Семинар 9.
Обработка и анализ результатов
Показателями творчества в данном исследовании являются:
· величина баллов за самое остроумное и оригинальное предложение;
· сумма баллов за все придуманные испытуемым в течение 10 минут предложения.
Эти показатели устанавливаются с помощью шкалы оценки творчества.
Шкала оценки творчества | ||
Пункт | Характеристика составленного предложения | Оценка предложения в баллах |
а | В предложении использованы все три слова в остроумной и оригинальной комбинации. | 6 баллов |
б | В предложении использованы все три слова без особого остроумия, но в оригинальной комбинации. | 5 баллов |
в | В предложении использованы все три слова в обычной комбинации. | 4 балла |
г | Заданные три слова использованы в менее необходимой, но логически допустимой комбинации. | 3 балла |
д | Правильно использованы лишь два слова, а третье использовано с натяжкой в силу чисто словесной связи. | 2,5 балла |
е | Правильно использованы только два слова, а третье искусственно введено в предложение. | 1 балл |
ж | Задача правильно понята испытуемым, но он дает формальное объединение всех трех слов или использует их с искажениями. | 0,5 балла |
Предложение представляет собой бессмысленное объединение всех трех слов. | 0 баллов |
Если испытуемый придумал очень похожие друг на друга предложения с повторением темы, то второе и все после дующие предложения этого типа оцениваются половиной начального балла.
При подсчете баллы удобнее заносить в таблицу результатов.
Качественная характеристика творчества, определяемая по величине баллов, полученных за самое остроумное и оригинальное предложение, соответствует максимальной оценке какого-либо из составленных испытуемым предложений. Эта оценка не превышает 6 и свидетельствует о развитом творчестве или оригинальности. Если оценка данного показателя составляет 5 или 4, то проявление творчества следует считать средним. Наконец, если эта оценка составила всего лишь 2 или 1, то это низкий показатель творчества либо намерение испытуемого действовать алогично и тем озадачить исследователя.
Таблица результатов.
№ предложения | Оценка предложения в баллах |
1. | |
2. | |
3. | |
... и т.д. | |
Сумма баллов |
Второй показатель – это сумма баллов. Он имеет смысл для анализа и интерпретации результатов, только если сравнивается работа нескольких человек, что возможно при доверительных отношениях в группе. У кого больше сумма баллов, у того, следовательно, больше продуктивность творческой деятельности.
Творческое воображение предполагает создание образа, вещи, признака, не имеющих аналогов. В данном случае – это создание предложений без заданного образца. Студенты филологии и студенты естественных факультетов различаются опытом работы с лингвистическим материалом, что важно учитывать. Кроме того, получаемый показатель творчества свидетельствует о субъективной новизне результатов, если они новы или оригинальны для самого испытуемого.
1. Предпосылки создания теории когнитивного диссонанса в переводоведении
2. Теория когнитивного диссонанса в свете базовых положений теории перевода:
КД и переводческие соответствия
КД и градуальность оценки перевода
КД и коммуникативный подход
КД и текст
КД и эквивалентность/адекватность
3. Базовые положения теории когнитивного диссонанса в переводе:
Происхождение термина «когнитивный диссонанс»
Возникновение КД
Динамизм КД
Дидактическая значимость КД
Природа КД в институциональном дискурсе
Природа КД в персональном дискурсе
Уровни КД
Постановка проблемы
Еще четверть века назад, оценивая итоги всесоюзной научной конференции «Теория перевода и научные основы подготовки переводчиков», В.Н. Комиссаров в примечательной форме определил суть решения проблемы переводимости /непереводимости: «...любой оригинал одновременно может считаться непереводимым в смысле отсутствия абсолютного тождества с переводом и должен быть признан принципиально переводимым в смысле создания полноценной функциональной замены его на другом языке и передачи любой части содержания оригинала, которую переводчик считает важной для данного акта межъязыкового общения, и возможности компенсации без потерь» [Комиссаров 1976:5].
Примечательна эта формулировка прежде всего возвращением к знаменитому принципу тождества, выдвинутому еще Аристотелем и более известному в его окончательной редакции И. Кантом. Два положения, составляющие принцип тождества, утверждают противоположные истины - утвердительную («все, что есть, есть») и отрицательную («все, что ке есть, не есть»), И. Кант пишет о безусловном предпочтении тождества противоречию «как высшего по сравнению с ним (противоречием) принципа выведения истины [Кант 1963: 268-271].
Знаменит принцип тождества тем, что более двух столетий дает исследователям способ разрешения диалектических противоречий. Однако И. Кант и его последователи предупреждают о неизбежных затруднениях в полаган'ии оснований при работе с противоположностями. Самим И. Кантом эти затруднения выведены в ранг апории. Рассуждая о попытках конкретизировать противоречия при помощи логической знаковой комбинаторики (и, следует полагать, при помощи терминов любой специализированной отрасли знания^ немецкий философ признает, что «...там, где при помощи этих знаков должно быть выражено сложное познание, вся проницательность ума оказывается как бы внезапно повисшей над пропастью и наталкивается на неразрешимые трудности» [Там же].
Именно о такого рода трудностях, стоявших (стоящих?) перед переводческой теорией, упоминает В.Н. Комиссаров в предыстории к выводу, приведенному о начале настоящей работы. Но снятое в сформулированном им диалектическом тождестве противоречие не освобождает от последствий кантовой апории. Как только исходное тождество пытаются конкретизировать пo двум его составляющим, противоречие начинает заявлять о себе. Классический пример - неудачи проектов создания монистической теории перевода, попыток найти тождество, снимающее противоречие общего и частного в переводческих штудиях. Суть происходящего в этом случае с положениями переводческой теории хорошо показал М.Я. Цвиллинг, выразивший сомнение в перспективности монистических проектов. В качестве основной причины такого сомнения названы отсутствие единой теории языка и мышления равно как и человеческого сознания, а также «обнаружившаяся иллюзорность попыток методологической унификации языковедения-филологии, да и общественных наук в целом» [Цвиллинг 1999: 35J.
В заключении В.Н. Комиссарова о проблеме переводимое/непереводимости есть еще одна характерная мысль, стремящаяся привести к тождеству разные формулировки сущности перевода как эпистемического акта. Ведь исследователи этой проблемы также исходят - неважно, теоретически ли. эмпирически ли - из принципа тождества, используя в качестве ключевых предикатов опорных определений слова «равнозначность», «эквивалентность», «адекватность». Но предпочтение ключевых предикатов авторами отдельных теорий знаменательно. Оно раскрывает другое противоречие общеметодологического характера - противоречие между структурной и функциональной идеологиями исследования. Анализ данного противоречия будет в центре нашего дальнейшего исследования, и поэтому ограничимся замечанием о том, что В.Н. Комиссаровым предложена формулировка в духе диалектического тождества, стремящаяся снять и это противоречие. В самом деле, «полноценная функциональная замена» выдает телеологическую ориентацию, в то время как «передача любой части содержания оригинала» идеологически созвучно известной структурной максиме: «все, что может мыслиться, может быть выражено» [Searle 1979]. Но, повторим, снятое в диалектической форме противоречие продолжает жить в тождестве и готово раскрыться каждый раз, когда живая действительность переводческой практики подводит нас к необходимости решать проблемы переводимости /непереводимости.
Предложение использовать в работе с основной переводческой апорией принципы теории когнитивного диссонанса не ставит целью коренным образом изменить подход к решению проблемы. Мы руководствуемся известным методологическим принципом дополнительности, сформулированным Н. Бором относительно кантовой апории: «Очень сложные объекты должны изучаться в топологическом N-мерном пространстве, и каждое новое направление исследования в нем имеет ценность, потому что вкладывает какие-то штрихи в общую картину объекта» [Бор 1960]. Мы попытаемся связать основные положения теории когнитивного диссонанса с известными теоретическими принципами перевода. Затем, используя интенциональные формулировки двух идеологических установок, выражающихся в ключевых терминах «эквивалентность» и «адекватность», покажем место и охарактеризуем роль когнитивного диссонанса в научных операциях с этим диалектическим противоречием. Завершается работа кратким анализом перспективы применения предложенных решений в теории перевода и в профессиональном обучении переводчиков.
Основные положения теории перевода, открытые взаимодействию с принципами когнитивного диссонанса
При всех различиях переводческих школ, направлений и теорий можно все-таки выделить несколько общих мест:
1. Все теории в качестве точки опоры для построения их категориального аппарата используют оценку переводчиком семиотических параллелей1 ИЯ и Г1Я. Иными словами, на переводчике лежит ответственность за обеспечение принципа тождества в его «рабочей» ипостаси (ср. принцип коммуникативной равнозначности; Комиссаров 1990). Интенция «быть эквивалентным/адекватным» является определяющей, и это интенция именно переводчика, которому, по определению лингвиста-когнитолога, предписана роль наблюдателя, но не говорящего. Наиболее радикальной в утверждении данной роли переводчика является франко-канадская интерпретативная теория перевода [Delisle 1984; Seleskovich, Lederer 1987]. Разработчики теории неоднократно подвергались критике у нас и за рубежом за решительное неприятие в целях перевода лингвистических сопоставлений, особенно в духе контрастивного анализа [Комиссаров 1999; Baker 1992]. Тем не менее с лингвистическими подходами к переводческой теории и практике их объединяет полагание на переводчика как на носителя интенции «быть эквивалентным /адекватным».
Эта общность теоретических положений решает вопрос об определении субъекта когнитивного диссонанса. Целесообразно сосредоточиться на рассмотрении разновидностей КД, свойственных переводчику, определяющих, динамику его профессионального роста и подходы к решению переводческих проблем.
2. Большинство теорий тяготеет к градуируемости в оценке адекватности или эквивалентности перевода. Несомненно, тенденция возникла и обрела силу благодаря активным разработкам лингвистических основ перевода. Особую роль - по крайней мере, в отечественном переводоведении - сыграли ранние работы А.И.Федорова и Я.И.Рецкера, в частности, теория закономерных соответствий [Рецкер 1974]. Идеология закономерных соответствий всецело определена структуралистским пониманием языка как системы, гомеостазис которой образован инвариантами. Естественно, что основная исследовательская интенция в этих эвристических условиях определяется максимой «инварианты реализуются в вариантах». Основная цель исследования - установить степень близости варианта к соответствующему инварианту.
1 В условиях настоящей работы мы не имеем возможности подробно комментировать понятие «семиотические параллели». Это - лингвофилософский аспект проблемы. Здесь «семиотические параллели» используются в качестве термина, обобщающего аспекты и критерии - лингвистические и не-лигвистические, по которым описывается процесс и оценивается результат переводческой деятельности
Поскольку в качестве инвариантов неизменно выступают единицы ИЯ, их соотнесенность с единицами ПЯ с необходимостью, продиктованной исследовательской парадигмой, принимает вид градуальной оппозиции. Члены (классы) градуальной оппозиции располагаются так, чтобы, образно говоря, не только указывать расстояние от ИЯ до ПЯ, но также характеризовать «потери энергии» в пути. Самые общие системы содержат всего лишь два класса (измерений), например, формальная и динамическая эквивалентности в теории Ю. Найды fNida 1964]. Три класса составляют систему закономерных соответствий - эквивалентные, вариантные и контекстуальные соответствия. Весьма подробная система соответствий, именуемых техническими способами перевода, приводится в работе Ж-П. Вине и Ж. Дарбельне [Viney, Darbelnet 1968]. Иногда установленные типы (уровни, классы) эквивалентности или адекватности градуируют отношения в языке; для речи называется иная плоскость измерений, чаще всего прагматическая [Швейцер 1973; Комиссаров 1990]. Тем не менее указывающий путь из ИЯ в ПЯ вектор неизменно именуется эквивалентностью или адекватностью, а движение по вектору определяется ключевыми словами «степень», «уровень», «разряд» и т.п., что безошибочно указывает на градуальность. Здесь также заключен когнитивный эффект, попадающий в фокус нашего внимания. Основные когнитивные теории языка - особенно теория прототипов [Rosch 1975; Taylor 1995; Palmer 1997] - оригинально преобразуют классическое учение об инвариантах путем переноса последних из объективной действительности в сознание наблюдателя [Maturano 1978]. О роли переводчика как наблюдателя мы уже говорили (см. предыдущее положение); отметим, что принципы когнитивного диссонанса дают возможность решать проблемы градуальности с учетом профессионального уровня переводчика, а это немаловажная прикладная задача теории перевода.
3. По большому счету, все переводческие теории верны коммуникативному подходу. Это впервые показали споры о том, что следует считать единицей перевода (пик споров приходился на 1950-1960-е годы). Даже в положениях, отстаивающих центральность слова в переводческой деятельности, единицы лексики трактуются вовсе не так, как было принято в современных им лингвистических исследованиях. Так, Ж-П.Вине и Ж.Дарбельне, посвятив большую часть совместной работы анализу лексики, тем не менее заключают, что «...только само сообщение, отражающее ситуацию, позволяет, в конечном счете, высказать окончательное суждение о параллельности двух текстов» [Viney, Darbelnet 1968:49]. Явную коммуникативную ориентацию имеют 4 основные требования к переводу, которые формулирует Ю.Найда: «1) передавать смысл, 2) передавать дух и стиль оригинала, 3) обладать легкостью и естественностью изложения, 4) вызывать равнозначное впечатление» [Найда 1978:125].
С методичностью и основательностью, характерными для немецкой научной традиции, коммуникативный подход к переводу разрабатывается в Германии [Honig, Kussmaul 1982; Reiss, Vermeer 1984; Hoiz-Manttari 1984; Paepcke 1985]. Также заслуживает внимания вклад немецких ученых в исследования межкультурных аспектов перевода и соотношения дискурсов ИЯ и ПЯ [Gohring 1977; Vermeer 1986; Holz-Manttari 1986]. Указанные работы - свидетельство понимания коммуникации как не только языкового, но также межкультурного взаимодействия.
Условию эквивалентности текстов, т.е. единиц коммуникации, подчинена конечная цель перевода в концепции Дж. Кэтфорда [Кэтфорд 1978]. А. Нойберт считает, что в качестве единицы перевода должен выступать «грамматико-лексический комплекс», но при этом такая единица является прагматико-лингвистической величиной [Нойберт 1978:200]. Таким образом, на единице перевода полностью замкнут семиотический цикл, а прагматическая функциональная доминанта с необходимостью обусловливает коммуникативный статус единицы перевода. Отмечая, что «...чаще всего... на практике возникают затруднения при передаче значений отдельных слов, и большинство переводческих задач решается в рамках предложения», ЯМ. Рецкер тем не менее заключает о необходимости «исходить из содержания, стиля и идейно художественной направленности всего переводимого текста в целом» [Рецкер 1974:25]. Приведенные цитаты свидетельствуют о том, что коммуникативный подход в теории перевода тесно связан с понятием текста и шире - завершенного речевого произведения. В комментарии следующего общетеоретического положения о переводе мы учитываем и эту характерную особенность с целью обозначения перспектив теории когнитивного диссонанса.
4. Эта и следующая типологические черты непосредственно подводят нас к обоснованию центральной темы когнитивного диссонанса в переводе. Начнем с различий между лингвистическим, с одной стороны, и переводческим, с другой стороны, пониманием текста как объекта научного анализа. Нашей основной целью будет показать, что в теории перевода - сначала эмпирически, а позднее вполне сознательно - под текстом скорее подразумевали дискурс, хотя и не полагая здесь сколько-нибудь обоснованной традиции. Понятие «текст» проходит во многих теориях как универсум, в котором получают окончательное решение вопросы эквивалентности/адекватности перевода. Обращение к этому понятию в его указанном качестве стало почти нормой в постструктуралистский период [см. об этом Бархударов 1975]. Однако относить эту особенность только к основной традиции постструктурализма ошибочно. У теоретика-переводчика и теоретика-лингвиста совершенно разные воззрения на текст. Для последнего - особенно для специалиста в области лингвистики текста - главная эиистема формируется в направлении от синтаксиса к семантике и, наконец, к прагматике (подробно об этом: Степанов 1986). Не случайно на первом этапе лингвистические исследования изобиловали обращениями к связности (когезйи) и стремились к установлению структурных единиц текста [Гиндин 1971; Москальская 1977; Синтаксис текста 1980; Van Dijk 1975]. К семантике обратились позже Гальперин 1981; Тураева 1986; Сусов 1985, а когда дошла очередь до прагматики, на первый план вышло понятие «дискурс», вобравшее в себя «текст» по закону расширения гносеологического контекста науки [Караулов, Петров 1989; Баранов 1990; Демьянков 1995;'Степанов 1995; Halliday 1989; van Dijk 1991; 1996; Fairclough 1995]. Иными словами, несмотря на существенные изменения в топологии его науки лингвист остается верен классической идеологии познания: «от формы к содержанию и от них к функции».
Неверно думать, что современная нам когнитивная лингвистика в указанном отношении революционна. Ее теоретические положения пока пестрят радужным разнообразием развивающегося учения, но как только начинается анализ конкретного материала, классическая идеология заявляет о себе в полный голос. Чтобы сформулировать имя концепта, лингвист ищет необходимые основания в лексике языка, точнее, в формантахконцептуальных взаимосвязей. Чтобы апробировать концептуально обусловленные построения, прибегают к контекстному анализу, который в наиболее полной его форме оказывается анализом дискурса (см. например: Степанов 1995). Сказанное отнюдь не ставит под сомнение ценность когнитивных подходов: просто здоровый, т.е. не переходящий в радикальную формализованную эпистему, позитивизм в лингвистике неизбежен: ведь приходится начинать с того, существование чего бесспорно (утвердительная истина по Канту, см. выше), а это в первую очередь сущности, имеющие языковую форму. Над переводчиком, оперирующим понятием «текст», довлеет иная доминанта. Для него текст - в первую очередь информация, которую необходимо донести1 до другого коммуниканта. Таким образом, не семантика и не синтаксис, а прагматика становится альфой и омегой переводческой деятельности.
Выражение «донести/передать информацию» - метафора, упрощающая смысл, но иногда затрудняющая его научное понимание. Поэтому уточним: под информацией здесь и далее будем понимать «полную структуру» [Бир 1965], т.е. связанную определенной интенцией. Именно передача интенцио-нальной структуры текста составляет приоритетную задачу переводчика.
Это хорошо показал А.Нойберт (см. вышеприведенную ссылку), к этому прямо или косвенноведут самые разные теоретические положения о тексте как объекте переводческой деятельности [Швейцер 1993; Комиссаров 1998; Латышев 2000; Snell-Hornby 1994; Martinez 1999]. Обратное - по сравнению с теоретико-лингвистическим - направление анализа текста особенно очевидно в ситуациях устного перевода. В письменном переводе оно несколько размывается видимостью чисто межтекстовой деятельности переводчика. Тем не менее метафора «межъязыковое посредничество » очень точно указывает на сущность этой деятельности. Решая проблемы и преодолевая трудности выравнивания межъязыковых асимметрий, переводчик руководствуется классической интенцией посредника - «обеспечить взаимопонимание (между носителями ИЯ и ПЯ)», а исследователь перевода принимает ее за точку отсчета, как лингвист принимает интенцию «понять и выразитьсущность языка». Именно это «выразить», как глубоко заметил Б.Рассел, «отличает аналитика-наблюдателя, с одной стороны, от простого наблюдателя, с другой стороны, от участника, принужденного играть в командную игру» [Рассел 1999:145]. А поскольку речь идет о выражении при помощи научного языка, вступают в силу вечные законы логики, обязывающие исследователя начинать с элементарных различий и атомарных формул, посреднику же необходимо охватить целое - пусть в приблизительном, прогнозном варианте, пусть на уровне пред-понимания по М.Хайдеггеру, но именно коммуникативное целое, иначе набрасывание повторных смыслов интерпретации может захватить только второстепенную его часть. Как это может происходить с начинающими переводчиками, известно. Мы проанализируем процесс принятия решения в таких ситуациях в соответствующем разделе работы (см. ниже, стр. 12-13). Выше отмечалось, что переводческая интенция заставляет как практика, так и теоретика работать с дискурсом, а не с текстом, хотя термин «текст» более привычен. На дискурсивные принципы понимания текстов указывают заключения, рекомендации и определения ведущих специалистов (к высказываниям Ю.Найды и Я.И.Рецкера, процитированным выше, можно добавить аналогичные определения из [Швейцер 1993; Крупное 1974; Флорин, Влахов 1978] и других источников). При всех различиях подходов к дискуру в современной лингвистике можно выделить три его стороны, к которым так или иначе обращаются исследователи. М.А.К.Хэллидей называет их соответственно «поле» (в других формулировках «тема»), «участники» («коммуниканты») и «способ выражения» («регистр», «стиль») [Halliday 1989]. Ясно, что поле и участники приоритетны для переводчика - они-то и обусловливают прагматическую доминанту профессиональной деятельности, хотя способ выражения также немаловажен для отдельных типов текста. Об аналогичных приоритетах говорил еще Я.И.Рецкер, настаивая на том, что «в процессе перевода экспрессивное1 начало господствует над функционально-стилистическим» [Рецкер 1974:208].
1 И здесь также очевидно своеобразие переводческого подхода к понятиям теоретической лингвистики. Экспрессивная функция не противопоставлена коммуникативной, что можно было ожидать в эпоху, когда идеи пражцев все еще определяли ход мысли в учениях о функциях языка. У Я.И.Рецкера это понятие соотносимо с иллокуцией, или «планом говорящего изменить поведение слушающего в соответствии с собственными целями» [Lyons 1977:574].-
Но прежде чем дискурс и текст обретут в профессиональной компетенции форму диалектического тождества, переводчик столкнется с немалыми противоречиями, которые будут отмечать этапы его самосовершенствования. Одна из наших центральных задач - использовать механизм и принципы когнитивного диссонанса для описания диалектики этого процесса.
5. Наконец, последнее, общее место теорий перевода - характерная тенденция использования терминов «эквивалентность» и «адекватность». Их распределение в научных теориях в целом определяется особенностями текстов, с которыми переводчик имеет дело. В обобщенной форме тенденцию можно определить как экспонентную зависимость используемого термина от типа дискурса, под который подпадают переводимые тексты.Так «эквивалентность» используют там, где речь идет о переводе институционального дискурса. Соответственно, «адекватность» предпочитают, имея дело с персональным дискурсом. Прототипический институциональный дискурс составляют тексты, максимально отчужденные от Я-интенции автора - научные статьи, законодательные акты и т.п. Прототипический персональный дискурс, напротив, восходит к выраженным Я-интенциям автора - например, поэтическое произведение, исповедь, разговор и т.п. Несмотря на то, что институциональные и персональные дискурсы имеют достаточно хорошо выделенные прототипы, их конкретные разновидности не так просто классифицируются по степени удаленности от прототипа, как хрестоматийные когнитивные категории (например, «птицы» или «цвета», [Rosch 1975; Taylor 1995]. Например, «допрос» более «институционален», чем «интервью», но конфиденциальная беседа адвоката с подозреваемым дает дискурс, который нелегко отграничить от персонального по основным статутным признакам институциональности/персональности. Разговор матери с сыном более «персонален», чем беседа преподавателя со студентом, но разговор двух братьев дает равноценный первому - по признакам персональное - дискурс. В целом таких примеров немало, и они свидетельствуют о том, что институциональные и персональные дискурсы могут образовывать весьма сложные смешанные формы. Насколько трудно установить границы между отдельными разновидностями институциональных и персональных дискурсов, настолько трудно обнаружить систему в использовании терминов «эквивалентность» и «адекватность», когда речь идет о переводе удаленных от прототипов образцов. Несомненно, между первым и вторым есть связь, но скорее, повторимся, в виде тенденции, а не системы; поэтому мы и настаиваем на определении «экспонентная». Схематически эту связь можно выразить следующим образом:
Тип дискурса | институциональный | персональный |
Предпочтительный термин | эквивалентность / адекватность |
В значениях рассматриваемых терминов выделяются небезынтересные для последующих выводов константы. «Эквивалентность» явно апеллирует к количественной, в то время как «адекватность» - к качественной оценке наблюдателя (достаточно проанализировать их латинские этимоны, чтобы подтвердить это заключение). Возможно уточнение (хотя и рискующее несколько радикальной формулировкой): «эквивалентность оценивает перевод по пропозиции, по логико-семантическому содержанию, «адекватность» - по иллокутивной цели, по экспрессивной функции (от expression в понимании Дж. Серля) [Searle 1979]. В окончательном, комбинированном варианте, учитывая оба предыдущие суждения о рассматриваемых понятиях, определим их интенциональную сущность. Представляется правомерным заключить, что интенция эквивалентности - «соответствовать структуре», а интенция адекватности - «соответствовать цели».
Таким образом, мы пришли к хрестоматийному различению структурных и функциональных свойств исследуемых объектов, положенному в современной науке трудами специалистов по теории систем [Bertalanfi 1946; Свидерский 1961; Цопф 1966; Акофф, Эмери 1974]. За кажущимся эмпирико-традиционным распределением терминов «эквивалентность» и «адекватность» раскрывается серьезная, фундаментальная проблема современного переводоведения. Фактически это - вечный поиск межъязыкового тождества, если формулировать смысл истории и теории в терминах И.Какта (см. начало нашей работы)- В поисках тождества исследователи перевода исходят либо из интенции «соответствовать структуре», либо из интенции «соответствовать цели». Примечательно, что это разделение развивалось параллельно с логико-лингвистическими теориями о разграничении значения и смысла (Г.Фреге), экстенсионала и интенсионала (Р.Карнап), значения и пресуппозиции (Ч.Филлмор), пропозиции и иллокуции (Дж.Остин), значения и выражения (Б.Рассел, Дж.Серль), но не образовывало обших с ними концептуальных систем в силу интенциональных различий (см. об этом выше). Иными словами, две науки о вербальной коммуникации зафиксировали ее основное статутное свойство (~ кантово тождество), но исследовали его по направлениям, подсказанным конкретными теоретическими противоречиями. Противоречия эти различаются в корне, ибо переводчик стремится начинать с целого и соотносить с ним каждую его часть, а лингвист пытается моделировать целое, совершенствуя атомарные формулы и структуры отношений между ними. Но если говорить о традициях применения конкретных лингвистических положений в теории перевода, необходимо отметить их последовательность и систематичность прежде всего там, где исследовался институциональный дискурс, т.е. где аналитики преимущественно опирались на понятие эквивалентности. Это закономерно, потому что интенция «соответствовать структуре» способствует сближению теоретических аппаратов лингвистики и переводоведения.
В этой точке исследования, в которой максимально обнажается диалектический характер переводческой деятельности, целесообразно перейти к изложению принципов когнитивного диссонанса и установлению путей, на которых последние могут эффективно взаимодействовать с другими переводческими теориями и способствовать решению актуальных проблем.