Белые армии Урала и Поволжья 2 страница

Для выполнения той или иной перегруппировки собирался военный совет, который постановлял свое решение большинством голосов. Понятно, почему военные действия развивались с чрезвычайной медленностью, а между тем под Казанью противник оказался в очень трудном положении. Здесь его силы, не превышающие 2000–2500 чел., занимали дугообразный фронт протяжением в 100–120 км и охватывались почти впятеро превосходными силами 2-й и 5-й армий. Командарм 2-й Азин неоднократно пытался взять Казань штурмом, но его попытки удерживались командармом 5-й Славеном, объединявшим действия обеих армий, из-за неготовности его армии и из-за малой боеспособности пехоты 5-й армии, возлагавшей все надежды на артиллерийский огонь. Поэтому боевые действия по обратному овладению Казанью затянулись на целый месяц.

В течение этого времени Казанская группа белых неудачно пыталась овладеть железнодорожным мостом у Свияжска через Волгу. Чечек пытался поддержать Казанскую группу белых, направив от Симбирска на пароходах отряд Каппеля в составе 2340 штыков и сабель при 14 орудиях. Этот отряд 27 августа 1918 г. атаковал правобережную группу 5-й армии под Свияжском, но был наголову разбит контратакой латышских стрелков, и уже 28 августа остатки отряда Каппеля отхлынули к югу от Тетюш, где и рассеялись. Разгром отряда Каппеля был предпосылкой обратного взятия Казани, которая пала 9 сентября под ударами 2-й армии. Таким образом единственным и притом невыгодным для противника результатом похода Каппеля было ослабление Сибирской группы противника, что облегчило для 1-й красной армии выполнение ее задач; г. Симбирск был занят ею с боем 12 сентября. Падение Казани и Симбирска было богато стратегическими результатами. Оно означало оттеснение противника с рубежа средней Волги. Действительно, уже 13 сентября противник очистил г. Вольск. В дальнейшем 1-я красная армия перенесла центр тяжести приложения своих усилий на Самарское направление.

В войсках противника, особенно в мобилизованной «народной» армии, начиналось сильное разложение; ее части быстро очищали фронт перед 5-й и 1-й красными армиями. [28]

Симбирская группа противника, продержавшись на левом берегу Волги до 29 сентября, также быстро начала отход на восток. Успехи красных под Казанью и Симбирском разрастались до размеров стратегического прорыва фронта противника. 4 октября возмутившиеся в г. Ставрополе (Самарском) чехо-словаки покинули г. Ставрополь и по железной дороге направились на Уфу. 4 октября части «народной» армии оставили г. Сызрань, причем разложение в них распространилось и на офицерские части{11}.

Тяжелое положение на фронтах, а также нарастающая активность контрреволюционных сил заставили партию уже к середине лета 1918 г. начать переходить на военное положение. Первые мобилизации рабочих, родившихся в 1896 и 1897 гг., прошли в Москве и Петрограде блестяще. Путиловцы, призванные в Красную армию в количестве свыше 300 чел., собрались на заводе, выстроились в ряды и с пением Интернационала в сопровождении 200-тысячной массы рабочих отправились к сборному пункту.

Петроград послал на чехо-словацкий фронт через Москву не менее 300 виднейших работников-коммунистов. Очередная мобилизация 1893, 1894 и 1895 годов проходила удачно не только в столицах: в Костроме 14 августа состоялось соединенное заседание совета и всех рабочих и красноармейских организаций. Была принята резолюция, в которой говорилось о необходимости проведения всеобщей мобилизации рабочих Костромы и бедняков деревни. В Твери местная организация коммунистов отправляла на фронт (сообщение от 16 августа) пятую часть своих членов. На Урале некоторые заводы, например Надеждинский, послали на фронт всех коммунистов.

Профессиональные союзы в это время еще только формировали продовольственные отряды, которые имели и немалое военное значение. В Петрограде на 20 августа 1918 г. Центральная продовольственная управа зарегистрировала 3300 чел., записавшихся в продотряды: особенно успешно действовали союзы металлистов, писчебумажников и деревообделочников. [29]

Развивалось всеобщее военное обучение трудящихся: в Москве им было охвачено 45 000 чел., а в Петрограде в конце августа собирались довести число обучающихся до 90 000, таким образом создавался резерв для будущих мобилизаций. Кроме этого, особо происходило военное обучение коммунистов.

Документы того времени так отражали влияние партийных мобилизаций на фронте: красноармеец с Казанского фронта писал, что «с приездом больших партий коммунистов-организаторов мы решили взять инициативу в свои руки — от обороны перейти к наступлению». Тов. Лашевич сообщал с Уральского фронта, что там много было упущено, но «теперь Урала не узнаешь. Питерцы совершили колоссальную работу...»

Когда пришли первые известия о крупной победе под Казанью, то общий тон партийных и советских газет был таков, что «взамен ушедших на фронт надо немедленно создавать новые кадры». 14 сентября тов. Ем. Ярославский писал: «Почти отовсюду мы слышим, что в этом возрождении нашей Красной армии сыграла большую, исключительную роль партия коммунистов, пославшая лучшие свои силы в армию на фронтов. Они оживили, оздоровили весь организм Красной армии, дали бессмертные образцы стойкости и революционной дисциплины».

Однако успехи красного оружия на средней Волге в силу пространственности театра не оказывали особого влияния на ход дел в бассейне верхней Камы. Там, наоборот, противник, опираясь на охваченный упорным восстанием Ижевско-Воткинский район, насчитывавший 5500 вооруженных бойцов и связывавший оперативную свободу 2-й красной армии, продолжал накапливать свои силы на Пермском направлении, сосредоточив в треугольнике Верхотурье — Сарапул — Екатеринбург до 31 510 штыков и сабель, при 68 орудиях. Эти силы стремились обойти левый фланг 3-й красной армии, действовавшей на Пермском направлении, со стороны Верхотурья. Однако трудные местные условия театра в связи и с активной обороной 3-й армии обусловливали крайне медленное развитие операций противника в этом направлении. Положение этого участка красного фронта более упрочилось, когда в начале ноября 2-й армии удалось сломить сопротивление [30] противника в Ижевско-Воткинском районе и значительно продвинуться вперед. Значение успеха 2-й армии заключалось в том, что ею был срезан наиболее упорно державшийся выступ фронта противника.

Тем временем 1-я и 4-я красные армии Восточного фронта, развивая одержанный успех, овладели 7 октября Самарой. В дальнейшем, перенеся свои операции на левый берег Волги, 5-я и 1-я красные армии широким фронтом развивали дальнейшее наступление, выйдя к 25 октября на линию Бугульма — Мензелинск, и оказались на уступе вперед по отношению к 3-й армии. Это наступление проходило под знаком продолжающегося разложения в рядах противника, причем развал особенно был заметен в его тылу, где мобилизации проходили неудачно и большинство мобилизованных разбегалось. Обстановка на Восточном фронте начинала рисоваться определенно благоприятной в глазах тогдашнего главного советского командования, и оно не считало пока нужным, учитывая обстановку на других фронтах, усиливать Восточный фронтов.

(...)

Теперь нам предстоит рассмотреть историю не менее значительного белогвардейского правительства Сибири, претендовавшего на значение всероссийской власти и признанного за таковую Антантой, которое также пришло к военной диктатуре, но более сложным путем.

Мы уже упоминали, что наша дальневосточная окраина, вернее — территория Китая, еще с конца 1917 г. явилась родиной маленьких самочинных белых правительств, созданных Японией и Антантой в качестве ширмы для своих империалистических вожделений. Эти правительства не сыграли никакой роли в истории гражданской войны и по миновании в них надобности были ликвидированы самою же Антантой. Более заметная роль и более длительное существование были суждены тем из них, которые возникли в результате образования контрреволюционного Восточного фронта. Центрами вновь образовавшихся правительств первоначально явились Самара и Омск. В Самаре чехо-словаки, по захвате ее 8 июня 1918 г., выдвинули к власти «Комитет Учредительного собрания» (Комуч). Опираясь на поддержку чехо-словаков, [31] Комуч приступил к формированию собственной «армии Учредительного собрания» и просуществовал в течение пяти месяцев, до своей ликвидации сибирским диктатором Колчаком, пришедшим к власти при помощи штыков Антанты и военных заговорщиков. Этот комитет имел ярко выраженную правоэсеровскую окраску. Он стремился к созыву Учредительного собрания и к восстановлению противогерманского фронта, что целиком определило его антантовскую ориентацию. Признавая формально национализацию земли, практически комитет не доводил до конца этого признания, оставляя еще ненационализированные имения в руках их владельцев. Наконец в области социальной и финансовой политики комитет проявил большую заботливость об интересах буржуазии, что выразилось в расплате полностью по выгодным для владельцев ценам за продукты, необходимые для армии, в ограничении деятельности профсоюзов и пр.

Такие руководящие линии внешней и внутренней политики обеспечили отрицательное отношение к самарскому правительству большинства рабочих и крестьян. Показателем этого отношения явились неудачные мобилизации для армии Учредительного собрания, а затем скорый развал и самой армии. Внутренняя политика «Комитета» не удовлетворяла и буржуазию, которая уже с конца июня месяца 1918 г. выдвигала вопрос о военной диктатуре. Таким образом, единственной социальной базой для комитета являлись городская и сельская интеллигенция и небольшие группы эсеров и меньшевиков. Комитету не удалось сохранить своего влияния в армии, где взяли верх реакционные и черносотенные элементы; эти элементы в дальнейшем и содействовали падению комитета. На разделение власти с комитетом претендовали возникавшие по мере расширения территории местные правительства соглашательского или буржуазного типа в виде «Областного правительства Урала» и такие же национальные правительства, в виде «Правительства Башкирского государства», киргизской «Алаш-орды» и «Национального управления тюрко-татарского племени», возникшего еще летом 1917 г. в Казани.

Но главным соперником «Комитета» явилось «Сибирское областное правительство», возникшее в Омске тем же [32] путем, как и «Комитет» в Самаре, Это правительство, опиравшееся на сибирское казачество и офицерские контрреволюционные организации, было откровенно контрреволюционным по природе и с самого своего возникновения вступило в борьбу с Сибирской областной думой, собравшейся в Томске и стоявшей на платформе буржуазной демократии. Под сильным давлением чехо-словаков все эти правительственные образования в конце концов в октябре 1918 г. слились в одну «Уфимскую директорию» в составе пяти членов. Однако коалиционная Директория с ее эсеровской окраской внушала мало доверия Антанте, и последняя, главным образом в лице Англии, выдвинула кандидатуру в диктаторы адмирала Колчака — военного министра той же Директории. Как только Директория под влиянием неудач на фронте перебралась в Омск, там в ночь с 17 на 18 ноября 1918 г. произошел военный переворот, выдвинувший к власти адмирала Колчака. Члены Директории были изгнаны за границу. Чехо-словаки ограничились формальным протестом, но партия эсеров ушла в подполье, откуда начала борьбу с властью нового диктатора.

Самый приход к власти адмирала Колчака определил последующую реакционную сущность его правительства, несмотря на его заявления, что он не хочет идти «ни по пути реакции, ни по гибельному пути партийности». Однако Колчак с первых же дней своего прихода к власти проявил полную нетерпимость к рабочему движению, кроваво подавляя все выступления рабочих. Он ввел исключительные законы, смертную казнь и военное положение для тыловых территорий. Произвол военных властей оттолкнул от Колчака даже ту весьма умеренную демократию, которая его вначале поддерживала. Крестьянство наиболее сильно испытывало на себе гнет режима Колчака.

Появление белых войск означало для крестьянства, по свидетельству одного из бывших министров колчаковского правительства Гинса, наступление эпохи безграничных реквизиций, всевозможных повинностей и полного произвола военных властей. «Крестьян секли, — говорит тот же свидетель, — обирали, оскорбляли их гражданское достоинство, разоряли». В свою очередь крестьянство вело борьбу с ним путем [33] непрекращающихся восстаний; это вызывало ряд кровавых карательных экспедиций Колчака, которые не только не прекращали восстаний, но еще более расширяли охваченные революционной борьбой районы.

В то же время в Восточной Сибири в оппозиции Колчаку находились и почти явно ему противодействовали местные контрреволюционные силы, возглавляемые атаманами Семеновым и Калмыковым.

В своих декларациях Колчак придерживался той же тактики, что и Деникин. Он давал примерно такие же обещания общего характера, что и последний, почему мы и не повторяем их здесь. Методы же проведения этого успокоения еще более подливали масла в огонь.

Как только начались длительные неудачи на фронте, началось саморазложение власти в правительстве Колчака. Колчаковский совет министров, оторвавшись от своего главы и перебравшись в декабре месяце 1919 г. в г. Иркутск, пытался еще в чем-то проявить свою деятельность, перестроившись на более демократических началах, в то время как сам Колчак стремился сохранить единоличную военную диктатуру. Повстанческое движение приняло поголовный характер почти по всей Сибири.

В Иркутской губернии образовался так называемый «Политический центр», объединивший центральный комитет партии эсеров, комитет бюро земств, профессиональные союзы и меньшевиков. Представители Антанты начали заигрывать с этим центром, думая в нем найти опору для дальнейшей борьбы с большевиками. 24 декабря 1919 г. «Политический центр», опираясь на часть присоединившихся к нему войск, произвел переворот в Иркутске. Французский генерал Жанен, командовавший всеми силами союзников в Сибири, поддержал это выступление, озабочиваясь свободным прохождением чехо-словацких эшелонов по направлению к Владивостоку. Союзники, решившие окончательно сделать ставку на эсеров, в которых они видели «деятелей государственного направления, ничего общего не имеющих с большевиками», произвели нажим на остатки сибирского правительства, чтобы прекратить его дальнейшее сопротивление, и выдали самого Колчака «Политическому центру». [34]

«Политический центр», созданный промежуточно-соглашательскими партиями, явился переходной ступенью к подлинной власти трудящихся масс, которая образовалась в Иркутске 21 января 1920 г. в лице местного совета рабочих и крестьянских депутатов.

Обособленность сибирского правительства в пространстве от прочих белогвардейских правительств делала его всероссийским только по имени. Официально признавая его суверенитет, все белые правительства в своей внутренней и отчасти внешней политике мало руководствовались его указаниями. Особенно самостоятельно держал себя Деникин, пользовавшийся и без того широкой автономией в области внешних сношений, но требовавший также полной самостоятельности в вопросах земельной и финансовой политики.

Нам остается теперь сказать несколько слов о тех второстепенных белогвардейских правительствах, которые возникли исключительно как результат интервенции Антанты. Таковым являлось первоначально социал-соглашательское, а затем реорганизованное наподобие военной диктатуры правительство Северной области на Беломорском побережье, образованное в августе 1918 г., затем, по установлении официальной связи с Колчаком, преобразованное им в военное генерал-губернаторство, причем бывшие министры образовали особый совет при нем.

Правительство севера России образовалось в Архангельске в августе 1918 г. тотчас после высадки в нем десанта союзников. Оно являлось коалицией социалистов-соглашателей и деятелей буржуазных партий. Во главе его стоял бывший народоволец Чайковский. Однако месяц спустя, т.е. в сентябре 1918 г., даже такое соглашательское правительство не удовлетворило военного командования Антанты. Был инсценирован военный переворот, и министры-социалисты во главе с Чайковским были отправлены в Соловки. Вскоре Чайковский был выпущен и поставлен во главе нового фиктивного правительства чисто буржуазной окраски с ничтожной примесью «народных социалистов». Заместителем Чайковского был назначен военный генерал-губернатор генерал Миллер. В начале 1919 г. союзники нашли возможным под благовидным предлогом избавиться и от Чайковского, [35] отправив его в Париж на конференцию союзников в качестве представителя русских белогвардейских правительств. Генерал Миллер, его заместитель, явился фактическим главой правительства. Таким образом правительство Колчака только оформило уже установившийся фактически в Северной области порядок.

Северо-западное правительство Лианозова, созданное англичанами 10 августа 1919 года в Ревеле, опасалось даже появиться на клочке собственной территории.

Оба эти правительства были не более как фикцией, всецело зависевшей от держав Антанты.

(...)

Настроения сибирских армий отражали настроения населения, среди которого мобилизации не пользовались никаким успехом, и боеспособность их, за исключением отдельных частей, была ниже средней. Так, в период осеннего отступления Сибирской армии в 1918 г. целые части ее либо переходили на сторону советских войск, либо разбегались по домам. Еще хуже обстояло в этом отношении дело в войсках Украинской директории, проявлявших наиболее низкую боеспособность по причинам, изложенным в начале этой главы.

Прочное основание снабжению контрреволюционных армий было положено с началом активного вмешательства держав Антанты в нашу гражданскую войну: ранее им приходилось пользоваться лишь случайными источниками этого рода. В лучшем положении оказались контрреволюционные армии юга России после открытия Дарданелл, когда основной базой их сделался Новороссийский порт.

В течение лета и по осень 1919 г. контрреволюционные правительства, пользуясь англо-французской денежной поддержкой и льготными условиями кредита в Америке, произвели там обширные закупки военного материала, обмундирования и оружия. Продовольственное снабжение контрреволюционных армий основывалось главным образом на беззастенчивой и беспорядочной эксплуатации местных средств, что крайне озлобляло местное население. Добровольческая армия в этом отношении [36] шла дальше всех, предоставив своим частям довольствоваться собственным попечением — грабежами и спекуляцией.

Обучение и тактика контрреволюционных армий ничем не отличались от таковых же старой русской армии.

Обращаясь к сравнению сил обеих сторон, мы должны отметить, что характерная положительная особенность Красной армии заключалась в ее внутренней силе, являвшейся следствием той идеи революционной классовой борьбы, которая была заложена в идеологию армии. Хранителями и носителями этой идеи в рядах армии являлись те сознательные рабочие массы, которые влились в ее состав и вокруг которых группировались слои беднейшего крестьянства. В частности, в отношении численности и людских средств Красная армия превосходила армии внутренней контрреволюции, так как свободно могла использовать резервы населения в виде масс беднейшего и среднего крестьянства и рабочих, мобилизацией которых по политическим соображениям не мог рисковать противник. Последнее обстоятельство определило и превосходство развития военных сил на стороне советской стратегии. [37]

тратегические планы командования сторон на 1919 г. Кампания на Южном и Северокавказском фронтах в конце 1918 г. Завязка борьбы на Украинском фронте

Начало второго года гражданской войны отмечается состоянием неустойчивого равновесия на всех фронтах для обеих сторон. Это являлось, однако, одним из положительных достижений советской стратегии, так как первый год гражданской войны проходил для нее под знаком организации и собирания сил, в чем и заключалась одна из главных трудностей ее положения. Советская стратегия сумела выйти из трудного положения, добившись даже известных частных успехов на некоторых фронтах, но не могла сразу выполнить все задачи, поставленные ей политикой. Завершение их, таким образом, переносилось на второй год гражданской войны. В свою очередь противник в этом году стремился к достижению тех конечных целей, которые перед ним поставили мировой империализм и внутренняя контрреволюция. Поэтому естественно, что планы высшего командования обеих сторон на 1919 г. должны были носить наступательный характер [38] и самая кампания должна была протекать под знаком упорной борьбы за инициативу.

Как мы уже указывали, единое управление всеми вооруженными силами контрреволюции с начала 1919 г. только формально объединялось адмиралом Колчаком, фактически же обе наиболее мощные военные группировки белых — сибирские армии Колчака и «вооруженные силы юга России» — проводили каждая свой собственный план действий, и вопрос об объединении этих действий дальше разговоров не пошел. Это налагает и на нас обязанность рассмотреть планы действий обеих этих группировок каждый в отдельности.

Неудачи на Самаро-уфимском направлении, последовавшие вслед за обратным взятием красными Казани, и развал Народной армии, а также и оставление фронта чехо-словаками не повлияли на отказ «сибирского правителя» от наступательных действий. Его план заключался в нанесении главного удара на Пермско-вятском направлении (в надежде на соединение с Северным фронтом Антанты) и в активных действиях на направлениях Красноуфимск — Сарапуль — Казань — Арзамас — Муром — Москва и Златоуст — Уфа — Средняя Волга — Пенза — Москва. Было рассчитано даже время занятия Москвы, которое намечалось в июле 1919 г. при условии, если наступление будет начато в первых числах марта.

События осенней кампании 1918 г. в Поволжье должны были показать адмиралу Колчаку, что план этот не имел под собой ни политической, ни материальной базы. Развал «Народной армии» должен был убедить его в истинном отношении широких масс населения к его армиям и их целям. Уход чехо-словаков с фронта лишил его наиболее крепких частей. Наконец, сосредоточение значительных сил на Пермско-вятском направлении, после того как выяснилось второстепенное значение Северного фронта для обеих сторон и его пассивность, не оправдывалось и условиями стратегической обстановки. В таком положении единственное, на что могло рассчитывать сибирское белое командование, — это на временный успех на одном из выбранных им операционных направлений, но этот успех был бы куплен ценой полного стратегического истощения, так как для осуществления своего плана Колчаку пришлось бы ввести в дело свои последние, не закончившие [39] еще своей организации стратегические резервы. Последующие события в полной мере выявили все эти недостатки плана кампании сибирского белого командования.

Генерал Деникин, вступив 10 января 1919 г. в командование всеми «вооруженными силами юга России», строил план своей кампании на 1919 г. на преувеличенном значении интервенции союзников на юге России, исходя из расчета тех сил, которые первоначально для нее предназначались (свыше 12 пехотных дивизий). Поэтому его план был еще более активен по замыслу, нежели Колчака, и конечной своей целью он также ставил овладение Москвой с одновременным ударом на Петроград и вдоль правого берега Волги.

Ближайшими задачами генерала Деникина являлись следующие:

1) не допустить противника занять Украину и западные губернии;

2) окончательно очистить Северный Кавказ от большевиков{12}.

Выполнение этого плана должно было повлечь за собою разброску белых сил юга России на огромном пространстве, от Волги до Днестра, где они неминуемо должны были раствориться в пространстве. Так в действительности и случилось. Силы интервенции ничем не помогли Деникину из-за своей малочисленности и того внутреннего разложения, которое их постигло. Подобно плану Колчака, и этот план являлся политически совершенно необеспеченным. С каждым шагом в глубь советской территории, удаляясь от казачьих областей, «вооруженные силы юга России» становились все более и более неприемлемыми для широких масс населения страны, почему и не могли рассчитывать на свое увеличение за его счетов.

7 октября 1918 г. красное командование в лице тов. Вацетиса разработало свой план операций на всех фронтах на 1919 г. В этом плане оно исходило из следующих предпосылок. Наиболее значительными и серьезными являются вооруженные силы [40] сибирской контрреволюции и юга России. Эти силы на востоке отрезают советскую страну от источников продовольствия, на юге — от источников продовольствия, твердого и жидкого топлива и сырья для промышленности. Учитывая экономические условия, внешнюю политическую обстановку и силы противника, главное значение в предстоящей кампании должно было принадлежать Южному фронту. Политическая обстановка определяла задачи Южного фронта необходимостью просочиться между уходящим германским милитаризмом и надвигающимся англо-французским империализмом и утвердиться внутри советского государства, в составе которого мыслились и Дон, и Кавказ, и Украина. Исходя их этих общих предпосылок, советское главное командование ставило себе следующие задачи на различных театрах гражданской войны:

1) На Северном фронте — упорную оборону.

2) На Восточном фронте — окончательное утверждение на рубеже Средней Волги и ликвидацию Ижевско-воткинского восстания, а также установление связи с Туркестанской армией. В дальнейшем — продвижение в Сибирь.

3) На Южном фронте, усиливаемом по возможности всеми имеющимися в распоряжении свободными вооруженными силами, намечалась решительная ликвидация Донской казачьей армии, с тем чтобы окончательно закрепить в Донской области власть советского казачества, после чего мыслилось освободившиеся силы перебросить либо на Северный Кавказ, либо на Восточный фронт для довершения поражения действующих там белых армий.

4) Для будущего Западного фронта предусматривались первоначально пассивные задачи. Не исключалась для него и оборонительно-отступательная кампания в целях выигрыша времени, хотя внешняя политическая обстановка, по крайней мере на первое полугодие 1919 г., не давала к этому никаких предпосылок.

5) Наконец, на случай необходимости и возможности занятия левобережной Украины после ухода немцев в районе Калуга — Смоленск — Брянск предусматривалось образование «резервной армии», силою в три дивизии. [41]

Таким образом, советской стратегии предстояло быть активной и на востоке, и на юге, что определяло использование ее сил в расходящихся операционных направлениях. Совершенно правильно было оценено второстепенное значение Северного фронта, но не были дооценены роль и значение Западного и Украинского фронтов, выяснившиеся уже через месяц. Активизация этих фронтов под влиянием требований политической обстановки вызвала непредвиденный расход сил для них, что уже оказалось обременительным для наших возможностей того времени и определило длительный и упорный характер борьбы на всех фронтах в кампанию 1919 г.

В. И. Ленин придавал громадное значение возможно скорой и решительной ликвидации Краснова (Донской фронт). Еще 3 января 1919 года он телеграфирует Троцкому: «Я очень обеспокоен, не увлеклись ли Вы Украиной в ущерб общестратегической задаче, на которой настаивает Вацетис и которая состоит в быстром, решительном и общем наступлении на Краснова, боюсь чрезвычайно, что мы запаздываем с этим...» Ленин предлагает налечь «на ускорение и доведение до конца общего наступления на Краснова». Однако, как мы увидим дальше, наступление против Краснова затягивается; действия наших войск на этом фронте характеризуются несогласованностью и распыленностью усилий. Ленин еще не раз (например, в апреле) обращает внимание главного командования на эту фактическую недооценку значения своевременной и быстрой ликвидации Краснова. Прозорливый стратегический гений Ленина как никто сознавал все значение Донского фронта и предвидел те трудности, какие должны были встать перед Красной армией и советской стратегией и действительно встали (Деникин) в случае несвоевременной ликвидации Краснова.

Мы прервали рассмотрение событий на Южном фронте в момент напряженной борьбы обеих сторон за линию рокадной железной дороги Поворино — Новохоперск — Бобров — Лиски, проходившей севернее административных границ области, причем в руках Донской армии оказался участок железной дороги Лиски — Новохоперск. Равным образом ей удалось достигнуть местных успехов на направлении Елань — Саратов и сковать силы 10-й красной армии в районе Царицына. Эти успехи, достигнутые путем крайнего напряжения сил, оспаривались у Донской армии армиями Южного советского фронта, которые, вводя в дело по частям прибывавшие [42] в их распоряжение резервы, добивались временами местных успехов, однако развить их не могли за недостатком свободных сил.

Нарастание успехов Донской армии должно было прекратиться не столько в силу прибытия новых советских резервов, сколько в силу причин внешнего и внутреннего порядка, возникших в это время на самом театре военных действий и в рядах Донской армии. Внешней причиной, ухудшавшей общее стратегическое положение Донской армии, являлся уход немцев с территории Украины, чем обнажался левый фланг всего Донского фронта. Это явление носило пока незаметный характер, но уже со второй половины ноября 1818 г. части правофланговой 8-й красной армии начали просачиваться на освобождаемую территорию, постепенно окрыляя левый фланг Воронежской группы Донской армии. Выйдя на фронт Острогожск — Коротояк, они уже 29 ноября захватили ст. Лиски, откуда, впрочем, были выбиты резервами Воронежской группы противника. Однако к 3 декабря они распространились до г. Валуйки. В это же время 10-я армия начала продвижение своим правым флангом на ст. Иловля. В свою очередь противник, недооценив еще значения обнажения своего левого фланга и ослабив свои силы на Воронежском направлении, сосредоточил кулак на Царицынском направлении против центра 10-й армии, тесня его по направлению к Царицыну.