Стабилизация землепользования

Хотя правительство в сентябре 1932 г. постановило, что колхо­зам гарантируется право на пользование землей, которую они об­рабатывают, понадобилось еще несколько лет, чтобы ситуация стабилизировалась. Представитель Центрального Комитета жало­вался в 1933 г.:

«В каждом районе, куда ни приедешь, с кем ни поговоришь, каждый рассказывает, что до сих пор еще, несмотря на то что

есть запрещение правительства, колхозы у нас укрупняют и разу­крупняют, от одного колхоза к другому прирезывают землю по каким-то известным району соображениям, но колхознику часто не известным» 19.

Правда, в конце 1935 г. ЦК сам добавил путаницы, распоря­дившись слить «чрезвычайно мелкие» колхозы нечерноземной по­лосы в более крупные объединения — конечно, «при условии строжайшего соблюдения принципа добровольности». Местные власти, по крайней мере в Западной области, поняли так, что им дали зеленый свет для нового укрупнения, и руководствовались при этом принципами рационального планирования, не обращая внимания на сложившиеся традиции и существующую систему расселения. Годом позже «Правда» бранила руководство Запад­ной области за то, что оно без нужды обижало местное крестьян­ство и поддалось гигантомании, насильно сливая средние и мел­кие колхозы, включая порой до 17—18 селений в один колхоз²⁰.

Можно было бы предположить, что профессиональные земле­меры и землеустроители будут являться ключевыми фигурами коллективизации. Однако в первой половине 30-х гг. они, по всей видимости, играли совершенно незначительную роль. Для тща­тельных обмеров, сопровождавших создание новых коллективных хозяйств в 20-е гг., не хватало времени, еще большим препятстви­ем, несомненно, служили перемещения сельского населения и энергичный захват земли совхозами и другими учреждениями. Районные земельные отделы в те годы даже и не пытались про­вести в колхозах научное землеустройство; они лишь давали «зем-леуказания»²¹. Незначительный статус землемеров и землеустрои­телей являлся также результатом политической опалы, в которой находилась их профессия. Многие из них работали еще со времен дореволюционных столыпинских реформ и в 20-е гг. продолжали (с одобрения Советского правительства, что несколько удивитель­но) помогать крестьянам отделяться от общины, объединять свою землю в один клин и становиться единоличными мелкими хозяе­вами. Но коллективизация полностью дискредитировала подоб­ный подход. Власти организовали в начале 30-х гг. показатель­ный процесс А.Чаянова, знаменитого теоретика семейной фермы, и других специалистов по сельскому хозяйству; многие менее из­вестные землемеры и землеустроители были арестованы как «вре­дители»²².

Землемеры в массовом порядке снова вышли на сцену только в середине 1935 г., когда правительство издало закон, дающий колхозам право на «вечное пользование» землей, с той оговоркой, что в будущем колхозные земли могут быть увеличены (по мере того как последние единоличники будут вступать в колхозы), но ни при каких обстоятельствах не уменьшены. Это означало, что следовало определить точную площадь колхозных земель, провес­ти межевание и топографическую съемку земли, поставить меже­вые столбы. Срочно потребовались более 800000 землеустроите-

лей, чтобы, как объявил Наркомат земледелия, рационализиро­вать и консолидировать колхозные земельные площади, разре­шать межевые споры и там, где это необходимо, навсегда уничто­жить чересполосицу. (В распоряжении земельных отделов на тот момент находилась едва ли десятая часть от требуемого числа, и на лиц этой профессии по-прежнему сыпались обвинения во «вре­дительстве». Всего за несколько месяцев до того в Горьком про­шел показательный процесс землеустроителей, обвинявшихся в том, что провоцировали недовольство крестьян, неумело произво­дя «отрезки», и в покровительстве единоличникам^.)

Межевание колхозных земель и выдача актов на них продол­жались весь 1936-й и часть 1937-го года, встречая множество трудностей. Во-первых, не хватало землемеров и землеустроите­лей для такой огромной работы. Во-вторых, крестьяне часто оста­вались недовольны результатами, не получая в конечном итоге земли, которая была им нужна или которую они исторически счи­тали своей.

Крестьяне Псковского района жаловались, что землеустрои­тель, приехавший в их село, чтобы разделить землю между вновь организованными колхозами и одиннадцатью единоличниками, потребовал за свои услуги по 80 коп. с человека, но ни разу не побывал в поле. Он просто взял план сельских земель и «ткнул пальцем», показывая границы между колхозной землей и надела­ми единоличников. В результате весенний сев задержался, потому что никто не знал, где ему сеять. В Андреевском районе Западной области колхозники возмутились, получив акты на землю, грани­цы которой не совпадали с традиционными границами земель их сел. В одном колхозе, по их словам, отрезали 40 га лучшей земли, а колхозную межу провели так, что «надо перебраться через три оврага и речку», чтобы попасть из села на колхозные поля²⁴.

В Западной области, где, по-видимому, процесс выдачи актов на землю встречал больше затруднений, чем где-либо еще, в об­ластной земельный отдел в середине 1937 г. поступила почти ты­сяча жалоб, хотя примерно пятая часть всех колхозов актов еще не получила. Наиболее часто звучали просьбы о возвращении от­резков и замене тощих и заболоченных земель, а также жалобы на то, что у крестьян отбирали приусадебные участки, прилегаю­щие к их домам, выделяя взамен в качестве приусадебных участ­ков неудобно расположенные земли в полях. Некоторые колхозы жаловались на объявление их лесных угодий государственными: это означало для них запрет на рубку леса. Все подобные жалобы фигурировали в качестве основных доказательств на процессах эпохи Большого Террора, состоявшихся в Западной области осе­нью 1937 г.25.

Несмотря на все досадные проблемы, связанные с землеполь­зованием, довоенный российский колхоз являлся по сути коллек­тивизированным селом и обрабатывал более или менее те же

самые земли, которые раньше обрабатывали крестьяне, входив­шие в общину. В 1937 г., когда были коллективизированы более 90% всех крестьянских хозяйств, средний колхоз в РСФСР вклю­чал 67 дворов (в среднем по Союзу — 76 дворов). За этой сред­ней величиной скрывались широкие различия по регионам, по­скольку разной была заселенность территории на плодородном юге и в нечерноземной полосе. На северо-западе страны, в том числе в Западной области, средний колхоз включал лишь 37 дво­ров²⁶.

Впрочем, в результате поспешного и произвольного проведе­ния межей в начале 30-х гг. случаев, когда колхозные земли не совпадали точно с землями прежней общины, было не счесть. Это порождало постоянные жалобы и взаимные претензии: коллекти­визированные села, потерявшие землю, энергично старались вер­нуть выгоны и пахотные земли, переданные соседним селам или совхозам, а те, на кого свалилось такое благодеяние, стремились сохранить свои приобретения. Все это лишь усиливало взаимное озлобление и раздоры, столь характерные для российской деревни в 30-е гг.