Цивилизация, созданная ариями

1. Основные этапы исторического развития Индии после расселения индоариев. В середине второго тысячелетия до н. э. плодородные долины Инда и верховья Ганга были заселены многочисленными племенами, которые называли себя ариями. Слово «арий» в древнеиндийском и древнеперсидском языках означало «благородный», «аристократ», «из хорошей семьи»[92].

Проникновение ариев на территорию Индии шло через перевалы Гиндукуша и гор, спускавшихся к Персидскому заливу. Просачивание ариев в Индию было медленным, постепенным и растянулось на несколько столетий. Освоившись в северо-западной части Индии, они приступили к завоеванию долины Ганга, заросшей тропической растительностью, затопляемой разливами рек и тропическими ливнями. Отношения пришельцев с местным населением, превосходившим их по уровню культурно-исторического развития, не всегда было мирным. Бóльшая часть аборигенов была завоёвана индоариями и подверглась культурной и языковой ассимиляции. В то же время полукочевым племенам завоевателей пришлось многому научиться у местного населения. Лошади, разведению которых арии прежде уделяли большое внимание, не размножались в условиях влажных тропиков, что вынудило их в животноводстве приступить к разведению крупного рогатого скота, прежде всего, коров. Привычная злаковая культура – ячмень плохо плодоносила на болотистых долинах Ганга. Это заставило индоариев освоить технологии выращивания риса, а затем и способы культивирования бобовых, хлопка, сахарного тростника, кунжута и льна, что требовало не только перехода к длительной оседлости, но и расчистки тропических зарослей при помощи бронзовых и появившихся первых железных орудий труда, а также возделывания твёрдых почв плугом с железным лемехом.

Так в процессе взаимообогащения культур пришлых арийцев и коренного населения (дравидов и народов мунда) происходило превращение скотоводов в оседлых земледельцев, живших в небольших укреплённых поселениях, мало чем напоминавших крупные города Хараппской цивилизации. К VIII в. до н. э. в долине Ганга возникают первые города – центры политической и деловой жизни, появляются профессиональные ремесленники, торговцы и ростовщики. В качестве мерила стоимости принимаются коровы, а также наиболее распространённые шейные украшения – нишка. На рубеже VI–V вв. до н. э. зарождаются первые предшественники металлической монеты – небольшие брусочки серебра.

Восстановить характер общественного устройства индоариев и проследить его изменения непросто, потому что почти единственным письменным памятником (не считая скудного археологического материала), дающим возможность изучить их социальные отношения, являются «священные» книги – Веды. Веды – это «священное знание», своего рода Библия индоариев, представляющая собой собрание архаических гимнов, песнопений религиозного характера, жертвенных и магических формул, описаний ритуалов[93]. Сохранились также бесчисленные тексты комментариев к Ведам, главным образом ритуального характера. Данные ведийских текстов (древнейшие из которых относятся к XI–X вв. до н. э.) позволяют в общих чертах проследить продвижение индоарийских племён на восток из северо-западных областей Индостана и освоение ими равнины Ганга, а также установить некоторые данные о хозяйственном и общественном строе завоевателей. Однако особенно ценной является информация о религиозных воззрениях, мифологии, мировосприятии, образе жизни индоарийских племён конца второго – первой половины первого тысячелетия до н. э. – того времени, которое принято называть ведийским периодом.

Судя по ведийской литературе, индоарии сначала вели полукочевой образ жизни, жили в кибитках и непрочных хижинах, которые покидали по мере истощения ресурсов пастбищ. Семейные отношения были патриархальными, поэтому в их пантеоне богов почти не было женских персонажей. В Ведах сохранялась ещё память о том времени, когда предки, объединённые в общины (гáны) во главе с вождями (ганапáти) владели общим имуществом, совместно трудились, поровну делили результаты своего труда и как единое целое выступали перед богами.

Постепенно кровнородственные общины сменились территориальными; появилось деление людей на «лучших» и «скверных»; задолженность стала таким злом, избавление от которого вымаливали у богов; военнопленных, чужаков, покорённое население стали обращать в рабов (даса); добровольные взносы на содержание вождя превратились в обязательный налог.

Особое место в Ригвéде занимают две социальные категории. Первая – риши (провидцы), мистически трактующие гимны, адресованные богам. К ришам возводили свою родословную жрецы, произносившие ведийские заклинания во время принесения жертв богам. Вторую категорию представляли племенные вожди, возглавлявшие соплеменников в военных стычках, ведущихся непрестанно за стада скота и тучные пастбища. Они сражались на колесницах, а свои резиденции превращали в центры объединения небольших общин.

Историческая реконструкция, произведённая на основе анализа имеющихся источников, позволяет утверждать, что к середине первого тысячелетия до н. э. в долине Ганга появляются государственные образования, которые были небольшими по размерам, а их правители, обладавшие наследственной властью, пребывали в постоянных войнах. Из четырнадцати царств, образовавшихся здесь к VI в. до н. э., лидирующая роль принадлежала Магáдхе и Кошáле, между которыми велась борьба за первенствующие позиции на территориях Ганга. К IV в. до н. э. в ожесточённых распрях цари Магадхи, расположенной в среднем течении Ганга, добились гегемонии, объединив под своей властью царства вдоль всей долины этой реки.

С возвышением Магадхи начинается новый период в историческом развитии Древней Индии, который называют магадхско-маурийским и датируют V– III вв. до н. э. Наибольшего могущества царство Магадха достигло при правителях из династии Нáндов (345–317), которым удалось добиться гегемонии в Северной Индии, присоединить земли в Западной и частично в Центральной и Южной Индии. Показателем могущества Нандов стали события, связанные с походом Александра Македонского в Индию в 327–325 гг. до н. э. Разгромив империю Ахеменидов, он не осмелился выступить против Нандов, хотя и располагал хорошо обученной армией. Великий полководец, встретив серьёзный отпор, утешил себя тем, что склонил на свою сторону мелких царьков Северо-Западной Индии и оставил здесь несколько гарнизонов, которые после его смерти были изгнаны в ходе начавшегося народно-освободительного движения.

Борьбу против греко-македонских завоевателей возглавил уроженец Магадхи Чандрагупта Маурья, в своё время находившийся в подчинении у Нандов как один из правителей Северо-Западной Индии. Удачно проведённая антимакедонская кампания укрепила его позиции в этой части страны и дала надежду на свержение династии Нандов, правлением которой были недовольны влиятельное жречество и военная аристократия. Спустя несколько лет военных действий Чандрагупте удалось одержать победу над Нандами и стать основателем новой и самой прославленной в истории Индии династии Маурьев, правившей до 180 г. до н. э.

Наиболее известным преемником Чандрагупты был его внук Ашóка (268–231). При нём держава Маурьев достигла своих наивысших пределов. Она охватывала почти всю Индию, за исключением крайнего юга, и состояла из многих народностей, государств, находившихся на разных ступенях культурно-исторического развития. Стремясь укрепить свою власть и усилить централизацию управления в созданной империи, Ашока разделил свою державу на пять больших областей, во главе которых были поставлены члены царской семьи. Наместничества делились на административные округа, а те, в свою очередь, подразделялись на районы, состоявшие из 800, 400, 200 и 10 деревень. Низшие чиновники находились под постоянным контролем высшей администрации. Каждые пять лет из столицы государства – города Паталипутра и из наиболее крупных региональных центров специальные правительственные инспекторы отправлялись в объезды по областям, районам и городам, с тем чтобы проконтролировать действия местных властей и перед толпами собравшегося народа под звуки барабана огласить «царские эдикты» – этико-религиозные наставления, связанные с буддизмом, концептуальные установки которого соответствовали объединительной политике Ашоки. Эдикты Ашоки, ставшего ревностным сторонником буддизма – религии сторонников Будды, – высекали на скалах по границам его обширной державы и специально сооружённых колоннах, увенчанных священными животными этой религии индивидуального духовного спасения (львами, слонами, быками), которые стали самыми ранними памятниками каменной скульптуры индоариев. Ашока считал себя хранителем и проповедником дхáрмы, то есть закона образа жизни, предписанного буддизмом, искренне полагая, что его благочестие и праведность, наряду с усилением военной мощи, помогут ему укрепить власть в Индии и склонить к сотрудничеству соседние страны, как азиатские, так и эллинистические. Но если эллинистические правители оказались равнодушными к ценностям буддизма, то в самой Индии, и особенно в южной части страны, где при государственной поддержке создавались буддийские монастыри и культовые сооружения – ступы, а также на острове Цейлон, куда по воле Ашоки были отправлены специальные миссии, буддизм получил широкое распространение.

В период правления Ашоки наблюдался невиданный прежде расцвет хозяйственной жизни Индии. Многие города превратились в крупные экономические центры и были способны поразить путешественников своими размерами, укреплениями и богатствами. Крупные ремесленные мастерские, где было налажено прядильное, оружейное, ювелирное производство, а также верфи отошли в царскую собственность и приносили доход государству. Внутри Индии наметилась естественная областная специализация, которая способствовала установлению прочных связей между областями-наместничествами. Из Магадхи вывозили рис и металлы, из западного наместничества – хлопок и хлопчатобумажные ткани, из южного – драгоценные камни, пряности. Областная специализация давала толчок дальнейшему развитию ремесленного производства и благоприятствовала установлению прочных торговых связей как внутри Индии, так и за её пределами. При Ашоке были установлены торговые отношения с Южной Индией, Бирмой, Ираном, жителями Аравийского полуострова. Несколько трансконтинентальных караванных дорог соединили с Индией эллинистические города на побережье Эгейского моря, Сирии и Финикии. В III в. до н. э. был освоен морской путь из Александрии Египетской до западного побережья Индии.

В целом время правления Ашоки стало расцветом Древнеиндийской цивилизации, а результаты его правления ощущались ещё и в период Средневековья. Память об Ашоке сохраняется даже в современной Индии: один из высших орденов Республики Индия – орден Ашоки, а один из его символов – «колесо Ашоки» украшает индийский государственный флаг.

После смерти Ашоки его наследники не смогли сохранить единство империи, от которой начали отпадать наместничества. Династические распри ослабили созданную Ашокой вертикаль власти, что облегчило осуществление государственного переворота 180 г. до н. э., в ходе которого династия Маурьев была свергнута, уступив трон представителям новой династии Шунгов. При ней процесс распада и децентрализации возобновился с новой силой.

На обширных просторах Индостана во II–I вв. до н. э. сложилось множество мелких государств, постоянно воевавших друг с другом. Изнурительные войны создавали благоприятную почву для вторжения захватчиков из Бáктрии, Средней Азии, Пáрфии, которые создавали свои государства в Северной и Западной Индии. В период, когда Индия находилась под властью греческих правителей Бактрии, а также иранских царей, хорошо знакомых с греческой культурой, здесь были созданы благоприятные условия для заимствования эллинских и эллинистических традиций в области изобразительного искусства.

250-летний период политической раздробленности в Индии был завершён к середине I в. н. э., когда вторгшиеся из Средней Азии племена кушáнов захватили долины Инда и Ганга, подчинили себе всю Северную и Центральную Индию. Присвоив себе достижения индийской государственности и культуры, правители Кушанской империи распространили их в своих владениях в Центральной Азии. При царе Кáнишке (ок. 97–120) произошло реформирование буддизма (в сторону смягчения жёстких требований к его последователям), что проложило дорогу широкому распространению этой религиозной системы на Древнем Востоке. Время господства кушанов – это период знакомства индийцев с культурными и экономическими достижениями народов Римской империи, Юго-Восточной Азии, Китая.

К середине III в. н. э., после распада Кушанской империи, в Северной и Южной Индии вновь возрождаются мелкие государственные образования, стремившиеся в ходе военных действий округлить свои владения. В процессе многочисленных войн произошло второе возвышение царства Магадха, ставшего в IV–V вв. ядром нового сильного государства, управлявшегося династией Гуптов. Наивысшего расцвета империя Гуптов достигла во время правления Чандрагупты II (380–415). Большая часть Индии оказалась в пределах его владений, что благоприятно сказалось на экономическом развитии страны и росте благосостояния населения. Традиция связывает с его именем также расцвет творчества многих учёных, писателей и поэтов Индии.

Созданная Чандрагуптой II империя просуществовала после его смерти почти сто лет и погибла в начале VI в. под ударами кочевников гуннов, вторгшихся из Средней Азии.

2. Семья и община Древней Индии. Во второй половине I тысячелетия до н. э., то есть до начала вторжений иноземцев на полуостров Индостан, в Индии была создана уникальная, самобытная цивилизация. Рассмотрим наиболее яркие её проявления: семью, общину, варно-кастовый строй, религиозные системы.

Основные сведения по брачно-семейным отношениям индоариев мы получаем из Вед, а также эпических произведений «Махабхáрата» и «Рамáяна».

Из трёх традиционно выделяемых целей жизни индийца: долга, выгоды, любви – порой именно последняя считалась самой главной, ибо без любви как всепорождающего начала, по представлениям индоариев, не могла бы возникнуть Вселенная. Во время свадьбы жених и невеста словно приобщались к космическим силам, отождествляя себя с богом Неба – Дьяусом и богиней Земли Притхиви – главными действующими лицами процесса творения. Не случайно поэтому жених произносил следующие слова: «Я – Небо, ты – Земля; давай же соединимся и породим потомство». Мысль о том, что любовный союз мужского и женского священных начал лежал в основе процесса космогенеза, была настолько важна для индийцев, что и брачная церемония превращалась в их сознании в ритуал «священного брака», от которого зависело продолжение жизни не только одной семьи, но и всей живой природы, всего космоса. Женщина, вступавшая в брак, являлась воплощением животворных сил всей матери-природы, поэтому во время брачной церемонии невеста участвовала в обряде «семи шагов»: жених предлагал ей сделать шаги ради «сока» – умножения живительных сил растений, а также ради смены времён года. В свадебном гимне «Атхарваведы» также выражалось пожелание того, чтобы «от этой матери народились разного рода домашние животные». Следовательно, новобрачная уподоблялась богини-матери, дающей жизнь и определяющей судьбу всех «двуногих и четвероногих» обитателей семьи и дома.

Свадьбе предшествовала помолвка, на которой педантично выяснялось происхождение будущих супругов. Наиболее важно было соблюсти правило экзогамии – невеста не могла принадлежать к роду жениха. Кроме того, ей следовало иметь равное с женихом социальное происхождение, то есть входить в ту же вáрну (сословие), что и жених. Мезальянс, впрочем, допускался, если жена была ниже мужа по социальному статусу. Если же она принадлежала к варне более высокой, чем та, что была у её мужа, то это рассматривалось как потрясение самих устоев общественного устройства индийцев, способное привести к гибели весь мир. Дети от подобных браков принадлежали к низшей варне шудр и не считались законными наследниками отца.

Хотя древнеиндийские теоретики выделяли браки-дарения девушек женихам-ришам и жрецам, упоминали об умыкании невест, тайных союзах девушек и юношей, обмене невест за пару коров, всё же они считали самыми крепкими семьями те, что были основаны на любви. Поэтому отцу невесты рекомендовалось не выдавать девушку замуж против её воли, так как цель брака составляло рождение потомства, и без супружеской любви появление детей становилось проблематичным. Тем не менее этот совет нередко нарушался, потому что каждая из сторон, вступающих в брак, стремилась укрепить своё благосостояние.

В религиозной литературе содержались наставления относительно возраста супругов. Муж должен был быть втрое старше супруги. В действительности разница между супругами достигала, как правило, 12–14 лет.

Помолвка, заключавшаяся родителями будущих молодожёнов, нередко совершалась, когда девочка ещё бегала «голенькая», то есть была совсем ещё юной. С этого момента она считалась выданной замуж, потому что помолвка была не простой предварительной договорённостью, а реальным нерасторжимым союзом. Иногда девушка становилась вдовой, так и не став женой, и повторное замужество было для неё затруднено. Если помолвленная умирала до свадьбы, то перед похоронами над ней совершался символический свадебный обряд.

Братья и сёстры должны были создавать семьи по старшинству. Считалось большим позором, если младший брат женился раньше старшего. Но, если старший сын не мог создать семью, например из-за болезни, то для него играли символическую свадьбу с веткой дерева, предоставляя, таким образом, возможность жениться младшему брату.

Девочка должна была пройти свадебный ритуал до полового созревания. Если она становилась способной к зачатию, а родители медлили со свадьбой, то их считали виновными в гибели возможного зародыша. Если для девушки не находилось подходящей пары, то рекомендовалось выдать её хотя бы за кого-нибудь, лишь бы не совершать «греха убийства зародыша». Девушка, не выданная замуж в течение трёх месяцев после появления признаков зрелости, имела право и без спроса родных «сама искать себе мужа».

Накануне свадьбы девушка гадала, стремясь узнать свою судьбу, по комочкам земли, взятым с плодородного поля, с бесплодного участка, с перекрёстка, с кладбища. Если она останавливала свой выбор на земле с плодородного поля, у неё должны были родиться дети, не знающие голода и лишений; напротив, незавидная судьба ожидала потомство, если девушка указывала на комочек земли с участка, не дающего урожая, или с кладбища.

Свадебная обрядность отражала прежде всего стремление женщины разорвать связи с родительским домом и приобщиться к новой семье и её духам-покровителям. Этот момент превращения прежде чужого человека в одного из членов семьи грозил, по представлениям индийцев, множеством опасностей, которые можно было предотвратить при помощи обрядов. Девушке расплетали волосы, освобождая её от уз семейных богов, заставляли вставать на большой камень и одолевать злых духов, мешающих её счастливой судьбе. В первую ночь после свадьбы девушка принадлежала не своему супругу, а духу плодородия, которого символизировала палка. Первые дни молодожёны постились с целью достичь магической чистоты, и для защиты от нечистой силы они носили специальные амулеты.

Семья создавалась ради рождения детей – основного предназначения замужних женщин. Каждая женщина стремилась прежде всего дать жизнь сыну, который воспринимался продолжением отца. Благодаря сыну отец переживал второе рождение на земле и достигал «берега бессмертия». Тот, кто не оставлял после себя сына, по представлениям индийцев, превращался в прету – несчастное существо, не находившее себе покоя и мучавшее живых.

Для того чтобы боги не поскупились на щедрость и наградили женщину сыном, на третьем месяце беременности она должна была пройти специальную церемонию, связанную с культом плодородия. Она съедала ячменное зерно, два плода бобовых, запивала их простоквашей и трижды повторяла фразу: «Рождение мальчика». Муж, заботившийся о появлении наследника, произносил заклинание: «Пусть боги вложат девочку куда-нибудь ещё, а сюда пусть вложат мальчика».

Беременная женщина считалась подверженной множеству опасностей, что заставляло её прибегать к магическим средствам для борьбы со сверхъестественными силами: отвращать злых духов при помощи закапывания в ноздри сока баньяна – огромного тропического дерева, читать заклинания, парализующие попытки демонов съесть зародыша или подменить его лягушкой, змеёй, черепахой.

Если, несмотря на все старания, на свет появлялась девочка, то в этом обвиняли только женщину. Отношение к дочери в Индии было иным, чем к сыну. В «Махабхарате», например, говорится так: «Сын – воплощение отца, жена – это друг, а дочь – несчастье». Причина такой негативной оценки новорождённой кроется в том, что девочка была лишним ртом в семье, потому что она не привлекалась к хозяйственной деятельности, ей нельзя было, по индийским законам, наследовать имущество, она не участвовала в обрядах почитания культа предков и к тому же, достигнув брачного возраста, уходила в другую семью. Отец должен был дать ей приданое, нередко большое и даже разорительное для семьи. Отец опасался и за поведение дочери, которое, будь оно недостойным, могло повлиять на репутацию и его самого, и матери, и будущего мужа.

К жене, которая рожала одних только девочек, относились, конечно, лучше, чем к бесплодной, но всё же не могли не поставить ей в вину невыполнение своего предназначения, поэтому муж имел право развестись с такой «порченой» женщиной и жениться на другой.

Ещё более несчастным существом была бездетная женщина. Её презирали и даже брезговали как ритуально нечистой, наказанной богами. Индийцы считали предосудительным брать дары от бездетной и допускать её к религиозным церемониям, потому что боги, по их поверьям, не принимали жертву, на которую она лишь бросила взгляд.

Как и во всех цивилизациях Древнего мира, семья в Индии была патриархальной. Женщину можно было подарить, отдать в виде вознаграждения за жертвоприношение, похитить, купить, выиграть на состязании. Жена включалась в обширную категорию младших членов семьи, домочадцев, – тех, «кто едят пищу хозяина дома».

Как правило, семья не ограничивалась только родителями и детьми, и после свадьбы молодые не выделялись из хозяйства отца, поэтому в ведийской литературе встречаются упоминания о притеснении снох свёкром.

В семье существовала раздельная собственность супругов. Жена, как правило, не могла наследовать мужу или распоряжаться имуществом последнего при его жизни. Но она имела своё имущество (приданое, свадебные подарки), на которое муж не имел прав, – оно доставалось детям, а в случае их отсутствия возвращалось в семью отца. Если не было сыновей, закон позволял вводить в ранг наследника внука, сына дочери.

К женщине, взятой замуж девственницей[94], относились как к «полю», поэтому брачное право обосновывало неограниченные права на жену того мужчины, кто первым «завладел полем». Это означало, что в случае бесплодия мужчины он мог предложить свою супругу ближайшим родственникам для оплодотворения. Родившийся ребёнок, тем не менее, принадлежал хозяину «поля», а не его реальному биологическому отцу.

Значительно более распространёнными были случаи многожёнства отца семейства, «домовладыки». Многожёнство считалось совершенно естественным явлением, поэтому количество жён и наложниц законом не ограничивалось – их могло быть столько, сколько хозяин семьи был в состоянии прокормить. Вместе с тем, для того чтобы взять новую законную супругу (а не просто рабыню или наложницу), необходимы были веские основания: бесплодие жены или рождение ею только девочек. В первом случае нужно было выждать по закону пять–семь лет, во втором – более десяти. Муж должен был заплатить жене «отступное», если он заменял её на другую. Однако если муж отверг верную, послушную, родившую ему детей, безвинную жену, что признавали родные, соседи, члены той же варны, то его подвергали позорному наказанию и обязывали вернуться к законной супруге.

Муж имел право «оставить» жену, наказав её своим невниманием за серьёзные проступки: супружескую неверность, нанесённое ему оскорбление, пьянство или аборт. «Оставленная» продолжала жить в доме супруга, и муж обязан был выделять ей содержание, хотя и самое мизéрное: она спала на земле, носила лохмотья, питалась объедками. «Оставление» жены устанавливалось на определённый срок, например на год, как форма её наказания. Юридические тексты предусматривали и формы физического воздействия на женщин: удары прутом или верёвкой (правда, разрешалось не более трёх ударов, не наносящих увечий). Кроме того, относясь к жене как к существу, нуждавшемуся в постоянном воспитании наряду с детьми, мужчина должен был давать жёнам наставления, не прибегая при этом к грубостям, оскорблениям, непристойным выражениям.

Женщина становилась свободной от власти супруга в очень редких случаях: если он отсутствовал много лет, был изгнан из варны, стал отшельником. Индийские законы признавали обычай левирáта, поэтому даже смерть супруга не приносила женщине независимости: она переходила в распоряжение родственников своего усопшего мужа, как правило, его старшего брата. Кроме того, в том случае, если были живы свёкор и свекровь, женщина была обязана подчиняться и им, так как даже взрослые сыновья и жёны их семей продолжали оставаться под родительской властью.

Жизнь вдов мало чем отличалась от существования бесплодных или «оставленных» женщин. До самой смерти им полагалось соблюдать траур: не носить украшений, спать на земле, питаться один раз в день, совершать паломничества и обеты. Всю себя следовало посвящать детям.

Скорбное, лишённое радостей существование заставляло вдов из царской семьи и высшей знати принимать «благочестивую» смерть, то есть отправляться на погребальный костёр вслед за умершим супругом. Для всех остальных женщин образ «благочестивой жены» – сати был лишь имитацией вынужденной смерти. До возжигания огня вдова ложилась на погребальный костёр возле тела мужа и принадлежавшего ему оружия и утвари – она и после смерти супруга была связана с ним и принадлежала ему. Однако родственники её супруга, как правило, деверь, к которому она переходила как собственность почившего, разрешали ей встать и вернуться к миру живых.

Индийский эпос прославлял верных и преданных женщин, подчинивших свою жизнь поступкам и привязанностям своих мужей, полностью «растворившихся» в желаниях своих супругов. Так, в «Махабхарате» приводится история о развратном мужчине, который и дня не мог прожить без куртизанок – женщин лёгкого поведения. Когда от подобных излишеств мужчина заболел и у него отнялись ноги, любящая жена, готовая вернуть мужу привычные радости жизни, начала на своей спине носить его к куртизанкам.

Унижения, которым подвергала себя эта и ей подобные женщины, можно рассматривать следствием постоянно переживаемого страха быть отвергнутой, разведённой, «оставленной» – попросту брошенной на произвол судьбы по злой воле или прихоти капризного и избалованного супруга.

Стремясь удержать супруга, сохранить его расположение и нежность, женщины осваивали тайны любви-кáмы, изложенные в трактате «Камасутра»; согласно традиции, они были написаны самим всевышним – богом Брáхмой.

Приведённые примеры, однозначно свидетельствующие о патриархальности древнеиндийской семьи, говорят и о женской дискриминации, гендерной асимметрии. Вместе с тем такая категоричная характеристика положения женщины в Древней Индии была бы упрощённой. В «Законах Мáну»[95] содержится удивительная для Древнего мира фраза: «Мать в тысячу раз достойнее почитания, чем отец»; Веды называют женщину «царицей дома» и связывают с её физическим и психическим здоровьем благополучие всех «двуногих и четвероногих». Женщине, в особенности беременной, полагалось уступать дорогу, то есть совершить ритуал, применявшийся только в отношении царей и жрецов. Убийство женщины воспринималось как страшный грех, за совершение которого грозила смертная казнь, как и за убийство жреца или священной коровы. Для Индии было характерно настоящее поклонение женщине-матери. Гнев матери считался самой страшной бедой для провинившихся детей, потому что от материнского проклятия искупления быть не могло. В индийских преданиях среди основателей царских родов или династий встречаются не только мужские, но и женские имена. Даже тогда, когда счёт родства вёлся исключительно по отцовской линии, героев нередко величают не только по отцу, но и по матери.

В поэмах «Махабхарата» и «Рамаяна» созданы идеальные образы женщин: Ситы, Драупади, Савитри. Они послушно выполняют обязанности дочери и жены, матери и невестки, хранят верность супругу и видят цель своей жизни в служении ему. Однако в роковые минуты жизни они проявляют твёрдость характера, решительность, непоколебимость. Не раз они спасают своих мужей и своими поступками прославляют род своих отцов. Так, Савитри подчинила себе самого бога смерти Яму и вырвала из его рук своего супруга, который в сложных ситуациях мог теряться и плакать, уступая жене по смелости, находчивости, неукротимости силы духа.

Патриархальные семьи древних индийцев объединялись в общины, сохранявшиеся на всём протяжении многовековой истории Древней Индии. Силу и прочность им придавало то обстоятельство, что они были автáркичными, то есть самодостаточными, самостоятельными экономическими структурами. Дело в том, что на территории сельских общин проживали многочисленные ремесленники, обслуживавшие производственные потребности земледельцев и удовлетворявшие их повседневные нужды продукцией своего труда. Следовательно, никакой необходимости в установлении прочных контактов с городом, в развитии товарно-денежных отношений через посредство городских рынков жители соседских общин Древней Индии не испытывали.

На территории общин, обладавших автономией, существовала своя организация управления во главе со старостой, жрецом-астрологом, писцом. Большинство судебных споров рассматривалось на деревенских сходках общим собранием присутствовавших, получавших руководящие советы от старосты.

Многие общины имели свои укрепления и небольшие вооружённые отряды, что диктовалось неспокойной внешнеполитической ситуацией и ставшими регулярными с конца II в. до н. э. вторжениями соседних народов. Находясь за мощными стенами, общинники изолировали себя от окружающего мира и не проявляли инициативы в организации каких-либо контактов с ним.

Живший при дворе царя Чандрагупты греческий посол Мегасфéн в своей книге «Индика» оставил следующие впечатления об индийской общине IV–III вв. до н. э.: «Земледельцы освобождаются от военной службы, их работы не нарушаются ничем, они не ходят в город, не занимаются никакими другими делами, не несут никаких общественных обязанностей».

Замкнутая, изолированная от судьбы своей страны, прочная, устойчивая община стала одной из причин политической слабости, рыхлости государственных образований Древней Индии, непрочности её общественно-политических структур.

Второй причиной слабости государственности в Древней Индии был варно-кастовый строй.

3. Варны и касты Древней Индии. Ещё в начале первого тысячелетия до н. э. в индоарийских поселениях выделилась родовая и племенная верхушка, в руках которой оказались сосредоточенными материальные ресурсы и власть. Обедневшие сородичи, а также чужаки, не связанные отношениями родства с общинниками, были вынуждены заниматься обслуживающим трудом и выполнять производственные обязанности.

К середине первого тысячелетия до н. э. – времени формирования государственных образований в Северной Индии – углублявшаяся имущественная и социальная дифференциация привела к возникновению четырёх сословий, или варн: брахмáнов, кшáтриев, вáйшьев и шудр. Брахманы – это члены жреческих родов; кшатрии – военная знать; вайшьи – полноправные общинники: крестьяне, ремесленники, торговцы; шудры – лишённые земли бедняки, неполноправные члены общин, чужаки, занятые обслуживающим трудом.

Каждой варне соответствовала своя дхáрма – закон образа жизни, нарушить или изменить который было нельзя, не вызвав изменений законов мироздания.

Дхарма наследственных жрецов-брахманов состояла в исполнении жреческих обязанностей, осуществлении жертвоприношений, обучении Ведам. Жертвоприношение представлялось индийцам движущей силой мироздания, потому что жертва, помещённая на алтарь, превращалась в дым; дым, поднявшийся к небесам, становился дождём; дождь, пролившийся на землю, порождал хлеб; зерно, брошенное в огонь алтаря жрецом, вновь «запускало» механизмы движения во Вселенной. Таким образом, брахманы находились в самом центре мироздания. Слова священных гимнов, магических формул, жертвенных ритуалов, известные только им, полагали индийцы, обеспечивают космическое движение, гарантируют продолжение жизни на земле и во Вселенной, гармонизируют связи божественного с человеческим миром. Ритуально-магические действия брахманов подчиняют себе волю богов, побуждают их к действиям во благо людей.

Вторую после брахманов замкнутую наследственную группу представляли кшатрии, дхарму которых составляли военное дело и управление. Родо-племенные вожди и окружавшая их знать руководствовались мотивом славы и видели своей конечной целью «завоевание Вселенной», что для них являлось залогом райского блаженства.

Дхарма вайшьев – владельцев общинных земель, ремесленных мастерских, торговых лавок и участников общинного самоуправления – заключалась в организации и осуществлении производственных и предпринимательских видов деятельности.

Представители трёх первых варн имели право на участие в ведийском культе и на чтение ведийских текстов. Они получали это право, потому что считались «дважды рождёнными». Дело в том, что они ещё в детстве проходили обряд посвящения в свою варну, который был равносилен второму рождению. Их плечи украшал особый «священный» шнур, повязанный учителем-гуру, который свидетельствовал о прохождении обряда инициации.

Таинство «второго рождения» не проходили шудры-слуги. Их дхарма состояла в «услужении дважды рождённым со смирением».

Варны были замкнутыми общественными группами. Статус варны передавался по наследству, переход из одной варны в другую категорически запрещался, варны были эндогамными образованиями, так как, по индийским законам, в брак могли вступать только представители одной и той же варны. Сословный характер варн проявлялся в том, что их представители имели передаваемые по наследству права и обязанности, закреплённые в юридических нормах государства[96].

При анализе варнового строя прежде всего следует обратить внимание на два существенных момента, два противопоставления: брахманов – остальному индийскому обществу; шудр – «дважды рождённым».

Ни в одном государстве Древнего мира жрецы не занимали столь привилегированного положения, как брахманы в Индии. Они были освобождены от всяческих повинностей, налогов; их нельзя было подвергнуть смертной казни, телесным наказаниям, рабству за долги; их никто не мог притеснять и оскорблять. В противном случае, полагали индийцы, наказание понесёт весь индийский народ, так как боги не примут жертву, а это чревато губительными для всего человечества последствиями. Кроме того, унижать брахмана было небезопасно, потому что он в гневе мог сжечь весь мир.

Знания брахманов передавались в их среде из поколения в поколение, и притом в устной форме, чтобы «священные» тексты не попали в руки непосвящённого и не подверглись осквернению.

Высшее среди других варн положение брахманов красноречиво подчёркивается в «Законах Ману». «Знайте, – говорится в них, – что десятилетний брахман и столетний кшатрий относятся один к другому как отец и сын, но из них двоих брахман есть отец». Таким образом, по своему статусу брахманы были выше царей, принадлежавших ко второй варне кшатриев. Это являлось причиной многих социально-политических потрясений в Древней Индии.

Уголовное право оценивало жизнь брахманов несравненно выше других сословий, поэтому даже в случае убийства царя родственники погибшего могли претендовать только на одну четвёртую часть суммы, установленной за убийство жреца.

Брахманы принимали участие в управлении государством. Учёный брахман мог заменить царя в должности верховного судьи, а коллегии из четырёх брахманов были подотчётны все гражданские и уголовные преступления.

Учёный брахман был окружён мальчиками-учениками, которые до наступления юности жили в его доме, прислуживали своему учителю-гуру и заучивали с его слов «священные» тексты Вед, гигантские по объёму.

В противоположность могущественным, высокочтимым индийским жрецам шудры принадлежали к низшей, четвёртой варне. Они были отстранены от участия в религиозной жизни полноправных индоариев: им запрещалось читать и слушать Веды, участвовать в жертвоприношениях и поминках. Их отчуждённость от «дваждырождённых» проявлялась и в том, что даже низшие должности в административном аппарате управления были им недоступны. Шудры не могли приобрести землю в собственность, так как всё нажитое ими принадлежало их хозяевам. Уделом шудр было смиренное выполнение возложенных на них обязанностей по дому или участие в так называемых «грязных профессиях», связанных с уборкой мусора и нечистот.

Варновый строй считался одним из важнейших божественных установлений, поэтому он освящался религией. По представлениям древних индийцев, оформившимся к середине первого тысячелетия до н. э. и сохранившимся в современном индуизме, принадлежность к варне определяется кáрмой человека, то есть совокупностью добродетельных и греховных поступков, совершённых им в предшествовавшей земной жизни. После смерти человека душа, обладающая вечностью, переселяется в другое тело, принимает другой вид в соответствии с кармой (деяниями, заслугами). Реинкарнация (так называется процесс переселения души) служит способом вознаграждения человека, обладавшего высокой нравственностью, или, наоборот, средством наказания за преступления, несоблюдение религиозных норм, аморальное поведение. Не случайно поэтому души одних людей возрождаются среди высших варн и даже богов, а души других переселяются в низшие варны и даже в тела животных. Изменить установленный порядок вещей невозможно: закон наказания за греховность и вознаграждения за добродетельное поведение отменить не под силу ни одному из живых существ.

Учение о карме оказало решающее влияние на развитие цивилизации в Древней Индии. Там никогда не было социальных конфликтов, потому что во всех своих проблемах, несчастьях и бедах представители низших слоёв общества обвиняли только себя. Они не считали возможным переложить вину за своё угнетённое, униженное положение на представителей политической или идеологической элиты, потому что были искренне убеждены в том, что их низкий социальный статус, гнёт и оскорбления являются лишь следствием непоправимых ошибок, вольно или невольно допущенных в предшествовавшей жизни. Поэтому, оплакивая свою скорбную судьбу, они могли обвинить во всех своих злоключениях только самих себя, не справившихся с искушениями и подвергшихся влиянию порочного образа жизни.

Положительный смысл учения о карме проявился в формировании особой этики индийцев. Они бережно относились к окружавшему их миру живой природы, боялись причинить ему вред, невольно погубить обитавшие в нём существа. Религиозное сознание заставляло индийцев окружать представителей живого мира пиететом и любовью, потому что за телесной оболочкой животного могла обитать грешная душа, жестоко наказанная за свои проступки перерождением из человека в животное.

Каждая варна имела цветовую символику: брахманов ассоциировали с белым цветом (символом нравственной чистоты), кшатриев – с красным (цветом крови), вайшьев – с жёлтым, шудр – с чёрным[97]. Это нашло отражение в индийском изобразительном икусстве, где все объекты и предметы, связанные с идеями «божественного», «священного», имели белую окраску.

К началу нашей эры, когда в Индии стали происходить значительные политические пертурбации, не оставившие без изменений и другие сферы жизни общества, варновый строй начал заменяться кастовым. Первые касты возникли внутри тех варн, представители которых были связаны с хозяйственной жизнью, то есть внутри вайшьев и шудр. Появление каст было вызвано общественным разделением труда, поэтому представителей каст, которые, как и варны, имели замкнутый, эндогамный характер, связывало единство профессии, передаваемой по наследству.

Касты возникали в условиях уже существовавшего общественного неравенства, поэтому равноправия между ними быть не могло, и общественное положение представителей различных каст не было одинаковым.

Привилегированные позиции в кастовом строе заняли представители варны вайшьев, занимавшиеся земледелием, скотоводством, производством предметов роскоши, торговлей. Касты, связанные с непрестижными в Индии видами ремесленного производства (кузнечным, гончарным, ткацким), а также с обслуживанием земледельческого труда (пастухи, сторожа), оказались оттеснёнными в варну шудр. Некоторые касты занимали столь низкое общественное положение, что считались ниже шудр, то есть были вневарновыми. Таковым, к примеру, было положение чандалов, которые занимались уборкой трупов и нечистот. Вневарновые жили за пределами сельских общин, на окраинах городов, встреча с ними, любое их прикосновение воспринимались как осквернение, оскорбление.

Кроме углубления общественного разделения труда, вызвавшего к жизни появление первых каст, в Индии существовали и другие причины их возникновения. Интеграционные политические процессы, начавшиеся при династии Маурьев и направленные на создание крупных централизованных империй, охватывавших бóльшую часть полуострова Индостан, дали толчок к появлению каст на этнической основе. Завоеватели, оседавшие в Северной Индии с начала первого тысячелетия н. э., также причисляли себя к новым кастам. Все новые этнические группы вели борьбу за вхождение в систему каст и занятие более высоких, престижных позиций в кастовой иерархии, так как те, кто оставались вне каст, оказывались вне общества, вне закона и могли претендовать только на рабский статус.

Постепенно кастовое деление проникло в варны кшатриев и брахманов. Так, среди жрецов появились касты, присвоившие себе монополию на комментарии одной из четырёх книг Вед. Имущественные различия, наметившиеся среди брахманов, заставили некоторые семьи заняться профессиями, не связанными с отправлением культа: лекарским делом, актёрским мастерством.

Так постепенно, в связи с изменившимися реалиями, варновый строй был заменён кастовым, сохраняющимся и поныне в современной Индии.

Касты разделили общество Древней Индии на сотни обособленных, замкнутых, эндогамных корпораций, каждая из которых заняла строго определённое место в гигантской иерархической системе социального неравенства. Кастовые привилегии и кастовые различия прочно утвердились в общественном сознании как нечто незыблемое, освящённое вековыми традициями. Касты, как когда-то варны, обладали для каждого индийца гораздо большей ценностью, значимостью, важностью, чем государство и лица, представлявшие собой государственную власть. Касты, как и варны, были системой социально-идеологического принуждения громадного большинства трудящегося населения Индии. Как и варны, они гарантировали господствовавшим слоям общества сохранение прав и привилегий, что в условиях этнической пестроты, частых распадов государственных образований было эффективным средством сохранения общественного неравенства.

И всё же кастовый порядок обладал немалыми достоинствами. Касты являлись корпорациями – структурами с чёткой внутренней организацией. Они имели свои органы управления, кассы взаимопомощи, ритуалы и обряды, обычаи, кухню, одежду. Администрация касты стояла на страже интересов своих членов: помогала найти работу, получить установленную нормой плату, то есть выполняла функции социального вспомоществования. Кроме того, управленческие структуры касты следили за соблюдением регламентированного образа жизни, например, за правильностью проведения свадебных и похоронных обрядов, насаждали в подрастающем поколении элементы повседневной культуры, применимые в данной общественной группе.

Следовательно, законы, правила, обычаи, культивировавшиеся и контролировавшиеся администрацией касты, превращали её в маленькое государство, которое не испытывало потребности в существовании крупного государства и его администрации: власти касты с успехом выполняли политико-административные задачи и защищали права своих членов.

Сила варнового, а затем и кастового строя, таким образом, стала одной из главных причин слабости государственности в Древней Индии.

Религиозные системы, возникшие на почве Древней Индии, и особенно буддизм, формировали интровертов – людей с созерцательным складом ума, погружённых во внутренние ощущения и переживания, ищущих собственный путь к спасению и не испытывавших потребностей в культовой практике, объединявшей единоверцев. Это обстоятельство также нужно учитывать при рассуждениях о причинах слабости государственных образований, создававшихся на полуострове Индостан.

4. Индия – «царство религий». Индию называют «царством религий». Здесь последовательно сменяли друг друга ведическая религия, брахманизм, буддизм, индуизм. Они появлялись в новой культурно-исторической среде, отражали новые черты религиозного сознания индийцев, но никогда полностью не порывали связи с фундаментальными идеями предшествовавшей религиозной системы. Наиболее полно аккумулировал в себе черты религиозного мышления индийцев, изменявшегося на протяжении веков, индуизм.

Ведическая религия – это совокупность религиозно-мифологических представлений индоариев, нашедших отражение в памятниках их «священной» литературы – Ведах. Ведическая религия была связана с обожествлением и одухотворением природных субстанций, явлений природы, растительного и животного мира. Старейшим из богов, хотя и не самым популярным, был Дьяус, бог Неба, отец богов. Он и его жена, богиня Земли Притхиви, считались прародителями мира, богов и людей.

Центральной и наиболее популярной фигурой ведического пантеона был их первенец Индра – бог тепла и света, дождя и бури, мудрец и воин, повелитель Вселенной, гроза демонов, владыка. Его верховное положение в пантеоне ведийских богов отражено в эпитетах: «царь богов» и «царь всей Вселенной». Индра рождён для битв, он – бог битвы, а потому мужествен, воинствен, победоносен. Воинские подвиги Индры получают и космогоническое истолкование: он порождает солнце, борется с косным хаосом, организует жизнь на бескрайних просторах ариев. Индра был связан и с плодородием, процветанием хозяйственного уклада: он заботился о щедром урожае, даровал богатство, долголетие, мужскую силу.

Индра – излюбленный герой «Ригведы», воспеванию его доблестей и деяний посвящены 250 гимнов. Главный подвиг Индры – это сражение с демоном Вритрóй, олицетворением хаоса. Без рук, без ног, издающий шипение, змееподобный Вритра живёт в воде, преграждает течение рек, удерживает небесные воды. Громоподобным оружием – вáджрой Индра поражает Вритру, и тогда Вселенский хаос уступает место космическому порядку. Погрузив Вритру во мрак, Индра обеспечил свободу водам, скованным прежде. Придя в движение, воды дали жизнь земле, гарантировав её плодородие.

Миф о борьбе Индры с противником, воплощавшим силы анархии, деструкции, неопределённости, был основным в ведийской мифологии и варьировался в многочисленных версиях. Он был сценарием праздника, приуроченного к новому году, то есть к тому критическому моменту в сознании индийцев, когда в соответствии с их циклической концепцией восприятия времени космос возвращался к своему изначальному недифференцированному состоянию, и «священный» ритуал был нужен для того, чтобы помочь заново синтезировать космос, повторив все этапы его становления, имевшие место в «первоначальные» времена.

Очень известным и почитаемым ведическим богом был Агни, которому Ригведа посвящает 200 гимнов. Агни – это бог огня, домашнего очага, жертвенного костра. Он почитался как покровитель семьи и дома, восхвалялся как даритель счастья и здорового потомства. Являясь персонификацией священного огня, он стоял в центре основого древнеиндийского ритуала, обеспечивая посредническую функцию между людьми и богами.

В гимнах Ригведы Агни приписываются многочисленные функции: открывать двери тьмы, укреплять небо и землю, охранять их, наблюдать за всем происходящим на свете, знать все миры, пути, людские и божественные тайны. Абстрактность Агни способствовала появлению философских спекуляций об огне как о всеобъемлющем начале, пронизывающем мироздание, или как о свете, присутствующем среди людей и внутри человека.

Из великих богов индоариев следует назвать ещё Вáруна – хранителя мирового порядка, справедливости, космической истины – Риты, бога Солнца Сурью, бога солнца и дня Митру, бога подземного мира Яму, бога пьянящего напитка на церемониалах жертвоприношений Сóму.

Всего насчитывалось 33 великих бога, или дэва, которых исследователи делят на земных, небесных и атмосферных. В ведийском пантеоне было немало и абстрактных богов: Адити – «Безграничность», Пурамдхи – «Изобилие», Ниррити – «Гибель», Прáна – «Дыхание», Калá – «Время» и другие. Кроме дэвов существовали божества второстепенного значения – асуры, которые обладали колдовской силой. Женские божества (например, богиня утренней зари Ушас) занимали третьестепенное место и, в отличие от многих древневосточных религий, их культ не получил развития.

Кроме настоящих («полных») богов у ариев были и полубоги, из которых наиболее известны áпсары – духи неба, воды и земли (наподобие русалок или нимф). Они соблазняли богов и героев, но охотнее всего – аскетов-отшельников, которые, «впав в грех», теряли тем самым приписывавшуюся им сверхъестественную силу и власть в мире богов. Среди полубогов и героев арии выделяли также небесных певцов (гандхáрвов), танцовщиков, часто принимавших облик кентáвров (полулюдей-полулошадей).

Для ведизма характерен синкретизм в описании богов. Каждое божество характеризуется несколькими признаками, которые то актуализируются, то нейтрализуются, и каждое может быть отождествлено с другими, сходными по функциям («Ты Агни – Индра… ты Агни – царь Варуна… ты бываешь Митрой»). Обращаясь к конкретному богу, индийцы наделяли его характеристиками многих богов, так как в данный конкретный момент именно он представлялся им самым главным, несущим благо, счастье и отводящим беды, болезни.

В ведизме не существовало строгой иерархии богов, не было и верховного божества. В то же время существовали представления о рае для праведников и лишённом радостей «посюстороннего» существования царстве бога Ямы для грешников.

Индоарии не строили храмов для своих богов, не имели их изображений, хотя многие из них были предельно антропоморфны. Обряд жертвоприношения, имевший в ведической религии особое значение, проводился на алтарях, сооружаемых на открытых пространствах, в лесу.

Ядро ведической мифологии образуют космогонические мифы, представленные рядом вариантов. В них в мифологизированной форме индоарии пытались осмыслить тайны Вселенной. Начальное состояние, соответствующее хаосу, они описывали как полное отсутствие элементов Вселенной и основных противопоставлений, обусловливавших её функционирование («Тогда не было ни сущего, ни не-сущего. Не было ни воздушного пространства, ни неба над ним… Тогда не было ни смерти, ни бессмертия, не было разницы между днём и ночью… Всё это неразличимо текуче».) В «Гимне о сотворении мира» основой бытия, между тем, провозглашалось нечто безличное – абстрактное «Единое».

Начало процессу творения дали воды, из них родилась Вселенная: земля и пища.

В более поздних вариантах Вед создание Вселенной, а также природной и социальной организации приписывается первочеловеку Пуруше: «Когда разделили[98] Пурушу… брахманом стали его уста, руки – кшатрией, бёдра его – вайшьей, из ног возник шудра. Луна родилась из мысли, из глаз возникло солнце… из головы возникло небо…» Пуруша представлял собой антропоморфизированную модель мира: он тысячеглаз, тысяченог, тысячеглав; имеет большие размеры (он повсюду, со всех сторон покрывает землю, четверть его – все существа, три четверти – бессмертное на небе) и бессмертен. Его организм во всём многообразии жизненного опыта (телесного и духовного) заполняет мир, совпадает с ним, создаёт основу для первичных классификаций (правого и левого, верха и низа, чёта и нечета, огня и воды и т. п.), кладётся в основу ритуала жертвоприношений, основанных на разъятии «первотела»: каждая из его частей сохраняет потенциал целого и со временем обретает увеличенную силу, так как она прошла путь через смерть и уничтожение к новой жизни.

Использование тела Пуруши как строительного материала для создания жизни на земле и во Вселенной может свидетельствовать о том, что для мифо-поэтической картины мира были характерны: параллелизм между макрокосмосом и микрокосмосом, изоморфизм[99], однородность. Следовательно, космогоническая модель мира формировалась на основе идеи о единстве Вселенной. Образом космогонического акта было жертвоприношение. Высшей жертвой богу считался человек, следующей – конь, далее шли бык, баран, козёл. Кровавые жертвы сопровождались произнесением магических формул-заклинаний, обильным пиршеством с жертвенным мясом и возлиянием сомы – пьянящего галлюциногенного напитка. Относясь к жертве как к движущей силе мироздания, индийцы были уверены в том, что всё существующее в мире – это лишь различные трансформации жертвы. Даже боги существуют и действуют только благодаря полученной жертве: они ничего не решают по своей воле, а лишь выполняют требования жрецов, выраженные в религиозно-магической форме. Солнце не встанет, пока брахман не зажжёт огонь на алтаре бога солнца Сурьи и не осуществит обряда его «кормления».

Таким образом, ритуалу жертвоприношения, составлявшему ядро культовой практики индоариев, придавалось первостепенное значение. Ритуал был сложным и тщательно регламентированным: знаток Ригведы в торжественно-возвышенном стиле вызывал бога, воспевал его деяния, родственные связи, основные функции. Знаток Самаведы угождал богу песнопениями, знаток Яджурвéды совершал обряд, сопровождая его необходимыми магическими заклинаниями. Наблюдатель-брахман контролировал церемонию в целом, выступая в качестве медиума, организующего связь между миром людей и миром богов, и становясь поэтому фактическим распорядителем мирового порядка.

Сложная, а со временем ещё более усложнившаяся практика жертвенного ритуала возвышала брахманов над «дваждырождёнными», превращала их в недосягаемый слой общества, придавала их статусу не просто привилегированный, а полубожественный характер. Об этом красноречиво свидетельствуют религиозные тексты. В одном из них сказано: «Есть два вида богов – те, что являются богами, и те, что поют славящие их гимны. Между ними следует разделить жертву…». Резкое повышение статуса брахманов было одной из наиболее важных причин появления брахманизма – религии древних брахманов.

Брахманизм как система религиозно-философских взглядов и ритуально-культовой практики – прямой наследник ведической религии. Однако брахманизм – явление уже новой эпохи, довольно далеко ушедшей от эпохи Вед с её первобытно-патриархальной практикой обильных совместных жертвоприношений в честь племенных индоарийских богов. Долгие века трансформации в условиях слияния арийских и местных доарийских представлений и верований привели к смещению многих акцентов, характерных для первоначальной ведической религии. Так, на первый план стала заметно выходить магия. Функции врача и колдуна – мастера магических обрядов были первостепенными для жрецов-áтхарванов, посредничество которых избавляло человека от злых духов (асуров, рáкшасов) и их вредоносных чар. Сила и значимость атхарванов находились в прямой зависимости от их святости, а она, по мнению индийцев, была производной от тáпаса, то есть аскезы, строгого отшельничества и самоотречения, которым предавались атхарваны. В Древней Индии начал возникать культ тапаса, аскезы. Аскетам приписывались чудодейственная сила и власть над миром богов, способность обновлять миры и спасать их от уничтожения.

Вышедшие на передний план магия и аскеза видоизменили и саму основу ведической религии – практику жертвоприношений, которые всё больше стали принимать символический и магический характер. Канули в прошлое и обильные кровавые жертвы, на смену которым пришли символика жестов и заклинаний, а также условность. В ведийском пантеоне появились боги и богини неарийского происхождения, возросло число божеств абстрактно-отвлечённого характера, божеств-понятий и категорий, что явно свидетельствовало не только об усилившейся тенденции к магии и символике, но и о возникновении среди жрецов интереса к разработке философских абстракций. На первое место среди божеств-понятий в поздневедический период всё более явственно выдвигается Брахман-Абсолют, начинается усиленная философская разработка кардинальных проблем бытия и мироздания.

Брáхман[100] – это высшая абсолютная реальность, источник и первопричина существования Вселенной, вечность и бесконечность, это высшая сила, проявляющая себя в явлениях феноменального мира, то есть мира, который даётся нам в ощущениях. Весь мир феноменального – это эманáция (истечение) Брахмана, который воплощает собой творческий принцип существования Вселенной. Брахман – это высшее духовное единство; каждая индивидуальная душа – Атман – является его частью. К познанию Брахмана, к слиянию с ним, к достижению единства с этой высшей реальностью и обретению блаженства должны стремиться все, испытывающие страдания, неудовлетворённость, неуверенность от проявлений феноменального мира, однако путь к спасению доступен только жрецам и аскетам-отшельникам, способным сосредоточиться на духовном и раствориться в Едином – Брахмане.

Центральными идеями брахманизма были кáрма, сансáра, мóкша.

Карма – это одно из кардинальных положений индийской философской мысли, роль которой в истории Индийской цивилизации едва ли можно переоценить. Впервые концепция кармы, объяснявшей и решавшей проблему добра и зла, была сформулирована в Упанишáдах – первых философских текстах аскетов-отшельников. Идея кармы: сумма злых и добрых дел каждого человека определяет форму последующего перерождения – имела огромное психологическое значение, став регулятором индивидуального и социального поведения десятков поколений индийцев. Не социальная справедливость – этот вопрос на протяжении истории Индии практически не вставал, а индивидуальное спасение, освобождение, изменение судьбы в сугубо личном плане впервые оказались в центре внимания именно в философии брахманизма.

Закону кармы подвержены все, за исключением тех немногих, кто отрёкся от мирской жизни, встав на путь богов, например, аскетов-отшельников. Они, приобретая с годами тапаса всё большую божественную силу, в конечном счёте достигали миров Брахмана и растворялись там, не возвращаясь более к жизни, выпадая из цепи перерождений (сансара), оказываясь тем самым независимыми от закона кармы. Обретение состояний блаженства и освобождения от сансары – «колеса жизни», то есть бесконечного круга перерождений в зависимости от кармы, и составляет мокшу. На пути слияния духовного «Я» с Брахманом нужно нравственно и материально очищаться, отказываться от желаний и страстей и быть готовым пожертвовать всем, даже самым дорогим, ради достижения поставленной цели.

К середине первого тысячелетия до н. э. в Индии появился широкий круг людей, искавших спасения, мокши в удалении из общества, в устранении всего материального и концентрации душевных и физических сил на внутреннем «Я». Среди них было немало выходцев из небрахманских слоёв общества, которые начали стремиться выработать новую, альтернативную брахманизму доктрину. Наиболее влиятельной и разработанной религиозно-философской системой такого рода и стал буддизм, зародившийся в VI в. до н. э.

Основателем буддизма был Сиддхáртха Гáутама, член царского рода племени шакьев Шакьямуни, прозванный последователями Буддой.

В легенде о Будде, сохранившейся до наших дней, сообщается о том, что он рано лишился матери. Отец, посвятивший себя воспитанию сына, окружил его роскошью и праздностью. Сиддхартха жил в красивом доме за высоким забором и ни разу за двадцать девять лет, став мужем и отцом, не выходил за ворота особняка. Он наивно полагал, что жизнь повсюду так же беззаботна и радостна, как в отчем доме. Но однажды случилось непредвиденное: от крепкой стены отвалилось несколько камней, и к этому окну в мир жадно прильнул Сиддхартха. То, что он увидел: нищего, просящего подаяние, похоронную процессию, покрытое язвами тело прокажённого, – коренным образом изменило мировоззрение беспечного принца. Картины человеческих страданий перевернули жизнь Сиддхартхи. Обрив голову и облачившись в грубые одежды, он начал странствовать, появляясь в хижинах бедняков, становясь поводырём слепых, живя без отвращения в посёлках чандалов. За годы странствий, ставших искуплением беспечной молодости, он осознал, что миром правят страдания, а человек – это сосуд страданий.

Наука располагает сведениями о том, что основатель буддизма действительно в возрасте двадцати девяти лет ушёл из родительского дома, стал вести образ жизни отшельника и бродячего проповедника. В городе Сарнáтха (совр. Варанаси), когда он проповедовал под смоковницей, на него нашло «Просветление», то есть высшая истина. Он умер в возрасте восьмидесяти лет, имея многих учеников и последователей, которые и назвали его Буддой, что означает «просветлённый», «умудрённый истиной». Других достоверных исторических данных не сохранилось, но историчность основателя буддийского учения не вызывает сомнений, независимо от того, насколько права традиция о событиях его биографии и самом его имени.

Сущность буддийского учения сводится к четырём «благородным истинам». Согласно первой, жизнь – страдание, а потому зло. Вторая утверждает, что причиной страданий являются желания: жажда жизни, наслаждений, богатства, власти. Третья истина провозглашает возможность спасения от жизни-зла путём установления полного контроля над своими духом и телом и достижения состояния нирвáны, то есть полного освобождения, абсолютного покоя. Четвёртая истина указывает способ обретения нирваны – «благой восьмеричный путь спасения»: следуя праведным взглядам, праведному поведению, праведным усилиям, праведной речи, праведному образу мыслей, праведной памяти, праведному образу жизни, праведному самоуглублению – человек сможет постичь истину и, искоренив в себе желания, достигнет высшего блаженства, мира абсолютного постоянства – нирваны и уже не будет возрождаться к жизни вновь, принося себе новые страдания.

Таким образом, буддийское «спасение» означало не обретение вечной счастливой жизни, как в других религиях, а избавление от жизни. Достижение индивидуального спасения (нирваны) при этом не зависело от варны или касты, этнической принадлежности (как в брахманизме), от семейных ценностей и религиозности человека. Более того, ищущий спасения должен был отказаться от всего того, чем он прежде дорожил и гордился: дома, семьи, работы, собственности, социального положения. Стремящийся к нирване не мог обременять себя заботами о мирском и феноменальном мире – источниках душевных страданий. Только в состоянии полной отрешённости, уравновешенности, равнодушия, абсолютного замыкания на внутренних ощущениях и контроля над психикой можно было, вслед за Буддой, приблизиться к миру высшей реальности – нирване, где законы кармы, сансары и мокши перестают действовать.

Учение Будды во многом следовало брахманистским принципам и практике отхода от всего материального, было близко к идее слияния духовного начала с Абсолютом в поисках освобождения (мокши), уже основательно разработанных в брахманизме. Доктрина перерождения в соответствии с законом воздаяния также встречается в брахманской литературе. Однако, отмечая заимствование буддизмом основных философских категорий брахманизма: кармы, сансары и мокши, – вместе с тем мы должны признать и принципиальные новшества в учении Будды. Бесконечный кругов