Переход к позиционной обороне

СРАЖЕНИЕ НА РЕКЕ ШАХЕ.

После отступления русской армии к Мукдену положе­ние Порт-Артура и флота значительно ухудшилось. Ад­мирал Алексеев запросил Куропаткина, что он намерен предпринять в дальнейшем: собирается ли отходить дальше вглубь Маньчжурии или дать сражение на под­ступах к Мукдену. Куропаткин ответил, что он отошел бы к северу, если бы не возникали затруднения, выте­кающие из политических соображений, по которым надо удерживаться в Южной Маньчжурии, особенно в Мук­дене, но, несмотря на важность политических соображе­ний, очевидно, ими придется пожертвовать, если этого потребуют военные обстоятельства.

Отвечая так бездействовавшему главнокомандую­щему, Куропаткин желал упрочить в правительственных сферах свой пошатнувшийся авторитет, втайне готовился к наступлению, предполагая застать японцев неподготов­ленными для отпора после потерь под Порт-Артуром и Ляояном. Лавры победы Куропаткин не желал делить ни с кем.

Алексеев после неопределенного ответа Куропаткина решил, что тот бросит Мукден и отступит к Телину и дальше. Чтобы как-то оправдать себя, он обратился к царю с просьбой запретить Куропаткину дальнейшее от­ступление, ибо это окончательно подорвет моральный дух армии. Кроме того, Алексеев считал, что оставлять Мукден не следует еще и потому, что это усилит автори­тет Японии, особенно в Китае, нейтралитет которого мо­жет быть поколеблен. В заключение он писал, что необходимо /198/ устранить у начальствующих лиц (имелся в виду Куропаткин) излишнее, преувеличенное опасение за об­ход флангов и внушить им веру в свои собственные рас­поряжения.

Не успел еще доклад Алексеева дойти по назначению, как Куропаткин донес царю, что он 29 сентября утвер­дил план для перехода в наступление. Любопытный штрих для характеристики взаимоотношений между са­трапами, от личной деятельности которых зависела судьба сотен тысяч людей, да и во многом сам ход войны!

3 октября Куропаткин отдал приказ по Маньчжурской армии, в котором вспоминалось прошлое, говорилось, что воевать за 10 тыс. верст от Родины тяжело, но все это будет преодолено, что царь ждет победы и что теперь «настало желанное и давно ожидаемое всею армиею время идти самим вперед, навстречу врагу. Пришло для нас время заставить японцев повиноваться нашей воле, ибо силы Маньчжурской армии ныне стали достаточны для перехода в наступление». Обращаясь к офицерам и солдатам, командующий призывал проникнуться созна­нием важности победы для России. Кому и зачем нужна была победа, Куропаткин сказать солдатам не мог. А цель солдатам все же была нужна, поэтому в приказе писалось: «Помните, как нужна нам победа, дабы скорее выручить наших братьев в Порт-Артуре».

Приказ — дело нужное, он ставит задачи, указывает цели, организует, зовет, но для победы только одного приказа еще недостаточно, нужно и многое другое, в частности организаторские способности и умение завое­вать победу. А этого-то, как известно, и не было у боль­шинства руководителей армии. Куропаткин не верил в силы подчиненных ему офицеров и утверждал, что зна­ний нет или их недостаточно не только у высшего и старшего командного состава, но даже и у командиров рот, забывая о том, что в бытность свою военным мини­стром он почти ничего не сделал, чтобы улучшить воен­ные качества офицерского корпуса. Слепо веруя в силу бумажных директив, приказаний, предписаний и т. д., он разработал «Указания начальникам частей Маньчжур­ской армии до ротного и сотенного командира включи­тельно и всем начальникам штабов», в которых кратко, но невразумительно объяснял причины неудачных cражений /199/ и давал рекомендации, что нужно делать, чтобы не повторять ошибок и, наконец, одержать давно желанную победу над неприятелем.

Нельзя сказать, чтобы в «указаниях» не было ничего ценного, но имевшиеся в них малые крупицы боевого опыта командующий утопил в пустословии по поводу и в рассуждениях, заимствованных из учебника тактики и только что вышедшего нового Полевого устава. Из многочисленных источников известно, что «указания» ни­какой пользы не принесли и в войсках были встречены недоверчиво.

Вскоре после Ляоянского сражения в Петербурге было решено для удобства управления войсками сформи­ровать в Маньчжурии 2-ю армию, включив в нее 6-й Си­бирский и 8-й армейский корпуса, две кавалерийские ди­визий и другие части, Куропаткин, готовясь к наступле­нию, обратился к царю с просьбой, чтобы часть сил, предназначенных для новой армии, выделить временно ему для сражения на реке Шахе. Просьба была удовле­творена.

В приказе № 8 от 28 сентября для наступления и охраны тыла назначалось 257 батальонов пехоты, 143 сотни и эскадрона кавалерии, 760 орудий, 32 пуле­мета, 9 саперных и 1 понтонный батальон. Куропаткин считал, что боевой состав подчиненных ему войск дости­гал 160 тыс. штыков1. Следует учесть, что в русских ча­стях было чрезвычайно много нестроевых, как правило, до 25% состава полка не принимало участия в боях: из них санитаров 128, обозников до 80, музыкантов и барабан­щиков 58, денщиков около 100, кашеваров, писарей и ар­тельщиков до 100 и т. д. Боевой состав рот не превышал 150—170 штыков вместо 220 по штату.

1 В 1-м Сибирском корпусе— 19 700; во 2-м—7000 (одна 5-я ди­визия); в 3-м—16700; в 4-м —до 20000; в 5-м—19000; в армей­ских корпусах: в 1-м — 27 000; в 10-м — 19000 и в 17-м — около 23000 (ЦВИА, ф. ВУА, д. № 27890, л. 95). Не принят в расчет при­бывший в ходе сражения 6-й Сибирский корпус (до 28 тысяч чело­век).

Японские армии имели в боевых порядках пехоты не меньше сил, чем Куропаткин, но в отношении артилле­рии и кавалерии уступали.

В целом условия после Ляоянекого сражения склады­вались благоприятно для русской армии. Войска были хорошо вооружены, имели боевой опыт, моральное состояние /200/, несмотря на непрерывные неудачи, было все же устойчивым.

Накануне русского наступления главные силы япон­ских армий располагались между реками Шахе и Тайцзыхе и производили инженерные работы, сооружая обо­ронительные объекты: 1-я армия находилась в районе Баньяпуцза — Туменлин — Беньсиху и Янтайские копи; юго-западнее стояла 4-я армия (штаб в Лотатае); 2-я армия — к северу от Ляояна и к западу от Мандарин­ской дороги. К западу от железной дороги Ойяма имел до 60 батальонов пехоты и до 18—24 эскадронов кава­лерии, в центре, восточнее железной дороги до Янтайских копей, — свыше 60 батальонов; на правом фланге Баньяпуцза — Беньсиху — 18 батальонов и кавалерию; в резерве за центром армий и уступом за правым флангом, восточнее Ляояна и южнее Тайцзыхе находилось свыше 30 батальонов. Артиллерии во всех трех армиях насчиты­валось 648 стволов.

Боевая задача, поставленная Куропаткиным перед войсками в приказе, была сформулирована так: «Перейти в наступление и атаковать противника в занимаемом им расположении, имея первоначальной целью — овладеть правым берегом реки Тайцзыхе». Для выполнения этой задачи были образованы Западный и Восточный отряды. Западный отряд под командой генерала Бильдерлинга в составе 10-го и 17-го армейских корпусов (64 батальона, 40 эскадронов, 190 орудий, 2 саперных батальона) получил задачу из района междуречья Хуньхе — Шахе насту­пать на юг вдоль железной дороги и, заняв на второй день марша линию деревень Линшинпу — Сахепу, при­ступить к укреплению занятой позиции и сковать япон­ские силы, действующие иа направлении наступления отряда.

Восточный отряд под командой Штакельберга в Со­ставе 1-го, 2-го и 3-го Сибирских корпусов (73 батальона, 34 эскадрона, 3 саперных батальона, 130 полевых ору­дий, 16 горных, 6 мортир и 12 конных пушек и 32 пуле­мета) получил приказ наступать из района Шахедды — Юдигоу — Чудзятунгоу в направлении на юг и овладеть позициями японцев у Ваньяпуза; затем, нанести удар по фронту и правому флангу японской группировки, разбить ее и продолжать наступление на Ляоян, очищая правый берег Тайцзыхе и охватывая с тыла армию Куроки. /201/

В общем резерве Куропаткина оставалось 56 батальонов пехоты (4-й Сибирский и 1-й Армейский корпуса), 20 эскадронов, 2 саперных батальона и 230 орудий, из них 30 мортир. Резерв должен был следовать за центром наступавших корпусов, находясь от них в одном переходе. В охранении правого фланга армии находились отряды генералов Дембовского и Коссаговского, всего 18½ батальона пехоты, 25 сотен кавалерии, 64 орудия, 1 саперный и 1 понтонный батальоны. Левый фланг охранялся отрядами генерала Ранненкампфа и полковника Мадридова из 14 батальонов, 18 сотен и 32 орудий.

На охране тыла оставался вновь прибывший 6-й Сибирский корпус (32 батальона, 96 орудий).

Оставление для охраны тыла целого корпуса и выделение для охраны флангов мощных средств не вызывалось необходимостью и было сделано из-за боязни обходов. Все это лишало армию ¼ всех ее сил и, несомненно, сказалось на развитии сражения, так как незначительное превосходство русских в силах было утрачено.

Решение командующего, принятое на основе данных, составленных в штабах бароном фон ден Бринкеном, Вебелем и другими пронемцами, презирающими все русское и в том числе самого Куропаткина и действующими в интересах “фатерланда”, т.е. чем больше неудач и затяжнее война, тем слабее становится Россия, тем выгоднее Германии, было в корне ошибочное. Нанесение главного удара по правому флангу противника не отвечало обстановке и не имело благоприятных условий: русским Сибирским корпусам пришлось воевать в горных условиях, сражаться в которых они не были приспособлены; не хватало горной артиллерии, половина ее осталась в резерве; сил для сокрушительного удара выделялось недостаточно, а во главе их стоял слишком непопулярный барон; в отряде отсутствовали планы и карты местности, где предстояло сражение. Впоследствии Куропаткин утверждал, что его решение было обусловлено тем, что на нашем левом фланге находились наиболее надежные и обстреленные Сибирские корпуса. Такой довод несостоятелен. 10-й и 17-й корпуса тоже были обстреляны и в храбрости и боевом опыте их солдаты и офицеры моло уступали сибирякам. Куропаткин не учел элементарного положения тактики, что гористый район менее удобен для наступления, чем равнинный. /202/

Главный удар следовало наносить правым флангом по японскому левому. В случае успеха войска 2-й армии Оку отрезались от реки Ляохе и теряли железнодорож­ную линию Мукден — Ляоян, т. е. лишались коммуника­ций и связи с базами снабжения; русские корпуса, на­оборот, действовали бы вблизи, не отрываясь от своих главных коммуникаций, и своевременно получали все необходимое, к тому же они были более подготовлены для ведения боя в равнинной местности. Этим обстоя­тельствам Куропаткин не придал решающего значения и, не разобравшись в обстановке, утвердил вредительский план.

Наступление началось днем 5 октября. Но не успели еще войска войти в соприкосновение с противником, как Куропаткин уже начал строчить бумаги. В первой депеше он предупреждал Штакельберга, что надо действовать осторожно во избежание частной неудачи, что на первых порах нужен успех, что следует вводить в бой силы, зна­чительно превосходящие силы противника. Дальше командующий выражал уверенность, что Штакельберг может заставить японцев очистить некоторые позиции и без боя. Короче говоря, Штакельберг получил предписа­ние, в котором ему давались рецепты на все случаи. Сам барон не проявлял никакой инициативы при наступлении.

5 и 6 октября русские корпуса продвинулись на пра­вом фланге до реки Шахе; на левом — примерно на 28— 30 км к югу от Хуньхе, не встретив никакого сопротив­ления. 7 октября Куропаткин приказал сделать дневку, укрепить занятую территорию и силами конницы и аван­гардов производить разведку. На случай оказания по­мощи наступавшим он выдвинул из своего резерва 4-й Сибирский корпус, расположив его между Восточным и Западным отрядами.

Из-за медлительности и ничем не оправдываемой осторожности наступление развивалось вяло и теряло внезапность. Японцы, почуяв опасность, начали маневри­ровать войсками. Ойяма не желал отдавать противнику инициативу. Учитывая слабость своих оборонительных позиций, разбросанность сил и малочисленность резервов, он принял решение не обороняться, а переходить в контр­наступление. 8 октября противники уже сблизились до 7—15 км, а на отдельных участках завязались схватки местного значения. На правом фланге под угрозой обхода /204/ японцы оставили без боя позицию у деревни Ваньяпуза.

9 октября русские корпуса встретили уже ожесточен­ное сопротивление. Отряд Ренненкампфа при движении на Беньсиху разбил японцев у перевала Уйньянин и был остановлен японскими резервами в 9 км от цели. 3-й Си­бирский корпус, обходя правый фланг противника, на­ступал слишком медленно. Так же медленно продвигался в центре и конный отряд Мищенко при поддержке 4-го корпуса. Дивизии Бильдерлинга после горячего боя аван­гардами выдвинулись на линию Улиге — Фандиятунь.

В боях на левом фланге у убитого начштаба 9-й Во­сточно-Сибирской дивизии подполковника генерального штаба Пекуты японцы обнаружили карты и копию бое­вого приказа Куропаткина. Ойяма, уже имевший данные об обстановке из других источников, убедился, что он поступил правильно, приняв решение о переходе в на­ступление против правого фланга и центра русских. 10 октября, когда русские войска по приказанию коман­дующего укреплялись на занятых позициях и вели раз­ведку, все три армии японцев сосредоточились для контр­наступления. После полудня левофланговые дивизии ар­мии Оку атаковали части 10-го и 17-го корпусов, но были легко отбиты.

Главный удар Восточного отряда по правому флангу японцев и в обход его не состоялся. Начальники не про­явили настойчивости и решимости довести отдельные бои до конца, совершали грубейшие промахи в тактическом использовании подчиненных им войск. Офицеры и сол­даты сражались превосходно, 21, 34, 35 и 36-й Восточно-Сибирские полки в боях 9, 10 и 11 октября покрыли себя неувядаемой славой, но вместо того, чтобы вести их вперед, они отводились начальниками назад. О том, на­сколько безалаберно велось дело, свидетельствовали бои за гору Лаутхалаза. В ночь на 9 октября одна русская рота и охотничья команда заняли Лаутхалазу — такти­ческий ключ позиции. Японцы ответили контратаками. Сибиряки держались на горе до последнего патрона и отступили. А поблизости находились восемь батальонов русских, начальники которых «играли в войну», не ока­зав своим соседям, решавшим на данном месте главную задачу, никакой помощи. В этот день против правого фланга японцев было собрано свыше 20 батальонов /205/ пехоты, 16 сотен кавалерии и много артиллерии, но бой вели отдельные роты и батальоны, которые сражались разрозненно, без единого руководства. Героические усилия солдат не приносили общего успеха. Штакельберг, не выполнив боевой задачи, на 10 октября объявил войскам дневку. Однако отдельные части, в частности 3-го Сибир­ского корпуса, продолжали сражаться, пытаясь вновь за­хватить гору Лаутхалаза. Японцы усилились, и уже атаки трех русских батальонов не давали результатов. После неимоверных усилий русские солдаты все же су­мели приблизиться к гребню горы. Но, к сожалению, как раз в это время наша артиллерия открыла огонь по гребням атакуемой скалы: недолеты поражали своих, что вынудило не только прекратить развитие атаки, но даже отодвинуть передовые части ниже, чтобы не тер­петь от своих же артиллерийских недолетов. Артиллерий­ская стрельба кончилась только с наступлением темноты, когда был получен приказ командира дивизии: «Убрать с этой сопки батальон назад, чтобы не препятствовать /206/ утром (11 октября) использованию артиллерийского огня»1. Но на этом не закончились безответственные дей­ствия русских генералов у горы Лаутхалаза. 11 октября два русских батальона вновь ворвались на гору, заняли на ней многие скалы, но выбить японцев из окопов и блиндажей днем не смогли и ждали темноты, чтобы ата­ковать. Когда все было готово, распределены силы, ука­заны пункты для атаки, приготовлена взрывчатка и пр., к батальонам прибыл связной с приказанием командира 6-й дивизии генерала Яцынина «отходить и занять в эту же ночь такую позицию, с которой возможно отступление даже днем». Героические усилия рядовых офицеров под­полковника Некрасова, капитана Киткина, подпоручиков Вишневского и Кирпа и солдат, находившихся под их командой, не принесли никакой пользы.

1Итоги войны. Отчет Куропаткина, т. 4, стр. 230.

На этом направлении воевал командир 3-го Сибир­ского корпуса генерал Иванов, считавший перед войной японскую армию «армией младенцев». Командиры диви­зии были не лучше своего непосредственного начальника. Начальник штаба полковник Орановский занимался вре­дительством (через несколько лет после войны был разо­блачен как японский агент в русской армии). Когда на фланге корпуса и приданных ему частей появилось не­сколько батальонов противника, Иванов приказал бить отбой. Началось ничем не оправдываемое отступление.

Главные силы Восточного отряда несколько дней топ­тались на месте, а когда Штакельберг приказал атако­вать и занять перевалы Тумынлин и Хоелин, войска встретили переброшенные сюда из тыла сильные части японцев. Атаки русских, понесших большие потери, были отбиты.

11 октября значительные силы Оямы обрушились на авангарды 4-го Сибирского и 10-го армейского корпусов. Яростные атаки, повторявшиеся в течение всего дня, были безрезультатны. Японцы, понеся большие потери, не смогли вклиниться в расположение русских. Захва­ченная ими дер. Ендониулу была отбита ночью штыковой атакой, причем было заколото свыше тысячи японцев.

К 12 октября почти все корпуса Куропаткина оказа­лись вытянутыми в линию протяжением до 45 км по фронту и не только не могли успешно наступать, так как /207/ были везде слабы, но и не могли выдержать атак неприятеля, сосредоточившего свою ударную группировку про­тив русского центра и в дальнейшем против правого фланга. В этих условиях Куропаткин отказался «от идеи наступления» и приказал войсковым начальникам пере­ходить к обороне.

Предполагая, что 12 октября армия Оку предпримет обход правого фланга Западного отряда, Куропаткин предложил Бильдерлинту отвести авангарды на позиции, занимаемые главными силами корпусов. Под разными предлогами Бильдерлинг уклонился от выполнения при­казания и принял врага на линии авангардов. Оку нанес удар тремя дивизиями по 17-му армейскому корпусу, ко­торый оказался малоподготовленным к боям: его первую линию окопов на протяжении 6 км занимали расстроен­ные полки 35-й дивизии, а левый фланг был открыт ввиду отхода ночью 10-го корпуса на главную позицию. Атаки японцев, поддержанные сильным артиллерийским огнем, следовали методично одна за другой. Русские сол­даты встречали врага огнем и штыком, при этом гибли целые подразделения. Неприятель продолжал наседать. В ходе ожесточенного боя начальники Западного отряда еще раз показали бессилие и, больше того, безразличие к происходившему. Бильдерлинг и его начальник штаба генерал-майор Тизенгаузен весь день оставались в неве­дении, что происходило на фронте их правофлангового корпуса, и не стремились к тому, чтобы узнать обста­новку; вечером, когда 17-й корпус уже отступал, Тизенгаузен информировал командира 10-го корпуса о том, что его сосед справа стоит на своих старых позициях. Генералы отряда Гласко, Якубовский, Степанов, Янжул, Добржинский в этот тяжелый день оставались не у дел. Частями командовали меньшие чином офицеры, многие из которых сложили свои головы, оставив о себе добрую память, как, например, полковник Криштопенко и др. На правом фланге корпуса вместо раненого командовав­шего там генерала Защука был назначен командир диви­зиона кавалерийского полка, в то время как генерал Янжул, полки которого здесь сражались, оставался про­стым зрителем всего происходившего.

За день части полностью перемешались, как правило, начальники командовали подразделениями других пол­ков, многие командиры со штабами оставались без солдат. /208/ В бою вновь наблюдались грубейшие тактические ошибки: оборона строилась однолинейно, без достаточ­ной глубины и без резервов; контратаки велись в слиш­ком густых строях. Так, Юхновский полк атаковал мас­сой до 4 тыс. штыков и, понеся тяжелые потери, быстро исчез с поля боя. Между частями по фронту отсутство­вала всякая связь.

Особенную бездеятельность проявляла стоявшая на фланге и ожидавшая приказа конница.

Вечером главные силы русских отступили за реку Шахе.

Штакельберг с утра 12 октября продолжал атаковать перевалы, но сил не хватало, и к тому же еще вмешался Куропаткин и категорически потребовал двинуть весь /209/ свободный резерв на присоединение к 4-му Сибирскому корпусу, который, по его мнению, еле сдерживал натиск гвардейской и 2-й дивизии армии Куроки. Перевалы пре­одолеть не удалось. Войска Восточного отряда понесли большие потери, но не добились результатов. Бои шли не­прерывно днем и ночью. В ночь на 13-е Штакельберг донес Куропаткину, что он приказал биться за перевалы до последнего, что отступления не будет, и просил обеспе­чить его правый фланг и тыл. В ответ последовало: «Сде­лайте немедленное распоряжение для отхода Восточного отряда... Армия заняла фронт по реке Шахе».

Днем 13 октября японцы энергично атаковали, осо­бенно на флангах и, в частности, позиции 4-го корпуса, солдаты которого, поддержанные подразделениями 2-го Сибирского и 1-го армейского корпусов, отбили все атаки противника и удержали свои окопы. Остались на своих позициях войска 17-го и других корпусов.

В ночь на 14 октября 4-я армия Нодзу при поддержке частей Оку и Куроки на флангах напала на войска 10-го корпуса и после нескольких атак прорвала у дер. Сандепу его центр, захватила артиллерийские позиции и почти всю материальную часть 2-го дивизиона 9-й артил­лерийской бригады. Артиллеристы дивизиона и роты прикрытия, не предупрежденные командованием Севского полка об отступлении подразделений с фронта, были окружены японцами и сражались у орудий насмерть, большинство их с командиром полковником Смоленским героически погибли.

Одновременно с Нодзу японцы повели наступление и против 17-го и 1-го армейских корпусов. Прорыв фронта все же удалось предотвратить. Деревня Сандепу несколько раз переходила из рук в руки, пока к месту прорыва не подошли резервы и не отбросили японцев на их исход­ные позиции. Для поддержки 17-го армейского корпуса, оказавшегося вновь в критическом положении, были дви­нуты дивизии 6-го Сибирского корпуса, которые атако­вали японцев с фланга и отбросили их за реку Шахе. Создавалась благоприятнейшая обстановка для удара по флангу и в обхват армии Оку. Приказа Куропаткина не было, а без приказа командир корпуса не сделал вперед ни одного шага. А Куропаткин уже давно перешел к обо­роне и приказывал командиру 1-го армейского корпуса /210/ генералу Мейендорфу держаться самым упорным обра­зом. «Не испортите мне всей операции»,— так заканчива­лось предписание. Командующий, очевидно, не понимал сложившейся обстановки и не умел предвидеть, хотя бы приблизительно, ход событий, ибо через несколько часов Мейендорф получил новое предписание «со всеми вве­ренными войсками отойти немедленно... в состав моего общего резерва». 14 октября шли упорные бои по всему фронту. К вечеру кризис для русских миновал. За счет части сил Восточного отряда, а также 1-го армейского и 4-го Сибирского корпусов Куропаткину удалось создать довольно сильный общий резерв, гарантировавший от всяких случайностей. Но, очевидно, ослабли и японцы, атаки их становились реже и велись без особого упор­ства. Артиллерия молчала.

Последним значительным событием Шахейского сра­жения явилась борьба за так называемую Путиловскую сопку («сопка с деревом»). В ночь на 16 октября она была атакована крупными силами противника и занята частями 5-й бригады 10-й дивизии. Сопка фланкировала русские позиции и командовала над окружавшей местностью. Куропаткин приказал во что бы то ни стало взять высоту обратно. Для боя было выделено 23 ба­тальона из 1-го Сибирского и 1-го армейского корпусов; 19, 20 и 36-й Восточно-Сибирские и 71, 86, 87 и 88-й пе­хотные полки под общей командой генерал-майора Пу­тилова. Атака намечалась на 6 часов вечера. Между тем японцы энергично укреплялись и держали под сильным артиллерийским обстрелом ближайшие подступы сопки, где в траншеях находились русские подразделения. И тут произошел еще один любопытный эпизод проявле­ния частной инициативы, так редко встречавшейся в войсках Куропаткина. Один из командиров полков пред­ложил соседям начать атаку не в 6 часов, а в 4, чтобы не нести лишних потерь от артиллерийского огня против­ника и не держать так долго солдат в напряжении. До­ложили Путилову, тот не ответил на прямо поставленный вопрос, а сообщил, что прибудет на позиции только ко времени, указанному командованием. Тогда командир 86-го Вильманстрандского полка принял на себя ответ­ственность и дал сигнал для начала атаки. Солдаты без единого выстрела бросились в штыки, смяли японцев и заняли часть «сопки с деревом». Позднее войска 1-го Сибирского /211/ корпуса очистили от противника весь район в радиусе до двух — трех километров. В этой схватке смертью храбрых пали из 19-го Восточно-Сибирского полка подполковник Грозинский, капитан Шульце, пору­чик Александер, из 20-го полка капитаны Ягодкин и Екимович и многие другие, всего было убито 15 офицеров и 632 солдата. От 5-й японской бригады осталось одно на­звание, только около сопки русские похоронили больше двух тысяч ее солдат и офицеров. Впервые за войну неприятель оставил в качестве трофеев 11 орудий и 1 пулемет.

Боем на Путиловской сопке по существу и закончи­лось сражение на реке Шахе. Потеряв в многодневных боях убитыми и ранеными 988 офицеров, 39 234 солдата и 43 орудия, Куропаткин остановился на позициях, кото­рые были несравненно хуже занимаемых войсками до боя. /212/

В сражении на Шахе русская армия продолжала страдать старыми недугами; правда, не все негодное, от­жившее повторялось, но Куропаткин и его помощники и штабы снова оказались не в состоянии организовать на­ступление и вырвать у врага инициативу, хотя людские и материальные ресурсы позволяли это сделать. Куропат­кин в докладе царю, впоследствии в «Итогах войны» об­винил в неудаче исключительно начальников Восточного и Западного отрядов, командира 10-го корпуса, коман­дира 31-й пехотной дивизии и др. Он же утверждал, что в итоге наступления русские корпуса отодвинули фронт от Мукдена на 20 км, а левый фланг еще дальше и что этим значительно улучшили стратегическое положение Маньчжурской армии, лишив японцев удобных исходных позиций для наступления. Однако это не отвечало дей­ствительности.

Основными причинами, приведшими к срыву планов русского командования в сражении на реке Шахе с 5 по 16 октября, явились: ложная оценка обстановки и непра­вильный выбор направления главного удара, неуверен­ность и нерешительность Куропаткина, Штакельберга и других в достижении поставленных целей, медлитель­ность в действиях из-за незнания обстановки и боязни ответственности, неумения управлять войсками в бою и маневрировать ими; неспособность штабов определить группировку японцев и их намерения; ввод в бой войск по частям и неумение сосредоточивать силы для удара, стремление быть сильным везде; выделение в ре­зерв четверти всех сил, который использовался чаще всего для затыкания дыр; производство фронтальных атак против укрепленных узлов противника; отсутствие взаимодействия между артиллерией и пехотой, влекущее к неоправданным потерям и неудачам; перемешивание частей во время боя; отсутствие централизованного управления сражением со стороны Куропаткина 1

1 История русской армии и флота, т. XIV, изд. 1912 г.

Действуя самостоятельно, командующие отрядами и командиры русских корпусов, не приученные к этому и обычно опекаемые в мелочах сверху, не проявили разум­ной инициативы, не смогли организовать взаимодействия не только между собой, но и между частями и родами войск у себя, не справились с поставленными задачами. /213/

В боях, как и раньше, не вела глубокой разведки и бездействовала конница, ею никто не руководил и не ставил ей боевых задач. Но там, где кавалерия все же дралась, она приносила несомненную пользу; так было в отряде Мищенко, хотя и здесь сведения о противнике до­бывались не боем, а наблюдением издали, опросами мест­ных жителей. Случай, когда сотня казаков 1-го Верхнеудинского полка выбила японцев из окопов и захватила четырех пленных, как выдающийся был включен Куропаткиным в доклад царю.

Новая неудача подтвердила также, что Куропаткин был лишен самых необходимых качеств для полководца: воли, твердости и решительности. Его болезненное реаги­рование на каждую частную неудачу и дерганье в связи с этим подчиненных, забвение главного никак не способ­ствовали достижению победы, хотя возможности вырвать у врага инициативу существовали вполне реальные. Японцы не располагали такими силами, чтобы противо­действовать организованному и энергично осуществляе­мому наступлению. И, действительно, стоило русским кор­пусам начать движение, как Ойяма сразу же оказался в довольно критическом положении. Имея недостаточно сил для занимаемого фронта обороны, он не мог рассчитывать на успех при сражении на укрепленных позициях, глу­бина которых была ничтожной и могла быть прорвана сосредоточенными силами русских, обладавших превос­ходством в артиллерии в любом месте. У Ойямы не было резервов, он мог быть разгромлен, а остатки его войск отброшены за Тайцзыхе. Но Куропаткин медлил с на­ступлением, делал дневки, и японский главнокомандую­щий успел сманеврировать, сосредоточить свои силы и перейти в контрнаступление. Произошел встречный бой, в котором обе стороны действовали вслепую и неуве­ренно. Обстановка резко изменилась в пользу японцев, русские корпуса были вытянутыми в линию1. Но в этих условиях Ойяма оказался неспособным прорвать фронт русских в центре и обойти их правый фланг; японцы бы­стро выдохлись и отказались от дальнейшего наступле­ния. Во встречном бою они понесли очень большие по­тери и не смогли достичь даже частных успехов, хотя в местах атак и имели подавляющее превосходство в силах.

1 История русской армии и флота, т. XV. /214/

Куропаткин и его помощники не учли этого. Командую­щий, имея 16 октября до ста батальонов в резерве и вполне боеспособные корпуса, еще не участвовавшие в бою, конницу и многочисленную артиллерию, отказался продолжать борьбу. И на этот раз взяла верх «стратегия» отступления.

Сражение на реке Шахе не без основания считается этапом в развитии военного искусства. Оно продолжа­лось без перерыва в течение двенадцати дней на фронте протяжением до 60 км и столько же в глубину. В нем уча­ствовали массовые армии, численностью примерно 350 тыс. человек, вооруженных скорострельным оружием. Армии насчитывали свыше полутора тысяч орудий. Но ни той, ни другой стороне не удалось создать решающего прево­сходства в направлении главных ударов. Опасение за фланги привело к растягиванию фронта, и сил не хва­тило. В сражении нашли применение все формы боя того времени: наступление, оборона на укрепленных позициях, контрнаступление, встречный бой и переход к позицион­ной обороне.

В Петербурге, в правительственных кругах, к очеред­ной неудаче на Дальнем Востоке отнеслись спокойно. На сорок тысяч убитых и искалеченных сермяжных му­жиков в правящих верхах не обратили внимания. К Куропаткину не было предъявлено никаких претензий. Наобо­рот, в связи с отставкой адмирала Алексеева он был на­значен главнокомандующим всеми вооруженными силами, действующими против Японии. Этим шагом царь оконча­тельно предрешил проигрыш войны.

Ничего не понимавший в военном деле, не разбирав­шийся в происходящем на полях Маньчжурии, он писал Куропаткину: «Ваша боевая опытность, упроченная воен­ными действиями в Маньчжурии (ничего подобного в са­мом деле не было. — А. С.), дает мне уверенность, что во главе моих доблестных армий Вы сломите упорство вражеских сил».

Для общественного мнения обозленный самодержец высокопарно заявил, что отныне война будет продол­жаться до тех пор, пока ни одного японца не останется в Маньчжурии.

Во второй половине октября враждующие армии, истощив свои силы, перешли к длительной обороне. Вой­ска приступили к сооружению оборонительных объектов; /215/ рыли окопы, ограждали позиции проволочными заграждениями, зарывались в землянки. Началась позиционная война со всеми ее особенностями.

В это время главная японская квартира отдала Ойяме и Ноги приказ немедленно овладеть Порт-Артуром. Рус­ская 2-я эскадра покинула Балтийское море и вышла на Дальний Восток. Появление ее в Желтом море и соеди­нение с порт-артурцами японцы не могли допустить, чтобы не проиграть войны. Кроме того, без стотысячной армии Ноги дальнейшая борьба на полях Маньчжурии, и под Мукденом, становилась явно бесперспективной. Ойяма выслал на помощь Ноги своего начальника штаба генерала Кацама со свитой. В Токио было решено по­следнюю кадровую 7-ю дивизию, спешно направить под Порт-Артур. /216/

ГЛАВА XIV