Билет 30

Авторскую песню 40 - 50-х годов можно назвать самодеятельной. Импульс к развитию данного направления дал музыкально-поэтический опыт предыдущих поколений, возможно, в какой-то мере фольклор, городской романс. Хотя, конечно же, у бардовской песни был новый стимул к творчеству, новая социальная задача, новые формы, обусловливавшиеся политической ситуацией в России. Несомненно, что бурный всплеск народного творчества произошел из-за ослабления тоталитарного гнета, так называемой «оттепели».

Авторская песня рождалась в узком кругу самых близких друзей и исполнялась не на большой сцене, а камерно. По словам Л. Гурзо: «Многие барды впоследствии говорили, что они «вышли из дворов» в раннем периоде их творчества» [48] (Михаил Анчаров, Юрий Визбор, Владимир Высоцкий). В силу этих обстоятельств рождалась неподдельная искренность, которую не нужно было афишировать. Да это было в то время еще и опасно.

Чаще всего песни бардов написаны в повествовательном стиле. Анчаров писал: «Авторская песня - это не музыкальное явление, это музыка со словом.

Вскоре начались споры о том, как обозначить, как назвать новое общественно-художественное явление. Появилось выражение «самодеятельная песня», возникли КСП (клубы самодеятельной песни), стали проводиться многочисленные слеты и фестивали. Когда поющие поэты появились на радио, то посвященная им передача радиостанции «Юность» получила полушутливое наименование «Барды и менестрели» (были использованы старинные западноевропейские названия певцов-поэтов, о которых мы писали выше). Авторская песня возникла как альтернатива «советской массовой песне» — жанру тоталитарного искусства, создававшемуся композиторами, поэтами и певцами. Среди деятелей литературы и искусства, работавших в этой области, было немало талантливых людей. Но никто из них не был автором песни в полном смысле слова. Композитор должен был порой класть на музыку совершенно безразличные ему тексты. В других случаях стихотворец сочинял слова на готовую ритмико-мелодическую схему. Не вполне свободны были в выборе репертуара и певцы. Мы не беремся здесь оценивать достоинства и недостатки, плюсы и минусы массовой песни (имевшей «общественно-политическую» и «эстрадно-лирическую» разновидности) — это особая эстетическая проблема. Но совершенно очевидно, что именно в противовес такому типу песни та, о которой у нас идет речь, предпочла назвать себя «авторской». Один человек сочетает в себе, как правило, автора мелодии, автора стихов, исполнителя и аккомпаниатора — вот признак авторской песни как культурного феномена. А доминантой здесь является стихотворный текст, ему подчинены и музыкальная сторона, и манера исполнения. Между прочим, это четко осознано музыковедами: «В связи с главенствующим значением текста творцами авторской песни являются обычно не музыканты, а поэты». Мы бы даже сказали, что еще не осознанно обществом в целом, и литературоведами в частности, что поэзия второй половины ХХ века является продолжением серебрянного и золотого веков русской поэзии.

2) Творчество

Особенности драматургии

Своеобразие пьес Чехова замечалось его современниками при первых постановках. Сначала оно воспринималось как неумение Чехова справиться с задачей последовательного драматического движения. Рецензенты говорили об отсутствии «сценичности», о «растянутости», о «недостатке действия», о «беспорядочности диалога», о «разбросанности композиции» и слабости фабулы.[9] Театральная критика всё больше упрекала Чехова в том, что он вводит в свои пьесы излишние подробности быта и тем самым нарушает все законы сценического действия. Однако для самого Антона Павловича воспроизведение сферы быта было непременным условием — иначе для него терялся смысл всего замысла. Чехов говорил

Требуют, чтобы были герой, героиня сценически эффектны. Но ведь в жизни не каждую минуту стреляются, вешаются, объясняются в любви. И не каждую минуту говорят умные вещи. Они больше едят, пьют, волочатся, говорят глупости. И вот надо, чтобы это было видно на сцене. Надо создать такую пьесу, где бы люди приходили, уходили, обедали, разговаривали о погоде, играли в винт, но не потому, что так нужно автору, а потому, что так происходит в действительной жизни.[10]

В драматургии Чехова, вопреки всем традициям, события отводятся на периферию как кратковременная частность, а обычное, ровное, ежедневно повторяющееся, для всех привычное составляет главный массив всего содержания пьесы. Практически все пьесы Чехова построены на подробном описании быта, посредством которого до читателей доносятся особенности чувств, настроений, характеров и взаимоотношений героев. Подбор бытовых линий осуществляется по принципу их значимости в общем эмоциональном содержании жизни.

Нередко Чехов использует так называемые «случайные» реплики персонажей.[12] При этом диалог непрерывно рвётся, ломается и путается в каких-то совсем посторонних и ненужных мелочах. Однако подобные диалоги и реплики в общем сценическом контексте у Чехова осуществляют своё назначение не прямым предметным смыслом своего содержания, а тем жизненным самочувствием, какое в них проявляется.[9]

К. С. Станиславский и Вл. И. Немирович-Данченко заметили наиболее существенный принцип в драматическом движении чеховских пьес, так называемое «подводное течение». Именно они впервые раскрыли за внешне бытовыми эпизодами и деталями присутствие непрерывного внутреннего интимно-лирического потока и приложили все усилия, чтобы донести новую интерпретацию чеховской драмы до зрителя. Благодаря Станиславскому и Немировичу-Данченко заражающая сила пьес Чехова стала очевидной.[13]