Гондурас, Тегусигальпа

Центральная Америка

С головокружительной быстротой самолет перенес Оливию из операционной стерильности лос-анджелесского аэропорта в дикую цивилизацию Центральной Америки. Напрашивалось сравнение с экспедицией времен королевы Виктории в ускоренной съемке: Бартон или, например, Спик отправляются из Лондона в Африку, в белоснежных кружевных воротниках, но, все дальше и дальше углубляясь в сердце черного континента, теряют рассудок, снаряжение, зубы.

В обшарпанном аэропорту Мехико было настоящее столпотворение. Фланировали мужчины с пышными усами, в ковбойских сапогах и сомбреро, скользили, извиваясь, женщины в туго обтягивающих джинсах и на высоченных шпильках, крошечные топики в блестках чуть не лопались на пышных бюстах, совсем как у телеведущих развлекательных программ. Кстати, эти самые развлекательные программы и мюзиклы на больших плазменных экранах граничили с откровенной порнографией.

Оливия не стала терять времени, и позвонив Салли Хоукинс, объявила ей, что хочет написать статью о дайвинге, но ей нужно для этого несколько дней. Отлично, она будет жить на островах инкогнито и постарается выведать все, что можно, пока никто не догадался, кто она такая. Оливия купила дешевые джинсы и свитер, краску для волос, пошла в душ, выкрасилась в рыжий цвет и приготовила старый паспорт – когда она меняла имя, то смошенничала и сказала, что потеряла его. Итак, теперь она снова Рейчел Пиксли. Обычно при мысли о еде, которую подают в самолете, ее начинало тошнить, но здесь так соблазнительно пахло, что она съела огромную тарелку лепешек с разогретой консервированной фасолью в томатном соусе, с тапиокой и шоколадным сиропом.

Самолет местной авиакомпании «АТАРА» до Ла-Сейбы опаздывал на пять часов, но, казалось, пассажиров это совершенно не беспокоило. Они просто лучились радостью жизни. Когда наконец пестрая толпа заняла свои места в стареньком самолете, начался пир горой, все набросились на отдающие запахом пластика сэндвичи и ядовито-зеленые коктейли с текилой. Сосед Оливии то и дело предлагал ей хлебнуть из бутылки, а она объясняла, что в нее не влезет ни капли, – объелась фасолью в шоколадном сиропе. Через сорок минут полета дурацкий фильм, который пассажиры комментировали с издевательским хохотом, вдруг исчез с экрана, и к ним по системе громкой связи обратился первый пилот, сначала по-испански, потом по-английски:

– Леди и джентльмены. Это командир ваш воздушный судно. Прискорбно сообщу, что наш самолет в проблеме, Ла-Сейба не даст посадку. Летим еще другой места. Будем дальше сообщить. Пока.

Оливия тотчас убедила себя, что самолет захватили террористы. Течение времени замедлилось. Так, говорят, бывает, когда тонешь. Из всех нахлынувших на нее чувств самым сильным было сожаление: она так и не стала настоящей журналисткой, так и не написала ни одной настоящей статьи. Оливия стала было вспоминать «Правила Оливии Джоулз», но потом мрачно подумала: какая разница, все равно умирать. Мелькнула приятная мысль о встрече с родителями и братом, они в ангельских ризах и с крыльями, вот будет слез. Но она тут нее сказала себе: «Катись оно в тартарары, да знай я, что так все кончится, трахнулась бы в последний раз с Феррамо на той яхте».

«Не психуй. Только без паники», – приказала она себе, доставая из сумки баллончик с перечной смесью и глядя на дверь кабины. – «Надо выработать план действий». Сосед снова протянул ей бутылку с текилой, и на этот раз она с благодарностью ее взяла и уж как следует отхлебнула. Возвращая бутылку, она удивилась, что сосед весело улыбался. Оглядев салон, Оливия сообразила, что никто из пассажиров не выглядит так, будто всех ожидает скорая неминуемая смерть.

Стюардесса шла по проходу с подносом ядовито-зеленых напитков и очередной бутылкой текилы.

– Все о'кей, – сказал сосед Оливии. – Не волнуйтесь. На самолетах «АТАРА» никто не знает, когда и куда прилетит. Надо брать с собой парашют. Он громко захохотал.

Приземление самолета в Тегусигальпе больше всего напоминало скачки трактора по крыше из рифленого железа, однако это вовсе не помешало пассажирам устроить пилоту овацию. Все сели в допотопный автобус, и тут закапали первые капли дождя. Пока ехали по облупленным улочкам мимо разрушающихся зданий в колониальном стиле и деревянных домишек, дождь превратился в полномасштабный тропический ливень и оглушительно грохотал по крыше. Было в общем-то даже уютно.

Оливия заключила, что гостиница «Эль Парадор» – высочайшего класса. Кончик туалетной бумаги был сложен идеальным треугольником, точно и ровно. Правда, на полу ванной по щиколотку стояла вода. Она стала звонить дежурному, но в трубке только квакало. Тогда она спустилась вниз, попросила срочно принести ей в номер ведро и швабру и вернулась к себе. Усевшись скрестив ноги на яркое покрывало на постели, она начала разбирать вещи.

Разложив их перед собой, Оливия принялась за сортировку. В основе сортировке лежало два критерия: «Необходимо до конца путешествия» и «Обойдусь». В категорию «Обойдусь» попали свитер и безобразные джинсы (в них можно было умереть от жары), 9. Так же изумительная бежевая кожаная сумка от Марка Джейкобса, модель нынешнего сезона (слишком тяжелая, слишком узнаваемая и слишком шикарная).

В дверь постучали.

– Un momento, рог favor^[15], – сказала Оливия, пряча под одеяло материалы расследования и шпионское оборудование.

– Päse adelante^[16].

Дверь отворилась, и на пороге возникла швабра, а за ней улыбающаяся латиноамериканка с ведром. Оливия сделала движение, будто хочет взять швабру, но горничная затрясла головой, и они принялись за дело вдвоем. Оливия выливала из ведра воду, а горничная без умолку тараторила по-испански, главным образом о том, как весело Оливия будет проводить время в гостиничном баре. Наконец дамы убрали всю воду и, отступив, стали с улыбкой любоваться сухим полом. Оливия сочла, что непременно должна отблагодарить горничную за радость совместного труда, и отдала ей кожаную сумку, а также несколько вещей, попавших в категорию «Обойдусь», надеясь, что этот жест нельзя истолковать как проявление неоколониалистских тенденций. Горничная была очень довольна, но от восторга не взвизгнула, наверное, не поняла, что вещь действительно из последней коллекции Марка Джейкобса, или она просто была высокодуховным существом и плевать хотела на любые лейблы. Она обняла Оливию и кивнула головой в сторону бара.

– Si, si, mas tarde^[17], – ответила Оливия.

«О коктейлях «Маргарита» и думать забудь», – внушала она себе, складывая все ценное в сейф и застегивая молнию оливково-бежевого чемодана, куда было уложено все «Необходимое для путешествия». Но, выйдя во внутренний дворик, где вовсю кипело веселье, решила: а, гори оно все синим пламенем. Вон все уже надрались, как свиньи. И поднесла к губам первый бокал знаменитой «Маргариты». Salud!

Седой усатый красавец, пьяный до положения риз, что-то мурлыкал, аккомпанируя себе на гитаре. Разномастное сборище хиппующих юнцов, туристов, бизнесменов и местных жителей ему подпевало. Но вот у певца стал заплетаться язык, и тут грянула сальса. В мгновенье ока площадка заполнилась танцующими. Местные выделывали немыслимо сложные фигуры изящно и легко, все движения были идеально отточены, а вот американцы в пестрых гавайских рубахах нескладно топтались и дрыгались. У Оливии был как-то недолгий роман с венесуэльским корреспондентом агентства «Рейтер», за время которого она успела полюбить сальсу, и теперь она с восхищением глядела на танцоров: вот это настоящая сальса, этот ритм, эти движения у них в крови. Позади толпы она увидела мужика с короткими, вытравленными перекисью волосами. Среди всеобщего веселья, в этом пьяном разгуле, он невозмутимо сидел за столом, подперев подбородок руками, и внимательно изучал публику.

Одежда на нем была расхристанно мешковатая, но вряд ли это обычный турист, слишком уж спокоен и сосредоточен. Через несколько минут мужик возник прямо перед ней. Не улыбнулся, лишь движением бровей указал на танцевальную площадку и протянул ей руку. «Очень привлекательный мужик, к тому же нахал; кого-то он ей напоминает. Танцует потрясающе, ни одного лишнего движения, но как уверенно ее ведет, ей остается только подчиняться». Они не разговаривали, просто танцевали, прижавшись друг к другу, его рука направляла ее туда, куда ему хотелось. После двух танцев их разбил немыслимо галантный пожилой кавалер из местных. Блондин учтиво уступил ему даму. Когда она оглянулась, его уже не было. Натанцевавшись, она захотела перевести дух, отошла в сторонку, вытерла лоб, и тут кто-то тронул ее за руку. Это была горничная, которой она подарила сумку.

– Идите в свой номер, – прошептала она по-испански.

– Зачем? – спросила Оливия,

– Туда кто-то заходил.

– Кто-то заходил? Вы его видели?

– Нет. Мне пора, – сказала она, тревожно озираясь. – А вы идите и посмотрите. Скорей.

Вмиг протрезвев, Оливия кинулась к себе в номер, на лифте подниматься не стала, пошла по лестнице. Осторожно вставила ключ в замок, подождала немного и распахнула дверь. Комната была полна причудливых теней от листьев пальм, сквозь которые уличные фонари пробивались в ее защищенное москитной сеткой окно. Стоя в коридоре, она нащупала рукой выключатель и нажала – никого. Еще раз прислушалась, затворила за собой дверь, заглянула в ванную – и там никого. Подошла к сейфу. Сейф не открывали. И тут ее взгляд упал на чемодан – чемодан был приоткрыт, хотя она помнила, что довела молнию до конца. Вещи, которые она так аккуратно сложила, были в беспорядке. Она просунула внутрь руку – там был, как ей показалось, полиэтиленовый пакет с мукой. В ужасе вытащила его и увидела, что это не мука, а какой-то белый порошок. И тут в коридоре послышались шаги. Оливия поспешно надорвала пакет, тронула порошок пальцем и лизнула. Ощущение было нельзя сказать, чтоб неприятное. Ну конечно, так и есть: кокаин, и этого самого кокаина довольно много, Шаги остановились возле ее номера, в дверь забарабанили и громко закричали.

– La policial Abra la puerta!^[18]

– Un momento, por favor^[19].

Что делать? У нее было два варианта действий: открыть дверь и предстать перед полицейскими с пакетом кокаина в руках или выпрыгнуть в окно с пятого этажа. Прямо скажем, выбор ей предлагался небогатый.

«Не психуй. Только без паники. Дыши глубже, думай головой». Она вошла в ванную и спустила воду в унитазе. Пока вода шумела, неслышно подняла москитную сетку на окне и отступила подальше. Размахнулась и изо всех сил швырнула пакет в окно: «Вот кому-то повезло сегодня!». Потом, услышав, как внизу шмякнулось, опустила сетку и с безмятежным видом открыла дверь.

Вид полицейских успокоил Оливию, они оказались совсем не страшными. Смущенные прыщавые юнцы. Она села на стул и стала смотреть, как обыскивают номер. Интересно, им известно, что именно они ищут и где оно лежит? И потом, это действительно полиция? Или военные? А может быть, актеры? Может, кто-то нанял отдыхающих здесь актеров и они вовсю стараются, играют роль полицейских?

– Todo esta bien, – наконец сказал один из юнцов. – Gracias. Disculpenos. ^[20]

– No tiene importancia,^[21] – ответила она. «Никакие это не пустяки, но ведь она англичанка, для нее вежливость превыше всего, недаром же сказано в «Правила дорожного движения для женщин», что в шинах нет ничего кроме воздуха, но именно поэтому колеса катятся так плавно».

– Un cigarillo?^[22] – предложил тот, что помоложе, протягивая ей пачку.

– Muchas gracias,^[23] – ответила она, взяла сигарету, закурила. Господи, она сто лет не курила. Ей показалось, впрочем, что сигарета с травкой. Жаль, у нее нет текилы, угостила бы парнишек. Они такие хлипкие, их быстро развезет, и они выболтают ей, кто их послал. Она все же рискнула спросить:

– Рог que estan aqui?^[24]

Юнцы переглянулись и захохотали.

– Поступила секретная информация, – сказали они. И снова засмеялись. Докурили и расстались с Оливией, будто они друзья детства, заглянувшие к ней на огонек.

Убедившись, что полицейские действительно ушли, она сползла по двери на пол. Потом приказала себе: «Перестань дрожать, трусиха» и спросила согласно пункту седьмому «Правил Оливии Джоулз», а так ли уж это важно. «Еще как важно», – это она была вынуждена признать. Надо позвонить в английское посольство. Если, конечно, здесь есть английское посольство.

Оливия провела жуткую бессонную ночь, маясь от духоты и не находя себе места от тревоги. Когда утро, наконец, наступило, она почувствовала великое облегчение. Из-за глянцевых макушек пальм поднялось солнце, почему-то бледное, – где же хваленые краски ослепительного карибского восхода? Она распахнула окно, поглядела на тихую бухту за железными рифлеными крышами, вдохнула густой, пряный воздух. На улице болтали и смеялись местные женщины. По радио кто-то пел резким, пронзительным голосом под аккомпанемент гитары. Она вдруг сообразила, что пассажирам не сообщили, когда и как они будут добираться до места назначения. А что, может, им суждено остаться здесь навсегда, день за днем будет кипеть веселье, они позабудут обо всем на свете... эх, пить текилу, спать под пальмами от заката до рассвета...

Внизу у конторки к стене был приклеен скотчем мятый листок бумаги с сообщением: «Pasajeros de АТАРА para La Ceiba. El autobus saldra del hotel al aeropuerto a las 9 de la manana»^[25].

Часы показывали восемь. Как оказалось, мобильник Оливии в Гондурасе не работал. Она попросила у дежурного позволения позвонить. Тот ответил, что телефон не работает, но неподалеку на улице есть автомат. Через несколько шагов она увидела косо висящий на деревянной будке желто-голубой древний указатель, на котором была намалевана то ли телефонная трубка, то ли овечья голова.

Оливия позвонила в справочную службу Гондураса, приготовившись к тому, что там будет без конца занято, потом никто не будет отвечать, потом ей придется кричать, срывая голос, и диктовать слова по буквам, и в конце концов трубку бросят. Но ничего подобного не случилось, ей сразу же ответила милейшая девушка, прекрасно говорящая по-английски, и тотчас дала Оливии телефон английского посольства, да еще сообщила, что оно начинает работу в половине девятого.

Так, сейчас четверть девятого. Что делать? Ждать или вернуться в гостиницу и сложить чемодан, ведь она может опоздать на автобус? Оливия решила остаться. В восемь двадцать пять возле будки появилась женщина с двумя маленькими детьми и принялась нервно расхаживать взад-вперед. Оливия решила было не обращать на нее внимания, но уважение к приличиям одержало верх, и она уступила позиции. Женщина начала пламенный нескончаемый монолог. В восемь сорок пять она уже вопила во весь голос, а младшее дитя исходило плачем. В восемь сорок восемь заревело другое чадо, и женщина принялась колотить в стенку трубкой.

Господи, Оливия ясе упустит этот дурацкий автобус и на самолет опоздает, застрянет бог весть на сколько в Тегусигальпо. Однако все решилось очень просто. Она открыла дверь, потребовала:

«Все, конец. Уходите», – и набрала номер посольства.

– Английское посольство, доброе утро.

– Доброе утро, с вами говорит... – черт возьми, а кто с ними говорит? Ах да... – Рейчел Пиксли, – поспешно представилась она, вспомнив, что именно это имя значится в паспорте, который она предъявила, покупая билет.

– Слушаю вас. Чем могу служить?

Оливия коротко изложила суть дела, и ее соединили с мужчиной, от чьего изумительного, чистейшего английского она чуть не разрыдалась. Наверное, такое испытываешь, когда тебя догоняют бандиты и вдруг перед тобой возникает родной отец или английский полицейский.

– Мммм... – протянул голос в трубке, когда она ему все рассказала. – Не буду скрывать от вас, такое иногда случается с пассажирами этого рейса из Мехико. А вы уверены, что там никто не открывал ваш чемодан?

– Уверена. Перед тем, как уйти из номера, я заново его уложила. Никаких наркотиков не было. Кто-то заходил в мой номер, пока я сидела в баре. Я в общем-то волнуюсь, в Лос-Анджелесе я встречалась с очень странными людьми, там был такой Пьер Феррамо, и происходили очень странные вещи... – В трубке негромко щелкнуло,

– Подождите минутку, – попросил человек из посольства, – мне нужно навести кое-какие справки. Я сейчас снова включусь.

Она в нетерпении взглянула на часы. Без трех девять. Одна надежда, что пассажиры еще не очухались после вчерашнего и все до одного опоздают.

– Прошу прощения, – сказал посольский человек, переключившись на Оливию. – Мисс Пикси, верно?

– Пиксли.

– Спасибо. Так вот, вы ни в коем случае не должны волноваться по поводу этого инцидента с наркотиками. Мы обо всем сообщим властям. Если еще что-нибудь случится, непременно звоните нам. Хотелось бы знать ваш дальнейший маршрут, если вы не против.

– Я хотела попасть сегодня самолетом на Попайян, пожить несколько дней в городке, а потом переселиться в гостиницу Феррамо «Isla Bonita»^[26].

– Очень хорошо. Мы информируем всех, кого нужно, и вас будут держать в поле зрения. Загляните к нам, когда будете возвращаться, и расскажите обо всем, хорошо?

Она положила трубку и еще миг глядела перед собой в пустоту, озабоченно кусая губы. В трубке действительно раздались щелчки, когда она произнесла имя Феррамо, или это опять разыгралось в не в меру пылкое воображение?

В гостинице дежурный сказал ей, что автобус ушел десять минут назад. К счастью, она встретила новую владелицу сумки от Марка Джейкобса, и та пообещала, что ее муж отвезет Оливию в аэропорт в своем фургоне. Мужа пришлось ждать довольно долго. Когда они подъезжали к месту посадки, было десять двадцать две. Самолет должен был вылететь в десять.

Оливия бросилась бежать по летному полю, волоча за собой маленький чемодан на колесиках и отчаянно размахивая рукой. Двое парней в комбинезонах тем временем откатывали от самолета трап. Увидев ее, они засмеялись и вернули трап на место. Один из них успел взбежать перед ней по ступенькам и принялся колотить по двери. Дверь наконец открыли, она вошла в набитый пассажирами салон, и ее приветствовал нестройный хор голосов. Вчерашние попутчики имели бледный вид, но бодрости духа не утратили. Она упала на сиденье – уф, слава Богу! – увидела, что по проходу идет пилот и при этом здоровается с каждым пассажиром лично. Теперь она совсем успокоилась, но вдруг узнала в пилоте давешнего пьяного певца из бара.

В аэропорту Лa-Сейбы Оливия купила билет до Попайяна и тотчас кинулась к газетному киоску, но ни одной иностранной газеты там не оказалось, если не считать «Time»^[27] трехнедельной давности. Она взяла издаваемую в Ла-Сейбе «El Diario»^[28], уселась в оранжевое пластиковое кресло возле выхода на посадку и, ожидая, когда объявят рейс, стала просматривать газетку в надежде найти что-нибудь свежее о взрыве «ОкеанОтеля». А вот и парень, с которым она вчера танцевала, тот самый, с серьезной физиономией и короткими крашеными волосами. Он похож на Эминема, то же сочетание сдержанности и угрозы. Блондин подошел и сел рядом. Протянул бутылку минеральной воды.

– Спасибо, – сказала Оливия и, беря бутылку, почувствовала, что ей приятно мимолетное прикосновение его руки.

– De nada, – лицо у него было бесстрастное, но серые глаза смотрели властно и остро. – Постарайся, чтобы тебя не вырвало, – сказал он и, поднявшись, двинулся к газетному киоску.

– «Думай, Оливия, – приказала она себе. – Ох, думай. Ты не туристка, приехавшая поглазеть на экзотику. Ты журналистка-международница экстра-класса, а может быть, еще и шпионка, выполняющая задание, от которого зависят судьбы мира».