Вопрос о возвращении кулаков

Сталин и женский вопрос

Еще раз Сталин активно вмешался в работу съезда, когда речь зашла о женщинах-крестьянках. Он выступал по этому вопросу на Первом съезде, объявив женщин «большой силой» в колхозе. Неясно, какие именно мотивы им двигали. Иногда Сталин и дру­гие лидеры поднимали женщин на щит, чтобы заручиться их под-

держкой, потому что рассматривали их как угнетенный класс в деревне («суррогат пролетариата», по выражению Грегори Массе-ла). В других случаях руководство заходило с противоположной стороны и пыталось примириться с женщинами, считая, что кол­лективизация задела их сильнее, чем мужчин (в этом смысле Ста­лин упоминал на Первом съезде «маленькое недоразумение... о корове», временно испортившее отношения советской власти с крестьянками, пока вопрос не был окончательно прояснен в статье «Головокружение от успехов»)⁶⁸.

На Втором съезде «женской» темой замечаний Сталина стали льготы колхозницам-матерям. Проект Устава, представленный съезду, включал положение о помощи беременным колхозницам, но никаких особых льгот им не обещал. Федотова, делегат из Ле­нинграда, участвовавшая в работе редакционной комиссии, рас­сказывала:

«Тов. Сталин очень заботливо, очень чутко относился к нам, женщинам-колхозницам. Он прислушивался ко всем нашим заме­чаниям и много говорил об облегчении труда колхозниц... Тов. Сталин не согласился с высказыванием отдельных колхозников о том, что женщин надо освобождать только за две недели до родов. Он сказал: — По моему мнению, нужно колхозницу осво­бождать за месяц до родов и на месяц после родов. И оплатой нельзя их обидеть. За эти два месяца надо платить в половинном размере от их средней выработки»⁶^.

Чернов по сути в своем докладе съезду рассказал то же самое, и это место в его выступлении было встречено «бурными аплоди­сментами» делегатов⁷⁰, хотя не все из них выказывали такой же энтузиазм, делая замечания в ходе обсуждения. Вышеприведенное положение было включено в Устав. Впрочем, стоит заметить, что Сталин вовсе не проявил чрезмерной щедрости, предложив двух­месячный отпуск по беременности и родам: одна делегатка, пред­седатель колхоза, состоящего преимущественно из женщин, пред­лагала, чтобы отпуск длился три месяца, и сообщила, что в ее колхозе это уже стало правилом⁷¹.

Проект Устава содержал статью, позволявшую принимать в колхоз раскулаченных, доказавших своим поведением, что они исправились и не являются больше врагами советской власти. В своей речи на открытии съезда Яковлев остановился на этом во­просе несколько подробнее, указав на трудовой вклад бывших ку­лаков «на различных участках работы, в том числе в северных лесах, на Беломорском канале», и призывая не следовать полити­ке «мести»⁷². Однако в этой речи была, безусловно намеренно, допущена неясность относительно того, какие категории раскула­ченных имел в виду Яковлев, говоря о возможном приеме их в

колхоз. Шла ли речь о контингенте Гулага (кулаках «первой ка­тегории»), судя по словам о Беломорском канале? Или о сослан­ных кулаках («второй категории»), на которых вроде бы указы­вали несколько упоминаний о «ссылке»? И если так, то что имен­но предлагал Яковлев: принимать их в колхозы в местах нового поселения или разрешить им вернуться в родные села? А может быть, наконец, он имел в виду в первую очередь кулаков «третьей категории», раскулаченных, но не сосланных и не отправленных в Гулаг, а оставшихся в селе?

По мнению делегатов, задававшихся этими вопросами, они ус­лышали в речи Яковлева по крайней мере намек на возможность того, что кулакам, насильственно удаленным из деревни в резуль­тате депортации или ареста, разрешат вернуться. Такая перспек­тива явно приводила делегатов в ужас, хотя ввиду позиции, заня­той руководством, выражались они обиняками. Читая между строк, можно заметить, что местные активисты ничего, кроме смуты, междоусобицы и насилия в деревне, от такого поворота со­бытий не ожидали. Они, разумеется, тоже говорили о недопусти­мости «мести» — однако думали при этом главным образом о воз­можной мести раскулаченных сельским активистам.

«Если советская власть будет говорить, что нужно принимать бывших кулаков, то мы будем принимать, — говорил один из вы­ступавших, председатель колхоза с севера, после того как выска­зал свои сомнения, процитировав слова Сталина о необходимости постоянной бдительности в отношении классовых врагов, — но мы будем зорко смотреть, что представляет собой этот человек». Надо внимательно следить, чтобы эти бывшие кулаки в самом деле были «овцами», а не только «овечью шкуру носили», пред­упреждал другой колхозный председатель. Несколько выступав­ших заявили, что не возражают против того, чтобы сосланным ку­лакам, которые исправились, разрешили вступать в колхозы — но только не в их колхозы. Пусть становятся колхозниками там, в дальних краях, куда их сослали, а «обратно нам посылать не нужно». В особенности это касается Украины, добавил один обес­покоенный украинский председатель. Исправившиеся или нет, раскулаченные все равно «особо опасны» для пока еще шатких и (дальнейшее не было произнесено вслух, но подразумевалось) не оправившихся от последствий голода колхозов. «Я бы считал, что... пускать в слабые колхозы тех кулаков, которые высыла­лись в Соловки, — от этого нужно было бы воздержаться»⁷³.

В окончательной редакции Устава сохранилась весьма дву­смысленная формулировка первоначального проекта. Таким обра­зом, формально уступки встревоженным делегатам сделано не было, хотя позже Яковлев воспользовался некоторыми выраже­ниями из их выступлений, когда объяснял партийным активам Москвы и Ленинграда, что «[исправившихся кулаков] с оглядкой и строгой проверкой, чтобы под видом исправившихся не пролез-

ли волки в овечьей шкуре, Примерный Устав разрешает прини­мать в состав членов артели...»⁷⁴.