Русский народ – государствообразующий народ России

Русский народ – основатель и стержень Российской государственности

Москва 2008

Методические рекомендации к изучению курсов

РОССИЙСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ

РУССКИЙ НАРОД – ОСНОВАТЕЛЬ И СТЕРЖЕНЬ

Кафедра истории и политологии

Московский государственный институт электроники и

ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ

РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ

математики (Технический университет)

«Отечественная история», «Политология»

Составители к.и.н., профессор Попова Т.Г.,

к.и.н., доцент Родионова И.В.

Русский народ – основатель и стержень Российской государственности: Метод. рекомендации по курсам «Отечественная история», «Политология» / Моск. гос. ин-т электроники и математики; Сост.: Т.Г. Попова, И.В. Родионова. М., 2008. С. 32.

Рекомендации могут быть использованы студентами I, III курсов всех специальностей факультетов электроники, автоматики и вычислительной техники, информатики и телекоммуникаций, прикладной математики, а также экономико-математического и вечернего факультетов для подготовки к семинарским занятиям, зачётам и экзаменам по курсам «Отечественная история», «Политология».

ISBN 978-5-94506-161-3

Здоровая государственность и здоровая армия невозможны без чувства собственного духовного достоинства…

Иван Ильин[1]

Нация есть основа, при слабости которой слабо и государство…

Лев Тихомиров[2]

План

1. Русский народ – государствообразующий народ России. 3

2. Русский народ в советское время 13

3. Русские в современной России. 21

4. Рекомендуемая литература. 29

С самого своего возникновения Русь – Россия интегрировала в свой состав различные племена и народности. Да и сам русский этнос сложился в результате длительного процесса абсóрбции (поглощения) разнообразных этнических элементов, обитавших на просторах Восточноевропейской равнины. Во второй половине XIX в. Россия окончательно сформировалась как полиэтническая империя, включавшая в свой состав около 150 народностей, насчитывавших от нескольких тысяч человек до многих миллионов. Самым многочисленным был русский этнический компонент, составлявший более половины всего населения страны, значительная часть которого размещалась плотной массой в центральных районах европейской России. Здесь уместно сделать одно важное пояснение: в русской исторической традиции, которую восприняла в полной мере и статистическая наука, к русским в широком смысле относились не только русские по крови, но и вообще все владеющие русским языком и принадлежащие к православной церкви. Именно конфессиональный аспект был определяющим при этнической бифуркáции (разделении) населения и понятие «православного народа», возникшее ещё на заре русской государственности, не потеряло своего значения до самого крушения монархической России.

«Каждый русский сознаёт себя частью всей державы, – писал А.И. Герцен (1812 – 1870), – сознаёт родство своё со всем народонаселением. Оттого-то, где бы русский ни жил на огромных пространствах между Балтикой и Тихим океаном, он прислушивается, когда враги переходят русскую границу, и готов идти на помощь Москве так, как шёл в 1612 и 1812 годах».

Эти качества русского народа хорошо сознавались государственными деятелями других стран. Вот что говорил первый рейхсканцлер германской империи Отто фон Бисмарк (1815 – 1898): «Даже самый благоприятный исход войны никогда не приведёт к разложению основной силы России, которая зиждется на миллионах собственно русских... Эти последние, даже если их расчленить международными трактатами, так же быстро вновь соединятся друг с другом, как частицы разрезаемого кусочка ртути»[3].

Русские – оплот российской государственности. Колонизовав бескрайние пространства, распространив ценности европейской христианской цивилизации и культуры до Памира и берегов Тихого океана, русский народ оказался на высоте своей исторической миссии, став подлинной имперской нацией.

Российская колонизация – это не только расширение, и необязательно расширение, но, прежде всего, хозяйственное и культурное освоение новых территорий, включение народов, там обитавших, в орбиту влияния христианской цивилизации, вовлечение в народнохозяйственный оборот земель, сырьевых и минеральных ресурсов.

XVII в. стал эпохой Великих русских географических открытий. В поразительно короткое время было исследовано и, насколько позволяли природные условия, освоено Российское Заполярье, побережье Северного Ледовитого океана на всём его протяжении, была пройдена западная часть морского пути из Европы в Азию и открыт проход из Чукотского моря в Тихий океан. Мореходы и землепроходцы достигли устья Амура, Охотского моря и Камчатки, построили городки, остроги и православные храмы по Иртышу, Оби, Енисею, Лене, Алдану, Амуру и на Байкале. Именно тогда были заложены условия для создания в будущем российских поселений на Аляске и в Калифорнии.

Русская колонизация отличалась от западноевропейской. Первая была сухопутной, а вторая – заморской. Но главное отличие состояло в том, что в ходе русской колонизации не возникали колонии, а складывалась единая государственная территория. Иным, в целом более гуманным и конструктивным, было и отношение к аборигенам, как русских переселенцев, так и государства. Туземное население не вытеснялось и не уничтожалось, а сохраняло собственный образ жизни, нормальный естественный прирост, обменивалось с пришельцами опытом ведения хозяйства в суровых природных условиях. В отличие от «плавильного котла» Соединенных Штатов Сибирь заселялась преимущественно одними русскими, сохранявшими свои национальные черты и оказывавшими положительное влияние на развитие духовной и материальной культуры коренного населения.

В этой связи показательны отличия в методах «освоения» Америки западноевропейцами и Сибири – русскими. Если последние имели наставления «действовать не жесточью, а ласкою», а за погибших в русском плену в казну взимались штрафы, то европейцы действовали прямо противоположным образом. Они заражали воду, уничтожали источники питания, распространяли болезни, а за каждого убитого им выплачивалась премия. Вот типичная инструкция, по которой действовал, в частности, карательный отряд капитана Прейса: «Губить индейцев на земле и на воде, убивая их или беря в плен, сжигая их дома, уничтожая посевы и всякими другими способами». Фактически колонизация Америки сопровождалась тотальным уничтожением цивилизаций Нового Света.

Как справедливо отмечает кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института международных экономических и политических исследований РАН Н.Я. Лактионова, ещё со времен Великих географических открытий вторжение европейцев в новооткрытые страны и их колонизаторская деятельность способствовали консервации самых отсталых форм эксплуатации. В течение трех столетий Запад использовал рабство. Немецкий социолог Макс Вебер (1864 – 1920), отмечая, что «приобретение европейскими государствами колоний привело к накоплению в метрополиях колоссальных богатств», указывает на массовый вывоз рабов как на одну из доходных статей. И даже после осуждения и запрета работорговли Венским конгрессом в 1815 г. она продолжалась почти до середины ХIХ в. Так действовал цивилизованный Запад, где элементы крепостного права исчезли ещё в XVI – XVIII вв. За счёт активной колониальной политики и безудержной эксплуатации чужих невольников можно было ослабить бремя для своих подданных.

В России, однако, сложилась иная ситуация. Она убедительно, на большом фактическом материале исследуется доктором исторических наук, профессором МГУ им. М.В. Ломоносова Н.И. Цимбаевым[4]. Он утверждает: твёрдой основой, на которой строилась российская политика постоянного территориального расширения, была социальная ассимиляция верхних слоёв присоединяемых племён и народов, то есть местные правящие верхи не уничто­жались, не выдворялись, не лишались своего привилегированного положения, а входили в состав господствующих в России сословий, сохраняя, как правило, свою веру, свои особые права и преимущества.

Татарским мурзам, калмыцким тайшам, племенным вождям, старейшинам предоставлялись права русского дворянства, их наделяли землями, угодьями, отдавали им на откуп сбор налогов с населения. Такая политика оправдывала себя: местная знать (в новое время дворянство почти наполовину состояло из лиц неславянского происхождения), став незаменимой частью правящей системы, без долгих колебаний отдавала свои знания, опыт и авторитет укреплению Российского государства.

По существу, политика социальной ассимиляции была разновидностью классической имперской политики, основанной на римском правиле «Разделяй и властвуй». Только разделение шло не по национальному (как это было в Испанской, Британской и других европейских империях нового времени), не по религиозному (как в Османской империи), а по социальному, сословному принципу.

Приобщение к верхним слоям российского общества не требовало ни перехода в православие, ни даже принятия христианства. Российское государство, провозглашая себя защитником православия, в реальной действительности, проводило имперскую политику, не стесняющую иноверные исповедания. (В 1773 г. был издан закон о «терпимости всех исповеданий»).

Социальная ассимиляция смягчала не только религиозные разногласия, но и культурные диспропорции, неизбежные в огромной стране. Представители привилегированного сословия получали, особенно с конца XVIII в., примерно одинаковое образование, которое сглаживало особенности первоначального, домашнего воспитания. Обычным явлением был, особенно на окраинах, билингвúзм (двуязычие, владение двумя языками). Знание русского языка рассматривалось как обязательное условие служебной карьеры и сословной идентификации.

Весьма характерно, что в военном и гражданском аппарате Российской империи мы можем встретить на самых высших должностях представителей разных народов. В многочисленных войнах территориальную целостность российской державы защищали П.И. Багратион, М.Б. Барклай-де-Толли, А.А. Брусилов, И.В. Гурко, И.И. Дибич, Н.О. Эссен и др.

Таким образом, немалое число самых именитых аристократических фамилий имели не только старославянские и европейские (главным образом польские, немецкие, шведские), но и тюркские, греческие, грузинские и армянские корни. Последним обстоятельством русская сословная элита принципиально отличалась от западноевропейских родовых элит, практически никогда не имевших семейно-родовых уний[5] с восточной ойкуменой[6].

Заметим, что отличительная особенность многонационального гиганта, каким была Россия, – более чем тысячелетнее существование всех её народов. Прирастая всё новыми и новыми территориями, страна становилась полиэтническим обществом, конгломератом множества народов. Она пополнялась самыми разными этносами, это был сплав индоевропейской, урало-алтайской, монгольской, тюркской и других этнических линий.

Летописные источники подтверждают, что большинство неславянских племен, которые находились тысячелетие с лишним назад на землях Руси, существуют и поныне – с теми же или новыми национальными названиями. Это резко контрастирует с историей, например, Германии, где балтийские и славянские племена, первоначально населявшие большую часть её территории, почти полностью исчезли, во многом насильственно были ассимилированы. Как отмечал мыслитель Русского Зарубежья И.А. Ильин (1883 – 1954), тактика завоевателя была такова: после военной победы в стан германцев вызывался ведущий слой побежденного народа; эта аристократия вырезалась на месте; затем обезглавленный народ подвергался принудительному крещению в католицизм, несогласные убивались тысячами; оставшиеся принудительно и бесповоротно германизировались. «Обезглавление» побеждённого народа есть старый общегерманский приём, который был позднее применён и к чехам.

Ничего подобного не было в истории нашей страны. Сколько малых племён Россия получила, столько и сохранила. Ни принудительным крещением, ни искоренением, ни обрусением она никогда не занималась.

И вот доказательство: население Германии, поглотив­шей столько племён, доведено посредством беспощадной денационализации до всегерманской однородности, а в России общие переписи установили сначала свыше ста, а потом до ста шестидесяти различных языковых племен и до тридцати различных исповеданий.

Показательна в этой связи история немецких колонистов в России. Они переселились на Волгу и в южную Россию во второй половине XVIII века и позже (1765 – 1809) в числе 40 – 50 тысяч. К началу XX века это был богатейший слой российского крестьянства числом около 1 200 000 человек. Все сохранили свой язык, свои исповедания, свои обычаи. И когда, доведенные экспроприацией[7] большевиков до отчаяния, они хлынули назад в Германию, то немцы с изумлением ус­лышали в их устах исконные – голштинские, вюртембергские и иные – диалекты. Все сообщения о принудительной русификации были этим опровергнуты[8].

Следует отметить, что грузины, армяне, молдаване в XVII – XVIII вв. многократно просили русских царей принять их в своё подданство; грузины, будучи у черты полного этнического уничтожения под персидским игом, присоединившись к России, примерно за 70 лет за счёт дотаций из Санкт-Петербурга увеличили свою численность в 4 раза; предки казахов без российского покровительства были обречены на уничтожение джунгарами.

Народы России как бы определялись русским вектором – преемственностью русского пути, русской истории и русской культуры. В то же время самобытность населяющих нашу страну народов тщательно оберегалась. Ещё в XIV в. православный подвижник Стефáн Пéрмский (ок. 1345 – 1396) создал азбуку для коми-зырян. В XIX в. русский филолог и этнограф А.М. Шёгрéн (1795 – 1855) составил осетинскую грамматику и осетинский алфавит; православный миссионер И.Е. Вениамúнов (1797 – 1879) и священник Д.В. Хитров (1818 – 1896) издали «Грамматику якутского языка»; просветитель-миссионер М.В. Челваков выпустил «Грамматику алтайского языка».

С помощью православных просветителей свою письменность получили карелы, чуваши, удмурты, шорцы и другие народности. Это способствовало установлению доверительных, братских отношений русских с их соседями. К примеру, в карельских средневековых рунах русские названы братьями, а русские первопроходцы в Сибири «братскими людьми» называли бурятов[9].

Финляндия, где официальным языком был шведский, несмотря на то, что 80% населения составляли финны, только войдя в состав России в 1809 г., стала обретать свою национальную культуру. Уже во второй четверти ХIХ в. преподавание финского языка в школе стало обязательным. Недаром чуть ли не в каждом финском доме висел портрет русского генерала Якова Петровича Кýльнева (1763 – 1812), которого благодарные финны почитали как своего освободителя. То же было с Лифляндией и Эстляндией, местные языки которых были полностью подавлены немецким и возрождены с помощью России. В том же ХIХ в. аналогичный процесс происходил в Бессарабии. Благодаря русской помощи были восстановлены почти уничтоженные турецкими завоевателями болгарский, армянский, сербский языки. Ту же политику продолжал и Советский Союз: в советское время около 100 народов, не имевших ранее своей письменности, получили её вместе с национальными учебниками и школами.

Нет другой страны мира, которая, как Россия, умела бы вобрать в себя и синтезировать множество национальных культур населяющих её народов, и поэтому для каждого из этих народов русская культура, как и собственно национальная, была своей. Только через большую культуру мирового уровня малый народ мог заявить о себе и быть услышанным в мире.

Роль русской культуры в развитии человечества общепризнанна. Немецкий писатель Томас Манн (1875 – 1955) называл русскую литературу святой. А французский поэт Поль Валерú (1871 – 1945) как-то отметил, что даже если всё погибнет, а останется только наследие древней Греции и России XIX века, то ничего не будет потеряно. Высокая русская культура – великая системообразующая ценность.

Государственное созидание российской нации не подразумевало уничтожение различий между верами и народами. Это, конечно, не исключало цивилизующего воздействия России, которое обычно шло исподволь, без принуждения.

Следует отметить, что старые и новые земли представляли собой общее жизненное пространство, с единой экономической и политической жизнью, единым административным делением, делопроизводством, судом, законодательством. Деление государства на части осуществлялось исключительно по административному принципу, национально-этническое расселение в расчёт не принималось. Основная единица территориального деления – губерния (при Петре I их было 8, а в конце XIX в. – 50, в 1914 г. – 78).

Все народы могли использовать общий экономический потенциал: уральский уголь и металл, кавказскую нефть. В 1754 г. при императрице Елизавете Петровне были отменены внутренние таможенные сборы (пошлины), отменена русско-украинская таможенная граница. Это означало, что складывается единый всероссийский рынок, единое экономическое пространство.

Включение новых территорий в унитарную государственную систему происходило с учётом особенностей населения. Без переходного периода в состав России были включены Сибирь, Литва, Белоруссия, Уфимская и Оренбургская губернии.

Для остальных районов существовал определенный период адаптации к унитарному государству, в течение которого постепенно на новой территории вводились в действие законы России. Так, период адаптации Прибалтики составил более 60 лет. Все законы Российской империи стали действовать на этой территории с 1783 г. Ещё большим по времени был период адаптации для Украины, которая вошла в состав России, оговорив себе колоссальную автономию. В течение 128 лет шёл процесс постепенного включения Украины в унитарную систему российского государства. В 1764 г. было упразднено гетманство, территория Украины была разделена на две губернии – Слободскую и Новороссийскую. Затем была ликвидирована Запорожская Сечь.

Народы, населяющие Российскую империю, в том числе и русский, расселялись по территории страны смешанно, «черезполосно», что содействовало монолитности государства.

Российская имперская модель государства существенно отличалась от современных ей колониальных империй, созданных Англией, Францией, Испанией, Португалией, Голландией и другими европейскими странами. Народы, вошедшие в её состав, не испытывали национального унижения, так как русские не являлись господствующим народом.

Будучи носителями государственного порядка, русские оказались одновременно его жертвами, поскольку политика социальной ассимиляции проводилась за их счёт. На протяжении веков простой русский народ оставался материалом, пригодным для строения империи, для цементирования её отдельных частей. По мнению доктора исторических наук, профессора исторического факультета МПГУ А.Г. Кузьмина, именно за счет нещадной эксплуатации[10] русских крестьян выделялись средства и лучшие земли для немецких колонистов[11].

Мыслитель Русского Зарубежья Г.П. Федотов (1886 – 1951) также обращал внимание на «отлив сил, материальных и духовных, от великорусского центра на окраины Империи. За XIX век росли и богатели, наполнялись пришлым населением Новороссия, Кавказ, Сибирь. И вместе с тем крестьянство центральных губерний разорялось… и заставляло экономистов говорить об «оскудении центра». Великороссия хирела, отдавая свою кровь окраинам, которые воображают теперь, что она их эксплуатировала»[12].

Русские податные сословия несли основную тяжесть налогового бремени, от чего другие народы страдали меньше либо

- из-за несовершенства фискального аппарата, либо

- по причине финансовых послаблений, связанных с недавним присоединением к России, либо

- потому, что их хозяйство оставалось предельно натуральным.

Русские составляли основу российской армии не в силу своей многочисленности (к середине XIX в. их было немногим более половины от всего населения), но потому, что многие другие народы по политическим или культурно-языковым причинам были избавлены от воинской повинности.

На православных русских не распространялась имперская веротерпимость: свобода их религиозного выбора резко ограничивалась.

Строгое сословное деление, политика социальной ассимиляции, крепостной строй придавили основную массу русских[13].

В то же время не вызывает сомнения открытость русского человека всему миру. Сострадательному отношению к иноплеменникам и иноверцам русские издавна были научены Православием и его святыми подвижниками. Показательно в этом отношении написанное ещё в ХI в. послание преподобного Феодосия Печерского великому киевскому князю Изяславу: «…Милостью милуй людей не только своей веры, но и чужой. Если видишь нагого или голодного, или зимою, или бедой одержимого, если то будет еврей, или мусульманин-сарацин, или волжский булгарин, или еретик, или католик, или любой язычник, – всякого помилуй, от беды отврати».

Г.П. Федотов справедливо отмечал, что «у русских не было того высокомерного сознания высшей расы, которое губило плоды … английской администрации в Индии. Русские не только легко общались, но и сливались кровью со своими подданными, открывая их аристократии доступ к военной и административной карьере»[14].

Как заметил выдающийся ученый Д.И. Менделеев (1834 – 1907), «в чём другом, только не в самообожании можно упрекать русских людей, умеющих уживаться и даже сливаться со всякими другими (народами)». Один из известнейших мыслителей первой половины XIX в. А.С. Хомяков (1804 – 1860) обозначил этот факт на примере А.С. Пушкина – величайшего русского художественного гения. «Россия называет своей славой и радостью правнука негра Ганнибала, – писал А.С. Хомяков, – тогда как свободолюбивые проповедники равенства в Америке отказали бы ему в праве гражданства и даже брака на белолицей дочери прачки немецкой или английского мясника».

Философ В.С. Соловьев (1853 – 1900) по этому поводу написал: «Обыкновенный народ, желая похвалить свою национальность, в самой этой похвале выражает свой национальный идеал, то, что для него лучше всего, чего он более всего желает. Так, француз говорит о прекрасной Франции и о французской славе (la belle France, la gloire du пот Francais);англичанин с любовью говорит: старая Англия (old England); немец поднимается выше и, придавая эпический характер своему национальному идеалу, с гордостью говорит: die deutshe Treue. Что же говорит в подобных случаях русский народ, чем он хвалит Россию? Называет ли он её прекрасной или старой, говорит ли о русской славе или о русской честности и верности? Ничего такого он не говорит, и, желая выразить свои лучшие чувства к родине, говорит о «святой Руси». Вот идеал: и не либеральный, не политический, не эстетический, даже формально-эстетический. А идеал нравственно-религиозный»[15].