Епифаний Премудрый

Рублев в Троицком монастыре

Жизнь в Троице-Сергиевом монастыре в молодые годы имела для Рублева значение школы нравственного воспитания. Ему предстояло выразить на языке искусства многое из того, что составляло основу морали его наставников, ту самоотверженность, которая называлась тогда смирением, ту мудрость, которая ценилась в практической жизни, ту человеческую доброту, которая признавалась высшим благом.

Кто знает, быть может, впоследствии, увидев в произведениях Феофана сильных духом, но разъедаемых внутренними противоречиями праведников, Рублев вспоминал наставления своих собственных учителей хранить в душе своей прежде всего голубиную чистоту, ценить простодушие выше книжной мудрости. Впрочем, было бы неверно считать, что русским людям в то время были недоступны глубины философской мысли. Монахи были книголюбами. В монастырях имелись книгохранилища. В них усердно переписывали и переводили древние рукописи. Здесь изучали и толковали отцов церкви, и через них приобщались к основам греческой философии. Это помогло Андрею Рублеву не ограничиться ролью иконописца-исполнителя, послушного переводчика на язык искусства церковных учений.

В лице Рублева выступил художник, который средствами искусства выражал идеи, выработанные им на основе собственного жизненного опыта, идеи, которыми он во многом опережал свой век и своих современников. Можно не сомневаться в том, что в своих исканиях Рублев находил поддержку среди образованных людей своего времени. Преемники Сергия во многом следовали за ним, но они уже были образованы по книжному, более учеными.

Среди этих людей больше всего известен Епифаний Премудрый (ум. около 1420). Это был несомненно очень ученый, бывалый человек, вдумчивый, сердечный, многосторонне одаренный. Его письмо Кириллу Тверскому по поводу Феофана не только драгоценный исторический источник, но и пример превосходного эпистолярного стиля. Живой, остроумный, яркий портрет знаменитого мастера поражает образностью речи, богатством слов, при этом безо всяких риторических штампов. В этом кратком произведении Епифания проявилось едва ли не больше его таланта, чем в его деланно велеречивых житиях.

Вряд ли возможно, чтобы Епифаний, обнаруживавший живой интерес к изобразительному искусству и пробовавший в этой области свои собственные силы, не знал ничего о Рублеве и не оценил его по достоинству. Впрочем, между ними было много различий. Епифания больше влекла к себе философия, риторика, он мечтал об Афинах Платона и Аристотеля. Своими собственными литературными произведениями он не был удовлетворен, в искренности его жалоб на свою «грубость», «многоречивость» не приходится сомневаться. Епифаний мог долго и многоречиво рассуждать о троичности как законе мироздания. Рублеву был дан драгоценный дар художественного воплощения мысли. Он способен был наглядно представить себе гармонию во взаимоотношениях между людьми, о которой твердили мыслители, и воплотить свое умозрение в красках. У Рублева не было разлада между замыслом и исполнением, между художественным порывом и живописной формой. Епифаний должен был ревниво взирать на счастливый дар Рублева как «делателя», «свершителя».

Видимо, в Троицком монастыре молодому художнику было трудно развить свои способности, как это возможно было в Москве, где сосредоточены были художественные сокровища, где работало множество превосходных местных и приезжих мастеров, где после Новгорода возникал тогда второй по важности художественный центр Руси.

Мы не знаем, когда Рублев покинул Троицкий монастырь и перебрался ближе к Москве. Известно лишь, что он выбрал себе в качестве местопребывания Андроников монастырь. Андроников монастырь. В настоящее время монастырь находится в черте города и по решению Советского правительства превращен в музей-заповедник имени Андрея Рублева. В то время он находился на подступах к Москве, на важном рубеже. Здесь русские люди, отправляясь в опасное путешествие в Орду, прощались со своими родными, здесь войска Димитрия, возвращаясь с Куликова поля, сделали стоянку, прежде чем двинуться к Кремлю.

Первым игуменом Андроникова монастыря был выходец из Троицкого монастыря, ученик Сергия — Андроник. И потому, поступая в него чернецом в послушание к одному из преемников Андроника, Александру, Рублев не терял связей с той духовной средой, в которой он был воспитан. Вместе с тем здесь перед ним открывались новые возможности. Отсюда, с высокого берега над Яузой, где стоял монастырь, недалеко было до Кремля, незадолго до того укрепленного Димитрием Донским. В Андрониковом монастыре молодой мастер был замечен сыном Димитрия Донского, великим князем Василием Димитриевичем и привлечен к почетной работе в Кремле.