Когнитивный диссонанс как дидактическое и теоретическое понятие переводоведения

Основателем теории когнитивного диссонанса считается американский психолог Леон Фестингер. Однако справедливости ради стоит отметить, что Фестингеру принадлежит лишь заслуга удачного наименования весьма извест­ного явления, которое неоднократно рассматривалось в истории науки, начи­ная с И.Канта. Это явление немецкий философ называл расхождением (сторонантиномии), т.е. ситуацией, когда из одной стороны антиномии эксплицирует­ся отрицание другой ее стороны. Сравним определение КД Л.Фестингером: «Два элемента, взятые по отдельности, находятся в диссонантном отношении, если отрицание одного элемента следует из другого. Можно сказать, что X и У находятся в диссонантном отношении, если не X следует из У» [Фестингер1999:29].

В диалектических теориях познания явления, подпадающие под катего­рию когнитивного диссонанса, привычно рассматривались в разделах о проти­воположностях и противоречиях. Гегель неоднократно рассуждает о нигилизме «познающего начала» в «Феноменологии духа» [Гегель 1975]. Известное вы­сказывание Ф.Энгельса о переходе истины «в заблуждение и наоборот» [Эн­гельс 1956] также можно трактовать в терминах КД. Весьма подробное изло­жение проблемы находим в монографии О.Кумпфа и З.Оруджева, относящейся к эпохе «позднего», идеологически умеренного диалектического материализма [Кумпф, Оруджев 1984]. Л.Фестингер оказался «на гребне волны» во многом благодаря бурно растущей популярности когнитивных наук, с одной стороны, и, с другой стороны, вследствие негативного отношения к диалектике в науч­ных кругах США, навязанного тенденциозной точкой зрения «духовного отца» современной американской идеологии К.Поппера.

Мы не будем продолжать развенчание заслуг Л.Фестингера, ибо все-таки принимаем его термин, полезный по многим соображениям, вплоть до техни­ческих. Нам важно восстановить совершенно необходимый элемент диалекти­ки, без которого сущность КД выхолащивается до безжизненной схемы.

Продолжим линию аргументации, выдержанную в предыдущем разделе (5) и сделаем очень важный шаг, характеризуя основные переводческие интен­ции (см. выше) в терминах базовых (концептуальных метафор). Этот шаг бу­дет своего рода связующим звеном между рассмотренными положениями переводоведения и сформулированной в терминах КД новой теорией.

В целом КД возникает в точке, в которой переводчик должен соединить значение и выражение, пропозицию и иллокуцию. Для прототипических разно­видностей институционального и персонального дискурсов взаимодействие значения и выражения будет определяться противоположными формулами. В институциональном дискурсе значение, т.е. структурно выраженная компонен­та, является постоянной величиной и определяет выражение - М(Е). Так, текст юридического документа может готовить один эксперт, группа или большой коллектив, но все различия в выражении (=Я-интенции) будут приводиться к единой структуре значения. Напротив, у персонального дискурса всегда один автор, выражение которого - константа, определяющая значение, т.е. Е(М). Вероятно, здесь можно найти разрешение известного спора А.М.Пешковского и М.М.Бахтина о сущности взаимодействия общего и отдельного в тексте.

Мы опускаем рассмотрение теории базовых метафор, разработанной Дж. Лакоффом [Lakoff 1977; Lakoff, Johnson 1982; Lakoff 1987]. Прагмати­ческие способы использования этого понятия в нашей работе в достаточной мере раскрывают их сущность:

A.M. Пешковский, бравший примеры для описания синтаксиса русского языка в основном из институциональных форм, настаивал на том, что отдельное сло­во или словосочетание может «заряжать весь текст... стилистическим своеоб­разием» [Пешковский 1956:163]. М.М.Бахтин, опираясь на опыт анализа ху­дожественно-литературных текстов (персональный дискурс), возражал, утвер­ждая главенствующую роль выражения всего текста, в результате чего «...отдельные слова и части произведений проникаются духом целого» [Бахтин 1979:189]. В этом споре ключевую роль играют метафоры, выдающие идеоло­гические ориентиры участников. Ведь «заряжать» в буквальном смысле можно только орудие, прибор, систему. А «дух» - опять-таки в буквальном смысле - указывает на целое живого организма.

В переводоведении также просматривается историческая дискуссионная линия, которая - весьма знаменательное обстоятельство! - содержит аналогич­ные концептуальные метафоры. Если опираются на понятие эквивалентности, то сущность текста часто выражают базовой метафорой «текст - это система» [Федоров 1968; Комиссаров 1973; Рецкер 1974; Бархударов 1975; Швейцер 1973, 1988]. «Адекватность» же обычно вводит в когнитивное пространство, определенное концептуальной метафорой «текст - живой организм» [Левый 1970; Копанев 1972; Крупное 1976; Кашкин 1977; Гончаренко 1988, 1999а, 1999b; Демурова 1979]. Наибольшей последовательностью и настойчивостью характеризуется метафорическая линия, проводимая в трудах С.Ф. Гончаренко о сущности поэтического перевода. Вот ключевые цитаты: «...поэтическая версия должна воссоздавать художественное единство содержания и формы оригинала, воспроизводить его как живой и целостный поэтический организм [выделено нами], а не как мертвую фотокопию или безжизненную схему, сколь точной в деталях она бы ни была» [Гончаренко 1999а: 108]. В другом научном рассуждении представление о тексте как о живом организме распространено в область тендерных различий: «... категория грамматического рода в поэтиче­ском дискурсе как бы изначально запрограммирована на одушевление явлений «неживой» или «неживотной» природы, в результате чего грамматический род восстанавливает, казалось бы, навсегда утраченный им ореол половых отно­шений» [Гончаренко 19996:39]. Коммуникативная значимость базовой метафо­ры очевидна: даже самая «сухая», невыразительная часть целого наделяется духом и плотью, если целое - живой организм. Наконец, обратим внимание на характерную метафоричность заключительного рассуждения в данной работе: «[опорные эспрессемы]...как одушевленные сущности женского пола, сопря­гаются друге другом..., прорастая корнями в каждый клочок его поэтического текста духовной почвы, - так что переводчику здесь разрозненными «лексиче­скими заменами» не обойтись: при переводе на язык русской поэзии потребу­ется радикальная реконструкция всей текстовой структуры во имя того, чтобы продолжала дышать его живая информационная система» [Там же.¹- С.41]. Примечательно, что здесь информационная система «дышит», в то время как обусловленная интенцией «соответствовать структуре» она чаще через струк­туру и ассоциативные с ней предикаты определяется. Приведем рассуждение Р.Я. Якобсона, в котором выражена точка зрения, связанная иным (на наш взгляд - небесспорным) представлением о поэтическом тексте, представлением о нем как о системе: «В поэзии вербальные уравнения стали конструктивным принципом построения текста. Синтаксические и морфологические категории, корни, аффиксы, фонемы и их компоненты (различительные признаки) - ко­роче, любые элементы вербального кода противопоставляются, сопостав­ляются, помешаются рядом по принципу сходства или контраста н имеют свое собственное автономное значение. Фонетическое сходство воспринима­ется как какая-то семантическая связь. В поэтическом искусстве царит калам­бур, или, выражаясь более ученым языком и, возможно, более точным, паро­номазия,и независимо от того, беспредельна эта власть или ограничена, по­эзия по определению является непереводимой. Возможна только творческая транспозиция...» [Якобсон 1998:367].

Выделенные в цитате слова с очевидностью выдают интенцию «соответствовать структуре». Выраженная Р.Я.Якобсоном чуть позже убежденность в том, что перевод поэтического текста может осуществляться только в виде за­мены одной системы другой, выглядит идеологически абсолютно закономерной.

В чем теоретико-связующее значение рассмотренных базовых метафор (см. выше)? В том, что, согласуясь с интенциями «соответствовать структуре» и «соответствовать цели», они способны направлять переводческую деятель­ность на начальных уровнях компетенции. Они ориентируют на соответст­вующую интенцию именно как метафоры, т.е. семиотические сущности, заставляющие переживать (- понимать) абстрактное через конкретное. Посколь­ку когнитивный диссонанс свойствен переводческой рефлексии - самостоятельной или направляемой (об этом ниже) - на всех уровнях переводческой компетенции, метафора объясняет, как неопытный переводчик может интуи­тивно исходить из сущностей, категориально-научный статус которых им пока не усвоен (см. об этом ниже).

Отталкиваясь от положения, согласно которому КД свойствен перево­дческой деятельности на любом уровне профессиональной компетенции, будем рассматривать его разновидности как диалектическое взаимодействие трех ос­новных сторон вербальной коммуникации: системы (языка), текста (речи), ре­чевой деятельности (дискурса).

КД динамичен. На начальных этапах переводческой компетенции он ча­ще осознается переводчиком как ограниченное понимание дискурса, кото­рому принадлежит переводимый текст. Закономерно, что к осознанию этого уровня профессиональной компетенции - в условиях осуществления специаль­ных программ подготовки - будущего переводчика приводит преподаватель. Это весьма важный дидактический момент: без постоянного КД профессио­нальный рост переводчика едва ли возможен.

Дидактическое качество КД действительно также в контексте работы вы­сокопрофессионального переводчика, умеющего самостоятельно решать про­блемы интерпретации текста ИЯ, т.е. в полном объеме воспроизводить реле­вантные компоненты соответствующего дискурса. Для указанных условий об­щая формулировка КД следующая: осознание ограничений в выборе средств ПЯ, необходимых для выполнения одной из двух ключевых интенций пе­реводческой деятельности (либо «соответствовать структуре», либо «соот­ветствовать цели») по совокупным! параметрам дискурсов ИЯ и ПЯ. Пере­числение и характеристика конкретных разновидностей КД в контексте задач настоящей работы не предусмотрены, но стоит указать на некоторые из них, чтобы снять чрезмерную абстрактность предложенной формулировки. Так, пе­реводчик институционального дискурса может столкнуться с необходимостью толкования отдельных разделов резюме (=переход к интенции «соответство­вать цели», что повлечет за собой нарушение структурного «баланса» текстов ПЯ и ИЯ). В цитируемой выше работе С.Ф.Г'ончаренко приводятся примеры тендерных противоречий, заставляющих переводчика испанской поэзии на русский язык искать соответствия в русле интенции «соответствовать структу­ре» (la nube vs. «облако»). Разнообразны формы когнитивного диссонанса по фактору участников дискурса: от осознания ограничений ПЯ вследствие тре­бования одного из участников переводить «слово в слово, как я говорю», т.е. следовать интенции «соответствовать структуре» там, где необходима ориен­тация на цель, до серьезных проблем, связанных с межкультурными разрывами (например, при переводе «политически корректной» речи носителя английско­го языка в аудитории, в которой соответствующие ценности могут вызвать со­вершенно неожиданную реакцию; здесь сам выбор интенции чрезвычайно за­труднен).

Очевидно, осознание того, что средства ПЯ в конкретной ситуации опре­деленным образом ограничены, характеризует состояние опытного переводчи­ка еще до начала профессиональной работы. Многое зависит оттого, насколь­ко близок переводимый текст к соответствующему прототипу и насколько хо­рошо участники дискурса знакомы с «правилами игры» в условиях данного дискурса. Переводу прототипически сильных текстов свойственны наиболее выраженные формы КД, ибо в одном случае есть опасность буквализма (= же­сткого следования интенции «соответствовать структуре»), а в другом - не ме­нее осуждаемая крайность вольного перевода.

Приступая к переводу институционального дискурса, переводчик знает, что последний основывается на структуральных значениях. Иначе говоря, это дискурс, обязывающийпереводчика следовать интенции «соответствовать структуре». В самом деле, какой бы конкретный текст не рассматривался в ка­честве представителя дискурса - законодательный акт, договор, контракт, на­учная статья и т.п., сама форма текста подчинена закономерностям выражения структурального значения. Возникают своего рода «ножницы» профессио­нального восприятия ситуации: переводчик знает о не-конгруентности систем ИЯ и ПЯ, но структуральное значение институционального дискурса порой обязывает его следовать букве, а не духу (впрочем, из сказанного следует, что знак выражения в институциональном дискурсе гораздо больше, чём «буква» в известной идиоме»). В частности, калькирование обязано самим существова­нием своим такого рода диссонансу. Думается, в общем верна следующая де­финиция: калькирование есть буквализм, степень оправдания которого зависит от того, насколько полно просчитаны переводчиком возможности реализации обеих основных интенций.

Области и конкретные составляющие когнитивного диссонанса в переводе непостоянны. Они изменяются по мере профессионального совершенство­вания переводчика. Если принять, что профессиональное совершенствование -термин, определяющий положительную динамику (расширение) когнитивного контекста, в котором решаются переводческие проблемы, можно назвать три основных качественных рубежа, три уровня совершенствования. Эти уровни определяются в терминах КД между знаниями о трех основных составляющих вербальной коммуникации (см выше) ¹.

_________________________________________________________

¹ Не рассматриваются до-профессиональные рубежи переводческой компетен­ции. Ясно, что человек, в какой-то степени знающий два языка, может что-то перевести с одного языка на другой. Однако это будет спорадическая, под­верженная разного рода случайностям практика, характерная для наивного знания. О профессиональных уровнях - в российских условиях - можно го­ворить, начиная с 3 курса специальной подготовки.

Первый уровень КД. Если действует интенция «соответствовать структуре», диссонансы возникают в когнитивном пространстве «система ИЯ -система ПЯ». У начинающего переводчика «не сходятся» отдельные фрагменты системы ИЯ, с одной стороны, и единицы ПЯ, с другой стороны, необходи­мые для выполнения избранной интенции. В качестве примеров приведем ра­боты студентов 3 курса Иркутского государственного лингвистического уни­верситета.²

-Перевод выполняли 57 студентов, обучающихся по специальности «Лингвис­тика и межкультурная коммуникация: Переводчик английского и второго иностранных языков». Текст выдавался как обычное домашнее задание (вре­мя выполнения - сутки).

Экспериментальный текст представляет собой очень краткий конспект делового доклада (институциональный дискурс, близкий к прототипу). Док­ладчик работал на основе серии слайдов, содержащих запись релевантной ин­формации в виде ключевых слов (словосочетаний) и цифр. Эта информация была предложена для перевода. Никаких дополнительных инструкций не дава­лось. Задание было несколько «провокационным», ибо студенты не имели опыта подобной работы. Но для определения характера КД важны результат самостоятельной работы и особенности последующей рефлексии на результат. Ниже дается вариант перевода, названный оптимальным.³

^{_________________________________________________________________________________________}

³ Приведенный вариант перевода определен оптимальным на основе коллек­тивного предпочтения (по методике Г.П.Щедровицкого). Последующая реф­лексия на результат осуществлялась в ходе беседы переводчика с преподава­телем. Выводы делались также в соответствии с рекомендациями Г.П.Щедровицкого по принятию совместных решений. Аналогичным было взаимодействие преподавателя и студентов в процессе определения КД вто­рого уровня (см. ниже).

English Municipal networks and street railways Interconnected regulated monopolies Deregulated generation Independent system operators (Privately owned transmission systems)

Русский Муниципальные сети и уличные железные дор оги Взаимосвязанные регулируемые монополии Дере гулируемая генерация Независимые операторы системы (Частные системы передач)

В тексте перевода подчеркнуты те его части, комментарий которых сви­детельствовал о наличии у студентов КД. Общий смысл студенческих комментариев следующий: «Я не (совсем) понимаю смысл целого, но словари других вариантов не дают». Следовательно, основным источником необходимой для перевода информации были словарные (=системные) соответствия; мало того, сообщение на ИЯ вообще не воспринимается как текст. Точнее, в сознании студентов, вероятно, присутствует концептуальная метафора текста как системы (см. выше)На этом «наивном» уровне переводческой компетенции система текста ИЯ представляется изоморфной системе текста ПЯ, если первый производит впечатление сообщения, требующего строгости, структурной точности в передаче смысла. Переводчик еще не знает принципов и методов разбиения целого на части; структурной частью для него может явиться любой каким-то образом выделенный фрагмент текста: между знаками препинания, взятый отдельной строкой и т.п. Тем не менее именно рассогласование между выбранным решением и результатом, т.е. эффект КД, побуждает переводчика пе­ресмотреть основной принцип работы с институциональным дискурсом. И здесь трудно переоценить роль преподавателя, способного - при правильном подходе к проблеме - помочь будущему переводчику избежать долгого, малоэффективного (и небезопасного) пути восхождения к профессиональному совершенству методом проб и ошибок.

Совершенно иная природа КД на первом уровне переводческой компе­тенции, если текст ИЯ явно принадлежит персональному дискурсу, т.е. ориентирует на следование интенции «соответствовать цели». Показательны результаты перевода той же группой студентов ИГЛУ поэтического текста. На аналогичных условиях им было предложено перевести небольшое стихотворение Стивена Крейна. Подавляющим большинством переводчиков оптимальным был признан следующий вариант:

Black riders came from the sea There was clang and clang of spear and shield And clash and clash of hoof and heel Wild shouts and the wave of hair In the rush upon the wind: Thus the ride of Sin.

Черные всадники вышли из моря, Черные всадники - вестники горя. Столкнулись щиты, скрестились мечи Плачь от страха! От боли кричи! Так явился — один на всех — Страшный, Великий, Безжалостный Грех.

Студенты избегали комментировать конкретные - немаловажные! - переводческие решения, касающиеся соответствий между отдельными знаковыми образами, настаивая на том, что поэтический перевод необходимо оценивать как целое (целостное) произведение. Обычно смысл комментариев сводился к следующему сложному аргументу: «Это далеко от оригинала, если судить по отдельным строкам (= следовать интенции «соответствовать структуре», добиваясь изоморфизма частей целого). Зато передается настроение / дух /тональность / атмосфера / эмоциональность целого».

Выделены части суждений, свидетельствующие о том, что на первом уровне переводческой компетенции диссонансы возникают в когнитивном пространстве «дискурс ИЯ - дискурс ПЯ».

Это не парадокс, а в первую очередь свидетельство онтологической реальности дискурса. Концептуальная метафора «поэтический текст есть живой организм» (см. выше), очевидно, усвоена студентами еще на этапе общеобразовательной подготовки; для интересовавшихся поэзией усвоение данной метафоры правомерно отнести к старшему школьному возрасту. В выборе ведущей интонации сомнений у начинающих переводчиков нет. Важно подчеркнуть, что и упорства в защите конечного результата перевода проявляется значи­тельно больше, чем при работе с институциональным дискурсом. Это абсолютно закономерно, ибо, если части целого сведены в единую форму интерпретации, Т.е. интенция «соответствовать цели» реализована таким образом, что поставленная цель представляется достигнутой, КД не будет осознаваться, пока критически настроенный наблюдатель (= преподаватель) не приведет убедительных контраргументов, заставляющих переводчика усомниться в адекватности избранных средств ПЯ.

Смысл контраргументов в данном случае сводится к тому, что эффектная форма текста, названного переводчиками оптимальным, почти не имеет отно­шения к содержанию оригинала; к форме также есть претензии. В частности, насколько оправдана замена верлибра рифмованным стихом? Ведь С.Крейн никогда не писал иначе, чем верлибром (последний аргумент относится к уровню анализа дискурса, а именно фактора «участники». А переводчики, воспринимающие дискурс только на уровне концептуальной метафоры, еще не готовы к аналитической работе. Иными словами, овладение анализом дискурса в целях профессиональной переводческой работы - диалектический познавательный процесс, следующий законам расширения первоначального контекста интерпретации; см. выше, стр. 11). Наиболее серьезная ошибка автора перево­да, позволяющая утверждать, что перед нами далеко не лучший пример воль­ного перевода, заключается в перестройке целостной образной основы произ­ведения под ключевой концепт «горе». Его нет в оригинале. Более того, «звон щитов и треск копий», «топот копыт», «дикие крики и развевающиеся волосы», т.е. отдельные составляющие образного ряда, а также «черные рыцари» (имен­но архаичное значение «рыцарь» вкладывается в слово rider, судя по синтакси-

су стиха), являющиеся символом яростного мщения, подводят опытного ин­терпретатора к иному выводу: «Грех» в стихотворении С.Крейна - это «гнев», «ярость», или один из Семи Грехов согласно Новому Завету. Укрепляет в этом выводе и знание об авторе оригинала как об убежденном идеологе новозаветных истин (подробнее см. ниже, стр. 20). Таким образом, броская поэтическая форма перевода бьет в пустоту, даже если оценивать ее только по интенции «соответствовать цели». Сама цель понята неверно, потому что представление о целостности текста на уровне концептуальной метафоры «текст есть живой организм», не сопряженное с проработкой его отдельных частей, чревато ошибками интерпретации. Интенция «соответствовать цели» ориентирует переводчика на завершенность интерпретации, ибо цель такого персонального дискурса как поэтический текст воплощается в едино-образной субстанции уже в силу единичности уникальности автора. Каждая часть такого текста может выражать - и как мы убедились, действительно выражает целое, которое боль­ше части [Гумбольдт 1984]. Не обладая достаточно высокой компетенцией, позволяющей увидеть за частью целое, начинающий переводчик тем не менее обязан завершить интерпретацию. Так появляются версии, аналогичные критически рассмотренной нами выше. Но, повторим, это - интерпретация дискурса, хотя и зияющая когнитивными пробелами. Сложная архитектоника авторского смысла еще не прочитана и пока не может быть прочитана. Отсюда полуинтуитивный, «метафоро-центрический» подход к определению того, что все-таки было выражено в результате перевода - «тональность», «дух», «настроение» и т.п. Такова типичная ситуация, ведущая - при известных усилиях преподавателя—к осознанию КД первого уровня. Она же обусловила вольный характер перевода, ибо не обязывала «наивного» переводчика ничем, кроме того, что осознавалось как «дух», «атмосфера». Используя понятия герменевтики, следует заключить, что от пред-понимания до завершенной интерпретации такой переводчик способен набросить лишь один круг смысла на целое текста (о набрасывании смысла [см.: Хайдеггер 1993]).

Ясно, что большинство аргументов против перевода, названного большинством студентов оптимальным, могут приводиться профессионалом, достигшим высшего третьего уровня компетенции. Мы еще вернемся к последнему, но перед этим необходимо рассмотреть особенности КД на промежуточном уровне.

Второй уровень КД. Начнем с особенностей КД, характеризующих перевод институционального дискурса. Ниже приводится оптимальный - по оценке студентов-переводчиков (10-ый семестр обучения) вариант перевода того же краткого конспекта делового доклада (см. выше).¹

Муниципальные сети и железные дороги

Взаимо связ анные управляемые монополи и

Независимые производители энергии

Частные линии электропередачи

_______________________________________________

¹ В переводе и обсуждении участвовали 44 студента.

В соответствии с принятой нотацией подчеркнуты фрагменты текста ПЯ, комментарий которых свидетельствовал о наличии у переводчиков КД. Но характерно! Вопрос «о чем полный текст доклада?» был поставлен переводчиками сразу после получения задания. Таким образом, можно предположить, что на втором уровне компетенции КД возникает при попытках переводчиков соотнести часть и целое. Это предположение подтверждается общим характером комментариев подчеркнутых слов и словосочетаний: «Бессмысленным это не назовешь, но неясно, что автор имеет в виду»; «Возможно, это не оптимальное соответствие, но необходимо знать содержание текста в целом, чтобы судить более определенно». Типичны именно запросы авторского смысла, а также содержания речи (= текста).

Преподаватель не дал ответа на вопрос, сославшись на то, что в переводческой практике нередко бывают ситуации, аналогичные учебной: заказывая перевод надписей на рисунках или фотографиях, зачастую не дают возможности познакомиться с последними, заказывая перевод статистических таблиц или диаграмм, не прилагают полный текст доклада или статьи и т.д. Напомним, что для диагностики характера КД необходимо было изучить способы и особенности самостоятельной работы студентов над решением переводческих проблем. Задание выдавалось с теми же инструкциями, что и в ситуации с анализом КД первого уровня.

Характерно, что в результате домашнего анализа большинство переводчиков пришло к правильному выводу о теме текста и сделало заключение, что цифры обозначают годы, а в совокупности речь идет о развитии производства и передачи электроэнергии. Следовательно, происходило чередование интенции - совершенно необходимое условие профессиональной переводческой работы. Но ответы на все вопросы об авторском смысле не были получены даже после знакомства студентов с полным текстом доклада. В последнем не пояснялся смысл словосочетаний street railways, interconnected regulated monopolies. Смысл этих словосочетаний передавался переводчиками на основе анализа словарных данных; другое дело, что более искушенные в решении переводческих проблем пятикурсники отвергли буквализмы «уличные» и «регулируемые» как противоречащие концептам «железная дорога» и «монополия». Студенты пришли к выводу, что для окончательного решения переводческих проблем необходима консультация у автора доклада.

Консультация у автора - это разновидность работы с дискурсом, не текстом, ибо в результате расширяется контекст интерпретации содержания. Есть и более сложный и трудоемкий путь к выравниванию КД, к которому вынужден прибегать переводчик, если автор по каким-то причинам недоступен. (Разумеется, чтобы успешно следовать по этому пути, необходим более высокий уровень профессиональной и общеобразовательной компетенции). Высокопрофессиональный переводчик наверняка связал бы street railways с американской реалией street car - «трамвай», а чтение специальной литературы позволило бы узнать, что в начале XX века большинство энергетических компаний занималось энергоснабжением городских систем и трамвайных линий (в сельских районах просто не было рынка электроэнергии). А перед 1-ой мировой войной в связи с введением в действие антимонопольного закона и стратегическим значением электроэнергетики шла активная национализация отрасли. И только с приходом в Белый Дом Р.Рейгана началась приватизация и возвраще­ние к рыночному производству электроэнергии. Таким образом, на высшем третьем уровне переводческой компетенции перевод исходного текста скорее всего выглядел бы так:

Основные этапы развития электроэнергетики в США

Энергоснабжение городских сетей и трамвайных линий

Государственные монополии

Рыночное производство электроэнергии

Частные линии электропередачи

Прежде чем дать определение КД на высшем уровне переводческой компетенции, вернемся к промежуточному уровню. В каком когнитивном пространстве формируются диссонансы, характеризующие перевод институционального дискурса? На основе полного анализа комментариев можно утверждать, что КД возникает не просто на границе текста и системы, а скорее, на противоречии между двумя основными интенциями переводческой деятельно­сти. В самом деле, с одной стороны, комментарии, в которых апеллируют к смыслу текста, являются выражением интенции «соответствовать цели». С другой стороны, опора на словарные (= закономерные) соответствия свидетельствует о том, что противоположная интенция «соответствовать структуре» не снимается. Это объяснимо: опыт работы с институциональным дискурсом убедил студентов в том, что структурой нельзя пренебрегать, ибо здесь она очень информативна в силу преобладания структуральных значений.

Таким образом, рассматриваемый диссонанс является результатом противоречия в когнитивном пространстве «(система(текст)) ИЯ - (система(текст)) ПЯ». Диалектический характер КД лишь частично отражает ассоциативная формула его представления. Подчеркнем, что здесь содержится снятое противоречие (диссонанс) первого уровня компетенции, на котором в единое когнитивное пространство сведены только показатели системы. Осознание того, что переход от одной интенции к другой - совершенно необходимое условие высокой профессиональной компетенции переводчика, является основным качественным показателем различий в умении переводить институциональный дискурс.

Если результаты перевода текста, близкого институциональному прототипу, не дают впечатляющих различий в зависимости от уровня компетенции, ИТОГИ работы с персональным дискурсом показывают, насколько более слож­ным представляется последний переводчикам, достигшим второго уровня. Са­мое знаменательное различие между первым и вторым уровнями КД заключа­ется в том, что на последнем не обнаруживается наивного холизма интерпрета­ции текста ИЯ, обусловленного столь же наивным пониманием концептуаль­ной метафоры «текст есть живой организм». Центральным для переводчиков, достигших второго уровня, был вопрос о завершенном смысле текста, на что указывают следующие характерные комментарии: «Текст о войне, следова­тельно, все описания битвы необходимо сохранить в переводе»; «Война - это Грех (с большой буквы); значит, нужно подчеркивать эту греховность войны в переводе»; «Весь смысл - в черных всадниках: «черный» в английском, как и в русском, имеет отрицательную оценку»; «Черные всадники пришли с моря, они уподоблены разрушительному морскому урагану, и весь текст на этом уподоблении построен» и т.н. Таким образом, переводчики исходят из необхо­димости завершенной интерпретации, но в отличие от переводчиков с началь­ным уровнем КД, ищут завершенность на пути соотнесения части и целого. Эта работа над текстом включает элементы анализа, свидетельствующие об альтернативном включении интенции «соответствовать структуре».

Закономерно, что разнообразие текстов ПЯ на данном уровне оказалось таким, что выбрать один из них в качестве оптимального студенты не смогли: каждый из представленных вариантов был слишком уязвим для критики. Но характерная особенность: лишь 2 из 44 переводчиков решили изменить вер­либр на рифмованный стих. Это еще одно свидетельство того, что смысл сти­хотворного текста не являлся студентам исключительно как «дух» или «то­нальность». В этой ситуации им было предложено прокомментировать сле­дующие работы профессиональных переводчиков:

Черные всадники примчались с моря.

Стучали, звенели подковы и шпоры,

Бряцали, гремели щиты и латы,

Дикие крики и развевающиеся волосы

Смешались в вихре.

Так началось нашествие Греха. (А.Кудрявицкий)

Черные всадники с моря.

Лязг, лязг пик о щиты,

Стук, стук подков и копыт,

Дикие крики и волны волос

Пронеслись по ветру:

Набег греха.

(А.Сергеев)

Комментарии перевода Л. Кудрявицкого сводились к тому, что автору не удалось передать драматизм (ср. «дух» и пр. у переводчиков первого уровня) оригинала. Очевидно, комментаторы руководствовались интенцией «соответствовать цели», но исходили теперь из текста, а не «наивного» дискурса. На просьбу обосновать это заключение большинство студентов указало на отсутствие сцен сражения в переводе (подковы и шпоры звенят, щиты и латы бряцают при простом движении всадников, а дикие крики и развевающиеся волосы являются атрибутами не только батальных сцен). По их мнению, в результате утрачивается единая образная линия «война — грех». Кроме того, к недостаткам было отнесено отсутствие исходной аллитерации и драматическая слабость первой строки, которая, как считают многие комментаторы, скорее интригует, чем настраивает на восприятие чего-то недоброго, зловещего.

Интересно, что перевод А. Сергеева также подвергся критике за отсутствие драматизма. В частности, комментаторы отмечали неудачную попытку со­хранить исходную аллитерацию: по их мнению, «лязг» и «стук» не являются в этом отношении адекватными английским словам clang и clash. Мы продолжим обсуждение этого интересного и точного наблюдения в ходе анализа особенно­стей третьего уровня КД (см. ниже), потому что студенты не смогли достаточ­но убедительно обосновать их утверждение о неадекватной передаче аллитерации.

В целом комментаторы переводов согласились, что к обоим вариантам -особенно к варианту А.Сергеева - в полной мере относится следующее наблю­дение С.Ф.Гончаренко: «...желание максимально приблизиться к оригиналу в вербальном и стилистическом отношении блокирует все попытки преобразо­вать стихотворный текст перевода в «пространственный» и подлинно поэтиче­ский текст» [Гончаренко 1999а: 116].

Анализ комментариев дает основания заключить, что диссонансы второго уровня формируются преимущественно в когнитивном пространстве «(дис-курс(текст)) ИЯ - «(дискурс(текст)) ПЯ». Примечателен диалектический характер использования интенций: при несомненной ведущей роли телеологиче­ской ориентации периодически актуализировалась интенция «соответствовать структуре» - в ситуациях, в которых обращалось внимание на отдельные смысловые компоненты текста.

Итак, две основные интенции переводческой деятельности на втором уровне КД встречаются в точке «текст». Однако сущность КД в обоих случаях разная. Если в условиях перевода институционального дискурса делаются попытки выравнивания КД посредством обращения к «системе» (языку), при переводе персонального дискурса обращаются к показателям дискурса, диалектически возвращаясь к концептам духа и атмосферы на более высоком, более осознанном уровне переводческой компетенции.

Нам остается завершить основную часть настоящей работы описанием высшего третьего уровня КД. Некоторые наблюдения и выводы уже сделаны выше (см. стр. 11, 13); целесообразно интегрировать их в единое заключение.

Третий уровень КД. Высший уровень переводческой компетенции, который в принятых здесь терминах именуется третьим уровнем КД, не снимает преимущественных интенциональных ориентиров, установленных для перево­да институционального и персонального дискурсов. Но для этого "уровня ха­рактерно формирование диссонансов в полном когнитивном пространстве. Для переводчика институционального дискурса действительна формула «(систе-ма(текст((дискурс))) ИЯ - <<(система(текст((дискурс))) ПЯ», для переводчи­ка персонального дискурса - формула «(дискурс(текст((система))) ИЯ - (дискурс(текст((система))) ПЯ». Иллюстрации действительных отношений целе­сообразно начать с опережающих моментов переводческого анализа, проведенного в предыдущих частях работы.

Вернемся к анализу перевода институционального дискурса, в ходе кото­рого использовались приемы работы, характерные для третьего уровня КД (см. выше). Профессиональный переводчик, получивший краткий конспект доклада и не имеющий доступа к полному тексту ИЯ, как и начинающий специалист, вынужден исходить из системных соответствий. Но на этом сходство приемов работы заканчивается. Обнаружив на уровне системы диссонанс, профессио­нал пытается сначала разрешить его путем соотнесения части и целого, т.е. аналогично переводчику второго уровня делает попытку решить проблемы в когнитивном пространстве «(система(текст)) ИЯ - (система(текст)) ПЯ». И, определив, что и это когнитивное пространство имеет недостаточное количест­во информации для выравнивания КД, расширяет его до дискурса. Ведь изуче­ние ситуации в электроэнергетической отрасли в различные периоды времени (ср. наши комментарии на стр.14-15) - это хрестоматийный пример исследова­ния дискурса, являющегося, по очень точному и глубокому метафорическому определению М.Фуко, археологией знания [Фуко 1996]. Разумеется, здесь мы представляем диалектический, творческий процесс переводческой работы в процедурной последовательности, необходимой по условиям научного описа­ния. Большинству профессионалов достаточно беглого знакомства с конкрет­ным текстом, чтобы определить, в какой степени окажется необходимым ис­следование дискурса. В том, что любой высокопрофессиональный перевод с необходимостью обусловливает включение текстов ИЯ и ПЯ в соответствую­щие дискурсы, едва ли можно оспаривать. Также неоспоримо, что определен­ная часть «археологии» дискурса входит в тезаурус переводчика, помогая ему выравнивать КД без обращения к консультантам и дополнительным источни­кам. И чем значительнее эта часть, тем выше профессиональная компетенция переводчика, тем эффективнее его переводческие решения. Эта максима в пер­вую очередь верна для ситуаций устного перевода, где обращение к консуль­тантам и дополнительным источникам технически невозможно

В дидактической литературе и в практических обучающих установках нередко встречаются утверждения, что для эффективного, качественного пере­вода в определенной области институциональной деятельности необходимо знание соответствий. Но чем является знание соответствий с точки зрения на­шей теории? Рассмотрим характерный пример из книги основоположника тео­рии закономерных соответствий Я.И. Рецкера: «Нельзя раскрыть значение су­ществительного abolitionist без знания страны и эпохи, к которым оно относит­ся. В словаре Мюллера оно вообще отсутствует, а абстрактное понятие aboli­tionism переводится аболиционизм (движение в пользу освобождения негров в США). БАРС не переводит abolitionist, а интерпретирует: сторонник отмены, упразднения (закона и т.к.). Как же перевести the abolitionist Al. Smith, если имеется в виду кандидат от республиканской партии на президентских выбо­рах 1928 года? Конечно, в Америке 20-х годов речь могла идти только об от­мене «сухого закона» [Рецкер 1974:32].

Я.И.Рецкер исходит из привычной для переводчика институционального дискурса ситуации: начинай с соотнесения словарных данных (= система); именно в контексте этой установки следует трактовать отсылки к словарям Мюллера и БАРСу. Если КД не снимается на этом уровне, можно сделать по­пытку на уровне текста (ср. «... как же перевести, если имеется в виду...»; это свидетельствует о работе в режиме соотнесения части и целого, т.е. о пе­реводе в контексте текста). Поскольку когнитивное пространство «(систе-ма(текст)) ИЯ - (система(текст)) ПЯ» оказывается недостаточным, переводчик переходит на уровень дискурса: «в Америке 20-х годов речь могла идти только об отмене «сухого закона».

Таковы ход мысли, а, следовательно, и стратегия выравнивания КД у профессиональных переводчиков институционального дискурса, достигших высшего уровня. В приведенном рассуждении Я.И.Рецкер, также снискавший авторитет в качестве преподавателя перевода, совершает дидактическое разграничение этапов решения переводческих проблем (=выравнивания КД). Ясно, что в практических условиях процесс имеет диалектический характер; в зависимости от глубины собственного тезауруса переводчик совершает по­вторные набрасывания смыслов, повторные интерпретации так, что системные, речевые и речедеятельностные «ходы» будут складываться в многоходовые и многосложные партии.

В смысле диалектической многосложности работа высокопрофессио­нального переводчика над персональным дискурсом - особенно над поэтиче­ским текстом - прослеживается намного труднее. Тем не менее обратим вни­мание на ряд ключевых высказываний известного специалиста-переводчика испанской поэзии С.Ф. Гончаренко, свидетельствующих в пользу предложен­ной формулировки КД для высшего уровня профессиональной компетенции.

Начнем с положения о необходимости рассматривать поэтический текст «в трех аспектах: смысловом (что сказано), стилистическом (как сказано) и прагматическом (какую реакцию вызывает сказанное у читателя)» [Гончарен­ко 1999а: 117]. Нетрудно видеть его концептуальную близость с определением трех основных сторон дискурса М.А.К.Хэллидеем (см. выше). Следовательно, дискурс - начало и конец, альфа и омега переводческой деятельности, связан­ной интенцией «соответствовать цели».

Рассмотрим центральное понятие в теории - эстетическую информацию, которая, по определению С.Ф. Гончаренко, «есть сложный информационный комплекс, складывающийся» главным образом из пяти составляющих: собст­венно эстетической, катартической, гедонистической, аксиологической и суг­гестивной информации [Гончаренко 1999а:ПО]. Первая из них явно относится к уровню гештальтного восприятия дискурса («оценка и переживание реципи­ентом соответствия содержания форме и наоборот»); в ее наивной разновидно­сти эта информация характеризует первый уровень КД (см. выше). Катартиче-ская и гедонистическая разновидности информации характеризуют взаимодей­ствие, по крайней мере, двух аспектов - дискурса и текста, ибо речь идет о на­пряженном противоречии «между разными уровнями художественной струк­туры текста», т.е. о соотнесении части и целого, и о наслаждении, получаемом«от приобщения к таинству поэтического кода и от виртуозного мастерства ав­тора» [Там же], т.е., вероятно, об эффекте многократной повторной интерпре­тации, в ходе которой в фокус интерпретатора могут попасть и отдельные эле­менты системы.

О том, как срабатывает КД на уровне системы, если переводит высоко­классный профессионал, можно заключить из анализа еще одного глубокого наблюдения С.Ф.Гончаренко на фоне предварительных рассуждений о роли аллитерации в стихотворении С.Крейна (см. выше). Вот как сформулирован итог этого наблюдения: «... поэтический контекст в отличие от прозаического устроен таким образом, что отнюдь не снимает, как в прозе, словарную поли-семантичность каждой вокабулы, а напротив - усиливает ее, так что всякое слово в стихе одновременно означает все, что за ним закреплено в лексиконе и сверх того еще массу окказиональных смысловых обертонов» [Там же. -С. 111].

Какого знания недоставало переводчикам второго уровня, чтобы у них появилась возможность снять КД, связанный с восприятием передачи аллите­рации А. Сергеевым (см. выше, стр.16)? Знания системных связей английских слов clash и clang, использованных С. Крейном; на это, к сожалению, не обра­тил внимание и А. Сергеев. Дело в том, что слова с сильным корневым cla- об­разуют в английском языке особую группу, которая и по особенностям их фо-ностилистики, и по семантико-прототипическим характеристикам располагает к передаче а)действий с применением силы: clamp, clasp, clash, б) громкого шума, вызванного такими действиями: clatter, clap, clack, clang, в)конфликтных, скандальных действий: clamor, clabber, clash. В контексте процитированного выше суждения С.Ф.Гончаренко закономерно предполагать, что весь ассоциа­тивно-смысловой комплекс группы значим для адекватного понимания аллите­рации С.Крейна. Представляется, что А.Кудрявицкий полностью игнорирует эту значимость, в то время как А.Сергеев избирает не совсем удачные слова: «лязг» и «стук» в русском языке выводят на иные ассоциативные ряды, больше связанные с чисто слуховыми ощущениями, чем с борьбой и конфликтом.

Но попытка «разнесения», если употребить известную метафору Ж. Дерриды, единого поэтического произведения по этапам возникновения и вырав­нивания переводческого КД - чисто научное предприятие, имеющее понятные и неизбежные задачи эвристической категоризации. Озарения и творческие на­ходки переводчика, занимающегося поэтическим - не стихотворным!' - пере­водом, дают диалектическое сплетение действий, цель которых определяется только метафорически: «...Поэтический перевод обязан стать живым близне­цом оригинала и активно включиться в полнокровный литературный процесс на языке перевода» [Гончаренко 1999а: 108]. Выше мы указывали на необходи­мость учитывать н переводе С. Крейна архаическое значение слова rider («ры­царь»). Что это? Просто находка на уровне системы? Но это значение тянет за собой историко-симиолические ассоциации, а, следовательно, систему трудно здесь отграничить от дискурса. Слово «Грех» в оригинале дается с большой буквы, и на его авторский смысл - «гнев, ярость, один из Семи Грехов» - мож­но выйти, только зная, что С.Крейн активно продвигал в своем творчестве но­возаветные истины, что самое известное его произведение - роман «Алый знак доблести» - о трагедиях гражданской войны в США и что в бытность свою во­енным обозревателем сначала на греко-турецкой, затем на испано-американской войнах он большую часть журналистских работ посвятил описа­нию безумных, стихийных жестокостей со стороны вооруженных противни­ков. Следовательно, элемент системы раскрывается в дискурсе, часть стано­вится больше целого, и это - диалектика творческого переводческого процесса. В заключение - текст перевода, выполненный преподавателем и исполь­зованный в иллюстративных целях при обсуждении различных сторон и диа­лектических противоречий КД.

Черных рыцарей с моря набег. Копий яростных хруст о щиты, Кровь на шпорах и взрывы копыт, Крики дикие, волосы вздыблены, Словно волны порывами ветра: Рыщет в поле один из Великих Грехов.

Возможно, в переводе поэзии КД - вечное и неизбежное обстоятельство. На эту мысль наводит вопрос, поставленный Ю.Н.Карауловым и затрагиваю­щий самое сущность межкультурной коммуникации в переводе поэзии: «... существуют ли какие-то объективные лингвистические показатели, критерии, характеристики, по которым можно было заключить, что некоторый художест­венный текст (не известный нам ранее) является в рамках данной культуры пе­реводом. Пусть переводом, дающим наиболее близкий естественный эквива­лент, пусть адаптированным или реинтерпретированным, но все же переводом, носящим дух иного мира, чужой культуры, а не оригинальным произведе­нием» (выделено нами -Г.В.) [Караулов 1996:90]. Если фокус вопроса смеща­ется в область когнитивного, сам вопрос становится почти риторическим: мо­жет ли переводчик поэзии добиться столь полного выравнивания КД, что и сам не сможет указать на различия между оригиналом и переводом по духу, по чувству, по мироощущению? Ничего не поделаешь: истинный дух не перено­сит космополитизма. Высокопрофессиональный переводчик способен к много­кратному набрасыванию смысла на непокорный дух оригинала. Но цель его -не обуздать и не укротить, а почувствовать и запомнить переживание, чтобы пересказать его тем, кто не владеет кругом Бахтина или петлей Хайдегтера.