Колхозные активисты

СЪЕЗД И УСТАВ

К концу 1934 г. Центральный Комитет решил, что существую­щий Устав сельскохозяйственной артели, спешно принятый в марте 1930 г., устарел и его нужно заменить новым, соответству­ющим эволюции колхоза за прошедшие четыре с половиной года. С этой целью он созвал Второй съезд колхозников-ударников, ко­торый должен был послужить консультативным органом и помочь сформулировать новый Устав. Съезд проходил в Москве в февра­ле 1935 г.

В какой-то степени этот съезд представлял собой пример мни­мого участия в решении политических вопросов, часть широкой картины «потемкинской деревни», о которой пойдет речь в сле-

дующей главе. Хотя делегатов выбирали из колхозников, лишь «передовые» колхозы, заранее намеченные районными властями, имели право провести такие выборы. На съезде должны были быть представлены «колхозники-ударники», это понятие обозна­чало скорее тех крестьян, которые были в хороших отношениях с существующей властью, чем тех, которые пользовались уважени­ем в селе. Проект Устава подготовил сельскохозяйственный отдел ЦК без какого-либо официального участия со стороны крестьян, и делегаты, по-видимому, получили копии проекта лишь в день от­крытия съезда⁵*.

Тем не менее, Второй съезд не укладывается полностью в руб­рику «потемкинство». В отличие от Первого съезда колхозников-ударников, жалкой пародии, состоявшейся в самый разгар голода в 1933 г., где звучали лживые рассказы делегатов о колхозных триумфах и не было никакого истинного обмена мнениями, Вто­рой съезд стал трибуной настоящей дискуссии, в ходе которой де­легаты предоставили партийным руководителям немало полезной информации и предложений, основанных на местном опыте. Предложения делегатов даже нашли некоторое отражение в окон­чательном тексте Устава, хотя на съезде и не было ничего похо­жего на формальный парламентский процесс предложения и голо­сования поправок. Впрочем, Второй съезд вовсе не следовал об­разцам западного парламентаризма. Лучше будет сравнить его с российской моделью консультаций государства с обществом в XVIII в. — с Законодательной комиссией, созывавшейся в 1760-е гг. Екатериной Великой. Эта комиссия не вырабатывала никакого за­конодательства и не посягала на власть императорского престола, но служила для передачи наверх информации и высказывания местных забот и претензий (в ограниченных пределах).

Второй съезд был местом встречи лидеров Коммунистической партии и представителей ЦК, с одной стороны, и колхозных ак­тивистов — с другой. Сталин присутствовал на нем постоянно и принимал участие в работе редакционной комиссии съезда (гото­вившей окончательный текст Устава сельскохозяйственной арте­ли), хотя и не выступал с официальной речью на пленарном засе­дании. Нарком земледелия М.Чернов возглавил редакционную комиссию и произнес заключительную речь. Но ключевой фигу­рой в выработке Устава 1935 г. и формулировании сельскохозяй­ственной политики в целом был, несомненно, Я.А.Яковлев, недав­но оставивший пост наркома, чтобы возглавить сельскохозяйст­венный отдел ЦК. Яковлев в 20-е гг. стал подлинным знатоком крестьянских проблем, несмотря на свое городское, еврейское происхождение и дореволюционное прошлое студента-революцио­нера и недоучившегося инженера из С.-Петербурга. Очевидно,

веря в совещательную политику и творчество масс сильнее, чем большинство большевиков его поколения, он долгое время был редактором «Крестьянской газеты», которой крестьяне чаще всего адресовали свои жалобы и ходатайства⁵².

Со стороны крестьян, около четверти из 1433 делегатов Второ­го съезда составляли председатели колхозов, чуть большую часть — 27% — бригадиры. 4% делегатов были трактористами и комбайнерами, остальные — рядовыми колхозниками, большинст­во которых несомненно являлись активистами, вступили в колхоз с самого начала и были ему безусловно преданы. При подготовке Второго съезда, так же как и Первого, в инструкциях, данных местным властям, особо подчеркивалась важность выбора делега­тов, непосредственно занятых в колхозном производстве, — по-видимому, это условие было поставлено, чтобы предотвратить автоматическое избрание одних колхозных председателей⁵³.

Докладывая о составе Второго съезда, представитель мандат­ной комиссии (Н.Ежов, в то время еще сравнительно незаметный секретарь ЦК) с одобрением отметил, что доля делегатов-комму­нистов понизилась до 27% в сравнении с 40% на Первом съезде 1933 г. Причина положительного отношения Ежова к данному факту заключалась в желании партийного руководства сделать съезд выразителем мнения крестьян (разумеется, под своим кон­тролем), а крестьяне, даже «прогрессивные», как было прекрасно известно, обычно не состояли в партии. По тем же соображениям Ежов одобрил то, что со «старым» колхозным движением Второй съезд связывали менее тесные узы, чем его предшественника. Че­тыре пятых делегатов Первого съезда вступили в колхозы до 1930 г. На Втором съезде соответствующая цифра составляла только 40%, и всего 6% делегатов были ветеранами колхозного движения со времен, предшествующих 1928 году⁵⁴.

Съезд показал, однако, что между мнением колхозных акти­вистов и простых крестьян лежит пропасть. Правда, несколько де­легатов приехали с особыми наказами от своих односельчан-кол­хозников, и две женщины — председатели преимущественно жен­ских коллективов — с несомненной искренностью выступали от лица «наших женщин»⁵⁵. Но говорить от лица колхоза было вовсе не то же самое, что говорить от лица деревни. Во множестве сел всего несколько лет назад колхозники — люди, составлявшие ядро колхоза и не пытавшиеся выйти из него после статьи «Голо­вокружение от успехов», — представляли собой обороняющееся меньшинство. Это совершенно отчетливо проявлялось в выступле­ниях делегатов Второго съезда. Многие из них, казалось, прихо­дили в замешательство, когда партийные руководители пытались обращаться к ним как к представителям избирателей (коллективи­зированного села), а не борцам за дело колхоза, как было заведе­но на Первом съезде.

Невозможно представить себе другую такую неяркую группу, как колхозные активисты начала и середины 30-х гг. В первые

годы коллективизации местный сельский актив — т.е. крестьяне, искренне преданные делу Советов и колхоза, — полностью скрылся в тени чужаков, 25-тысячников и им подобных, приез­жавших на село, чтобы организовывать колхозы и руководить ими. Судя по имеющимся скудным биографическим сведениям о делегатах Первого съезда, они, как правило, являлись бывшими бедняками и батраками, зачастую имели в прошлом опыт работы на производстве или воевали в рядах Красной Армии в граждан­скую войну. К другим типам первых активистов, не так хорошо представленным на съезде, относились вдовы, которым пришлось встать во главе бедных хозяйств и которых нередко третировала об­щина, и молодые крестьяне — члены или горячие почитатели ком­сомольской организации. Активистов-мужчин, в отличие от вдов, влек к себе широкий мир за пределами села, и в начале 30-х гг. у них было много возможностей вступить в этот мир56.

На Втором съезде мы встречаем гораздо большее разнообразие типов активистов. На одном конце широкого спектра находились активисты старой школы, крестьяне-ветераны в армейских шине­лях, заканчивавшие свои выступления славословиями в адрес Красной Армии и ее командарма Ворошилова. Зачастую они были членами партии и рассказывали леденящие кровь истории о своей борьбе с местными кулаками. Хороший пример такого типа — Дмитрий Корчевский, сын бедняка, работавший на металлурги­ческом заводе в Донбассе и служивший в царской армии, где он возглавлял революционный комитет, прежде чем вернуться в род­ное село и стать председателем сельсовета в 1924 г. и председате­лем колхоза — в 1931 г. По словам Корчевского, местные кулаки вступили в заговор, чтобы его убить, и спасло его только вмеша­тельство ГПУ⁵⁷.

На другом конце спектра были молодые крестьяне, в качестве трактористов нашедшие свою нишу в колхозе. Воинственная, ре­волюционная психология была для них нехарактерна или очень мало характерна. Некоторые из них получили сравнительно хоро­шее образование и, вероятно, происходили из семей крепких се­редняков, как, например, Алексей Солодов из Харьковской облас­ти, у которого один из братьев работал машинистом на железной дороге, а другой — сельским учителем. Другие раньше принадле­жали к бедноте, подобно передовику-трактористу из Сталинграда Никифору Шестопалову, бывшему неграмотным, когда его выдви­нули в первый раз, и вспоминавшему, как над ним насмехались другие крестьяне⁵**.

Писатель Всеволод Иванов для серии «литературных портре­тов» делегатов съезда, публиковавшейся в «Известиях», взял ин­тервью у Трофима Кажакина из Московской области, рассказав­шего историю своей трудной жизни — он «с пятнадцати лет кир­пич бил, а это такая работа, что хуже ее нету, набьешь себе таких болезней, в особенности если ты стремился к сельскому хозяйству и склонен затосковать». Однако, с тех пор как Кажакин стал

председателем колхоза, жизнь его улучшилась; недавно он даже купил пальто за 100 рублей. Константин Паустовский, беседовав­ший с председателем из Казанской области Андреем Лазаревым, человеком средних лет, с трудом мог добиться, чтобы тот сказал что-то о себе как личности. Лазарев почти всю жизнь прожил в деревне, имел старика-отца, плетущего лапти и веревки, жену, до сих пор неграмотную, и четырех детей. Под нажимом интервьюе­ра он неохотно признал, что воевал в гражданскую, но развивать эту тему отказался⁵⁹.

Среди наиболее заметных делегатов были несколько женщин, явно избранных в качестве образцов для подражания. Одна из них — Паша Ангелина, бригадир женской тракторной бригады на Украине и будущая всесоюзная знаменитость. Еще одна — Екате­рина Кульба, молодая доярка из Минского района, с большим чувством говорившая об угнетении женщин «помещиками и кула­ками и даже своими мужьями», не дающими женщинам выступать на собраниях или принимать участие в общественной жизни. По­добно Корчевскому, Кульба относилась к типу борцов, и опыт борьбы с классовыми врагами наложил на ее речи неизгладимый отпечаток. В данном случае «классовый враг» для нее воплотился в одном работнике сельсовета; Кульба и ее товарищи-активисты в 1933 г. писали в «Правду», сигнализировали в политотдел МТС до тех пор, пока этот работник не был снят с должности и отдан под суд⁶⁰.