесполезном перед явно естественным красноречием Лили Дэрроу.
— Тогда, по-видимому, это не проблема.
— Превосходно! Не хотите ли осмотреть дом? — Это прозвучало не столько вопросом, сколько утверждением. Лили крутанулась на месте и взмахнула руками по направлению к книжным полкам. — Это, как вы сами понимаете, библиотека. Шарлотта, вы вольны пользоваться ею, когда захотите, но не забывайте об осторожности. Здешние книги славятся своим коварством. Иные читатели входили сюда, дабы провести приятный вечер, и больше о них никто и никогда не слышал.
— Хмм… — Я не удержалась от снисходительной улыбки, но Лили ничего не заметила.
— Над библиотекой — кабинет мистера Уотли. Как я уже говорила, он хозяин дома и всегда очень занят. Не беспокойте его без особого на то разрешения. Полагаю, вы с ним вскорости познакомитесь. — Лили на миг отвернулась и словно бы вздрогнула, но я не могла быть уверена, не вызвано ли это мимолетно-быстрое движение какой-нибудь обыденной причиной, например попавшей в глаз пылинкой. Я уже собиралась спросить про мистера Уотли — дескать, какое отношение он имеет к нашей хозяйке, — но придержала язык. Не следовало вести такую беседу в присутствии детей, которые восторженно глядели на мать и просто-таки светились любовью. Не проходило минуты, чтобы кто-нибудь из мальчиков не взял ее за руку или не прижался к ней лбом. О том, чтобы их одернуть, я даже помыслить не могла. Если бы моя мать вдруг восстала из мертвых, я бы скорее всего повела себя точно так же — конечно, выгляди она столь же грациозной и живой, как былая хозяйка Эвертона.
Лили выплыла из библиотеки, мальчики — за ней. Я поспешила следом, стараясь не отставать и подозревая про себя, что этот день покажется гораздо более долгим, нежели на самом деле. Мы прошли мимо огромных овальных окон в прихожей, и я, улучив момент, оглядела окрестности. Вдалеке высились холмы, испещренные тонкими голыми деревьями. У самой земли клубился невесомый туман, на изрядном расстоянии невысокие, безо всяких изысков, металлические ворота обозначили границу усадьбы.
Мы проследовали дальше по коридору и свернули за угол у мраморной скульптуры, изображающей какую-то бесформенную многоголовую тварь с глянцевым трубчатым телом, с обоих концов которого свисало по клубку щупалец. Мальчики прошагали мимо, не заметив статуи, и я втайне порадовалась: от такого зрелища у Джеймса того и гляди приключатся ночные кошмары, а если не у Джеймса, то у меня. Я внезапно пожалела, что не взяла с собой святой воды из церкви Святого Михаила. Даже если бы особой пользы она не принесла, возможно, я бы смогла лучше оценить ситуацию, в которую втравила себя и детей.
Лили открыла громадные двери, отделанные сусальным золотом, и ввела нас в просторную и гулкую бальную залу, обрамленную колоннами из необработанного камня, добытого словно из самых недр земли. Пол представлял собой шахматную доску из отполированного черно-белого мрамора. Посеребренные стены переливались экзотическими драгоценными камнями всех мыслимых оттенков. Алые бархатные шторы драпировали окна.
