Элементы договора

Содержание договора

Толкование договора

В старом цивильном праве гос­подствовал культ слова: и законы, и договоры толковались по их буквальному тексту. Несоответствие между внешним выра­жением договора и тем, что сторона имела в виду, во внимание не принималось. Предпочтение отдавалось форме, но не мыслям, в ней выраженным, что отражено в словах знамени­того юриста старой школы Квинта Муция Сцеволы: «Иногда больше значит написанный текст, чем намерение сторон»[114][14]. Соответственно, договоры этого периода получи­ли наименование negotia stricti juris — договоры строгого права.

Со временем приоритет слова в толковании договоров (и норм права) вошел в противоречие с потребностями товаро­оборота. В римской юриспруденции обозначается тенденция, предпочитающая в толковании намерение, волю сторон, о чем свидетельствует Цицерон: «Мальчики у учителей упражняются на том, что одни учатся защищать написанный текст, а другие — справедливость». Основой в осмыслении нового научного направления была греческая культура. Римские юристы опирались в своих выводах на соответствующие идеи великих греков. «Учение и исследование следует вести не на основании имен и слов, но гораздо более на основании существа», — писал Платон. Ближе к потребностям римской юридической практики выражался Аристотель: «Нужно обращать внимание не на слова, а на намерение». Понятны истоки аналогичных положений римских юристов: «Знание законов не в том состоит, чтобы соблюдать их слова, а силу и значение» (Цельз); «В договоре купли-продажи нужно больше обращать внимание на то, что имелось в виду, чем на то, что было сказано» (Помпоний).

Таким образом, восторжествовала точка зрения, утверж­давшая в толковании договора превалирующее значение наме­рения сторон. При рассмотрении споров, возникших из до­говоров, принимались во внимание различные ситуации, не вытекавшие непосредственно из их буквального содержания, например, учитывалась недобросовестность стороны. Как го­ворили римские юристы, договоры толковались по доброй вере (доброй совести). Соответственно договоры, допускавшие такое толкование, именовались договорами доброй веры — negotia bonae fidei. На основе принципа доброй веры сформи­ровались новые типы договоров — консенсуальные и реаль­ные.

Всякий договор состоит из трех непременных частей:

n соглашения сторон,

n предмета и

n основа­ния (causa).

Это — существенныечасти договора, без которых нет и самого договора.

1. Соглашение — добровольно изъявленная воля двух или более сторон об одном и том же. Правовое значение имеет воля, выраженная вовне. Формы выражения воли различны: слово, письмо, жест и даже молчание. Некоторые сделки (договоры) заключались с соблюдением установ­ленной формы: для их действительности требовался оп­ределенный способ изъявления воли (например, завещание, манципация, стипуляция). В других случаях выражение воли не связано с какой-либо формой: достаточно действия, из которого можно сделать вывод о выражении воли (так называемые конклюдентные действия). Например, заимо­давец возвращает расписку заемщику, прощая ему долг (если из ситуации не следует иного). Таким образом, со­глашения могут быть формальные и неформальные. Как правило, одно соглашение не создает обязательства. Даже тогда, когда соглашение не требует формы, оно юридически значимо, если относилось к числу признанных правом неформальных соглашений.

При формировании соглашения не исключено, что воля, выраженная стороной вовне, не соответствует её внутреннему намерению. Как отмечалось в предыдущем подразделе, старое квиритское право игнорировало подлинную волю сторон и да­же не рассматривало возможное несовпадение воли и ее выра­жения, придерживаясь буквы договора. Один из первоначаль­ных выводов нового направления толкования — непризнание юридической силы соглашения при расхождении воли и ее выражения: «Кто говорит одно, а хочет другого, тот не гово­рит того, что означают его слова, потому что он этого не хочет, но и не говорит того, что хочет, потому что он не те слова говорит»[115][15]. Затем последовал вывод о приори­тете подлинной воли (если ее можно установить) по сравнению с внешним ее выражением.

Толкование договора в соответствии с подлинной (но не­правильно выраженной) волей стороны может причинить не­заслуженный ущерб другой стороне, которой это несовпадение не было известно. Такая ситуация возникает при заблуждении (error), которое ведет к ничтожностисделки, если заблуждение существенно.Данный признак налицо, если заблуждение (ошибка) относится:

n к характеру договора (например, продажа воспринимается как дарение);

n к стороне, но лишь в том случае, если имеет значение ее личность (например, в до­говоре купли-продажи в рассрочку);

n к предмету договора (когда, например, свойства вещи оказываются иными в такой степени, что приходится признать ее относящейся в другой категории).

Как правило, лицо, заключающее сделку, руководствуется определенными соображениями, которые приводят его к соот­ветствующему решению. Эти соображения именуются мотива­ми сделки. Мотивы имеют правовое значение лишь в том случае, если они включены в содержание сделки.

В соглашении воля сторон должна быть выражена, разуме­ется, свободно, вне постороннего воздействия. Тем не менее, не исключено, что изъявленная стороной воля была вынуждена обманом (dolus) или угрозой (metus), которые также относятся к мотивам договора, но возникающим под посторонним вли­янием.

Dolus имел в римском праве несколько значений. В данном случае этот термин употребляется в обозначенном смысле так, как определил его Лабеон: «Dolus есть всякая хитрость, обман, уловка для того, чтобы обойти, обмануть, уловить другого»[116][16]. Dolus в указанном отношении интер­претировался как такое поведение, когда для побуждения стороны изъявить волю, направленную на сделку, делается одно, а в намерение входит другое. Соглашение, достигнутое под влиянием обмана, если его жертвой был кредитор, могло быть лишено юридической силы посредством actio doli, выведенного претором Аквилием Галлом в 66 г. до н. э. Actio doli был субсидиарным, т. е. он действовал лишь в тех случаях, когда потерпевший не получал иска, вытекающего из самого договора. Если же обман исходил от кредитора и он же предъявлял иск, должник имел exeptio doli против требования кредитора.

К концу республиканского периода понятие угрозы (metus) как грубого физического насилия сменилось более утонченным, включающим в себя психичес­кий аспект, как «душевный трепет из-за страха перед настоя­щей или будущей опасностью» (Марк Аврелий: «Ты дума­ешь, что насилие имеет место только тогда, когда калечат людей?»). Лабеон говорит, что metus — это страх перед большим злом, повторяя Аристотеля, который в Никомаховой Этике рассматривает вопрос о том, являются ли действия, совершенные из страха перед большим злом, недобровольными или все-таки доброволь­ными. Из соответствующей мысли Аристотеля исходил, решая этот вопрос, Цельз, а через сто лет — Павел: «Если, вынужденный угрозой, я принял наследство, то полагаю, что я стал наследником; правда, если бы я был свободен в своем выборе, я бы не пожелал принять, однако, хотя и вынужденный, но я все же принял».

Считалось, что сторона, заключившая соглашение под воздействием угрозы, хотела этого в большей степени, чем реализации самой угрозы. Таким образом, хотя воля и была вынужденной, но тем не менее она является волей.

Понятие угрозы изменилось с развитием деловой жизни. Соглашение, заключенное под влиянием угрозы, было действительным, но соответствующей стороне предоставлялось средство защиты: кредитору — exceptio metus; должнику — actio metus causa, удовлетворение которого означало недействительность соглашения и восстановление сторон в первоначальное положение.

2. Относительно предмета соглашения в романистике сущест­вует два различных мнения:

n предметом его является содержа­ние обязательства (дать, сделать, предоставить);

n предмет соглашения — тот объект, на который распространяется обязательство (вещи, деньги, работы, услуги).

По-видимому, в зависимости от характера соглашения предметом его может быть и действие, и вещь (как материальный объект внешнего мира). Интерес для кредитора может представлять и действие, и вещь, или то и другое, вместе взятые.

Предмет соглашения может быть обозначен индивидуально или же он определяется родовыми признаками. Это различие приобретает практическое значение при исполнении обязательства. В случае гибели вещи (предмета соглашения) становится невозможным исполнение в натуре, ибо исключается замена погибшей вещи. При гибели родовой вещи без вины должника обязательство не прекращается, так как сохраняется возможность замены вещи (например, мешок пшеницы).

Недействительно (с момента заключения) соглашение, про­тиворечащее нормам права (например, устанавливающие про­центы на проценты), а также соглашения, заслуживающие этического порицания (исполнить роль сводни).

Действие, составляющее предмет соглашения, должно быть возможным. По характеру невозможность действ можем быть юридической (соглашение о продаже вещей, изъятых из оборота) или физической (обязательство вычерпать воду из моря). Знавший при заключении соглашения о невозможности исполнения возмещал убытки, понесенные кредитором.

Предмет соглашения должен представлять интерес для кре­дитора: «Каждый должен приобретать то, что представляет для него интерес...»[117][17]. В ином случае соглашение не имело юридической силы.

Действие соглашения распространялось только на сто­роны. Соглашений в пользу третьих лиц римское право не допускало. Это правило было видоизменено в том отношении, что договор мог быть признан действительным, если кредитор имел хотя бы косвенный интерес. Кроме того, были несколько договоров, по которым лицо имело производный иск (actio utilis), например, при дарении с условием, что одаряемый впоследствии передаст вещь третьему, последний имел иск к лицу, получившему дар. При Юстиниане были допущены договоры в пользу на­следников.

Ранее рассматривались мотивы договора (соглашения), представляющие собой всевозможные соображения, побу­ждающие к соответствующему решению. Таких соображений может быть несколько и, как правило, они неизвестны другой стороне.

К примеру, лицо желает приобрести вещь для сына либо имеет цель пользоваться ею сам, либо намерен хранить ее некоторое время, а затем продать. Эти соображения, не согласованные между сторонами в мо­мент заключения договора, не влияют на его юридическую силу.

3. В отличие от мотивов соображение, известное обеим сто­ронам и образующее содержание соглашения, называется ос­нованием (causa) договора.

Causa — это ближайшаяцель, материальное основание, которое привело к заключению до­говора. Если вы, являясь обязанной стороной, вступаете в до­говор займа, то ваша ближайшая цель получить от заимо­давца известную сумму. Это и есть основание(causa).

Каждое основание имеет свои специфические черты, оно воплощается в соответствующем договоре и придает ему определенные типические признаки, отличающие его от других типов до­говоров. Договоры (соглашения), в содержании которых ясно обозначена кауза, называются каузальными. Недостижение каузы в каузальном договоре приводит к его недействитель­ности.

Наряду с каузальными существуют договоры, из которых не видно, какая кауза лежит в их основании. Такие договоры как бы абстрагированы от своей каузы (которая, разумеется, имеется в виду, ибо не бывает договоров без какой-либо цели), поэтому (по современной терми­нологии) называются абстрактными.

Древнейшим видом абстрактного договора была стипуляция («Обязуешься уплатить сто?» — «Обязуюсь»). Как видно, стипуляция не содержала в себе указания, по какому основанию Должник обязался уплатить: займу, купле-продаже или по иным основаниям.

Другой пример абстрактного до­говора — цессия (уступка права требования). Юридические последствия в абстрактных договорах наступают независимо от осуществления каузы.

Как отмечалось, существенные части соглашения (до­говора) имеют непосредственную связь с его действительнос­тью. Наряду с ними, по желанию сторон, в договор включают­ся части (элементы), не влияющие на его действительность. Такие элементы, конкретизирующие различные обстоятельст­ва исполнения обязательства, вытекающего из договора, называются случайными. К ним относятся: место, условие, срок.

Место исполнения обязательства приобретает актуальное значение с пространственным расширением торговых операций. Нередкими становятся договоры, заключенные в одном месте, но подлежащие исполнению в другом. Между тем цены на товары различны в отдельных общинах и областях, в особенности на вино, масло, зерно. Различными были и процентные ставки на кредиты.

В соглашениях, в которых не было обусловлено место исполнения, таковым считалось место возможного предъявле­ния иска по данному обязательству. В соответствии с общим правилом подсудность споров из договоров определялась мес­тожительством должника. Кроме того, независимо от этого правила, иск мог быть предъявлен в Риме согласно принципу «Рим — наше общее отечество». В последнем слу­чае, если в договоре было обозначено место исполнения, истец под страхом невыгодных последствий — отказа в иске ввиду излишнего требования — обязан был оговорить это. При альтернативном обозначении места исполнения (в Эфесе или Капуе) его выбирал должник, а при неисполнении — место суда — кредитор.

Оценка спорной вещи выражалась в деньгах и производилась в соответствии с соглашением сторон, а в случае его отсутствия — по месту предъявления иска. Несоблюдение этого правила грозило истцу отказом в иске в связи с превышением оценки вещи.

Введение в соглашение условия имеет целью прекращение действия договора (отменительное условие) либо вступление его в действие (отлагательное условие). Условным является договор, действие которого зависит от будущего неизвестного события (о котором неизвестно, наступит оно или не насту­пит): «Если Тиций сделается консулом, обязуешься ли дать пять золотых?».

В Дигестах дается пример (куплена лошадь с правом про­верки до определенного срока), который излагается в двух вариантах: «Если в течение трех дней не понравится, пусть считается некупленной», — отменительное условие; «если по­нравится, то останется за тобой» — отлагательное условие. Договор считался действительным с самого начала как при осуществлении отлагательного условия, так и при неосуществлении отменительного.

До наступления отлага­тельного условия существовала неопределенность, при кото­рой договор имел некоторое (ограниченное) значение, в част­ности, правомочие могло перейти к наследнику. Условие не должно противоречить праву, а также нравственности. Павел приводит пример с договором обручения, обусловленного не­устойкой, и делает вывод: «Показалось недобропорядочным связывать брак узами неустойки»[118][18]. Условие долж­но быть возможным. Классический пример невозможного ус­ловия — «Если ты коснешься пальцем неба»[119][19].

Срок (dies) — заранее установленный момент времени, с наступлением которого договор вступает в силу или прекра­щает свое действие. Первый случай называется начальнымсроком, последний — конечным.В отличие от условия, при включении в соглашение срока событие, от которого зависит действие, непременно произойдет, хотя может быть и неиз­вестно, когда это событие свершится.

Срок может быть календарным днем, например, возвра­тить долг в иды октября (15 числа). Возможен срок неопределенный, когда неизвестен момент его наступления, напри­мер, обозначение события первыми заморозками.

Различают срок отменительный,наступление которого прекращает действие договора (например, в договоре найма), и срок отлагательный,с наступлением которого договор начинает действовать (например, договор продажи дома с условием, что покупатель вселится в него с на­ступлением весны). Как при отменительном сроке, так и при отлагательном, обязательство из договора существует с момента его заключения, но в последнем случае исполнение его откладывается на известный период. Таким образом, правовое действие отлагательного срока начинается с мо­мента его наступления, но не с момента заключения договора. Данное правило имеет практическое значение в том отношении, что с наступлением отлагательного срока кредитор не вправе требовать плоды, принесенные вещью с момента заключения договора (если она плодоприносящая).

Договор, не обремененный случайными элементами (указа­нием места исполнения, условия или срока), называется «чис­тым договором».