Социальная трансформация как фактор дисфункциональности гражданской социализации молодежи

Гнутов А.Б., соискатель кафедры философии и социологии Краснодарского университета МВД России, г. Краснодар

В научной литературе современный этап социальных преобразований в России чаще всего обозначается понятием «трансформация» [1, c. 3-11]. Термина «трансформация» образован от латинского словосочетания «trans», означающего «через», «за», и «forma» – форма, внешний вид, образ, облик, т.е. в буквальном смысле «трансформация» обозначает изменение формы, переход «через» форму. В общественных науках термин «трансформация» стал использоваться с середины прошлого века, однако трансформация рассматривалась в этот период в качестве модификации понятия «модернизация». Только с 80-х гг. ХХ в. «трансформация» используется как самостоятельное, ключевое понятие в исследовании современных обществ. В научной литературе неоднократно предпринимались попытки определить содержание понятия «трансформация». Большинство авторов указывают на такие типичные черты социетальной трансформации, как ее глубина (масштабность) и неопределенность последствий. По мнению В.А. Ядова, свобода от «векторной нагрузки» делает трансформацию наиболее адекватным понятием для изучения современного российского общества, по сравнению, например, с понятиями «модернизация» или «переход» («транзит») [2, C. 12]. По определению И.А. Батанова, «трансформация – это глубокое, качественное изменение, отчетливо выраженной созидательной или деградационной направленности, вызывающее в объекте трансформации морфологические, структурные, функциональные и другие изменения принципиального, коренного, сущностного характера. Трансформация отличается от развития, эволюции и других перечисленных изменений тем, что при трансформации эти изменения носят отчетливо качественный, неаддитивный, комплексный, в большинстве случаев необратимый характер, и они приводят к принципиально новым свойствам рассматриваемой системы, принципиально новому пониманию рассматриваемых процессов» [3, C. 38]. В данной статье мы придерживаемся определения трансформации, данного В.В. Локосовым: «Трансформация – это процесс существенного изменения социальной системы, который характеризуется качественными изменениями системообразующих элементов, многовекторностью и относительно высоким темпом их реализации, а также повышенным влиянием субъективных факторов» [4, C. 147-150]. Социальная трансформация носит объективный характер. Общество становится перед необходимостью формировать новую, более эффективную социетальную систему. Данный этап можно охарактеризовать как переходный период. Переходный период характеризуется неустойчивостью политической и социально-экономической ситуации, неотработанностью всеобъемлющего статуса субъектов политической системы. Переходное состояние – это пограничная зона социальной трансформации. По своему содержанию она включает в себя преодоление негативного прошлого, выдвижение новых целей и идеалов. Переходное общество характеризуется амбивалентностью, смешением старого и нового, асимметрией между экономикой и политикой, находящее свое отражение в человеческом сознании, в нормативных и повседневных установках. Другими словами, состояние «динамического хаоса», случайность и хрупкость социальной реальности являются следствием переходного периода. Чем сложнее система, тем она нестабильнее. В состоянии неустойчивого равновесия все труднее предусмотреть, к каким последствиям могут привести те или иные события. Переходный период в развитии любого общества характеризуется резким обострением и ростом социальных конфликтов, несущих в себе как деструктивный, так и конструктивный потенциал. Содержание социальной трансформации составляет процесс системных социальных изменений, а объем – социальные системы как объекты, изменяющие свои структурные параметры, функции и уровни структурной организации на единой шкале изменений социального пространства в исторически определенных контекстах [5, C. 222]. Социальная трансформация – категория, описывающая процесс перехода от одного состояния качественной определенности социальной системы определенного уровня организации к иному полному социальному качеству, то есть к иной социальной системе [6, C. 64-66]. Сущность данного процесса заключается в системной смене полного социального качества исследуемой социальной системы, содержание – это переход от одной формы проявления социального качества к новой, отвечающей новому социальному содержанию. Предельно широкой формой и имманентной характеристикой процесса социальной трансформации выступает особым образом организованное социальное движение, реальным единственным содержанием которого выступает процесс социальных изменений. В качестве процесса социальная трансформация непрерывна по отношению к границам данной системы, кумулятивна по действию инициирующих оснований, трансцендентна как часть общего процесса трансформации систем более широкого плана, транзитна в ряду всех уровней структурной организации человеческих сообществ. Феноменологически социальная трансформация проявляется в явлениях переходного периода, понимаемого как единство изменения объектов и процессов в границах социума под действием объективных законов естественного развития и посредством целенаправленной деятельности индивидов и институтов. В самом общем виде трансформация есть смена социальных форм в процессе перехода из одного качественного состояния в другое. Однако трансформация может иметь различную направленность: конструктивную, деструктивную и стагнационную. Конструктивная трансформация – это такое изменение форм, такие творческие селективные процессы, в результате которых происходит возникновение качественно новых форм, приводящих к прогрессивному развитию общества в целом или его отдельных сфер и явлений. Деструктивная трансформация проявляется в двух формах. Во-первых, как архаизация социальных структур, которая «является результатом следования личности, групп, всего общества культурным программам, которые исторически сложились в более простых условиях и не отвечают возросшей сложности мира, сложившихся проблем»[7, C.4]. Во-вторых, как криминализация общества, приводящая к доминированию теневой экономики, к коррупции, к росту девиантных социальных групп. В конечном счете – к социальной аномии. Исследователи определяют аномию, возникающую в связи с ускоренной трансформацией, как состояние социально-экономических структур, возникающее в периоды их быстрого изменения, когда системообразующие процессы, способствующие социальной интеграции, утрачивают свою роль и влиятельность, усиливая рассогласование между социальной и культурной структурами. Социальная макросреда стремительно меняется, в то время как более инертная ценностно-культурная составляющая общества препятствует изменениям, прежде всего на уровне микросреды, непосредственного жизненного мира индивидов. Однако несмотря на то, что микросреда в значительной мере поддерживает индивида «на плаву», указанное расхождение затрудняет процесс индивидуальной адаптации, способствует снижению общей социальной ориентации, росту ощущения ненадёжности и маргинальности, кризису индивидуальных ожиданий, социальной резигнации и сомнению в легитимности основных социетальных ценностей макросреды. Как подчеркивает Т.И. Заславская [8, C. 92-94], на практике трансформация большинства посткоммунистических обществ, по крайней мере на первых этапах, сопровождается не созиданием, а разрушением. Об этом свидетельствуют свертывание высокотехнологических производств, кризис науки и образования, депрофессионализация ценных кадров, утечка лучших умов за рубеж, ухудшение качества жизни и условий развития личности, возвращение многих общественных групп к традиционному образу жизни, широкое распространение неправового поведения, коррупции, нелегальщины и преступности, разрушение общественной морали. В ряде посткоммунистических стран социальная трансформация сопровождается обострением межнациональных конфликтов, перерастающим в затяжные войны. В результате прошедших в России либеральных реформ имело место такое проявление деформации социальной сферы, как резкая поляризация доходов российских граждан. По этому показателю современная Россия значительно превзошла развитые страны мира и вплотную приблизилась к слаборазвитым. В приводимых В.И. Добреньковым статистических данных децильного соотношения доходы 10% наиболее богатых приближаются к 100-кратному к 10% наиболее бедных наших граждан. К сожалению, аналогичная диспропорция имеет место и в соотношении заработной платы учителей школ и федеральных министров. Приведенные факты позволяют утверждать, что в результате либеральных реформ возникли две России – богатая и бедная, которые живут в разном измерении, не понимают друг друга, имеют разные ценностные ориентации, которые никогда не найдут согласия и примирения друг с другом... Это не может не порождать социальную дезинтеграцию, напряженность и целый спектр негативных социальных явлений. В России в результате перманентного экономического кризиса и распада социальной сферы развиваются многочисленные формы социального варварства, свидетельствующие о глубочайшем неблагополучии общества, усугубляют которое наркомания, алкоголизм, психические заболевания, бездомность, детская беспризорность, проституция, эпидемия СПИДа и венерических заболеваний [9, C. 6]. При рассмотрении социальной трансформации как дисфункционального фактора социализации в ее социокультурном аспекте, следует обратиться к концепции «социокультурной травмы» П. Штомпки [10, C. 3-13]. Метафорическое понятие «травмы» позволяет провести аналогию между реакцией общества на неожиданные и радикальные социальные изменения и реакцией организма на внезапное и болезненное внешнее воздействие. Социальная травма, по мнению Штомпки, обусловлена в первую очередь ломкой ценностных оснований привычных символов, смыслов и значений социальной реальности. Травматичность радикальных социальных трансформаций проистекает из их внезапности для большинства людей и из их тотальности, поскольку они затрагивают решительно все сферы социальной жизнедеятельности, в корне меняя характер повседневности. Именно в силу последнего обстоятельства такие преобразования затрагивают решительно всех членов общества, каждого индивида и, наконец, что наиболее болезненно, они обесценивают привычные правила социальных действий, накопленные прежним жизненным опытом, обесценивают его социальный капитал, делают индивида своего рода банкротом. Любые его форсированные структурные и функциональные изменения сопровождаются потерями – появлением «ненужных» социальных ячеек и «лишних» людей. Подобные потери – обратная сторона любого трансформационного процесса. Однако если в обществе превалирует созидательная ориентация, эта эмиссия осуществляется в таких объемах и формах, что ее можно контролировать и даже нейтрализовать. Штомпка выделяет шесть стадий травматического состояния. Первой стадией является дореформенное состояние общества, благоприятствующее возникновению травмы. Применительно к России речь в данном случае идет о долговременной стагнации советской экономики, сложившемся непреодолимом экономическом и технологическом отставании от Запада, опасности утраты положения великой державы при обесценивании ее экономического и военного потенциала. Вторую стадию составляют травматические события как таковые, их содержание, существо травм. Например, денежная реформа и исчезновение сбережений населения, неожиданная гласность и разоблачение коммунистических порядков при моральной неподготовленности к этому большинства людей. На третьей стадии общество, переосмысливая свою историю, сталкивается с противоречивыми толкованиями прошлого в его символическом осмыслении, что является одним из факторов дезинтеграции общества наряду с социально-статусной дезинтеграцией. Далее, в порядке реакции на травму возникают симптоматические деформации моделей социального поведения и общественной ментальности, которые быстро обретают массовую распространенность. Следующей стадией является период посттравматической адаптации, протекающий либо по логике использования активных стратегий совладания с трудностями, либо, напротив, по логике обращения к пассивной стратегии примирения с ними. Наступающая в итоге завершающая фаза преодоления травмы по сути совпадает с окончанием переходного периода, то есть с возвращением к стабильному состоянию общества и его граждан. Однако при всей адекватности теории социокультурной травмы реалиям пореформенной России необходимо отметить, что деформация процесса гражданской социализации в российском обществе лишь отчасти, на наш взгляд, объясняется трудностями переходного периода. Исследование механизмов гражданской социализации поэтому требует концептуального синтеза и опоры на аксиологические и социально-психологические теории. Нам представляется, что повседневные социальные практики базируются на ценностно-когнитивных структурах. Такие структуры выступают как реальные смысловые единицы, в которых сплавлено рациональное и иррациональное, понятийное и эмотивное. В этом синкретизме проявляется целостность сознания актора, соединяющего в себе уровни социальной интерпретации, выработки и использования когнитивных схем повседневных практик и формирования эмоционально-рациональных мотиваций практического поведения. Ценностно-когнитивные структуры в своей совокупности выполняют роль общей парадигмы социального поведения. В качестве смысловых единиц социокультурного контекста они обладают специфическими свойствами. Так, эти структуры самоочевидны, поскольку психологические механизмы сознания обеспечивают их внутреннюю рационализацию. Универсальность ценностно-когнитивных структур проявляется в том, что на их основе строятся схемы повседневных практик во всех сферах жизнедеятельности общества, и тем самым они выступают в качестве интеллектуального ядра мотиваций единичных поведенческих актов. Ценностно-когнитивные структуры социокультурного контекста благодаря своей целостности являются парадигмальным основанием процессов концептуализации и интерпретации на бытовом уровне ситуаций социальной практики и формирования мотивационных установок социального поведения. Эти структуры выполняют в обществе стабилизирующую функцию, поскольку отсылают к духовно-культурным инвариантам, которыми в конечном счете определяется культурная идентичность общества. Длительное оперирование ценностно-когнитивными структурами фиксирует устойчивые формы социальной логики, подчиняющей себе социальные практики и взаимодействия. Духовное неблагополучие общества при негативных тенденциях его динамики способствует росту социальных рисков, обусловленных общей атмосферой аномии. Социологическую верификацию этот факт обретает при изучении проявлений социального разочарования, ценностной дезориентации населения, утраты оптимизма в отношении ближайшего будущего, распространения социальных фобий и взаимного недоверия. Согласно результатам опросов, [11] в российском обществе наблюдается размывание нравственных критериев населения, что объективно проявляется через снижение в ценностной иерархии респондентов ранга ценностей нормативно-регулятивного ряда, таких как чистая совесть, порядочность, патриотизм и национальная гордость, чувство необходимости другим людям. Нам представляется, что эти и аналогичные данные служат отражением деградации общества как целостности на всех уровнях: в макросоциальном плане – далеко зашедшей дезинтеграции, переоценки базовых социальных ценностей; в плане повседневных социальных практик – ослабления основных моральных и формальных регуляторов, поддерживающих социальный порядок, перехода повседневных социальных взаимодействий к неформальной регуляции «по понятиям». Все это связано с нарастанием неопределенности относительно будущего российского общества как целостности, перспектив воспроизводства его культуры в следующих поколениях. Деинституционализация старых норм и институционализация иллегальных правил игры в неформальный социальный порядок приводят к формированию специфического типа социальной среды с высокой степенью неопределенности и риска, способной к аккумуляции и расширенному воспроизводству рисков, при отсутствии эффективных институциональных механизмов обеспечения гражданской социализации. Социологи выделяют первичную и вторичную социализацию. Первичная сфера включает в себя взаимодействие в малых группах (семья, друзья, сверстники). Вторичная – это область деловых или формальных, социально-статусных отношений (фирма, предприятия, вуз, школа и т.п.), в которых часто личность «обезличена», анонимна. В рамках этой концепции рассматривается и определение агентов социализации, то есть конкретных людей, социальных институтов, ответственных за обучение, освоение социальных норм, направляющих процесс социализации. Агенты первичной социализации – люди близкого окружения (малая группа, «микросреда») – родители, родственники, друзья, учителя, лидеры молодежных группировок и т.д. Агенты вторичной социализации – представители органов управления и общественные институты (школа, предприятия, армия), сотрудники радио и телевидения, печати, партий и т.д. Считается при этом, что представители «вторичной» социализации оказывают менее важное влияние на человека. Существует еще и более широкое рассмотрение взаимодействия «личность-социальная» среда, которое представляет в качестве воздействия на человека все условия его жизнедеятельности. В таком понимании социальная среда – это «во-первых, совокупность ролей и статусов, которые общество предлагает человеку. Во-вторых, совокупность социальных институтов, общественных организаций, социальных общностей, в пределах которых индивид реализует определенные социальные роли и приобретает желаемые социальные статусы. В-третьих, элементами социальной среды выступает совокупность ценностей, социальных норм, знаний, навыков, умения, качеств, которыми человек овладевает, чтобы в соответствии с потребностями общества исполнять соответствующие роли и поддержать приобретенный статус. В-четвертых, социальная среда охватывает совокупность социальных институтов и социальных технологий по производству, воспроизводству и передаче культурных образов, ценностей, норм. В-пятых, на формирование ценностных установок и поведение индивида в обществе оказывают значительное влияние конкретные события. В трансформирующемся обществе в результате бесконтрольности и ослабленности влияния социальных институтов, отсутствия четкой системы ценностных ориентаций, размытости общегосударственного строительства в целом и других причин происходит деформация всего процесса гражданской социализации. Так, например, развивая идею национального возрождения, мы приходим к крайним ее проявлениям – «национализму», и при этом совершенно игнорируется воспитание патриотизма, любви к Родине. Свидетельством тому: много случаев отказа молодежи служить в армии, защищать Отечество, отсутствие стремления проявить себя в производственной сфере и т.п. В конечном итоге у молодежи появляются гипертрофированные притязания и часто негативные качества характера, проявление эгоцентризма, с одной стороны, а с другой – отсутствует элементарная социальная ответственность за дела в стране и обществе. Как показывают социологические исследования, они ценят больше всего свободу, понимаемую как возможность жить по своему усмотрению, вплоть до совершения преступлений. В качестве моральных регуляторов поведения и деятельности у значительной части молодежи выступает не разум, а эмоции (чувства). Жизненный успех начинает ассоциироваться только с личным успехом. Индивидуалистические ценности получают широкое распространение в российском обществе, особенно среди молодого поколения, проходящего первичную социализацию уже в «новой» России. Причем, право на индивидуальность, по словам Т.А. Панковой, связывается молодежью исключительно с возможностями индивидуального обогащения, а ведущее место у представителей молодого поколения занимает такая цель, как «научится зарабатывать деньги и приумножать свой капитал»[12, C. 111-116]. Как отмечает Ю. А. Зубок, в отношении денег наблюдается твердость взглядов среди различных групп молодежи: с момента начала реформ более двух третей молодых людей проявляют убежденность в том, что деньги решают все, демонстрируя устойчивую инструментальную ориентацию, присущую современным обществам риска [13, C. 264]. Не последнюю роль в распространении подобных идей в сознании российской молодежи играют средства массовой информации и, в частности, реклама, ведущие массированную пропаганду ценностей успешности и материального благополучия. Можно констатировать, что в настоящее время в России формируется новое поколение с определенной системой ценностей, установок, норм, правил поведения, особенностей восприятия действительности, т.е. определенного культурного облика будущей России. В ходе социологического исследования [14] была проведена оценка уровня социальной активности, гражданской позиции, состояния гражданского образования молодежи. В частности, была измерена общегражданская позиция молодежи на основании двух индикаторов: идентичности молодежи с российским государством и патриотичности. Чувство гражданской идентичности у российской молодежи развито слабо (см. рис. 1). Рисунок 1 В какой степени опрошенная молодежь ощущает себя гражданами Российской Федерации, % Согласно результатам опроса, в полной мере ощущают себя гражданами Российской Федерации только 57,6%, причем эта позиция характерна как для молодежи различных национальностей, так и для различных возрастных категорий молодежи. Более того, с возрастом чувство полной гражданской идентичности уменьшается. Это свидетельство того, что проблема кроется не в самой молодежи, а в несформированности типа государства и социальных отношений. [15, C. 484] Усложнение социальных процессов в ходе социальной трансформации несет реальную угрозу снижения эффективности социализации личности, начиная уже с ее ранних этапов, когда условия для влияния контрагентов социализации на индивида становятся настолько благоприятными, что получают реальную возможность заменить традиционные ценностные ориентиры, образцы для подражания, общественные идеалы на стандарты, идейные установки, деформирующие развитие индивида до уровня асоциального существа. Эти опасения имеют под собой реальную почву, так как опасность деструктивного воздействия контрагентов социализации на социализацию личности в современном российском обществе многократно возрастает в связи со сложной криминогенной, экономической ситуацией в нашей стране, низкой правовой культурой населения, усиливающимся социальным расслоением в обществе и сопровождающими их многочисленными социальными недугами, что требует от социально здоровой и граждански зрелой его части объединения усилий для преодоления во многом объективных трудностей в сложившихся исторических условиях, для выработки общенациональной цели развития общества на ближайшую историческую перспективу, способной консолидировать наших соотечественников в формировании социального идеала и общенациональных ценностей [16, C.6]. Гражданская социализация в российском обществе определяется тремя группами факторов: социально-экономическими, социально-правовыми и социально-политическими. Оказывая воздействие на все группы населения, каждый из этих факторов по-своему влияет на молодежь как особую социально-демографическую группу в процессе ее воспроизводства. Особое влияние на молодежь оказывает социально-экономическая политика государства, отражающаяся на социально-экономическом статусе молодежи, ее положении в общественной структуре. В своей монографии «Молодежь в обществе риска» В. И. Чупров и Ю. А. Зубок отмечают, что реформирование в российском обществе в отсутствие стратегических целей, кроме «узкокорпоративных интересов структур власти всех уровней», делает социально-экономическую политику неопределенной, а, следовательно, непредсказуемой для всего населения. В субъективном плане подобная неопределенность не способствует приданию молодым людям уверенности в том, что они сумеют занять устойчивые позиции в системе экономических отношений, вследствие чего «риск постепенно стал часть транзиции молодежи» [17, C. 77-78]. Важно отметить, что неравномерность, дезинтеграция влияния институтов социума на личность приводят к ее деформации, к неравномерной и негармоничной социализации. Этот дисбаланс в процессе социализации отражается в обществе всплеском криминогенности, ростом слоя маргиналов, превращающихся в люмпенов (нищие, бродяги, бомжи), ведет к резкой поляризации по происхождению, по доходам, ценностным ориентациям, образу и стилю жизни. Исходя из ранее сказанного, мы считаем, что изучение специфики гражданской социализации должно вестись, прежде всего, на уровне особенностей отношений страт, формирования их потребностей и целей, роли и места в социальном прогрессе. Социальная трансформация разрушила традиционно устоявшиеся формы отношений в обществе, социальные ожидания различных групп снизила до «безразличия». У населения в массовом масштабе сложился ряд специфических личностных качеств: упрощенность внутреннего духовного мира, аморфность личных интересов, ограниченность духовного уровня, взаимная нетерпимость и недоброжелательность. В процессе социальной трансформации к этим качествам добавились социальная апатия, социальное неверие и пессимизм, ценностный нигилизм, усугубляющиеся кризисом идентичности. В результате быстротечных и необоснованных реформ в социальной сфере в сознании людей разрушается сама память о демократических основах функционирования социальных институтов, об их роли в общественной жизни, значимости в социализации личности. Итак, анализируя многообразные виды деятельности образовательных учреждений по гражданской социализации учащейся молодежи, можно сделать вывод о ее позитивной роли в формировании у молодого человека комплекса таких субъективных качеств, как ориентация на общепринятые нормы и нравственные ценности во всех сферах жизни, включая сферу труда, осознанная законопослушность, умение отстаивать свои гражданские права и выполнять обязанности, политическая активность, патриотическая преданность Отечеству, культура межличностных, межнациональных и иных социальных отношений, постоянное стремление наращивать и реализовывать свой творческий потенциал во благо обществу, согражданам.

Речь идет о том, что поле социализации молодежи носит характеристики социально сконструированной реальности. Феноменологическая социология, на наш взгляд, верно отмечает, что повседневный мир в действительности воспринимается, как зонально разделенный (знакомое приближено, незнакомое удалено). В таком понимании поле социализации представляет собой диалектический процесс взаимодействия личности и культурно-социальной среды. Оно связано с жизненными циклами человека и проявляется в активной деятельности и поведении, смене ролей и статусов, формировании символов своей субкультуры, выражающейся у молодого поколения в своеобразной символике, искусстве, одежде, языке, проектировании «своей реальности» в целом, своеобразной «картины социального мира». По мнению А.И.Ковалевой и В.А.Лукова, «общая схема конструирования социальной реальности включает: 1) адаптацию к условиям среды (пробы и ошибки; узнавание частей среды и правил; изменение поведения в соответствии с правилами; понимание и легимитизация части среды через «наше»); 2) достраивание реальности (символизация через идеальное «благо» и «зло», построение символического универсума. компенсация недоступного; действия по ограждению «своего мира», выделение зоны независимости); 3) переструктурирование условий среды (игнорирование неважного; изменение пропорций и комбинирование в соответствии с тезаурусом; действие вне «своего мира» в соответствии со своим символическим универсумом).[19, C.183] Социальное конструирование реальности является важнейшим условием формирования поля гражданской социализации молодежи и самого процесса в целом. И, если общество в процессе социализации «творит» молодого человека как гражданина, то логично предположить, что и социализируемый индивид влияет на развитие существующих социально-политических структур и отношений общества. Поэтому мы считаем, что анализ односторонних представлений о функциональной интегрированности молодежи в социум, в том числе и гражданско-политический, должен смениться изучением процесса их взаимной согласованности. Таким образом, процесс гражданской социализации представляет собой многофакторное, многоуровневое явление, развивающееся в рамках общего процесса социализации. Ему присущи такие черты, как объективность, неизбежность, дисфункциональность, социальная опосредованность, обусловленность как внешними социально-политическими факторами, так и психической деятельностью людей. Молодежь в ходе этого процесса играет и пассивную, и активную творческую роль, выступая одновременно и объектом, и субъектом общественно-политических отношений. Список использованной литературы 1 Десять лет после августа. Предпосылки, итоги и перспективы российской трансформации. Фонд «Либеральная миссиия». М., 2002; Заславская Т.И. Социоструктурный аспект трансформации российского общества // Социологические исследования. 2001. №8. С. 3 – 11. 2 Ядов В.А. А все же умом Россию понять можно // Россия: трансформирующееся общество. М., 2001. С. 12. 3 Батанов И.А. Основы теории социально-экономических трансформаций. СПб., 2000. С. 38. 4 См.: Локосов В.В. Трансформация социетальных систем (опыт реформ в современной России): Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора социологических наук. М., 2002. С. 19; Штомпка П. Социология социальных изменений. М., 1999. С. 147–150. 5 Ядов В. Россия как трансформирующееся общество: (Резюме многолетней дискуссии социологов) // Общество и экономика. 1999. № 10–11. С. 45–55, 24–37; Карасев В.И. Социальная трансформация как предмет философского анализа: Автореф. дис. … д-ра философ. наук. М., 2000. С. 16; Рогачев С. В. Российская государственность в системе трансформационных координат. М., 2000. С. 222. 6 Драбкин Я.С. Социальные трансформации в Европе ХХ века. М., 2000. С. 64–66. 7 Ахиезер А. С. Архаизация в российском обществе как социологическая проблема // Социология и общество. Тезисы Первого Всероссийского социологического конгресса «Общество и социология: новые реалии и новые идеи». СПб., 2000. С. 6. 8 Заславская Т.И. Современное российское общество. Социальный механизм трансформации. М.: Дело, 2004. С.92-94. 9 Добреньков В.И. Российское общество: современное состояние и перспективы (от социологии кризиса к социологии надежды). М., 2003. С. 6. 10 Штомпка П. Культурная травма в посткоммунистическом обществе (статья вторая) //Социологические исследования. 2001. С.3-12. 11 Кузнецов В. Социология безопасности. М., 2003. 12 См.: Панкова Т. А. О становлении нравственных и гражданских позиций школьников //Социологические исследования. 2002. № 5. С. 111-116. 13 Зубок Ю. А. Феномен риска в социологии: опыт исследования молодежи. М., 2007. С. 264. 14 Опрос проведен Центром социального прогнозирования по техническому заданию фонда «Новая Евразия» по всероссийской репрезентативной выборке в феврале 2004 г. в 20-ти субъектах Российской Федерации. Всего опрошено 2000 человек в возрасте от 12 до 29 лет. 15 Российская молодежь: проблемы и решения. М., 2005. С.489. 16 См.: Кузнецов В.Н. Общенациональная цель: безопасность и благополучие человека – как фундаментальная проблема российских общественных наук. М., 2004. С. 6. 17 См.: Чупров В. И., Зубок Ю. А., Уильямс К. Молодежь в обществе риска. М., 2003. С. 77-78. 18 Шаронова С.А. Игротехнологии как манипулятивная методология // Социологические исследования. 2004. № 1. С.86. 19 Ковалева А.И., Луков В.А. Социология молодежи. М., 1999. С.183.

Термин «нигилизм» произошел от латинского слова «nihil», которое означает «ничто», «ничего». Как социальное явление нигилизм характеризуется:

а) резко критическим, крайне негативным отношением к общепринятым, объективным (абсолютным) ценностям;
б) максималистским подходом, интенсивностью, бескомпромиссностью отрицания;
в) не сопряжен с позитивной программой;
г) несет в себе деструктивное, разрушительное начало.

В зависимости от того, какие ценности отрицаются, нигилизм может быть политическим, религиозным, нравственным и т.п.

Правовой (или юридический) нигилизм представляет собой непризнание права как социальной ценности и проявляется в негативно-отрицательном отношении к праву, законам, правопорядку, в неверии в необходимость права, его возможности, общественную полезность.

Проф. Н. И. Матузов выделяет следующие формы правового нигилизма:

а) умышленное нарушение законов и иных нормативно-правовых актов;
б) массовое несоблюдение и неисполнение юридических предписаний;
в) издание противоречивых правовых актов;
г) подмена законности целесообразностью;
д) конфронтация представительных и исполнительных структур;
е) нарушение прав человека;
ж) теоретическая форма правового нигилизма (в научной сфере, в работах юристов, философов и др.).

Проф. В. А. Туманов говорит, во-первых, о пассивной и активной формах правового нигилизма. Для пассивной формы характерно безразличное отношение к праву, явная недооценка его роли и значения. Активному юридическому нигилизму свойственно осознанно враждебное отношение к праву. Представители этого направления видят, какую важную роль играет или может играть право в жизни общества, и именно поэтому выступают против него.

Во-вторых, проф. В. А. Туманов разделяет правовой нигилизм:

а) на высоком этаже общественного сознания (в виде идеологических течений и теоретических доктрин);
б) на уровне обыденного, массового сознания (в форме отрицательных установок, стойких предубеждений и стереотипов);
в) ведомственный. Последний проявляется в том, что нередко подзаконные акты становятся «надзаконными», юридические нормы не стыкуются, возникают острейшие коллизии.

Правовой нигилизм — это патология правового сознания, обусловленная определенным состоянием общества. Поэтому пути борьбы с ним должны быть разнообразны. Это:

а) реформы социально-экономического характера;
б) изменение содержания правового регулирования, максимальное приближение юридических норм к интересам различных слоев населения;
в) подъем авторитета правосудия как за счет изменения характера судебной деятельности, так и путем воспитания уважения к суду;
г) улучшение правоприменительной практики;
д) теоретическая работа в этом направлении, и др.

Все это, в принципе, представляет собой не что иное, как процесс улучшения состояния правовой культуры общества, ее обогащения.

В литературе справедливо отмечается, что «от правового нигилизма надо отличать конструктивную критику права, с одной стороны, а с другой — стремиться избегать юридического фетишизма, то есть возведения в абсолют роли права и других правовых средств» (Н. Л. Гранат).