Террористы из Немчиновки

Председатель поселкового совета подмосковной Немчиновки И.В. Куликов давно являлся объектом эпистолярных атак своих односельчан. Главный уп­рек, который выдвигался в его адрес — покровитель­ство «бывшим», прежде всего домовладельцам, кото­рые всеми правдами и неправдами умудрились сохра­нить свою собственность, переписав ее на родных и знакомых. Квартиранты из социальных низов, неуют­но чувствовавшие себя под злобными взглядами прежних хозяев жизни, требовали выселения послед­них, что автоматически означало улучшение их собст­венных жилищных условий. Очевидно, Куликов сдер­живал подобные настроения, а может быть, и имел материальную выгоду от «бывших», проживавших в Немчиновке. Так или иначе, он находился под при­стальным наблюдением аппарата госбезопасности Кунцевского района.

Впрочем, не он один, а весь поселок, т.к. рядом с ним находились дачи высокопоставленных лиц, в ча­стности СМ. Буденного, и кроме того, переезд через железную дорогу, где были вынуждены останавливать­ся даже правительственные автомобили. Более удоб­ного места для совершения террористического акта

59 ГАРФ. 10035/1/П-34643.

трудно было найти. Неизвестно, судачили ли на эту тему местные жители, но в их следственных делах ор­ганизация покушения на Сталина стала первым пунк­том обвинения.

На роль главы террористической организации планировался сам Куликов, но к моменту первых аре­стов он исчез из поселка. Не исключено, что его пре­дупредили «свои люди» из райотдела НКВД. Пробыв в бегах две недели, Куликов покончил жизнь самоубий­ством. Следствию пришлось на ходу перераспределять роли. Среди арестованных в первую очередь, 28 ок­тября 1937 г., выделялся П.А. Домнинский, бывший домовладелец и офицер царской армии. У него был найден гостевой билет на прошедший съезд Советов, в котором принимал участие сам Сталин. Домнинско-му и предписано было стать во главе заговора.

Только один из арестованных, бухгалтер Нарко­мата машиностроения Д.П. Сальников начал сразу же давать нужные следователям показания. Его допраши­вал Каретников, очевидно, сумевший убедить своего визави в том, что «так нужно для пользы Родины». Следует отметить, что подпись обвиняемого стоит не под каждым ответом, а в конце страницы. Это может служить косвенным показателем того, что Сальников подписывал готовый протокол. 5 ноября в нем поя­вился такой ответ на вопрос о том, подтверждает ли обвиняемый свои показания: «Они являются правдо­подобными, соответствуют действительности и запи­саны с моих слов верно»⁶⁰. Промашка с «правдопо­добностью» свидетельствует о том, что Каретников

⁶⁰ Из протокола допроса 5 ноября 1937 г. (ГАРФ. 1ОО35/1/П-32338).

еще не выработал должного стиля. Так или иначе, это дело стало важной ступенькой его кунцевской карьеры.

Признаний Сальникова, который был в поселке чужим человеком, оказалось явно недостаточно для создания обвинительной базы, и в Немчиновку ко­мандировали начинающего оперативного работника Никитина. Прибыв на место с инструкциями Рукода-нова, образцом свидетельских показаний и списком подозрительных лиц, тот сразу связался с председате­лем Ново-Ивановского сельсовета С.Ф. Жирновым. Пригрозив последнему соучастием в контрреволюци­онных действиях, Никитин не только получил нега­тивные характеристики на арестованных жителей Немчиновки, но и добился согласия на стратегическое сотрудничество. Допрошенный в январе 1940 г., Жир-нов признал, что следователь оставил ему списки имен и конспект допроса, «и по этому конспекту я сочинял показания свидетелей, а затем предлагал им подписывать»⁶¹. Во время своих постоянных приездов в поселок Никитин «работал» с теми свидетелями, ко­торые отказывались от соучастия в этом спектакле.

Массовый и открытый сбор показаний вызвал в Немчиновке состояние гражданской войны. Фигура оперативника стала символом зла вселенского мас­штаба. Один из свидетелей позже рассказывал на до­просе: Никитин заставил меня два раза подписать протокол, заявляя, что я инвалид и мне ничего не бу­дет. «Больше я не подписывал, я его избегал, потому что в поселке узнали, что я давал показания и стали меня считать лягашом, и даже были случаи, когда ме-

⁶¹ ГАРФ. 10035/1/П-32338. См. также: Бутовский поли­гон. Вып. 5. С. 350.

ня избили, об этом я говорил Никитину, а он мне один раз просил собрать сведения об одной девушке, за которой он ухаживал. Я отказался, а он меня хотел посадить, довел до станции, а потом отпустил»⁶². В этих нескольких фразах — сюжет для целого романа. Как видно, даже амурные дела вершились в тридцать седьмом году чекистскими методами — сбором ком­промата и шантажом возлюбленной.

Согласно Жирнову, было собрано более 30 прото­колов свидетельских показаний, которые придали то­мам немчиновского дела необходимую солидность и использовались позже для новых арестов⁶³. Еще не зная, как отнесутся в областном управлении НКВД к столь масштабному заговору, кунцевские следователи разделили двенадцать арестованных на три четверки. Страх перед разоблачением оказался напрасным. В Москве на «тройке» УНКВД все прошло гладко, если не считать того, что предполагавшийся исполнитель теракта Владимир Шнайдрук получил «всего» восемь лет (у лиц, рассматривавших представленные с мест документы, была своя логика — Шнайдруку исполни­лось всего семнадцать лет, и с этим, вероятно, связан мягкий приговор). Дело «террористов из Немчиновки» стало образцом для развертывания новых операций в следующем, 1938 г. Еще через два года оно будет пе­ресмотрено и прекращено за недоказанностью обви­нения.

⁶² ГАРФ. 1ОО35/1/П-4932О. См. также: Бутовский поли­
гон. Вып. 5. С. 349.

⁶³ Так, свидетельские показания, собранные Жирновым,
сыграли решающую роль при аресте братьев-близнецов Гри­
гория и Евгения Стасуев (ГАРФ/1/п-49298).