Голод 1932-1933 годов

ОТЧУЖДЕНИЕ ЗЕМЕЛЬ ХОДЗЯ

Начиная с 20-х годов по 40-е годы XX произошло от­чуждение земель, принадлежавших ходзинцам. (Мы не каса­емся того, что принадлежало ходзинцам до Кавказской вой­ны). Всего по нашим уточненным данным было отрезано 2— 3 тыс. га. О том, как это произошло, существуют различные мнения. В 20-х годах беноковцы попытались захватить неко­торые сенокосные угодья. Дело кончилось грандиозной по­тасовкой без жертв и беноковцы были согнаны с покосов. И после этого, когда между ходзинцами и беноковцами возни­кали какие-то трения, ходзинцы с гонором напоминали: «Помнишь за Чехраком!»

До начала коллективизации костромчане захватили ходзинские земли за Чехраком. Надо сказать, что жители ст. Костромской — казаки, и дракой с ними этот вопрос трудно было решить. Спор был решен с помощью властей: Агиров Схатчерий был одним из грамотных и уважаемых людей аула. К тому же он неплохо знал русский язык. Обойдя раз­ные инстанции в 1928 г., он добился возвращения этих зе­мель. Однако, в 1936 г. часть земель ходзинских колхозов была отчуждена и передана ст. Костромской и х. Шелковниково. А во время Великой Отечественной войны аульчане сами отказались от части своих земель, мотивируя тем, что у них не хватает рабочих рук. Здесь, видимо, не последнюю роль сыграло то, что государство облагало земли большим налогом, и еще: выращивай, не выращивай — все равно, все вывозится подчистую.

Инициаторами отчуждения земель в 40-е годы были:

Афашагов Туган Муссович (1883—1975 гг.), Хананов Мусса Абрегович (1870—1967 гг.), Шуков Масхуд Угурлиевич (1882-1975 гг.)20.

Голод — не простое следствие коллективизации по-ста­лински. Беда пришла потому, что весь хлеб полностью изы­мался в колхозах и единоличных хозяйствах ради выполне­ния нереальных заданий индустриального развития. Для за­купки промышленного оборудования требовалась валюта. Получить ее можно было в обмен на хлеб. Между тем, в ми­ровой экономике разразился кризис, цены на зерно резко упали. Но сталинское руководство и не подумало пересмот­реть установку на непосильный для страны индустриальный «скачок». Вывоз хлеба за границу все возрастал. «В 1932 г. валовый урожай зерновых составил 699 млн. ц, но часть его оставалась на корню: после горького опыта 1931 г. колхоз­ники вынуждены были искать любые заработки на стороне, уклоняясь от колхозных работ. Они хорошо помнили, куда уходил выращенный ими хлеб. К лету 1932 г. деревня после полуголодной зимы вышла физически ослабленной. На еще не вызревших полях появились «парикмахеры» — отчаяв­шиеся при виде голодных детей женщины. Они ножницами срезали колосья на кашу. Когда начались уборка — первые обмолоты вновь полностью вывозились — появились «несуны». Зерно несли с токов в карманах, за пазухой. Более двух десятков ходзинских женщин отсидели различные сроки за такое преступление. Закон об охране социалистической соб­ственности, по которому вводилась высшая мера наказания - расстрел с конфискацией всего имущества, и с заменой этой меры при смягчающих обстоятельствах лишением сво­боды на срок не ниже 10 лет. Аминистии по этим делам были запрещены»21. И вдобавок ко всем этим несчастьям в 1932 г. на юге страны разразился сильнейший неурожай - «Къуим иш1ы1у — горэф!» В колхозах Северного Кавказа средний урожай зерновых с одного гектара не достиг и 4-х ц. Голод охватил прежде всего ту часть населения страны, ко­торая обычно ее кормила. И первыми жертвами становились дети.

В а. Ходзь имелся общественный амбар, построенный еще в начале века. В нем хранился семенной фонд и непри­косновенный запас зерна, на случай различных стихийных бедствий. Естественно, во время коллективизации он стал колхозным, и никакие запасы в нем не оставлялись. Так по­ступали с колхозным зерном, а что говорить о единолични­ках, которые были абсолютно бесправны перед местной ад­министрацией: под лозунгом борьбы с кулачеством — жесто­кость в корыстных целях.

Наряду с богатыми аульчанами были раскулачены се­редняки и даже некоторые малоимущие. Угроза раскулачи­вания стала кнутом, с помощью которого строптивых заго­няли в колхоз. "Этот же метод использовался при сведении личных счетов»22.

Единственный ходзинец, который до конца жизни ос­тался единоличником — это Хамуков Мурзэбэч (Лау) Тухович (1888-1961).

При реквизации имущества раскулаченных допускались большие злоупотребления: конфискованные дома продава­лись за бесценок заинтересованным лицам, а другое разное имущество, что не попадало в колхоз, сортировалось и дели­лось в бывшем доме Пшизапекова Харуна при свете фонаря. Зачастую очень многое «прилипало» к рукам тех, кто зани­мался этим дележом.

Старый бревенчатый дом, в котором проживает Пафифова Кина, был построен в 30-х годах под начальную школу. В нем обучался и Афашагов Хаджимурат. Через несколько лет один из активистов к-за Пафифов Адам (1895—1948) отдал стройматериалы для строительства школы в другом месте, а это здание приспособил себе под жилье.

Можно утверждать, что голод 1932—33 годов не только следствие неурожая, он был вызван искусственно: даже ког­да на всей территории Кубани во время засухи все выгорает, на полях а. Ходзь собирают относительно неплохой урожай. Хотя мы приводили жестокие сталинские документы, но сердцем не могу поверить, что давались указания устраивать подворный обыск, снимать с очага и уносить с собой на гла­зах у голодных детей последний котелок с мамалыгой! А по­чему бы и нет? Вспомним недавние события пашей бурной истории: горбачевскую «водочную атаку» или его «борьбу с нетрудовыми доходами» — это они, ходзинские первые ком­мунисты, ломали теплицы, вырывали с таким трудом выра­щенную рассаду, а теперь они — демократы!

В любой эпохе человек должен оставаться Человеком и тогда можно жить при любом строе!

Сельские активисты и местная власть протыкали каж­дый метр двора в поисках спрятанных продуктов. И еще та­кой эпизод: после коллективизации в колхозах аула произо­шел сильный падеж скота. По всей вероятности, из-за отсут­ствия кормов или плохой ветеринарной службы, но виноваты были «враги народа». Из-за нехватки лошадей и быков приходилось пахать даже на коровах, а какие могут быт урожаи при такой агротехнике? «30-е годы в моей памя­ти хорошо сохранились: у меня такое было ощущение, что в то время даже солнце светило тускло, что аул в это время жил в постоянных сумерках. Наверное, эта иллюзия созда­валась настроением и поведением аульчан. Помню, как в наш огород забрался огромный мужчина, и я застал его за тем, что он рвал лук с грядок. Когда он увидел меня, он выполз с огорода и пошел на Бжъэпэ с пучком лука в руках. По моим предположениям, тогда вымерло пол аула. Мужчин и детей умерло больше всего. Трупы вывозили подводами. Большую жестокость проявляли местные руководители: во время оче­редного обыска нашей крытой соломой хатки с «адыгэ уанджакъ» они не поленились обыскать все закоулки нашего черда­ка, но что могли они там найти? Вывалили из котелка и забра­ли мамалыгу, на которую мы смотрели голодными глазами. Даже различные семена из бутылочек, что стояли на полке, вы­сыпали и забрали с собой. Во время массового раскулачивания моей матери сообщили, что наша семья тоже включена в спи­сок, подлежащих раскулачиванию. А что за имущество было у моего отчима Тлекемпашева Юсуфа? Но и без того минимума, как можно было прожить в то страшное время? Моя мать - Афашагова Унат и мы с ней вечером пошли к Афашагову Харуну с просьбой. Он ответил нам, чтобы мы шли спокойно до­мой и ни о чем не беспокоились. С этого времени по этому воп­росу нас больше не беспокоили. Голод продолжался до нового урожая 1933 года23. «Помню, как у нас в доме Тлостнаковых производил обыск Пшизапеков Хажумар: он проверял не толь­ко все закоулки, но вскрыл пол в поисках продуктов, а смоло­тую для мамылыги кукурузу бабушка спрятала в старом ведре, прикрыв сверху мусором. Точно так же он обыскивал всех на­ших соседей»24.

«Во время голода себя и свою семью я спас благодаря тому, что умел ловко воровать: в предрассветные часы, когда караульных одолевал сон, в толстых шерстяных носках я бесшумно проскальзывал мимо охранника и с мешком на плечах возвращался с тока или со склада. Затем это зерно надо было у себя так спрятать, чтобы не нашли активисты, а потом надо было его понемногу доставать для еды...»25.

Голод 1932—33 годов в а. Ходзь достиг такого размаха, страшнее которого не было со дня основания аула. Смерт­ность в ауле достигла такого предела, что не успевали хоро­нить умерших: умирали целыми семьями. Были случаи, ког­да матери приходилось хоронить собственного ребенка у себя во дворе. Ослабевшим людям трудно было поднимать­ся на Бжъэпэ, и аульчане начали хоронить умерших на не­большом пустыре южнее нынешней мечети, в основном здесь хоронили детей. Статистики умерших в то время ник­то не вел, но по нашим примерным подсчетам, умерло от 300 до 700 человек. Такого урона аулу даже Великая Отече­ственная война не нанесла.