Гражданская война в России и её Историки 8 страница

Некоторые интересные аспекты деятельности [123] большевиков по недопущению панисламского похода против Советской России и поиску в Турции союзников в борьбе против Антанты, а также их отношения с кемалистами (сторонниками Мустафы Кемаля-паши) и некемалистскими политическими силами освещаются в документальной публикации Р. Казанджяна «Большевики и младотурки»⁵³.

Последний приступ европейской капиталистической крепости в начале 20-х годов — попытки революций в Германии, Болгарии, Эстонии (эти события и усилия руководства большевиков, Коминтерна и советских спецслужб в данном направлении в последние годы вызывают большой интерес и немало интересных публикаций⁵⁴), также как и попытки вызвать революционный взрыв на Востоке, не принесли желаемых результатов. В итоге, от штурмовых методов и надежды на скорую мировую революцию пришлось перейти к тактике осады и приступить к реализации концепции строительства социализма в одной стране.

ГЛАВА 6

АНТИБОЛЬШЕВИСТСКОЕ ДВИЖЕНИЕ В РОССИИ Беспрецедентный интерес в современной российской историографии вызывает тема антибольшевистского движения. И этому есть ряд объяснений: а) произошёл крах советской системы, и к власти пришли антикоммунистические силы; б) исследовательских — противники большевиков и советской власти многие годы являлись в нашей стране предметом не изучения, а главным образом обличения в советской исторической литературе, но познание феномена российской гражданской войны невозможно без полного и объективного знания тех сил, с которыми боролись большевики; в) источниковых — во второй половине 80х годов раскрылись врата «спецхранов» архивов и библиотек, и огромные пласты документов и литературы стали доступны исследователям, что стимулировало научный поиск и позволило обогатить источниковую базу исследований. Расширились и возможности работы российских историков с зарубежными источниками.

За последнее десятилетие в нашей стране изданы не

менее 30 монографий и учебных пособий¹, несколько журналов и альманахов², десятки сборников документов и мемуаров, а также значительное число иных документальных публикаций³, защищено около 10 докторских и 30 кандидатских диссертаций, посвящённых истории антибольшевистского и белого движения. Вышеизложенное не позволяет согласиться с утверждением И. В. Михайлова, что «белое движение сегодня больше обсуждают, чем изучают»⁴. Большой объём опубликованной литературы, разнообразие поднятых проблем и авторских подходов к их решению стимулировали усиление интереса к проблемам историографии истории антибольшевистского движения, что воплощалось первоначально в статьи и соответствующие разделы ряда монографий. В последние годы были изданы и первые книги, специально посвящённые историографии белого движения. Это коллективная историографическая работа «Белое дело: идеология, основы, режимы власти», подготовленная Г. А. Бордюговым, А. И. Ушаковым и В. Ю. Чураковым⁵, а также монографии В. Т. Тормозова⁶. В них предприняты серьёзные попытки комплексного проблемно-хронологического анализа литературы, изданной за восемьдесят лет в нашей стране и за рубежом, подвести основные итоги и определить перспективы дальнейших исследований. Впрочем, эти, несомненно полезные, хотя и не свободные от недостатков издания, далеко не исчерпывает сложную тему, многие проблемы которой являются дискуссионными.

Анализ изданной в нашей стране литературы по этой тематике со второй половины 80-х годов позволяет выявить некоторые тенденции, фиксируемые даже в названиях. Авторы работ 80-х годов обычно определяли свой предмет исследования понятием «контрреволюция» (выделяя в ней, в свою очередь, буржуазную контрреволюцию, возглавляемую буржуазно-помещичьим блоком, и мелкобуржуазную или «демократическую» во главе с меньшевиками и эсерами). В наименованиях публикаций, как правило, присутствовали добавления — «крах», «крушение», «разгром» и т. п. Это было своеобразной дежурной риторикой того переходного периода. В начале 90-х годов в оборот входят понятия «белое» и «антибольшевистское» (или [123] «противобольшевистское») движение.

В годы «перестройки», в условиях рождающейся многопартийности начинает интенсивно изучаться история политических партий в России в начале ХХ века, включая и период гражданской войны. На протяжении последнего десятилетия было издано большое количество работ, в том числе обобщающие исследования и документальные публикации⁷. Развернулось издание книжной серии «Политические партии России. Конец ХIХ — первая треть ХХ века. Документальное наследие». Был заявлен международный проект издания 24 томов документов, посвящённых различным политическим партиям России. Причины и характер эволюции программных установок и тактики деятельности политических партий⁸, а также межпартийных политических объединений (таких как «Совет общественных деятелей», «Правый центр», «Национальный центр», «Союз возрождения России» и др.) вызывают значительный интерес историков⁹.

История политических партий достаточно активно изучалась в 80-е — 90-е годы и за рубежом, причём как с «ревизионистских», так и с консервативных, откровенно антибольшевистских позиций. Особый интерес вызывала у иностранных авторов партия меньшевиков как умеренно-социалистическая альтернатива радикальному большевизму¹⁰. Добавим, между тем, что в современных работах российских историков практически исчезли трактовки меньшевиков и других социалистических партий (эсеров, народных социалистов и пр.) как контрреволюционных и исследуются их сложные взаимоотношения с большевиками в годы войны, когда имела место как прямая (в том числе военнополитическая) конфронтация, так и попытки налаживания диалога и сотрудничества в борьбе с правыми силами.

Хорошие перспективы для дальнейшего исследования истории российских политических партий и их организаций в различных регионах страны даёт, на наш взгляд, не только традиционный подход — посредством изучения их программ и документов, идеологии, деятельности лидеров. Необходимо и изучение политических партий «снизу», через призму «социальной

истории», путём привлечения и осмысления массовых источников для анализа популярности той или иной партии в различных слоях населения и в разных регионах. Полезным будет и совмещение этих двух подходов.

Как уже упоминалось выше, в начале 90-х годов со страниц исследований российских авторов начинает постепенно исчезать термин «контрреволюция» или, по крайней мере, его употребление резко сократилось. Это объяснялось определённой политической направленностью и смысловым содержанием этого понятия в советской исторической литературе, а с другой стороны, размыванием его в условиях развернувшейся в новых политических условиях критики насильственных действий большевиков в октябре 1917 года, приведших к свержению Временного правительства. Термин умеренных социалистов, охарактеризовавших в своё время эти действия как «большевистскую контрреволюцию», стал весьма популярен в публицистике и в определённых кругах российского общества в эпоху «демократических надежд» начала 90-х годов.

В результате в историческую литературу вернулись термины эпохи гражданской войны, широко использовавшиеся в дальнейшем в эмигрантской и зарубежной историографии, — «антибольшевистское» и «белое» движение. Впрочем, будучи понятиями определённой исторической эпохи, они также несли в себе известную неопределённость, эклектичность и их содержание уже в 20-е годы было предметом дискуссий в эмиграции. Характеризуя широкий спектр внутренне достаточно противоречивых социально-политических сил антибольшевистского движения, историк С. В. Устинкин (со ссылкой на кадетских политиков — П. Н. Милюкова, Н. И. Астрова, П. И. Новгородцева, Н. Н. Устрялова) выделил в нём следующие элементы: 1. русское офицерство, которое цементировало это движение и стало его главной силой, а также казачество (по его оценке, в белых армиях служили 125 тыс. офицеров, а в отдельные периоды войны до 70% казаков вели борьбу с большевиками); 2. представители старой бюрократии и старых привилегированных классов; 3. правые политические течения, связанные со старым режимом; 4. [123] левые политические течения (демократические и социалистические), которые выступали на стороне революции, но затем развернули ожесточённую борьбу с большевиками; 5. либеральные партии центра и прежде всего кадеты, являвшиеся политическим штабом противников большевиков и, кроме того, способствовавшие координации усилий в этой борьбе межпартийных объединений; 6. часть рабочих и крестьян, недовольных продразвёрсткой, снижением жизненного уровня, установлением диктатуры и подавлением демократии¹¹.

А. В. Венков, исследовавший антибольшевистское движение на Юге России, указывал на следующие альтернативные большевистскому варианты развития, 118

предлагавшиеся различными частями этого движения здесь: 1) ещё более традиционалистский, но замкнутый в национальном и религиозном отношении путь (отчасти реализовался на Северном Кавказе); 2) более «цивилизованный» «большевизм» с национальным оттенком (на Украине); 3) сохранение сословной, присущей феодализму замкнутости, с привилегиями, но без обязанностей (казачество); 4) сохранение всех наработанных за века либеральных ценностей, социальной, классовой и политической структуры общества (белое движение); 5) на заключительном этапе — компромисс: признание нового собственника (крестьянство), но сохранение института частной собственности (Врангель)¹².

Как соотносились между собой антибольшевистское и белое движение? Видный политик, лидер партии кадетов и историк П. Н. Милюков ещё в 1927 году, размышляя над этими понятиями и процессами эволюции, происходившими в годы войны среди противников большевиков, писал: «Только часть этого (антибольшевистского — В. Г.) движения может быть названа «белой» и только часть «белого движения» — контрреволюционна и реставрационна. «Белый» и реставрационный характер этого движения развивался постепенно, и только с течением времени, лишь в конце тактика вооружённой борьбы с большевиками сосредотачивалась исключительно в «белых» армиях, с откровенно реакционными тенденциями. Соответственно менялось, постепенно сужаясь, и понятие «белое движение»¹³. Возобладавшая реакция, была, по его утверждению, одной из главных причин поражения противников большевиков.

В последующем исследователи также нередко дифференцировали происходившую в годы гражданской войны борьбу с большевиками, выделяя в ней собственно «белое движение» и «истинно (чисто) народное сопротивление», последнее в ряде случаев трактовалось как «третья сила» (и ассоциировалось со способностью предложить и реализовать программу «третьего пути» в это переломное и драматичное время). Хотя в данное понятие вкладывались очень разные толкования. Кто-то подразумевал под ним левую часть антибольшевистского движения в целом, умеренных [123] социалистов или отдельные политические образования (например, самарский КОМУЧ, Верховное управление Северной области или даже Уфимскую директорию). Другие имели в виду повстанческое, главным образом крестьянское движение¹⁴. По мнению Дж. Свейна, переворотм в Омске в ноябре 1918 года белые генералы превратили эту войну в войну между красными и белыми. Тем самым, считает этот исследователь, они гарантировали победу большевикам. Остаётся неясным, могли ли бы настроенные патриотически социалисты победить в гражданской войне. Провал экспериментального треьего пути в гражданской войне не был предопределён, считает Свейн¹⁵.

Так или иначе, но широкомасштабная гражданская война в стране начиналась с так называемой «демократической контрреволюции» и заканчивалась после поражения основных белых армий мощным подъёмом народной борьбы — массовыми и повсеместными крестьянскими восстаниями, выступлениями рабочих и брожением в армии. Символом крайней опасности для советской власти стало восстание в Кронштадте, тема, которая получила в нашей стране широкое освещение в последние годы и воплотилась в содержательные документальные публикации и исследования, среди которых необходимо особо выделить ценные документальные издания последних лет «Кронштадт, 1921» и «Кронштадская трагедия 1921 года¹⁶.

Характеризуя сложный вопрос о взаимоотношениях понятий «антибольшевистское» и «белое» движение, В. Д. Зимина пришла к заключению, что «белое движение периода Гражданской войны могло выступать и в качестве одного из отрядов антибольшевистской борьбы (более правого, с установкой на диктаторское оформление) и представлять её полностью, особенно на этапе функционирования политических режимов»¹⁷.

С. В. Устинкин, отвечая на вопрос, кто же такие «белые» или «белогвардейцы», писал: «В широком смысле слова — это всё участники антибольшевистского движения». Очевидно, в этом смысле ярославский историк В. П. Федюк назвал свою книгу «Белые. Антибольшевистское движение на юге России 1917–1918 гг.» (М., 1996). «В узком смысле слова, — продолжает С. В. Устинкин, — белогвардейцы — это добровольцы, из

идейных, национально-патриотических соображений вступившие в белые армии до начала массовых мобилизаций в них». При аморфности и белого движения оно, по мнению вышеназванного автора, «во-первых, носило более узкий характер, первоначально не включая в себя социалистов и монархистов-черносотенцев, сторонников реставрации самодержавия. Во-вторых, создавалось оно как надпартийное, русское, государственно-патриотическое движение, противостоящее интернациональным течениям в партиях, принимавших участие в революции. В-третьих, оно имело достаточно чёткую организационную структуру. Стержнем её, главным элементом государственного аппарата белых правительств были их вооружённые силы. В-четвёртых, совершенно исключительную роль в Белом движении сыграли русские офицеры. Они положили начало вооружённой антибольшевистской борьбе, принимали деятельное участие в организации антибольшевистского подполья, строительстве белых армий»¹⁸. Пережившее унижения в ходе революции, которая привела в конечном счёте к деморализации и ликвидации армии, позор Брестского мира офицерство превратилось в «новый маргинальный слой», сконцентрировавший в себе «мощный заряд ненависти к своим гонителям, огромную жажду социальнополитического реванша»¹⁹. Многие современные исследователи признают системообразующую роль военных структур и офицерства в формировании белого движения.

Современный диапазон оценок и характеристик белого движения и его лидеров весьма пёстр — от обвинений в реакционности и стремлении к реставрации старых порядков до признания белых истинными патриотами и борцами за демократию — и в немалой степени зависит от политических симпатий авторов. Впрочем, проистекает это и из разнородности, и противоречивости самого движения. Приведём для сравнения несколько попыток дать целостное определение белому движению. Вот как оно звучит в совместной работе В. В. Рыбникова и В. П. Слободина: «Белое движение — это самостоятельный отряд [123] российской контрреволюции, исповедующий идею национального объединения всех слоёв российского общества в целях спасения России от иноземного порабощения, а затем власти большевиков над русским народом, а также выступавший за возвращение страны на рельсы цивилизованного развития в сообществе развитых государств и сохранение культурных и религиозных ценностей, накопленных многовековой историей российского народа»²⁰.

Спустя три года, в 1996 году уже в изданной без соавторства книге В. П. Слободин даёт следующую, более объёмную, но отнюдь не свободную от принципиальных недостатков трактовку: «Белое движение — это самостоятельное военное и общественно-политическое течение, выражавшее либерально-консервативные взгляды части русского общества по объединению всех (? — В. Г.) его слоёв на общенациональной платформе организации эффективного сопротивления внешней угрозе целостности и независимости страны со стороны блока Центральных держав, а затем принявшее противобольшевистский характер. Оно выступало за определение демократическим путём будущего России в Учредительном собрании (отнюдь не все группировки белого движения разделяли мысль о его необходимости, а часть лидеров правых считала это недопустимым и именовала такое намерение «государственным преступлением» — В. Г.) в соответствии с идеями Февральской революции (среди сторонников белого движения было как раз много оппонентов этих идей — B. Г.), за сотрудничество с передовыми странами мира на основе приоритета национальных интересов, а также за сохранение культурных и религиозных ценностей, накопленных многовековой историей российского народа»²¹.

Представляется более удачным определение, данное C. В. Устинкиным и претендующее на универсальный и академичный характер: «Белое движение представляло собой русское, государственно-патриотическое движение, буржуазное по своей социальной природе, которое в плане политическом эволюционировало от коалиции правых социалистов с кадетами к кадето— 122

монархизму. В идеологии — от социального реформаторства с элементами государственнопатриотического милитаризма, через либерализм к консерватизму. В этике представляло собой конгломерат установок нравственного кодекса офицерской чести, православных нравственных норм, этических установок либерализма и консерватизма»²². Этим же автором была предпринята попытка дать периодизацию белого движения: 1) зарождение движения и выработка основ идеологии (весна — ноябрь 1917 г.); 2) становление белого движения (ноябрь 1917 — ноябрь 1918 г.); 3) образование «белой России» (ноябрь 1918 — ноябрь 1919 г.); 4) упадок и распад движения (ноябрь 1919 — октябрь 1922 г.)²³.

Итак, понятия «белое движение», «белое дело», «белая идея» и их истинный смысл были и остаются предметом пристального внимания и изучения. Заметим, что в современных исследованиях мы находим объяснения происхождения самого понятия «белое дело», его этимологию. Историки проводят аналогию с белым цветом как символом монархической реставрации эпохи Французской революции ХVIII века, что использовалось уже русскими монархистами, действовавшими под эгидой «национал-патриотов», и погромщиками в первой русской революции. Термин этот возродился осенью 1917 года в период борьбы с большевиками в центре и на периферии²⁴. Теме исторического генезиса белого движения и его военному, офицерскому ядру и прежде всего верхам старой армии посвятил свою монографию «Военная контрреволюция в России» В. Д. Поликарпов²⁵. Эта книга сложно, несмотря на идеологические препоны и запреты, пробившаяся к читателю в пору «перестройки», была одним из первых крупных исследований на эту тему. В ней, также как и в изданной за год до неё, в 1989 году книге Г. З. Иоффе, посвящённой генералу Корнилову и истокам «белого дела»²⁶, внимательно анализировалось формирование идейно-политической программы движения. Весьма значимым в этом отношении был период так называемого «быховского сидения».

Сложный процесс генезиса, стратегия, тактика и [123] идеология белого движения, поиски оптимальной модели его организации и государственного устройства — это те центральные вопросы, которые изучаются и находят различные интерпретации в работах современных российских и (в меньшей мере) зарубежных историков.

Цельное исследование представлений, программ и реальностей белой государственности осуществила в своих работах В. Д. Зимина, придя к обобщающим выводам о закономерностях возникновения, развития и крушения белого движения в годы гражданской войны. Она указала, что сама модель белого государственного устройства носила «гибридный» характер, сочетала в себе тоталитарные и демократические начала, обуславливавшие её близость к авторитарным характеристикам. Это, по её мнению, создавало широкое поле для политических комбинаций, которые в большинстве случаев сводились к двум направлениям — авторитарно-консервативному и авторитарно— либеральному. Всё в итоге замыкалось на воззрениях о необходимости диктатуры «во имя спасения Великой России и грядущей национальной демократии» и приводило к политическому нигилизму и попыткам обойти политику стратегий.

Исследуя проблемы и трудности государственного строительства, Зимина пришла к выводу, что белая власть, армейская по своему происхождению, так и не смогла вырваться из «материнского лона» и превратиться в государственную власть, соединявшую военные и гражданские начала. Добавим, что свою роль здесь играло недоверие военных к гражданским лицам и прежде всего к интеллигенции, которая должна была играть важную роль в государственном строительстве и хозяйственной деятельности. Принципиальный характер носит наблюдение В. Д. Зиминой о неадекватности белой государственности народным представлениям о справедливом государственном порядке²⁷.

Политическое господство и властные отношения носили многовариантный характер. В белом управлении, как и в белом лидерстве, прослеживались, по мнению Зиминой, и «эксплуататорско-авторитарный» стиль руководства с возможным привлечением подчинённых к

принятию тех или иных решений, и «консультативнодемократический» с элементами доверия между руководителями и подчинёнными, и «групповой» с децентрализацией принятия решений. Причём первый из них преобладал, принимая на практике весьма уродливые формы из-за полной «тыловой неразберихи»²⁸. Этим же автором проанализированы механизмы управления белых режимов, попытки организации и распределения власти по «горизонтали» (законодательная, исполнительная, судебная) и по «вертикали» (центральная, региональная, местная), взаимодействие военных и гражданских властей.

Лейтмотивом правых военных режимов была тема диктатуры как синонима твёрдой и эффективной власти. Но парадокс заключался в том, что среди белых генералов и правых политиков не оказалось полноценных претендентов на роль диктатора, не нашлось харизматических лидеров, которые могли стать популярными в массах. Многие авторы, пишущие, например, о А. В. Колчаке, признают его личную честность и порядочность, но и указывают на отсутствие у него необходимых качеств политика, государственного лидера, действительно Верховного правителя. Он не в состоянии был навести порядок в собственном окружении, погрязшем в коррупции, что несомненно негативно сказывалось и на системе управления, и на популярности режима. Не лучше обстояли дела и у генерала А. И. Деникина, провозглашённого заместителем Верховного правителя, который не смог стать преемником Колчака в этом качестве после его гибели. Лидеры белых на порядок уступали красным, обладавшим плеядой ярких государственных руководителей, первым среди которых (не по занимаемой должности, а по масштабу своей личности как партийного и государственного деятеля, популярности и авторитету как политика) был несомненно В. И. Ленин, силу и влияние которого признавали и его враги.

Программа белых была глубоко противоречива. Лозунг «Возрождения великой и единой России», не подкреплённый сколько-нибудь серьёзной концептуальной проработкой и сочетавшийся с [123] «непредрешенством» как неким компромиссноконсолидирующим средством, призванным сгладить остроту дискуссий о будущей России (форма правления которой должна была быть определена Учредительным собранием нового состава, созванным после победы над большевиками) и способствовать укреплению и расширению социальной базы движения, превращались на деле в абстрактные пожелания. Эклектика социальноэкономических мероприятий, не получавших скольконибудь значительной поддержки населения, лозунг «единой и неделимой России», отталкивавший от сотрудничества с белыми антибольшевистски настроенных националов, наконец, отсутствие единства действий и общей военной стратегии белых армий — всё это предопределяло поражение антибольшевистского движения в гражданской войне.

В исторической литературе можно найти немало размышлений о бонапартизме в белом движении как средстве политического маневрирования, наведения порядка и ликвидации хаоса с опорой на военную силу, сочетавшемся в то же время с заявлениями об отказе от реставрации старого строя и о том, что форма правления будет определена после победы над большевиками «народным волеизлиянием». Обращение к бонапартизму было призвано, по крайней мере, обозначить легитимность власти. Характерно суждение одного из лидеров эсеров В. М. Чернова, что бонапартизм «до известной степени приемлет революцию, рассматривая себя как её завершение и увенчание, претендуя на роль её собственного детища и наследника»²⁹. Достаточно популярными были и призывы к созданию «общенационального» и «единого» фронта для борьбы с большевиками. Но вот как рассуждал впоследствии по этому поводу бывший член северо-западного правительства Н. Н. Иванов: «Поиски единого фронта …были смешным занятием. В роли Пожарского шли сумасшедшие люди — с горячим желанием отхлестать Россию за «бунт» каторжной плетью и шомполами, и не как-нибудь, а непременно «по морде». О, сколько раз довелось слышать об этой «российской морде»! Лозунг «единый фронт» после этого опыта звучит в моих ушах, 126

как хула искреннему и честному стремлению помочь России»³⁰.

Заметим, что в последние годы заметно усилился интерес не только к военно-политическим, но и к другим аспектам истории белого движения. В монографиях, статьях и кандидатских диссертациях (последнее свидетельствует о подготовке специалистов в данной области) начато серьёзное исследование социально-экономической политики белых правительств, попытки разработки и осуществления реформ³¹, в том числе в такой традиционно трудной сфере, как аграрные отношения. Анализ аграрного законодательства правительств Колчака, Северной области, Юга России (особенно Врангеля) приводит историков к существенно различающимся выводам. Но многие из них признают, что, даже принимая решения, направленные на поощрение развития мелкого трудового хозяйства на основе частной собственности на землю, власти оттягивали их выполнение. В результате крестьяне осознавали, что землёй они владеют временно, и её им вряд ли удастся сохранить. Но земельный и в целом аграрно-крестьянский вопрос был одним из главных в гражданской войне. Белые не сумели обеспечить себе поддержки крестьянской России, что во многом и предопределило исход войны.

Вместе с тем, попытки преобразований в лагере белых наталкивалось на многочисленные трудности и не только политического характера. Сказывалось отсутствие у военных навыков административно-хозяйственного управления, нехватка компетентных специалистов (а часто и недоверие к имеющимся), слабо учитывались региональные традиции, интересы и особенности. Одной из наиболее трудных для белых правительств сфер деятельности являлась национальная политика. И хотя, по мнению одного из исследователей этой темы Д. А. Ахманжоловой, «разбуженные революционными потрясениями ХХ века национальные движения заставляли даже наиболее правые силы в белом лагере учитывать их роль и значение в обеспечении социальной опоры своей деятельности»³², но выработать привлекательную национальную программу и наладить [123] конструктивный диалог и сотрудничество с национальными движениями и прежде всего с их антибольшевистскими группировками и лидерами в годы гражданской войны русским белогвардейцам так и не удалось. Нельзя не согласиться с В. Д. Зиминой, что «упорное стремление к диктаторству при отсутствии конкретной «созидательной» программы сводило на «нет» саму идею твёрдой власти»³³.

Общая картина антибольшевистской борьбы в России складывается из анализа событий на отдельных белых фронтах, политических и социальноэкономических процессов, происходивших на различных территориях, контролировавшихся противниками большевиков. На них действовали менявшиеся политические режимы, являвшие собой многообразие форм белой власти и разных видений будущей России и путей её строительства и реализовавших различную тактику в политике и военных действиях. Наиболее активно исследуется и широко представлен в историографии Юг России, уникальный по сложности и пестроте политических, национальных, социальноклассовых, религиозных отношений регион, где началась Белая борьба и где белый фронт пал последним в Европейской России³⁴. Затем следует Восточный фронт — Урал, Сибирь и Дальневосточный регион³⁵. Появились и специальные монографические исследования, посвященные антибольшевистской Северной области и Северо-Западу страны³⁶. В связи с развитием исторической регионалистики гражданской войны отметим публикацию материалов конференции, состоявшейся в Нижнем Новгороде в 1997 году³⁷.

Важной и сложной темой является изучение антибольшевистского движения в национальных районах, возникавших и действовавших здесь режимов, политических партий, движений, вооружённых сил³⁸. Характер и направленность издающейся литературы и особенно на территориях государств, ставших в 90-е годы самостоятельными, как правило, резко различаются в подходах и оценках с литературой советского времени. Нередко излишний радикализм не способствует научной объективности. Но, так или иначе, это реалии