Поэтический мир Е.А.Баратынского

Человек и судьба в литературе пушкинской поры.

Язык Невыразимого.

При своем вступлении в литературу — вконие 10-х _голов XIX в.— Баратынский сближается с передовыми литературными""кругами: А. С. Пушкиным и будущими декабристами. В поэзии Баратынского ^ появляются прогрессивные мотивы: утверждение свободной челове-.' ческой личности, чуждой предрассудков и условностей, признание/ высокой ценности независимой мысли, сильного и свободно развива-/ юшегося человеческого чувства, культ возвышенной дружбы, служе-1 ние высокому, облагораживающему человека искусству. В некоторых\ стихотворениях Баратынского, близких по времени создания к 14 де-' кабря 1825 г., начинают звучать политические мотивы. В начале 1825 г. Баратынский пишет острую эпиграмму (естественно, не напе­чатанную в то время) на А. А. Аракчеева, называя его «врагом отчизны» и обличая его «адскую любовь» к «бичу народов, самовла­стью». Вольнолюбивые настроения находят выражение и в некоторых других стихотворениях Баратынского. «Любовью к чести пламе­нею»,— используя поэтическую фразеологию декабристов, говорит о себе поэт в послании «Д. Давыдову» (1825). В стихотворении «Судьбой наложенные цепи...» 4-(1827; впервые напечатано в 1828 г. под названием «Стансы») Б,аратынский пишет:

Я братьев знал; но сны младые Соединили нас на миг: Далече бедствуют иные. И в мире нет уже других.

Этим стихотворением Баратынский тепло откликнулся на горе­стную судьбу декабристов, разделяя их «ко благу пылкое стрем­ленье». Но в приведенных строках поэт, вольно или невольно, выразил и непрочность своих связей с освободительным движением. При­надлежность Баратынского к лагерю прогрессивных романтиков первой половины 20-х годов не устраняла глубоких расхождение поэта с ними. Отрицание крепостнической действительности-яоеиле У Баратынского пассивный характер. «Сны младые», сближавши^ поэта с борцами за свободу, не переходили у него в активное действие В отличие от Пушкина гражданская скорбь Баратынского не по' рождает у него настроений политического протеста: он ждет успокое-1 ния «в глуши смиренной», в кругу семьи. Возникают пессимистиче-1 ские мысли о тщетности стремлений к лучшему, настроения полной)| безнадежности.

В дорогу жизни снаряжая Нас быстро годы почтовые

Своих сынов, безумцев нас, С корчмы довозят до корчмы,

Снов золотых судьба благая И снами теми путевые

Дает известный нам запас; Прогоны жизни платим мы,

— пишет Баратынский в стихотворении «В дорогу жизни снаря­жая...» (1825). Общественной позицией Баратынского объясняется то, почему основным жанром в первом сборнике его стихотворений, вышедшем в 1827 г., оказалась элегия. Элегии писали все поэты того времени, но уже в этом традиционном жанре проявилась оригиналь­ность Баратынского. Первая же его элегия «Финляндия» (1820), при всей ее близости по тематике, образам, стилю, ритмике к элегии К. Н. Батюшкова «На развалинах замка в Швеции», намечала путь дальнейшего развития жанра. Подобно Батюшкову вспоминая герои­ческое прошлое безмолвного ныне «отечества Одиновых детей», Баратынский в отличие от своего предшественника не ограничивается элегическим раздумьем о бренности славы и могущества, о непре­ложности «закона уничтожения», но утверждаелкак высшую цен­ность человеческую^тш-шость с^е-"б^е€л^ащ_и.ем-.п^редпсуА^°й. с ее любовью к жизни («для~жТГзни жизнь любя»), с ее способностью находить удовлетворение в мечтах и звуках поэзии. «Не вечный для времен, я вечен для себя»,— афористически выражает поэт идею самоценности человека. В условиях обострявшейся борьбы за свобо­ду подобные мотивы элегической лирики приобретали общественное звучание и находили широкий отклик.

Одним из первых, вместе с Пушкиным Баратынский пролагает в лирике путь к реализму. Для идейно-эмоционального содержания своих элегий он ищет новые формы словесного выражения. Образцом реалистической конкретности в анализе и описании душевного состо­яния может служить элегия Баратынского «Признание» (1823), под впечатлением от чтения которой Пушкин писал А. А. Бестужеву 12 января 1824 г.: «Баратынский — прелесть и чудо. Признание — совершенство. После него никогда не стану печатать своих элегий». Тот же путь Баратынский сознательно избрал и в своих поэмах.

Евгений Абрамович Баратынский, бесспорно, самый крупный и самый глубокий после Пушкины поэт поколения, пришедшего в литературу вслед за Жуковским и Батюшковым. В творчестве Баратынского преобладают элегии и поэмы. При жизни он не был ни избалован читательским внимани­ем, ни обласкан признательной и сочувственной критикой. Лишь близкий круг истинных знатоков поэзии чутко вслушивался в его стихи и ценил их. Самые значительные, самые проницательные характеристики творчества Баратынского принадлежат его верным друзьям и поклонникам. Наиболее полно и точно высказался о Баратынском Пушкин: «Он у нас оригинален, ибо мыслит. Он был бы оригинален и везде, ибо мыслит по-своему, правиль­но и независимо, между тем как чувствует сильно и глубоко».

История подтвердила справедливость слов В.Г. Белинского, назвавше­го поэзию Баратынского лирикой «внутреннего человека Л Углубление в мир души при всех несомненных изменениях, свойственных поэзии Бара­тынского, оставалось ее устойчивым и отличительным признаком. Поэтическая судьба Баратынского отразила сдвиги и перемены в обще­ственном и литературном сознании, произошедшие в России от подъема дворянской революционности до ее угасания и упадка. Когда Баратынский входил в литературу, расцвет литературной эпохи, которую возглавит Пуш­кин, был еще впереди. Когда же творческий путь Баратынского завершал­ся, уже не было ни Пушкина, ни Дельвига, ни многих друзей-декабристов, и среди нового поколения литераторов поэт чувствовал себя одиноким/и потерянным. Последняя книга стихов «Сумерки» «произвела впечатление привидения, явившегося среди удивленных и недоумевающих лиц, не уме­ющих дать себе отчета в том, какая это тень и чего она хочет от потомков.

Творческий путь Баратынского принято разделять на четыре этапа

1.1818—1824 гг. — ранний период, преобладает жанр элегии — от лю­бовной до медитативной;

2. 1824—1827 гг. — кризис жанра элегии и переход от описательной
поэмы («Пиры») к романтическим поэмам («Эда», «Бал»);

3. 1827—1833 гг. — освоение новых поэтических тем и лирических
жанров, а также угасание жанра поэмы («Цыганка»);

4. 4. 1833—1844 гг. — расцвет философской лирики.

Первые произведения - Это стихотворения в духе традиционной лирики той поры — Ба­ратынский обращается с посланиями к друзьям, не скупится на эпиграммы, сочиняет элегии, мадригалы, пробуя свои силы в разнообраз­ных малых лирических формах. Преимущественные темы и мотивы лирики Баратынского ранней поры — эпикурейские наслаждения в дружеском кругу, любовные уте­хи, вакхические забавы и веселье пиров. Однако, воспевая беспечные ра­дости жизни, поэт никогда не забывает, что они преходящи, и прерывает их «вздохами» о быстро наступающей старости или неумолимо подстере­гающей смерти. Однако все чаще эпикурейские и гедонистические мотивы, восходя­щие к «легкой» поэзии, осложняются романтическими переживаниями. Разочарование проистекает не из вечной противоречивости между юной жизненностью и охлаждающей старостью, а от неудовлетворенности об­ществом и всем ходом бытия. Обобщая эти настроения в поэме «Пир», Баратынский рисует пустые утехи блестящих обедов. ОН строит антитезу барских забав и милой, дружеской пирушки. Его влечёт пир как праздник духа, но не как он есть. После этой поэмы из лирики практически исчезают мотивы удалого дружеского застолья и вакхических забав. В стихотворениях 20х годов Б. предельно обобщает традиционные элегические чувствования, которые становятся уже не временными и переходящими, а постоянными спутниками его души. Если он пишет о разлуке – это вечная разлука, о постигшем его разуверении – то это чувство обнимает его целиком. Он обнаруживает в себе «Старость души» - характерную черту начала 19 столетия. Своеобразие Б. заключается не только в предельной обобщённости элегических чувств, но и в трезвом их анализе. Б. размышляет не над тем, что было, а над тем, что стало. В «Признании» Б. строит парадоксальную ситуацию любовной элегии уж без любви. Она посвящена не признанию в любви, а признанию в нелюбви. Любовь героя гибнет в совершенно обыкновенных обстоятельствах, и сам герой обыкновенный. Б. раньше других увидел предел человека. В своих элегиях он отбросил всякие иллюзии, будто человек сам может управлять своей судьбой. Напротив, человек – самый благодатный и податливый материал для законов и обстоятельств. Благодаря этому любовная элегия у Б превращается в философско-психологическую. Элегическая грусть не временное и частное, а общее состояние человеческой судьбы. Следом за элегиями идёт ряд «эротических» поэм – «Эда» (гусар обольщает простую девушку), «Бал»(обольстительница Нина,наконец, влюбляется в Арсения, но Арсений влюблён в Ольгу), «Цыганка» (Елецкой влюблён и в страстную цыганку Сару и в великосветскую даму Веру, после его смерти одна впадает в безумие, вторая переживает внутреннюю трагедию), «Переселение Душ» (красавица Зораида влюбляется в певца, и узнав, что у неё есть соперница – пастушка Ниэта, с помощью волшебного кольца приобретает возлюбленного, но теряет красоту и царство).

Наибольшие достижения в лирике третьего периода связаны с философской лирикой. Природа человека – двойственна. В нём есть вечный порыв к свободе, но он никогда не способен её достичь. Фатальная обречённость и знание тщетности усилий от рождения – жизненная философия Баратынского, наиболее согласующаяся с жанром элегии. Эти идеи и мотивы отражены в сборнике 1827 года. Здесь нет места любовной лирики, но царствует философская элегия. «Смерть» (как равновесие во Вселенной), «Последняя Смерть», «К чему невольнику мечтания свободы?» - фатальная предначертанность и, вместе с тем, мятежный дух свободы. Последний период творчества – книга стихотворений «Сумерки». Грядущая судьба человека окрашена глубоким трагизмом. Регресс выражается в уходе от природы, раньше человек жил довольствуясь малыми материальными, но производя большое духовное богатство. «Приметы» говорят о том, что исследование природы плодотворно только когда она сама открывает свои тайны. «Недоносок» символизирует заранее обречённого человека, Надежда автора – сохранение духовности человека в мире бездуховного царства.